- Я думала, что она пригласит вас в дом, но, судя по всему, пир состоится снаружи, несмотря на холод, - сказала Ш'Армуна.
Когда они с корзинами в руках приблизились к костру, Аттароа повернулась к ним:
- Поскольку вы хотели, чтобы на празднике были и мужчины, то вполне естественно устроить пир здесь, на улице, чтобы вы могли смотреть на них.
- Но их трудно увидеть в темноте. Вот если бы разжечь костер и у них! - сказала Эйла.
Аттароа, помолчав, расхохоталась, никак не ответив на просьбу. Праздник, казалось, стал выдающимся событием. Подавалось много блюд, но в основном это было тощее мясо, совсем немного овощей, зерна и кореньев, ни сушеных фруктов, никакого намека на сладкое. Принесли немного слегка забродившего березового сока, однако Эйла решила не пить его: она с радостью увидела, что какая-то женщина разливает по чашкам горячий травяной чай. Она помнила, как питье Талута затуманило ей голову, а сегодня ей была необходима ясность в мыслях. В общем-то это был скудный праздник, хотя люди стойбища могли бы с этим и не согласиться. Пища скорее походила на ту, что ели обычно в конце зимы, а не в начале ее.
Вокруг некоего возвышения, предназначенного для Аттароа, расстелили меха для гостей. Остальные принесли собственные меховые шкуры. Ш'Армуна провела Эйлу и Джондалара на место, они подождали, пока Аттароа важно приблизилась к своему месту. На ней была одежда из волчьего меха и ожерелье из клыков, кости и раковин, украшенное кусочками меха и перьями. Наибольший интерес у Эйлы вызвал жезл, сделанный из выпрямленного бивня мамонта.
Аттароа приказала внести пищу, затем, взглянув на Эйлу, велела отнести часть блюд мужчинам в загон, включая и то, что принесли Эйла и Джондалар. Затем она села на свое место. Все это восприняли как сигнал садиться. Эйла заметила, что место, где восседала Аттароа, давало той возможность возвышаться над всеми, и все могли видеть ее даже поверх голов впереди сидящих, а она в свою очередь взирала на каждого сверху вниз. Эйла вспомнила, что были времена, когда люди вставали на бревна или на камни, чтобы высказать что-то и чтобы другие услышали их, но всегда это было лишь на время.
"Аттароа неплохо устроилась", - подумала Эйла, увидев униженные позы и жесты людей. Каждый, казалось, выражал свою зависимость от Аттароа, как делали это женщины Клана, когда сидели перед мужчинами и ждали разрешения высказаться. Но здесь крылось нечто другое, что было трудно определить. В Клане она никогда не ощущала чувства обиды у женщин или отсутствия уважения со стороны мужчин. Просто так была устроена жизнь. Это было наследственное поведение, не внедренное насильно, не принудительное, и такое общение там являлось нормой.
Ожидая, пока ей поднесут еду, Эйла пыталась получше рассмотреть жезл Аттароа. Он походил на жезл Талута из Львиного стойбища, но резьба была необычной, хотя и напоминала что-то знакомое. Эйла вспомнила, что Талут носил жезл на различные церемонии, и особенно на собрания.
Ораторский жезл свидетельствовал, что тот, кто держит его, может говорить и прерывать его нельзя. Желающие выступить просили передать жезл им. В принципе только тот, у кого был в руках жезл, мог говорить, но во время жарких споров это правило соблюдалось не всегда. Однако Талут опять направлял ситуацию в обычное русло, чтобы каждый мог высказаться.
- Это очень необычный Ораторский жезл. На нем прекрасная резьба, - сказала Эйла. - Можно мне посмотреть его?
Услышав перевод Ш'Армуны, Аттароа улыбнулась и приблизила жезл к Эйле, но из рук не выпустила. Эйла поняла, что Аттароа использовала эту вещь для утверждения своей власти. Пока жезл находился в ее руках, каждый, кто хотел говорить или попросить пищи, должен был ждать ее разрешения. Как и возвышение для сидения, это тоже было средством воздействия и подавления других.
Жезл был необычным, и резьба на нем была не новой. Кость приобрела желтоватый оттенок, и место, за которое его обычно держали, стало серым и блестящим. Многие руки оставили здесь грязные и жирные отпечатки. Многие поколения пользовались этим предметом.
Рисунок, вырезанный на бивне, был геометрическим изображением Великой Земной Матери, где концентрические овалы изображали груди, живот и мощные бедра. Круг был знаком этого мира и неведомых миров и символизировал Великую Мать Всех и Вся.
Голова была обозначена перевернутым треугольником. Такой треугольник являлся универсальным символом женщины, ее детородного лона, женственности и Великой Матери. Он был испещрен сдвоенными параллельными линиями, которые пересекали линии, идущие от треугольного подбородка к глазам. Наверху между сдвоенными линиями и дугами, идущими параллельно изогнутой вершине, перпендикулярно были расположены три ряда сдвоенных линий, идущих к месту, где должны были бы быть глаза.
Но геометрический рисунок не изображал лицо. Исключая то, что треугольник был расположен на месте головы, резьба вовсе не намечала линий лица. Внушающего трепет выражения глаз Великой Матери, ее взгляда не мог вынести обыкновенный человек. Абстрактная символика изображения на жезле Аттароа выражала могущество мягко и изящно.
Эйла, вспоминая уроки Мамута, думала о более глубоком значении символов. Три стороны треугольника - Ее начальное число - обозначали три главных сезона года: весну, лето и зиму, хотя можно было распознать и два менее важных периода года - осень и предзимье. Итого пять. Как учили Эйлу, пять было скрытым числом Ее могущества, но перевернутый треугольник был понятен каждому.
Она вспомнила треугольники в изображении женщины-птицы, символизирующие переход Матери в Ее птичье обличье… То, что сделал Ранек… Ранек… Вдруг Эйла поняла, где видела такое же изображение, как на жезле Аттароа. На рубашке Ранека! На прекрасной рубашке светлой мягкой кожи, в которой он был в день ее принятия в Львиное стойбище. Она была просто ошеломительной. Ее покрой - конической формы туника с расширяющимися рукавами - и цвет, так контрастирующий с цветом его кожи, но главное - то, как она была украшена.
В вышивке были использованы светлоокрашенные иглы дикобраза и жилы животных. Абстрактное изображение Великой Матери, возможно, являлось копией резьбы на жезле, который держала Аттароа. Там были такие же концентрические круги, та же самая треугольная голова. Шармунаи, должно быть, дальние родичи племени Мамутои, где была сделана рубашка Ранека. Если бы они пошли северным путем, как советовал Талут, они непременно пришли бы к этому стойбищу.
Когда они уезжали, сын Неззи Дануг сказал ей, что когда-нибудь он совершит Путешествие в Зеландонии, чтобы проведать ее и Джондалара. А что, если Дануг, повзрослев, пойдет этим путем? Что, если он или другой из племени Мамутои будут схвачены Аттароа? Эта мысль укрепила в ней намерение положить конец власти Аттароа.
Аттароа прижала жезл к себе и, протянув Эйле деревянную чашу, сказала:
- Поскольку ты - наша почетная гостья и внесла свою долю в этот праздник, чем вызвала восхищение многих, - тон Аттароа был полон сарказма, - позволь мне предложить тебе попробовать блюдо, приготовленное одной из наших женщин.
Чаша была полна вареных грибов, но что это за грибы, понять было трудно.
Ш'Армуна перевела и добавила предостерегающе:
- Будь осторожна.
Но Эйла не нуждалась ни в переводе, ни в предупреждении.
- Мне сейчас не хочется грибов.
Аттароа расхохоталась, услышав ответ Эйлы, как будто она именно этого и ожидала.
- Плохо. - Она сунула руку в чашу, взяла пригоршню грибов и отправила в рот. Прожевав, сказала: - Они восхитительны! - и отправила в рот еще несколько горстей грибов, затем потянулась к чашке с перебродившим соком.
По ходу пиршества она осушила еще несколько чаш, - вскоре начал сказываться эффект выпитого: она стала громко говорить, перейдя к оскорблениям. Одна из Волчиц, которую сменили на посту возле загона, чтобы она могла принять участие в празднике, сообщила что-то предводительнице, а та затем подошла к Аттароа и что-то ей шепнула.
- Кажется, Ардеман хочет прийти и выразить благодарность от всех мужчин за угощение. - Аттароа расхохоталась. - Уверена, что они хотят благодарить не меня, а наших почетнейших гостей. - Она повернулась к Ипадоа: - Приведи старика.
Вскоре Ардеман, ковыляя, подошел к костру. Джондалар удивился, что тот обрадовался, увидев его. Ему стало любопытно, как живут остальные.
- Итак, мужчины хотят поблагодарить меня за этот праздник? - спросила Аттароа.
- Да, Ш'Аттароа. Они просили прийти и сказать тебе…
- Скажи, старик, почему я должна тебе верить? Ардеман стоял, опустив глаза и всем своим видом показывая, что ему очень хочется исчезнуть.
- Дрянь! Он ни на что не годен! В нем нет духа борьбы. - Аттароа с отвращением сплюнула. - Остальные такие же. Они все - ничтожества. - Она повернулась к Эйле. - Почему ты так привязана к этому мужчине? - Она указала на Джондалара. - У тебя не хватает силы освободиться от него?
Эйла подождала, пока Ш'Армуна переведет, пользуясь моментом, чтобы обдумать ответ.
- Я предпочитаю быть с ним. Я слишком долго жила одна.
- И что ты будешь делать с ним, когда он станет слабым и хилым, как Ардеман? - Аттароа презрительно взглянула на старика. - Когда его инструмент будет не способен дать тебе Наслаждение, он станет таким же ничтожеством, как и все остальные.
Эйла опять дождалась конца перевода, хотя и поняла все.
- Никто не остается молодым вечно. Все зависит от мужчины, а не от его инструмента.
- Но от этого тебе надо избавиться: он долго не протянет. Он лишь с виду сильный. У него не хватило силы взять Аттароа, а возможно, он испугался. - Она расхохоталась и выпила еще чашку, затем повернулась к Джондалару: - Так оно и было! Заметь это! Ты боишься меня. Вот почему ты не мог взять меня.
Джондалар понял ее и пришел в ярость.
- Есть разница между страхом и отсутствием желания, Аттароа. Силой тебе не вызвать желания. Я не стал делить Дар Матери с тобой, потому что не хотел тебя.
Ш'Армуна взглянула на Аттароа и, съежившись от страха, начала переводить, заставляя себя не смягчать выражений.
- Это ложь! - взвизгнула Аттароа от негодования. Она встала и нависла над ним. - Ты боялся меня, Зеландонии! Я видела это. Я дралась с мужчинами, а ты побоялся вступить в поединок со мной.
Джондалар тоже встал, а вместе с ним и Эйла. Несколько Волчиц окружили их.
- Эти люди - наши гости. - Ш'Армуна тоже поднялась на ноги. - Они были приглашены на наш праздник. Разве ты забыла, как надо принимать гостей?
- Да, конечно. Наши гости, - насмешливо сказала Аттароа. - Мы должны быть вежливыми и гостеприимными, иначе женщина подумает о нас плохо. Я покажу вам, как сильно меня тревожит, что она подумает о нас. Вы оба уехали отсюда без моего разрешения. Знаете ли вы, что мы делаем с теми, кто убегает от нас? Мы убиваем их! И я убью вас! - кричала она, угрожая Эйле остро отточенной берцовой костью лошади, что являлось страшным оружием.
Джондалар попытался вмешаться, но Волчицы, окружив его, приставили копья к его груди, животу и спине, давя на тело с такой силой, что потекла кровь. Он и не заметил, как его руки оказались связанными за спиной. Аттароа ударом свалила Эйлу на землю, села на нее и поднесла кинжал к горлу. От ее опьянения не осталось и следа.
Аттароа все продумала заранее, догадался Джондалар. Пока они разговаривали, обдумывая, как лишить Аттароа власти, она решила просто убить их. Неужели он настолько глуп, что не мог догадаться об этом? Он поклялся, что будет охранять Эйлу. Вместо этого он беспомощно смотрел, как его любимая женщина пыталась сбросить с себя Аттароа. Вот почему все боялись ее. Она убивала без долгих раздумий.
Эйла была захвачена врасплох. У нее не было времени вытащить кинжал, пращу или еще что-то, и она никогда не дралась с людьми. Аттароа, прижав Эйлу к земле, собиралась пронзить ее острым кинжалом. Эйла, схватив запястье женщины, пыталась отвести ее руку. Она была сильной, но Аттароа, будучи вдвое сильнее и хитрее, с силой давила вниз, стремясь кинжалом достичь горла Эйлы.
В последний момент Эйле удалось увернуться, и кинжал, взрезав кожу на шее Эйлы, наполовину вошел в почву. Но Эйла все еще была прижата к земле женщиной, чья злость придавала ей сил. Аттароа вырвала кинжал из земли, ударила Эйлу и снова уселась на ней. Отклонившись назад, она уже была готова опустить кинжал.
Глава 33
Джондалар закрыл глаза, боясь увидеть страшный конец Эйлы. Его собственная жизнь ничего не будет значить, если она умрет… Так почему же он стоит и боится копий, если жизнь для него не представляет ценности? Его руки связаны, но ноги свободны. Он может быстро подбежать и скинуть Аттароа.
Послышался какой-то шум возле ворот загона, в то мгновение Джондалар решил, невзирая на копья, попытаться помочь Эйле. Суета возле загона отвлекла его охранниц, и он, неожиданно вырвавшись, побежал к борющимся женщинам.
Внезапно темное пятно пронеслось перед толпой, коснулось его ноги и прыгнуло на Аттароа. Неожиданная атака опрокинула Аттароа навзничь, и острые клыки вонзились в горло женщины. Та, лежа на спине, сопротивлялась. Она умудрилась нанести удар кинжалом в тяжелое тело и тут же выронила его, так как в ответ на этот удар раздался ужасный рык и тиски сжались сильнее, лишив ее воздуха.
Аттароа, почувствовав, что падает во тьму, пыталась закричать, но в этот момент клык достиг артерии, и из глотки женщины вырвался ужасный хриплый клекот. Она ослабела и уже не сопротивлялась. Все еще рыча, Волк тряс тело…
- Волк! - крикнула Эйла, приходя в себя от шока. - Волк!
Волк разжал клыки, и кровь из артерии струей окатила его. Поджав хвост, извиняюще скуля и прося прощения, Волк пополз к ней. Женщина велела ему сидеть в укрытии, а он нарушил ее приказ. Когда он увидел нападение и понял, что Эйла в опасности, он бросился ее спасать, но сейчас сомневался, правильно ли он повел себя. Более всего он не любил, когда его ругала эта женщина.
Эйла развела руки и бросилась к нему. Быстро поняв, что он действовал правильно и что его простили, он радостно поспешил навстречу. Она обняла его, уткнулась в его мех, чтобы скрыть слезы облегчения.
- Волк, ты спас мою жизнь, - рыдала она. Он облизывал ее, пачкая лицо еще теплой кровью Аттароа.
Люди попятились, широко открыв рот от изумления; они смотрели, как белокурая женщина обнимает крупного волка, который только что яростно напал и убил другую женщину. Она называла животное мамутойским словом "волк", что на их родном языке обозначало собственное имя для охотника, который ест мясо, и они видели, что она разговаривает с ним, как если бы он понимал ее. Так же она разговаривала с лошадьми.
Ничего удивительного, что эта чужестранка не боялась Аттароа. Ее волшебная сила была столь могущественной, что она командовала не только лошадьми, но и волками! Мужчина тоже не боялся ничего, так как опустился на колени возле женщины и волка. Он даже не обратил внимания на копья Волчиц, - те отступили назад, с трудом переводя дыхание. Вдруг они увидели позади Джондалара мужчину, у него был нож! Откуда взялся нож?
- Разреши, я разрежу веревки, Джондалар, - сказал Ибулан.
Джондалар, почувствовав, что его руки свободны, оглянулся. Он увидел в толпе мужчин, остальные спешили к костру со стороны загона.
- Кто выпустил вас?
- Ты.
- Но я же был связан.
- Ты дал нам ножи… и смелость. Ардеман прокрался за спину охранницы у ворот и ударил ее своей палкой. Затем мы перерезали петли на воротах. Все смотрели, как они сражались… А затем появился волк. - Голос Ибулана осекся, и он затряс головой, глядя на волка и женщину. Он был слишком ошеломлен, чтобы продолжать говорить.
- Ты в порядке, Эйла? Она поранила тебя? - Джондалар обнял женщину и Волка. Волк лизнул его.
- Небольшая царапина на шее. Пустяки. Волку тоже досталось, но, кажется, рана его не беспокоит.
- Я никогда не разрешил бы тебе вернуться сюда, если бы знал, что она попытается убить тебя, да еще прямо на празднике. Мне следовало предвидеть это. Как глупо, что я не понимал, насколько она была опасна. - Он прижал ее к себе.
- Нет, ты не глуп. Я и сама не подозревала, что она нападет на меня, и не знала, как защищаться. Если бы не Волк…
Они с благодарностью посмотрели на зверя.
- Я должен тебе признаться, что за время пути были моменты, когда я хотел избавиться от Волка. Я думал, что это только лишняя обуза, а дорога и так тяжела. Когда ты ушла искать его после переправы через Сестру, я был просто вне себя от бешенства. Мысль о том, что ты подвергаешься опасности ради животного, приводила меня в неистовство.
Джондалар обхватил голову Волка и посмотрел ему прямо в глаза.
- Волк, обещаю, что никогда не брошу тебя. Я готов отдать жизнь за тебя, удивительный ты, славный зверь!
Волк облизал Джондалару шею и лицо и затем ласково укусил его.
Волк испытывал к Джондалару такие же чувства, как и к Эйле, он удовлетворенно ворчал от внимания и расположения к нему этих двух людей.
Люди со священным трепетом смотрели, как мужчина подставил горло волку. Только что они видели, как этот волк вонзил клыки в горло Аттароа и убил ее. Поступок Джондалара свидетельствовал о его невообразимо огромной власти над духом животного.
Джондалар и Эйла встали. Толпа с трепетом смотрела на них, не зная, что произойдет дальше. Кое-кто поглядывал на Ш'Армуну. Та подошла к гостям:
- Наконец мы свободны.
Эйла улыбнулась, заметив беспокойство женщины по поводу Волка.
- Волк не тронет тебя. Он напал, чтобы защитить меня. Ш'Армуна заметила, что Эйла не переводит слово "волк" на язык Зеландонии, слово использовалось как имя собственное.
- Не случайно, что ее смерть связана с волком. Я знала, что вы явились сюда с особой целью. Мы больше не пленники ее безумия. Но что нам нужно делать? - Вопрос был риторическим, обращенным скорее к себе, чем к окружающим.
Эйла посмотрела вниз на тело женщины, которая всего лишь за несколько мгновений перед этим была полна жестокости и злобы, и вдруг осознала, какой хрупкой является жизнь. Если бы не Волк, она сама бы могла лежать вот так на земле. Ее передернуло от этой мысли.
- Надо отнести эту женщину и приготовить все для похорон, - сказала она на языке Мамутои, так чтобы поняли побольше людей.
- Разве она заслуживает похорон? Почему не бросить ее тело на съедение пожирателям падали? - крикнул какой-то мужчина.
- Кто сказал это? - спросила Эйла.
Не очень решительно человек выступил вперед.
- Меня зовут Оламан. Эйла кивнула:
- У тебя есть право так думать, Оламан, но Аттароа стала такой, потому что так поступали и с ней. Зло в ее душе готово продолжать жить, и ты останешься с ним один на один. Оставь это. Не позволяй своему праведному гневу завести тебя в ловушку, которую устроил ее беспокойный дух. Пора разорвать порочный круг. Аттароа была человеком. Похороните ее доброжелательно и с достоинством, которое она не смогла обрести в жизни, и пусть ее душа отдохнет.
Джондалар подивился ее ответу, похожему на тот, что дал бы умудренный Зеландонии.
Оламан неохотно кивнул в знак согласия: