И этот кораблик
В седой синеве,
И эти закатные блики,
И тот одинокий
В холодной траве
Осенний цветок земляники.1974
* * *
Игрушечной нашей любви
Слегка не хватало печали…
И синие чайки кричали,
И сонные сосны качали
Над нами вершины свои.А впрочем, была и печаль,
Как это притихшее море,
Как музыка
В Домском соборе,
Когда забывается горе
И кажется:
Жизни не жаль.А после
Была и тоска,
Глухая, как поздняя осень,
Когда необуздан и грозен
Прибой из волны и песка.А что еще нужно душе?
Немного любви
И тревоги,
Немного листвы на дороге
И ветра в сухом камыше.Но главное - эта печаль,
Как тихое, кроткое море,
Как музыка
В Домском соборе,
Когда забывается горе
И кажется:
Жизни не жаль.1974
* * *
Закончилось наше прекрасное лето.
Закончилась наша прекрасная осень.
Холодного чистого зимнего света
Полна тишина
Над вершинами сосен.И замерла флюгера черная стрелка.
И в дюнах пустынных -
Раздолье воронам…
И наша любовь,
Как озябшая белка,
Ушла, ускакала
По розовым кронам.1974
* * *
Вот и клен - золотая душа -
Загорелся над морем холодным.
Стало сердце пустым и свободным.
Словно не было в нем ни шиша.Расправляй свои крылья, лети!
Будь разумна, спокойна, здорова.
Это грустное горькое слово
Пусть тебя не догонит в пути.Брошу в море немного монет -
Не затем, чтоб вернуться обратно.
Слишком жизнь коротка и понятна,
Потому и желания нет.Пусть обычай и глуп и нелеп -
Брошу мелочь в седые барашки.
Чайки вскрикнут -
Подумают: хлеб.
Только это не хлеб,
А медяшки.1974
* * *
Ах, как весело листья летят
И шуршат по безлюдному скверу!
И соборы крестами блестят
И хранят
Позабытую веру.Сберегают в осенней тиши
И несут из столетья в столетье
Нерешенную тайну души,
Неизбывную жажду
Бессмертья.По старинной по белой стене
Над сухим,
Над развеянным кленом
Я иду в ветровой тишине,
Словно к рощам лечу
Отдаленным.Этот вечный простор с высоты
Все тревожней, туманней и глуше…
И с обрыва слетают листы,
Словно наши Бесплотные души.1974
* * *
Родина! Белый туман
В черном логу под горою…
Не позабуду, не скрою
Боли, тревоги и ран.Но в невеселом пути,
В жизни, несущейся скоро,
Ты мне - любовь и опора,
Вечная радость в груди.Этой тропой из села
К этой дороге чугунной
Матерью нежной и юной
Ты меня в детстве вела.Каждой зимой и весной
Речкой, прозрачной и чистой,
Ивой, сухой, желтолистой,
Всюду ты рядом со мной.От навесного огня
Этой заросшей канавой,
Глиной, холодной и ржавой,
Ты укрывала меня.В годы печали и зла
Ты обо мне не забыла,
Поле мое сохранила,
Душу мою сберегла.Все, чем живу и дышу,
Знаю, а может, не знаю, -
Только тебе доверяю,
Только тебе расскажу.1974
СЛУЖБА В АВИАЦИИ
За короткую службу свою
В авиации нашей военной
Не был я ни в едином бою,
Не исследовал тайны вселенной.На зеленом на старом "Ли-2"
И немного на "Ил-28"
Полетал, как дневная сова,
Над вершинами елей и сосен.Над квадратами ржавых полей,
Над мельканьем оврагов и пашен -
Выше труб, облаков, журавлей,
Выше самых больших телебашен.И качалась, суглинком пыля,
С золотыми от света лесами,
Дорогая до боли земля,
С тополями, дождями, слезами…По сигналу срываясь чуть свет,
Думал я в той небесной дороге,
Что, быть может, и разницы нет
В боевой и учебной тревоге.И качался простор впереди -
Необычно, зовуще и пусто.
И щемило и пело в груди
Незнакомое сладкое чувство.1974
* * *
Чуть слышно тоскует кукушка.
Летает над пашней скворец.
Оделась лесная опушка
В цветущий терновый венец.И в заросли дрока и терна,
Где старый бурьян на меже,
Уютно, легко и просторно
И вовсе не страшно душе.И нечего просто бояться.
Какая там боль впереди?
Пусть даже опять повторятся
Мои роковые пути.Все эти холодные стены,
Дороги, костры, поезда,
Разлуки, тревоги, измены -
Не очень большая беда.Все это потом -
Как награда,
Как горький развеянный сон.
Страшнее другое:
Утрата
Друзей тех далеких времен.И может однажды случиться
Какой-нибудь ранней весной,
Что не с кем уже поделиться
Всем тем,
Что случилось со мной.1974
МАКОВОЕ ПОЛЕ В КИРГИЗИИ
Семь лет мак не родил,
а голода не было.
ПоговоркаВ колхозе - маковое поле.
Оно в диковину для нас.
Но вдруг напомнило до боли
Родимый край,
Вечерний час…И желтый клин
За низкой горкой.
И скрип телеги.
И отца -
С его веселой поговоркой,
Что повторял он без конца.Смешная поговорка эта
Из дедовской Батрацкой тьмы
Потом со мной прошла полсвета,
До самой дальней Колымы.Была война.
Пурга дымилась.
И в перекрестье всех судеб
Еще прочнее утвердилось:
Важней всего на свете -
Хлеб.А здесь и вправду -
Поле мака.
И славный будет урожай.
Но сердце дрогнуло, однако,
И стало вдруг чего-то жаль…Как семена тянь-шаньской ели
С крутых обветренных камней,
Они куда-то улетели -
Заботы тех
Ушедших дней.А на сухом кремнистом взгорке,
Как прошлой жизни странный след,
Качался мак -
Из поговорки,
Из дальних-дальних
Детских лет.1974
* * *
Пишу о душе. А душа
Давно не нужна и забыта.
От взрослого до малыша -
Все тянутся к радостям быта.Машины нужны, "Жигули",
Ковры, телевизоры, дачи…
В распадках промерзлой земли
Мне жизнь представлялась иначе.Прости, дорогая жена,
Как в песне забытой поется -
До самого вечного сна
Нам жить без машины придется…А может быть, все же правы
Веселые наши соседи,
И былки осенней травы
Уже не шуршат на рассвете?И в черной воде камыши
Не красит рассветная вспышка,
И нет ее вовсе, души,
А только пустая сберкнижка?1974
* * *
Поэзия не спорт,
Поэзия - душа!
Прочнее нет на свете аксиомы.
В поэзии не стоят ни гроша
Боксерские и прочие
Приемы.Поэзия не бег,
Не вольная борьба.
Поэзия - сомненье и тревога.
Поэзия - надежда и судьба,
Поэзия, как говорят, -
От бога.1973–1975
* * *
Цветы сажают в торф
И думают, что это
Отличный чернозем,
Прекрасная земля.
Но этот темный цвет -
Лишь внешняя примета,
Давно погибших трав
Горючая зола…Я выдумал тебя
И сам свой бред разрушу.
Не чайка ты - сова
С провалом хищных глаз.
Как ядовитый торф,
Ты мне сжигала душу.
Последний уголек,
По счастью, не погас.И пусть была тоска,
Пусть был обман недолог,
Пусть ты на третий день
Пришла ко мне сама.
Но как я мог не знать, -
Ведь все-таки биолог! -
Особенности трав
И птичьего ума?!Забуду навсегда -
Не больно и не жалко -
И все свои стихи,
И все твои слова…
Давно засохла та
Печальная фиалка.
Лишь кое-где взошла
Болотная трава.1975
* * *
Даль и душа прояснились.
Стаял покров ледяной.
Будто лишь только приснились
Беды, что были со мной.Буду спокойней и проще.
Буду учиться всерьез
У фиолетовой рощи
Дымных февральских берез.Все позабуду печали -
Бедствий, разлук, похорон…
Что еще там накричали
Стаи голодных ворон?..1975
* * *
И. Ж.Весенняя песня синицы.
Холодный березовый март.
И солнца упругие спицы
На синих сугробах горят.Закончилось тяжкое бремя
Обиды, тревоги и лжи.
И сонно вздыхают деревья
В прозрачной и горькой тиши."Расстались,
Расстались,
Расстались!" -
Капели стучат под стеной…
И все же навеки остались
Святые глаза надо мной.Зеленые, полные муки,
Они до последнего дня,
До самой последней разлуки
Все будут глядеть на меня.1975
* * *
Спасибо за цветы и за глаза,
За синий март -
Тревожный и прощальный.
И ничего, что этот стих -
Печальный:
Печаль, как дым,
Уходит в небеса.Сырых дерев неукротимый зов
С веселыми грачами и лучами…
Смотри вокруг
И не кори печали,-
Печаль не бесконечна,
Как любовь.И пусть вдали,
На льдистом побережье,
Еще чернеют сонные леса.
Не только счастьем,
Верой и надеждой, -
Печалью тоже
Светятся глаза.И белый лед,
И синяя вода,
И тот кустарник
За глухой дорогой
Освещены
Одной большой тревогой:
Печаль, как жизнь,
Уходит навсегда.1975
* * *
ИринеОгненно-рыжий дубок,
Стройный, худой и лохматый.
Облака синий клубок
В желтой полоске заката.Тихо в больничном саду,
Нет ни тревоги, ни страха.
Вместе с тобою пройду
До луговины оврага.Осень, а клевер цветет -
Мелкий, неяркий, лиловый.
Скоро зима заметет
Этот цветок бестолковый.Это - потом…
А сейчас -
Прелесть осеннего сада.
Свет понимающих глаз.
Лучшего в жизни не надо.Злые забуду года,
Боль и душевную смуту.
Боже! Продли навсегда
Сладкую эту минуту.1975
В БОЛЬНИЧНОМ САДУ
Памяти поэта Д. ГолубковаЯ - больной облегченного типа.
Просто думаю с чувством вины,
Что стихи мои -
Сущая липа,
Что они никому не нужны.Впрочем, может, я просто не в форме.
Закатилась, погасла звезда.
…И стихи, к сожаленью, не кормят.
Только поят,
И то не всегда.И трепещет во мне укоризна,
Словно ива на зыбком песке,
К основателям школы "рублизма"
На родимом моем языке…И навязчиво снова и снова,
Ветром осени жадно дыша,
Вспоминаю глаза Голубкова.
Митя, Митя! Святая душа!..Что там, Митя,
В пустыне безмерной?
Существует ли там благодать?
Очень странно и пусто, наверно,
Не любить,
Не писать,
Не страдать?..1975
ИЗ БОЛЬНИЧНОЙ ТЕТРАДИ
Ничего не могу и не значу.
Словно хрустнуло что-то во мне.
От судьбы получаю в придачу
Психбольницу -
К моей Колыме.Отчужденные, странные лица.
Настроение - хоть удушись.
Что поделать - такая больница
И такая "веселая" жизнь.Ничего, постепенно привыкну.
Ну, а если начнут донимать,
Оглушительным голосом крикну:
- Расшиби вашу в Сталина мать!..Впрочем, дудки! Привяжут к кровати.
С этим делом давно я знаком.
Санитар в грязно-белом халате
Приголубит в живот кулаком.Шум и выкрики - как на вокзале.
Целый день - матюки, сквозняки.
Вон уже одного привязали,
Притянули в четыре руки.Вот он мечется в белой горячке -
Изможденный алкаш-инвалид:
- Расстреляйте, убейте, упрячьте!
Тридцать лет мое сердце болит!У меня боевые награды,
Золотые мои ордена…
Ну, стреляйте, стреляйте же, гады!
Только дайте глоточек вина…Не касайся меня, пропадлина!..
Я великой победе помог.
Я ногами дошел до Берлина
И приехал оттуда без ног!..- Ну-ка, батя, кончай горлопанить!
Это, батя, тебе не война!..
- Отключите, пожалуйста, память
Или дайте глоточек вина!..Рядом койка другого больного.
Отрешенно за всей суетой
Наблюдает глазами святого
Вор-карманник по кличке Святой.В сорок пятом начал с "малолетки".
Он ГУЛАГа безропотный сын.
Он прилежно глотает таблетки:
Френолон, терален, тизерцин.Только нет, к сожалению, средства,
Чтобы жить, никого не коря,
Чтоб забыть беспризорное детство,
Пересылки, суды, лагеря…Гаснут дали в проеме оконном…
Психбольница, она - как тюрьма.
И слегка призабытым жаргоном
Примерещилась вдруг Колыма……От жестокого времени спрячу
Эти строки в худую суму.
Ничего не могу и не значу
И не нужен уже никому.Лишь какой-то товарищ неблизкий
Вдруг попросит, прогнав мелюзгу:
- Толик, сделай чифир по-колымски!.. -
Это я еще, точно, смогу.Все смогу! Постепенно привыкну.
Не умолкнут мои соловьи.
Оглушительным голосом крикну:
- Ни хрена, дорогие мои!..1975
КАЛИНА
На русском Севере -
Калина красная,
Края лесистые,
Края озерные.
А вот у нас в степи
Калина - разная,
И по логам растет
Калина черная.Калина черная
На снежной замети -
Как будто пулями
Все изрешечено.
Как будто горечью
Далекой памяти
Земля отмечена,
Навек отмечена.Окопы старые
Закрыты пашнями.
Осколки острые
Давно поржавели.
Но память полнится
Друзьями павшими,
И сны тревожные
Нас не оставили.И сердцу видится
Доныне страшная,
Войной пробитая
Дорога торная.
И кровью алою -
Калина красная.
И горькой памятью -
Калина черная.Калина красная
Дроздами склевана.
Калина черная
Растет - качается.
И память горькая,
Печаль суровая
Все не кончается,
Все не кончается…1976
ОТВЛЕКАЮЩИЙ ДЕСАНТ
Отвлекающий десант -
Двадцать девять краснофлотцев.
Отвлекающий десант…
Скоро, скоро кровь прольется!Отвлекающий десант
С хрупкой маленькой подлодки.
Наливает лейтенант
По сто грамм казенной водки.И ясна, понятна цель,
Невозможное - возможно:
Взять поселок Коктебель
И держаться - сколько можно.Налететь, напасть, отвлечь -
Без подмоги, в непогоду.
И навеки в землю лечь.
В эту землю, в эту воду.Отвлекающий десант.
Есть такой в морском уставе.
Отвлекающий десант -
Верный путь к посмертной славе.…Болью полнится душа
На краю волны и суши;
Двадцать девять ППШ
Против сотни вражьих пушек!..После всех побед и бед
Их припомнят и прославят.
Через тридцать долгих лет
Здесь им памятник поставят.На воде растаял след…
Двадцать девять краснофлотцев!..
Через тридцать долгих лет
Лишь один сюда вернется.Лишь один остался жив.
Плакал горькими слезами,
Две гвоздики положив
На холодный серый камень.1976
* * *
Иссохшая долина,
И между трех дорог -
Корявая маслина,
Сухой шершавый лох.Под одиноким лохом,
Где солнце и полынь,
С чуть затаенным вздохом
Из памяти - нахлынь!Нахлынь все то, что было:
И что свежо теперь,
И что душа забыла
За давностью потерь…Друзей ушедших лица
Я в сердце берегу.
Но с ними поделиться
Ничем уж не могу.Стою один в долине
На стыке трех дорог -
Как дерево пустыни,
Как одинокий лох.1976
* * *
Двадцать второго июня
Ровно в четыре часа
Киев бомбили,
Нам объявили,
Что началася война…
ПесняКолючей проволокой сердце
Рванет бесхитростный куплет.
И никуда уже не деться
От давних лет,
От горьких лет.Когда в огне, во мгле чертовской
Земля стонала
И когда,
Как написал поэт Твардовский,
Сдавали чохом города.Ужели так всегда в России,
Ужели недруги правы:
Чтоб разбудить святые силы,
Дойти им надо до Москвы?!Не верю этому, не верю!
Но вижу скорбные глаза
И помню каждую потерю,
Родных и близких голоса.Нас разбудили, разбудили,
И мы восстали - как один.
Мы победили, победили.
И впредь, конечно, победим.И жизнь светла и величава…
Но пусть в любой далекий срок
Нам помнится не только слава,
Но и жестокий тот урок.И песня пусть продлится в завтра -
Про тот платочек
И вокзал,-
Которую безвестный автор
Веленьем сердца написал.1976
* * *
Е. М. Раевской
В. Ф. ЖигулинуДорогие родители!
Мать и отец!
Не сердитесь, что письма
Пишу вам короче и реже.
Просто все тяжелеет
Судьбы незабытый свинец,
И с годами печали
Больнее, чем прежде…Но и нынче я помню
О дальнем, родном и святом.
И ночами все вижу
В картинах отчетливо резких:
По рассказам отца -
Деревенский жигулинский дом,
И в старинном Воронеже -
Дом знаменитых Раевских.Впрочем, нет.
"Знаменитых" - неправильно, нет.
Знаменитыми были
Далекие мамины предки:
В орденах - генерал,
А в цепях - декабрист и поэт,
Раньше прочих познавший
Тюремные камеры-клетки.…А Жигулины родом
Откуда-то из-под Ельца.
Там и нынче в селе -
Все Жигулины да Жигулевы.
А потом - Богучар
И родная деревня отца -
Монастырщина.
Сколько беды в этом слове!..