Глава двенадцатая
1
Мокроусов принес в свою просторную командирскую землянку ворох сосновых веток. Крымская сосна особенная. Зеленые иголки на ее ветках значительно длиннее чем у обычной, и с наступлением теплых весенних дней сосна оживает одной из первых в лесу и начинает распространять живой запах хвои, острый и терпкий. И в землянке, за зиму пропахшей табаком, винным духом, мужским потом, дымом печки, от запаха хвои стало свежо и уютно.
Запах хвои невольно напомнил Александру Васильевичу, что спустя двадцать лет он снова встречает весну в Крымских горах, в лесах Яйлы. Колесо судьбы сделало полный оборот, и снова в его жизни все повторилось. В годы Гражданской войны он командовал народной партизанской армией Крыма, и сейчас он в том же звании – командующий партизанским движением Крыма. А между ними – бурно прожитые годы. Тогда, в начале двадцатых, он, черноморский моряк Санька Мокроусов, участник захвата власти большевиками в октябре 1917 года, отважный красный командир, молодой и отчаянный, боролся в Крыму с остатками белой армии Врангеля за утверждение молодой власти Советов. А сейчас у него за плечами большая часть прожитой жизни, работа на разных постах, участие в войне против фашистов в Испании, и снова он борется с фашистами уже в своей стране, в своем Крыму.
Внешне, на первый взгляд, в его жизни вроде бы все повторилось. Но только на первый взгляд. Изменилось многое – и обстановка, и состояние, и внутреннее содержание, – идет борьба с немецкими оккупантами, которые вторглись в мирную Страну Советов. И в этой борьбе, казалось ему, партизаны Крыма, как партизаны Белоруссии и Украины, должны везде и всюду иметь активную поддержку советского народа. Мокроусов хорошо помнит, как в годы Гражданской войны именно простые люди, и особенно крымские татары, для которых война Красной армии с белой армией была чуждой и непонятной, высказывали партизанам не только сочувствие, но самую деятельную поддержку. Они были друзьями партизан. Татары вливались в отряды, храбро воевали, а местные жители гор снабжали их продовольствием, служили проводниками, разведчиками, одним словом, были глазами и ушами партизанской народной армии.
А сейчас, через двадцать лет, все изменилось. В партизанских отрядах татар единицы. Из полутора тысяч местных и такого же количества влившихся бойцов отступавшей армии всего шесть крымских татар. А большинство татар поддерживают не партизан, а немцев, оккупантов и захватчиков. Служат у них проводниками и разведчиками. Создают под руководством немецких офицеров вооруженные отряды. Выдают немцам партизанские семьи. При поддержке немцев они разгромили и разграбили почти все тайные партизанские базы с продовольствием… А что пишут в своей газете "Азат Крым" ("Свободный Крым"), которую доставили разведчики в партизанский штаб:
"Великому Гитлеру, освободителю всех народов и религий!
Две тысячи татар деревни Коккозы и окрестностей собрались для молебна в честь германских воинов. Весь татарский народ ежеминутно молится и просит Аллаха о даровании немцам победы над всем миром. О великий вождь, мы говорим Вам от всей души, от всего нашего существа, верьте нам! Мы, татары, даем слово бороться со стадом евреев и большевиков вместе с германскими воинами в одном ряду!.."
Почему произошла такая перемена? Почему значительная часть, чуть ли не большинство, крымских татар стали служить врагам?
Это был объективный факт, который никак не поддавался осмыслению. Александр Васильевич провел не одну бессонную ночь, рассматривая и обдумывая этот поворот, но найти причину так и не смог. В своем секретном докладе о партизанском движении Крыма, отправленном в Краснодар, в штаб Крымского фронта, Мокроусов, после долгого раздумья, несколько смягчив факты, вынужден был написать:
"В подавляющей своей массе татарское население, особенно в предгорных и горных селениях, настроено профашистски, из числа жителей гестапо создало отряды добровольцев, используемые в настоящее время для борьбы с партизанами, а в дальнейшем, не исключена возможность, и против Красной армии…
Деятельность партизанских отрядов осложняется необходимостью вооруженной борьбы на два фронта: против фашистских оккупантов, с одной стороны, и против вооруженных банд татарских селений".
В ответ из Центра пришел выговор за "грубые промахи в политико-пропагандистской деятельности и разъяснении народным массам на временно оккупированной территории политики партии и правительства в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками", за "потерю прямой связи с народом", особенно за "неумение вести работу с местным татарским населением". А как вести с местным населением разъяснительную работу, если в ответ в тебя стреляют?
Мокроусову оставалось лишь чесать затылок и самому пытаться разгадать запутанный и непростой вопрос. Почему же подавляющая часть татарского народа выступила против советской власти, против народной власти?
А была ли в Крыму власть народной?
2
Этот вопрос задал Мокроусову его верный друг и ближайший соратник по партизанскому движению в годы Гражданской войны Мустафа Абдувалиев, крымский татарин, отчаянный рубака и лихой кавалерист, его заместитель, правая рука в народной армии, человек, которому он верил, как самому себе. После войны оба они, занимая разные ответственные посты, укрепляли власть Советов в Крыму. Но в тридцатые годы, когда Мокроусов находился не в Крыму, а потом воевал в Испании, не встречались.
Боевые соратники не виделись почти десять лет.
И вот встретились.
Партизанская засада на горном лесистом участке дороги Карасубазар – Старый Крым подорвала легковой автомобиль и расстреляла охрану, немецких мотоциклистов. Три офицера и шофер погибли или были убиты при перестрелке, а один пассажир в гражданской одежде уцелел. Им оказался Мустафа Абдувалиев. Личность хорошо известная в Крыму. Его привели в партизанский лагерь.
Несколько минут Александр Мокроусов и Мустафа Абдувалиев молча смотрели друг на друга. Оба изменились, постарели, в волосах появились седые прядки.
– Как же ты мог предать советскую власть, за которую мы оба с тобой проливали кровь? – откровенно возмутился Мокроусов.
– А была ли та власть в Крыму народной? – спросил Мустафа, отвечая вопросом на вопрос.
В штабной землянке они остались вдвоем. Мокроусову захотелось поговорить с бывшим другом и товарищем по борьбе один на один, по душам, откровенно и без посторонних ушей. На столе появилась закуска – вяленая баранина, колбаса, лепешки и бутыль с настойкой.
– Тогда какую же власть мы с тобой, Мустафа, утверждали, когда сидели в президиуме съезда народных депутатов в Симферополе в октябре 1921 года? Если забыл, напомню. Мы с тобой, вместе с депутатами, проголосовали за образование КАССР, а точнее, за Крымскую Автономную Советскую Социалистическую Республику! И татарский язык, наравне с русским, был утвержден как государственный, хотя татары, как сам знаешь, по численности населения занимали лишь пятое место.
– Первый курултай татарского народа состоялся в ноябре 1917 года, избрал меджлис, Крымское краевое правительство во глава с Челебиевым. Меджлис, выходит, еще раньше объявил русский и татарский государственными языками Крыма.
– Тот меджлис, который мы с тобой разгоняли, а министров пошлепали? – с усмешкой спросил Мокроусов.
– Не всех! Одному удалось скрыться.
– Выходит, это тот самый Джафар Сейдамет, которому тогда удалось избежать твоей пули, ныне прибыл из Турции и снова появился в Симферополе, в созданном немцами Татарском комитете? – спросил Мокроусов.
– Он самый.
– И ты с ним, бывшим своим врагом, якшаешься?
– Если тебе все известно, зачем спрашиваешь? – ответил Мустафа.
– Интересно услышать от тебя.
– Давай лучше выпьем еще по одной, – предложил Мустафа. – Давненько мы с тобой не встречались, много воды утекло, многое за эти годы изменилось.
Мокроусов наполнил стаканы. Выпили.
– Изменилось, это точно! – Мокроусов сунул в рот кусочек вяленой баранины. – Но главное, что ты не только изменился, а стал изменником!
– Ошибаешься, Александр Васильевич! Мустафа Абдувалиев никогда, повторяю, никогда не был и не будет изменником своего народа, ты меня знаешь!
– Знаю! Тебя и твой народ хорошо знаю, – утвердительно произнес Мокроусов и, отставив пустой стакан, уперся ладонью в стол, выдохнул: – Почему?! Хочу знать правду!
– А ты сам не догадываешься?
– Просто в голове не укладывается! – признался Мокроусов.
– У меня многое в голове начало не укладываться еще в те годы, после Гражданской войны, когда утверждали с тобой советскую власть, которую считали своей, народной. Вспомни наши главные лозунги и призывы, которым народ поверил и пошел за нами? "Вся власть Советам, землю – крестьянам, заводы – рабочим!"
– "И мир народам!" – добавил Мокроусов.
– Насчет мира между народами обсуждать не будем, и впереди перспектива туманная.
– Они, эти лозунги, и сейчас верны!
– На словах! А на деле? Не надо народ дурить, он все видит, все понимает и не терпит обмана! – Мустафа тоже оперся ладонью в стол и смотрел Мокроусову в лицо. – Советская власть народной никогда не была! Советы народных депутатов самостоятельными никогда не были, они всегда только исполняли волю партии, а точнее, волю партийных вождей!
– Партию не трожь!
– Хорошо, не буду! А второй лозунг – "землю – крестьянам"? Он был нашей козырной картой! В Крыму, как помнишь, при царизме почти все земли принадлежали русским князьям, баронам, помещикам…
– И татарским тоже!
– Не спорю! Эти земли, как обещали, после окончания Гражданской войны роздали крестьянам и заверили, что на вечные времена. Так? Но эти "вечные времена" очень быстро кончились, – Абдувалиев сделал паузу, молча наполнил стаканы. – Вспомни, как началась коллективизация! Насильно стали отбирать землю и сгонять крестьян в колхозы.
– Так коллективные хозяйства лучше единоличных!
– В Крыму эта самая коллективизация превратилась в насильственное выселение татар из Крыма!
– Не перегибай, Мустафа! Выселяли кулацкие семьи, как и по всей стране.
– В Крыму с лучших земель татар выселяли поголовно! Не перебивай меня, если хочешь знать правду, почему татары стали поддерживать немцев! – Мустафа Абдувалиев сделал паузу, отглотнул из стакана, вытер губы ладонью. – Ты, Александр, в те годы все еще командовал, служил в армии и многого не знал. А я находился в самой гуще событий, в правительстве, заместителем председателя КрымЦИКа. Так вот, еще в ноябре 1924 года на строго секретном совещании выступили прибывшие из Москвы член советского правительства Юрий Ларин, он же настырный Михаил Лурье из Симферополя, ты знал его, и Абрам Брагин, руководитель еврейской секции ЦК РКП(б). Они нас проинформировали, что планируется создание на севере Крыма Еврейской Автономной ССР, а Лурье сообщил, что Президиум ЦИК СССР образовал "Общественный комитет по земельному устройству еврейских трудящихся", коротко ОЗЕТ, который он, Лурье, возглавляет, что с этой целью ОЗЕТ намечает переселить в Крым из местечек Украины, Белоруссии и России пятьсот – шестьсот тысяч человек. Финансовую поддержку осуществляет американская организация "Джойнт", она в Джанкое обосновала филиал банка "Агро-Джойнт".
– Не знал этого, – признался Мокроусов.
– Все делалось в строгой секретности. Главным противником массового переселения еврейских семей в Крым стал председатель КрымЦИКа Вели Ибраимов. Он выступил со статьей в крымско-татарской газете "Ени-Дунья" с критикой. Его поддержала татарская интеллигенция. Ибраимова вызвали в Москву, обвинили в возбуждении "недовольства политикой советской власти в полутемных татарских массах", добавили обвинения в уголовных преступлениях в годы Гражданской войны и расстреляли. Более двухсот видных татарских деятелей, писателей, ученых, были арестованы и высланы в северные края за Урал. Меня резко понизили в должности. Новый председатель КрымЦИКа Мамет Исмаил Кубаев на партконференции едва только скромно заявил, что такая политика "разоряет трудовые массы Крыма, прежде всего татар", как его тут же осудили за "контрреволюционное выступление" и сняли с поста.
– Не знал этого, – задумчиво повторил Мокроусов.
– Слушай дальше! В 1931 году Организационный комитет ВКП(Б) и Крымское правительство в принятом документе констатировали, что "еврейское переселение в Крым себя политически и хозяйственно оправдало". Был создан еврейский национальный район с центром в Фрайдорфе, появилось более 150 поселков, заселенных, как значилось в документе, "лицами еврейской национальности", создано 86 колхозов, 32 еврейских национальных сельсовета, начала издаваться газета "Ленин Вег" на идише.
– Об этих колхозах много писали в газетах, рассказывали по радио, – вспомнил Мокроусов.
– Писали в газетах о красивой жизни на новых местах, а на самом деле еврейским переселенцам тоже досталось. Натерпелись лиха и они! Я сам все видел. Новые, непривычные условия жизни, крестьянский труд на земле, к которому большинство не имело навыков, непривычный климат… Радости и у них было мало.
– Давай ближе к главному вопросу, – остановил его Мокроусов.
– А тут все связано, – ответил Мустафа. – Переселение еврейских семей совпало с так называемым "раскулачиванием", а под этой маркой и насильственным выселением из Крыма главным образом татар. Они в основной массе жили в селах. По всему полуострову были развернуты специальные переселенческие лагеря, только в Симферопольском районе их было четыре, сам видел. И читал секретный доклад Салыня, ответственного сотрудника ОГПУ, в котором значилось, что число раскулаченных и выселенных уже достигло тридцати тысяч семей, определены к раскулачиванию и выселению за Урал еще шестнадцать тысяч татарских и несколько сот немецких и русских кулацких семей. Народ, конечно, начал роптать и возмущаться. Особенно те, кто воевал, – красноармейцы, партизаны. Ты об Ускутском восстании в Крыму слышал?
– Слышал! – ответил Мокроусов. – Из соседнего полка, рассказывали, направляли батальон на подавление того антисоветского контрреволюционного вооруженного выступления.
– Вот-вот! Свои стреляли в своих только за то, что они, мирные трудолюбивые татары, отказались покидать места, где жили их деды и прадеды, покидать землю, которую советская власть дала им и клятвенно заверяла, что дает на вечные времена! А народ обмана и вранья не терпит и обиды не прощает! Вот где, как говорят русские, зарыта собака и спрятан ответ на твой вопрос! – Мустафа Абдувалиев налил сам себе в стакан, выпил, криво усмехнулся уголками губ. – Меня за пару слов, за поддержку того выступления татар, если тебе интересно, исключили из партии, осудили и выслали в Сибирь. Сделали контрреволюционером, врагом народа! Врагом своего народа! В те годы, когда ты воевал в Испании, я был зеком и в лютый мороз под охраной вкалывал на лесоповале.
– Понятно, – неопределенно произнес Мокроусов и задумчиво повторил: – Понятно!
– Наш народ маленький, с открытой душой и добрым сердцем, но зло помнит и никогда не забывает!
– Русский народ тоже с открытой душой и добрым сердцем, тоже все обиды помнит, но зла ни на кого не держит, – ответил Мокроусов. – Три сотни лет, чуть ли не каждый год, татарская конница совершала набеги, доходила до Киева и Москвы, грабила и каждый раз угоняла в плен десятки тысяч русских и украинцев, мужчин, женщин и детей, а потом в Феодосии на невольничьем рынке продавала в рабство. В Феодосии был последний в Европе рынок рабов! Каждая пять земли в Крыму полита русской кровью и слезами жен, матерей. Когда я был в Испании, то там узнал, что слово "славянин", "слав" обозначает "раб". Миллионы русских и украинцев прошли через невольничий рынок в Феодосии и проданы были в рабство. Карл Маркс называл Крымское ханство страной разбойников. Может, этого не было? Было! Но ты когда-нибудь слышал хоть одно упоминание об этом, хоть один упрек в вашу, в татарскую сторону от русских людей? Молчишь? Никогда не было! Мы, советская власть, утверждала только одно – дружбу между народами!
Мустафа Абдувалиев опустил голову, сверкнув белками глаз.
– Молчишь? То-то и оно, против правды не попрешь! – веско произнес Мокроусов и спросил: – А как же ты очутился в Крыму?
– Это уже другой вопрос и длинная история, – ответил Мустафа и посмотрел в лицо Мокроусову. – Теперь можешь меня расстреливать!
– Это татарские прихвостни, которые пошли на службу гитлеровцам, зверствуют и расстреливают без суда и следствия! Вырезали партизанский госпиталь, сожгли парашютистов, которых сначала приютили, расстреляли жителей греческой деревни Лаки и рабочего поселка Чаир, сожгли деревни Айлянма и Чермалык, – резко ответил Мокроусов. – А тобой будут заниматься особый отдел и военная прокуратура.