Неужели обязательно каждый раз, когда я прихожу в этот дом, должно быть темно и мокро?.. Я вошел на мощеный двор - и внезапно увидел тоненькую ниточку света из окна. Кто-то там есть. Так что, идти прямо в конюшню? Или постучать в дверь? Но кто может быть здесь? Темпани уехал, Абигейл тоже…
Я постоял у двери - и легонько постучал; почти сразу мне ответили изнутри. Дверь открылась, в ней возникла тенью высокая фигура. Это была Лила - домоправительница Темпани и время от времени горничная Абигейл.
- А? Это ты там, что ли? - вопросила она обвинительным тоном. - Если ты явился за лошадьми, так они там, в конюшне.
Лила была девица крупная, сильная как бык и такая же грозная. Но все же она меня ждала. Провела в кухню и жестом пригласила к столу. Там стоял кувшин, и она налила мне в кружку эля. Потом подала пищу, двигаясь быстро и плавно. Я набросился на еду - голодный я был, как сын нищего, а пища была хороша. Да нет, не просто хороша - превосходна!
Она вышла в другую комнату и вернулась, неся с собой черный плащ, просторный и теплый, шляпу и шпагу, а еще пару пистолетов и мешок серебра.
- Это тебе потребуется. Питер Таллис дал мне знать.
Ошеломленный, я сумел только поблагодарить ее.
- Да ну тебя! - резко бросила она. А потом повернулась ко мне: - Как там моя молодая леди? Ты ее вообще хоть видел-то?
- Она в море, направляется в Америку, - сказал я, - куда и я надеюсь последовать за ней.
- Ты возьмешь меня с собой? - спросила она вдруг.
Я чуть не подавился, потом кое-как сглотнул.
- Что?.. Что ты сказала?
- Я говорю, ты должен взять меня в Америку. Не могу я оставаться тут, когда она где-то там, на другом конце света, терпит нужду неизвестно в чем, да еще одна среди всяких тварей мужской породы и рядом ни одной женщины. Она-то мне не дозволила бы ехать, а ты дозволишь. Возьми меня, Барнабас Сэкетт!
- Взять тебя? - я тупо повторил ее слова, в ужасе от мысли ехать в такую даль, через всю страну, с этой здоровенной женщиной - не толстой, не подумайте, но широкой в плечах и, скажем так, по мидель-шпангоуту, - здоровенной и сильной. - А как же дом? Разве капитан Темпани не оставил тебя смотреть за ним?
- Что да, то да, но жизнь это одинокая, так я послала за своим братцем, и он приехал. Вот он тут и останется, пока меня не будет.
- Братец?…
Как-то я не мог принять мысль, что на свете может быть еще кто-то такой. Она одна - еще туда-сюда, но двое?
- Ага… - Вот тут он вошел из коридора: парень раза в два больше меня, руки - что окорока. - Не сомневайся, Сэкетт, я устерегу этот дом не хуже чем если б он мой собственный был, а ты уж забери эту вот девочку. Она будет счастливее там, в Америке, со своей хозяйкой, она ж, как они уехали, ничего не делает, только тревожится да поедом себя ест.
- Вы не понимаете, - терпеливо сказал я. - Мы едем туда, где живут дикари. Это совсем дикая страна. Я сам не знаю, как туда доберусь, не говоря уж о том, чтоб везти с собой женщину.
- Куда мужчина может добраться, туда и я доберусь, - сказала Лила преспокойно. - А уж если там случатся какие трудности, так я с ними управлюсь. Мой род - все рыбаки, и я все на свете знаю про лодки и паруса. И работать смогу не хуже любого мужчины… любых двух мужчин.
- А что до дикарей, - добавил братец, - так если они станут докучать моей сестренке, пусть Бог их пожалеет - потому что она-то ни в жизнь жалеть не станет.
Никакие возражения, высказанные мною, не смогли поколебать ее решимость ни на йоту. Она отправится со мной - да она уже упаковалась и оседлала для нас лошадей.
Все еще пытаясь спорить, я встал, опоясался шпагой и взял то, что она мне сунула в руки. Набросил плащ.
- Не один месяц может пройти, пока я увижу Абигейл. Нам надо будет как-то перебраться через море, - говорил я, - и плыть вдоль опасных, неизвестных берегов. И нам потребуется воистину небывалое везение, чтобы вообще найти ее.
- Найдем, можешь не беспокоиться, - отрезала Лила.
- Нас ждут штормы и опасности. Нас ждут кровавые битвы. И ко всему еще закон идет за мной по следу, Лила.
- Я тебе в тягость не буду, - спокойно отвечала она. - А уж готовка моя будет куда лучше, чем пропитание того сорта, к какому ты привык.
- Тогда поехали, Лила, только учти, если не сможешь скакать верхом всю ночь, так лучше сразу оставайся дома.
- Я буду скакать верхом дни и ночи, - твердо сказала она.
И не соврала.
Глава восьмая
Все дальше на северо-запад удирали мы сквозь ветер и дождь, гоня коней по уединенным тропам, врываясь на темные улицы деревень; наши черные плащи вздувались за спиной, словно крылья гигантских летучих мышей, подковы лошадей высекали искры из булыжника.
Из ночной глуши - на улицы деревни, а потом снова в пустую ночь… На рассвете мы дали коням передохнуть в рощице рядом с дорогой, а сами сели под деревом и поели из тех запасов, что приготовила Лила, и пища оказалась добрая, вкусная и обильная. А лошади тем временем паслись.
- Так что, будут они за тобой охотиться? - спросила она, глядя на меня из-под густых бровей. - Питер Таллис говорил…
- Они думают, что монеты, которые я продал, были частью казны короля Джона, погибшей в Уоше. И сколько я ни возражал, все оказалось без толку.
- Мы едем в Бристоль?
- Раньше я подумывал об этом. Но теперь - нет. Теперь я собираюсь в Ирландию, в какой-нибудь рыбацкий городок.
Она молчала несколько минут, потом спросила:
- Ты Англси знаешь?
- Знаю.
- Я оттуда.
Я был поражен - мне и в голову не приходило, что ее родной дом не в Лондоне, а где-то в другом месте, я так ей и сказал.
- Мой отец был другом капитана Темпани и работал у него. А перед смертью и мне нашел у него место. Хочешь поехать на Англси?
- Хочу - а оттуда в Ирландию, а из Ирландии в Америку.
- Это старый-старый путь, - сказала Лила, - долгий, но в стародавние времена не раз изъезженный.
Туман ложился на траву, вплетался щупальцами паутины между темных деревьев. Рассвет мазнул по туману розовым, но пока еще едва заметно, ибо час был совсем ранний.
- Я чуть поторопился, когда сказал, что знаю Англси, - объяснял я. - Я там не был, но отец мой бывал и много мне о нем рассказывал… остров бардов и колдунов, где давным-давно жили друиды.
Она бросила на меня прямой и ровный взгляд из-под темных бровей.
- И сейчас еще живут, надо только знать, как найти их.
- Друиды?
- Ну да… и барды тоже.
Странная она была женщина, эта Лила. Глядя на ее задумчивое лицо, я невольно вспоминал истории о Боадицее, этой рослой и яростной кельтской владычице с пламенеющими рыжими волосами, которая с копьем в руке вела племена икенов против римлян, тех самых икенов, которые, как я слышал, были среди моих предков. Но кто может сказать наверняка? Это было очень давно.
Мы отдыхали там, пока рассвет не окрасил облака своей искусной кистью. Утреннее тепло приятно согревало застывшие мышцы, и наконец я поднялся на ноги.
- Пора, Лила. Нам ехать далеко.
Она легко взобралась в седло, и мы поехали дальше, все так же держась троп и объездов, избегая людных дорог.
Время от времени мы пускали лошадей шагом, дабы не привлекать внимания нашей спешкой и не создавать впечатления, что мы удираем от погони. Мы ехали шагом, переходили на рысь в местах, где дорога была полегче, - то на открытых вересковых пустошах-мурах, то в тени старых буков.
К сумеркам второго дня мы добрались до Криклайда, следуя вдоль старой римской дороги, которая временами сужалась до едва заметной тропки, хотя большей частью оставалась заметным трактом - но все время шла по прямой, сколько глаз видит. За городком мы пустили лошадей шагом до Аштон-Кейнза, где Темза делает излучину - здесь она просто маленький ручей, говорить не о чем.
Там оказалась гостиница, и выглядела она чистой и аккуратной.
- Попробуем провести эту ночь под крышей. Я сниму для тебя комнату, если найдется, а сам устроюсь внизу, возле лестницы в общем зале, - сказал я.
Комната нашлась. Чтобы предупредить любопытные расспросы, я объявил:
- Девушка устала, хоть она и крепкая, а я не хочу, чтобы она вымоталась перед встречей с человеком, за которого выходит замуж.
Лила глянула на меня, но ничего не сказала.
- Я - ее двоюродный брат, - объяснял я дальше, - а она сговорена за парня из Шропшира. Тоже не слабак.
- Ну да, - трактирщик глянул на Лилу и одобрительно покивал головой. - Уж лучше ему не оказаться слабаком.
Завязался какой-то пустой разговор, а жена хозяина тем временем отвела Лилу в комнатку под крышей, маленькую, но чистенькую; к тому времени, как гости разошлись и пришла пора спать, я завернулся в плащ и устроился у камина. Заведение это было небольшое, и кроме меня тут остался только один человек - невысокий, коренастый, с приятной улыбкой и бдительными глазами. Он немного смущал меня, потому что не задавал вопросов и вообще не участвовал в разговоре, однако, покуривая у огня, внимательно слушал, что говорят другие.
Когда я укладывался, кутаясь в плащ, он заметил:
- Хорошие у вас там лошадки.
- Да, - отозвался я, не желая пускаться в разговоры.
- Они дальний путь прошли, - продолжал он.
- Да, - повторил я.
- И, несомненно, им придется еще пройти немало. Такое у меня мнение, что вам бы не помешали свежие лошади, и тоже крепкие.
Вот теперь я насторожился - он явно куда-то клонил, и хорошо, если только хотел продать лошадей. Этот человек был неглуп, а такие меня всегда тревожат.
- Мои лошади - сильные, - сказал я. - Хороши для дальних поездок.
- Не сомневаюсь, - согласился он, - но что, если их вдруг придется гнать? Сколько они выдержат?
- Сколько надо будет, столько и выдержат, - отрезал я. - На других у меня серебра не припасено. Ничего, пройдут весь путь, а как дорога кончится - на зеленые пастбища, отдохнут малость.
- Ну да, ну да, но только вам все равно понадобятся другие - или я сильно ошибаюсь.
Он наклонился и выбил трубку о край очага. А потом проговорил тихонько:
- Чертовски много хлопот ты причинил своим друзьям, парень.
- Ты о чем это?
- Имя Фегани тебе что-нибудь говорит? Или имя Питер?
- А как же, Питер есть в Библии - апостол Петр, - отозвался я.
- Это другой Питер, - сухо возразил он. - Ты, парень, в большой беде, потому что люди будут про тебя расспрашивать и в Оксфорде, и в Уинчестере, и в Бристоле тоже.
- Вы как будто говорили о лошадях?
- Да.
- Отведите их на дорогу к Сайренчестеру - старую римскую дорогу. Постойте там с ними - мы будем проезжать.
Он полез за пазуху и передал мне листок бумаги.
- Прочитай, а после кинь в огонь тут же.
Я прочитал. Потом посмотрел прямо ему в глаза.
- Как вы нашли меня?
- Еле нашли. Можно сказать, почти что и не нашли, - сказал он угрюмо. - Мы-то ведь искали одинокого верхового, выставили дозорных во всех деревнях по всем дорогам на северо-запад. Ох уж этот Питер! - сказал он, качая головой. - Ему б генералом быть! Обо всем подумал.
- Но здесь? В этом месте?
- А я был в Криклайде, когда вы проезжали, лошадей поил в речке, ну я и двинул следом, а после заметил, как ты посматриваешь на гостиницу - и постарался попасть сюда раньше вас.
- Что ж, спасибо. - Я посмотрел на него. - Имя у вас какое-нибудь есть?
- Зови меня Дарби. Меня все так зовут.
Мы заснули, а когда холодный свет следующего дня заставил меня открыть глаза, его уже не было. Трактирщик разводил огонь.
- Ваша сестрица проснулась, - сообщил он. - Вот это женщина! Господи, да из нее двоих таких как я можно сделать!
- А силы в ней хватит на любых троих, - добавил я. - Не завидую я ее парню. Лучше, чтоб он оказался из таких, что на других баб не смотрят, а то она его об коленку переломит.
Он рассмеялся.
- Ну, после того, как он ее ублажит, на других глядеть ему и в голову не придет. Я чего-нибудь приготовлю для вас.
Через час в маленькой рощице на берегу Темзы - всего несколько старых буков - мы обменялись лошадьми с Дарби. На новых конях оказались седельные сумки и пара пистолетов на случай, если у меня нет.
- Вот это еще, - сказал Дарби и вытащил из кожаного свертка мою собственную шпагу, клинок моего отца, лучше которого я не видел. - Как он ее добыл из тюрьмы - ума не приложу! - заметил Дарби.
- Я тоже, - признался я, - но теперь я чувствую себя новым человеком.
И протянул руку:
- Так что, Дарби - до встречи? Может, в Америке?
- Ну уж нет, - он покачал головой. - Мне и здесь дел хватает. Хотя есть чего-то такое в этом слове - Америка! Мне оно нравится. Рассказывали - дикари, и леса, и земля, куда ни кинешь взгляд.
- И еще ручьи и реки, Дарби. Держи в уме - на самый крайний случай. Если надумаешь искать меня, двигай вдоль реки к дальним горам и поспрашивай там обо мне.
- О Барнабасе Сэкетте, верно?
- Ну да. И к тому времени, как ты туда явишься, Дарби, это имя будет отдаваться в горах эхом. Даже если белые люди не будут его знать, так уж индейцы - точно. Это прекрасная страна, Дарби, только пока еще совсем новая, неукрощенная и грубая, которая будет перемалывать людей, пока не выведет ту породу, какая ей нужна. Что ж, и я буду перемолот - но, надеюсь, и выведению новой породы послужу тоже…
Теперь мы ехали на запад; сильные свежие лошади легко несли нас через Сайренчестер к Глостеру, а дальше через холмы Бердлип-Хилл. Я полез зачем-то в седельную сумку - и обнаружил там кошель с деньгами: двенадцать золотых монет и немного серебра.
- Можно мне взять вторую шпагу? - спросила вдруг Лила.
- Шпагу? - с изумлением переспросил я. - Это мужское оружие.
Она бросила на меня холодный взгляд.
- Я этой штукой умею пользоваться не хуже любого мужчины. У меня пять бравых братьев, и мы с ними фехтовали на шпагах часами. Дай мне этот клинок, и если какая заварушка случится, стань в сторонке и погляди, что может сделать женщина!
- Сколько угодно! - согласился я охотно. - Я ведь сомневался не в том, что ты можешь это сделать, а в том, что захочешь.
- А я и не хочу. Я делаю, в чем нужда есть. Если нужно еду готовить, я готовлю. Если нужно иголку в ход пустить, я шью. Ну а если дойдет до шпаг, я уж смогу помахать железкой. Я так думаю, косить руки-ноги и головы не тяжелее, чем рубить тростник.
В Котсуолде и долине Северна повсюду хватало римских развалин, а мне их вид был не вовсе чужд, ибо этими путями водила меня рукопись Лиленда, и сейчас я припоминал многое из того, что в ней читал.
Однажды вечером мы остановились на ночлег в развалинах римской виллы и брали воду из обросшего мхом фонтана - должно быть, здесь когда-то пили римские патриции. Там, куда мы приклонили головы в эту ночь, когда-то покоились и головы римлян, хотя, наверное, и в большем уюте. А теперь они исчезли - и кто помнит их имена, и кого они волнуют? И кто будет помнить нас - нас, у которых нынче лишь зеленая трава вместо ковра, а вместо крова - обвалившиеся стены когда-то благородного дома?..
Лила была женщина спокойная. Говорила она мало, жаловаться - не жаловалась вовсе, и все же она была женщина, слишком большой мерой женщина, чтобы отправиться в Америку, не имея своего собственного мужчины. Я ей так и сказал - а она глянула на меня и ответила:
- Будет и мужчина. Где я буду, туда он и придет.
- В Америке не много ты увидишь белых мужчин - да и любых других тоже, кроме разве что индейцев. Кое-кто из них - народ неплохой, но вот думают они не так, как мы.
- За индейца я не пойду. Я за англичанина пойду - или, может, за валлийца.
Назавтра мы переправились вброд через речку и поехали по узкому проходу среди скал, а когда пришла ночь, оказались в диком и таинственном краю, в земле длинных теней и высоких скальных стен, похожих на крепостные, стремительных холодных ручьев и пышной зеленой травы вокруг черных скал, которые сверкали как лед в мягком послезакатном свете. Это был девственный, первозданный ландшафт…
Они бросились на нас совсем внезапно - дюжина, а то и больше. Дикие, неотесанные твари, кто в шкурах и коже, кто в тряпье, бешеные, необузданные создания, размахивающие всевозможным оружием.
Они вылетели из-за камней, где лежали в засаде, - и со свирепыми криками устремились на нас. И тут Лила выхватила свою шпагу и, крутнув коня, развернулась им навстречу. Я крикнул, что нам лучше удирать, но она была уже далеко и не слышала. Она не вскрикнула - она издала какой-то дикий валлийский клич, и свет блеснул на ее сверкающем клинке, когда она понеслась им навстречу.
Я едва успел выхватить пистолет и выстрелить, как она уже оказалась среди них.
Но что это? После ее свирепого валлийского клича они внезапно застыли на месте, раскрыв рты в неслышном вопле, устремив на нее глаза. А потом все как один - или как одна, ибо среди них были и женщины, - бросились наутек.
По-моему, ее шпага достала одного раньше, чем они скрылись среди камней, откуда выскочили. А потом Лила развернула коня, поднялась на стременах и закричала им вслед хрипло и вызывающе.
Ее клинок был окровавлен; она нагнулась с седла и воткнула его в мягкий, покрытый мхом земляной бугорок раз и другой. А потом вложила в ножны.
Охваченный благоговейным ужасом, я двинулся дальше по дороге туда, где она уходила на перевал; Лила молча следовала за мной.
Дальше дорога стала шире, и мы поехали рядом.
- Что ты там такое кричала, что они так перепугались? - спросил я.
- Неважно.
- Это была просто удивительно. Они остановились как от удара, а после бросились удирать так, словно все страхи и ужасы на них обрушились.
- Ну что ж, так они и должны были. Им хорошо известно, когда надо смываться. Вонючая шайка! Я слышала рассказы про них. Бедняги, рожденные вне закона, приплод от братьев и сестер… живут в пещерах и убивают ни в чем не повинных путников. Солдаты отправлялись охотиться за ними раз десять, но они исчезали. Никому их не сыскать… по крайней мере, никому из англичан.
Она замолкла после этих слов - и я тоже. Больше двух часов ехали мы, не видя никаких признаков жизни - да и вообще ничего, кроме девственных гор, стремительных холодных ручьев и камней, что валялись по обе стороны дороги, словно чугунные чушки.
- Вон там есть домик, - сказала она наконец, показывая вперед.
- Ты тут ездила уже?
- Нет.
- Ты - с Англси, Лила, и ты говоришь о друидах.
- Когда - сейчас говорю?
- Говорят, есть на Англси люди, обладающие даром.