А из морозной Черной чащи,
Дым над тайгою распластав,
Могучий,
Огненный,
Гудящий,
В лавине снега шел состав.Стонали буксы и колеса,
Густое месиво кроша,
А мы стояли вдоль откоса,
В худые варежки дыша.Страна моя!
В снегу по пояс,
Через невзгоды и пургу
Ты шла вперед, как этот поезд -
С тяжелым стоном
Сквозь тайгу!И мы за дальними снегами,
В заносах,
На пути крутом
Тому движенью помогали
Своим нерадостным трудом.В глухую ночь,
Забыв о боли,
Мы шли на ветер, бьющий в грудь,
По нашей воле
И неволе
С тобой
Делили
Трудный путь.1962–1963
ТРУДНАЯ ТЕМА
Трудная тема,
А надо писать.
Я не могу
Эту тему бросать.Трудная тема -
Как в поле блиндаж:
Плохо,
Если врагу отдашь.Если уступишь,
Отступишь в борьбе, -
Враг будет оттуда
Стрелять по тебе.Я трудную тему
Забыть не могу.
Я не оставлю
Окопы врагу!1963
ВИНА
Среди невзгод судьбы тревожной
Уже без боли и тоски
Мне вспоминается таежный
Поселок странный у реки.Там петухи с зарей не пели,
Но по утрам в любые дни
Ворота громкие скрипели,
На весь поселок тот - одни.В морозной мгле дымили трубы.
По рельсу били - на развод,
И выходили лесорубы
Нечетким строем из ворот.Звучало:
"Первая! Вторая!.."
Под строгий счет шеренги шли.
И сосны, ругань повторяя,
В тумане прятались вдали…Немало судеб самых разных
Соединил печальный строй.
Здесь был мальчишка, мой соклассник,
И Брестской крепости герой.В худых заплатанных бушлатах,
В сугробах, на краю страны -
Здесь было мало виноватых,
Здесь было больше -
Без вины.Мне нынче видится иною
Картина горестных потерь:
Здесь были люди
С той виною,
Что стала правдою теперь.Здесь был колхозник,
Виноватый
В том, что, подняв мякины куль,
В "отца народов" ухнул матом
(Тогда не знали слова "культ")…Смотри, читатель:
Вьюга злится.
Над зоной фонари горят.
Тряпьем прикрыв худые лица,
Они идут За рядом - ряд.А вот и я.
В фуражке летней.
Под чей-то плач, под чей-то смех
Иду - худой, двадцатилетний -
И кровью харкаю на снег.Да, это я.
Я помню твердо
И лай собак в рассветный час,
И номер свой пятьсот четвертый,
И как по снегу гнали нас,Как над тайгой
С оттенком крови
Вставала мутная заря…
Вина!..
Я тоже был виновен.
Я арестован был не зря.Все, что сегодня с боем взято,
С большой трибуны нам дано,
Я слышал в юности когда-то,
Я смутно знал давным-давно.Вы что, не верите?
Проверьте -
Есть в деле, спрятанном в архив,
Слова - и тех, кто предан смерти,
И тех, кто ныне, к счастью, жив.О, дело судеб невеселых!
О нем - особая глава.
Пока скажу,
Что в протоколах
Хранятся и мои слова.Быть может, трепетно,
Но ясно
Я тоже знал в той дальней мгле,
Что поклоняются напрасно
Живому богу на земле.Вина!
Она была, конечно.
Мы были той виной сильны.
Нам, виноватым, было легче,
Чем взятым вовсе без вины.Я не забыл:
В бригаде БУРа
В одном строю со мной шагал
Тот, кто еще из царских тюрем
По этим сопкам убегал.Он лес пилил со мною вместе,
Железной воли человек,
Сказавший "нет" на громком съезде
И вдруг исчезнувший навек.Я с ним табак делил, как равный,
Мы рядом шли в метельный свист:
Совсем юнец, студент недавний
И знавший Ленина чекист…О, люди!
Люди с номерами.
Вы были люди, не рабы.
Вы были выше и упрямей
Своей трагической судьбы.Я с вами шел в те злые годы,
И с вами был не страшен мне
Жестокий титул "враг народа"
И черный
Номер
На спине.1962–1963
КОЛЫМСКИЙ СТЛАНИК
Привет тебе,
Колымский колкий стланик,
Сибирских кедров самый младший брат!
Давно я не был
В этих сопках дальних
И, словно друга,
Видеть тебя рад.Как ты живешь?
По-прежнему ли четко
Тебе видны отсюда, свысока,
Отвалы штолен,
Узкая речонка
И ветхие постройки рудника?..Во чреве сопок
Где-то вьются штреки…
А здесь,
На склоне каменной горы,
Ты раздаешь бурундукам орехи,
Лишайник укрываешь от жары.Ты очень добр.
Ты нам простил, конечно,
Невольную жестокость той поры,
Когда в буран
На этой сопке снежной
Тебя рубили
Наши топоры…Бадью в барак цинготный приносили.
И густо поднимался хвойный пар.
И доктор заставлял нас пить насильно
Густой,
Смолистый,
Вяжущий отвар.А мы ничком
Валились на солому.
Казалось, к жизни больше нет пути.
Никто не верил
Пьянице лекпому,
Что горький стланик
Может нас спасти.…Совсем застыла
В тишине округа.
Недвижны сопки
В розовом дыму…
Густую ветку,
Словно руку друга,
Я прижимаю к сердцу своему.1963
КЛАДБИЩЕ В ЗАПОЛЯРЬЕ
Я видел разные погосты.
Но здесь особая черта:
На склоне сопки - только звезды,
Ни одного креста.А выше - холмики иные,
Где даже звезд фанерных нет.
Одни дощечки номерные
И просто камни без примет.Лежали там под крепким сводом
Из камня гулкого и льда
Те, кто не дожил до свободы
(Им не положена звезда).…А нас, живых, глухим распадком
К далекой вышке буровой
С утра, согласно разнарядке,
Вел мимо кладбища конвой.Напоминали нам с рассветом
Дощечки черные вдали,
Что есть еще позор
Посмертный,
Помимо бед, что мы прошли…Мы били штольню сквозь мерзлоты.
Нам волей был подземный мрак.
А поздно вечером с работы
Опять конвой нас вел в барак…Спускалась ночь на снег погоста,
На склон гранитного бугра,
И тихо зажигала звезды
Там,
Где чернели
Номера…1961–1963
* * *
В. Филину
Мне помнится
Рудник Бутугычаг
И горе
У товарищей в очах.Скупая радость,
Щедрая беда
И голубая
Звонкая руда.Я помню тех,
Кто навсегда зачах
В долине,
Где рудник Бутугычаг.И вот узнал я
Нынче из газет,
Что там давно
Ни зон, ни вышек нет.Что по хребту
До самой высоты
Растут большие
Белые цветы…О, самородки
Незабытых дней
В пустых отвалах
Памяти моей!Я вас ищу,
Я вновь спешу туда,
Где голубая
Пыльная руда.Привет тебе,
Заброшенный рудник,
Что к серой сопке
В тишине приник!Я помню твой
Густой неровный гул.
Ты жизнь мою тогда
Перевернул.Привет тебе,
Судьбы моей рычаг,
Серебряный рудник
Бутугычаг!1964
ЛЕСНЫЕ ДОРОГИ
Я хожу по лесным дорогам,
Где в траншеях растет бурьян,
И читаю стихи сорокам,
Ветру, солнцу и муравьям.Лес молчит,
Словно критик строгий.
Только птицы трещат в тиши.
Одобряют стихи сороки.
"Хороши, - кричат,-
Хороши!.."Забрались молодые елки
В неуютный старый окоп.
Сиротливо лежат осколки
На припеке песчаных троп.А внизу,
За оврагом волчьим,
Спит снаряд в песке у реки.
Вырос худенький колокольчик
Возле ржавой его щеки.Над оврагом шумит ракита.
Лес к зеленой воде приник…
- Очень сильно он был побитый! -
Говорит мне старый лесник.- Видишь, сколько тут всякой ржави.
Скрозь железо, где ни копни.
А потом короеды жрали,
Гниль крушила битые пни.Лес бы выдюжил, он привычный.
Каждый год - пожар, шелкопряд.
Да попался дурак лесничий.
Много лет рубили подряд.Что получше - пошло на срубы.
Все мы, видно, не без греха.
После тех "санитарных" рубок
Оставалась одна труха…Мы идем с лесником в контору.
Под ногами шуршит песок.
Поднимается солнце в гору
По деревьям наискосок.Между старых, стоящих порознь,
Безвершинных кривых дубов
Поднялась молодая поросль,
Занимая склоны холмов.У крыльца телок на приколе.
За конторой - луг, тополя.
Лес корявый.
Ржаное поле.
Дорогая моя земля.1964
ДОРОГА В ПЛЕС
Петляет дорога, ведя на проселок.
Лобастые камни лежат у ручья.
И маковка церкви за пиками елок -
Как дальняя-дальняя память моя…И девочка-спутница с синим колечком,
И хмурый шофер, что спешит в сельсовет,
О чем-то забытом, но мудром и вечном
Задумались, глядя в холодный рассвет.И колокол черный оперся на брусья,
Задумчиво слушая гулкую тишь.
И веет дремучей, глубинною Русью
От серых замшелых осиновых крыш.1964
* * *
Давно с берез слетели листья,
И на рябинах у крыльца
Повисли трепетные кисти,
Как обнаженные сердца.И всюду видится нетвердость,
Непостоянность бытия…
И не горит, как мокрый хворост,
Душа притихшая моя.И сердце бьется неприметно.
Оно устало на весу
Дрожать от холода и ветра
В пустом неприбранном лесу.1964
Я БЫЛ НАЗНАЧЕН БРИГАДИРОМ
Я был назначен бригадиром.
А бригадир - и царь и бог.
Я не был мелочным придирой,
Но кое-что понять не мог.Я опьянен был этой властью.
Я молод был тогда и глуп…
Скрипели сосны, словно снасти,
Стучали кирки в мерзлый грунт.Ребята вкалывали рьяно,
Грузили тачки через край.
А я ходил над котлованом,
Покрикивал:
- Давай! Давай!..И может, стал бы я мерзавцем,
Когда б один из тех ребят
Ко мне по трапу не поднялся,
Голубоглаз и угловат.- Не дешеви! - сказал он внятно,
В мои глаза смотря в упор,
И под полой его бушлата
Блеснул
Отточенный
Топор!Не от угрозы оробел я,-
Там жизнь всегда на волоске.
В конце концов дошло б до дела -
Забурник был в моей руке.Но стало страшно оттого мне,
Что это был товарищ мой.
Я и сегодня ясно помню
Суровый взгляд его прямой.Друзья мои! В лихие сроки
Вы были сильными людьми.
Спасибо вам за те уроки,
Уроки гнева
И любви.1964
ПОЭТ
Его приговорили к высшей мере.
А он писал,
А он писал стихи.
Еще кассационных две недели,
И нет минут для прочей чепухи.Врач говорил,
Что он, наверно, спятил.
Он до утра по камере шагал.
И старый,
Видно, добрый надзиратель,
Закрыв окошко, тяжело вздыхал…Уже заря последняя алела…
Окрасил строки горестный рассвет.
А он просил, чтоб их пришили к делу,
Чтоб сохранить.Он был большой поэт.
Он знал, что мы отыщем,
Не забудем,
Услышим те прощальные шаги,
И с болью в сердце прочитают люди
Его совсем негромкие стихи…И мы живем,
Живем на свете белом,
Его строка заветная жива:
"Пишите честно -
Как перед расстрелом.
Жизнь оправдает
Честные слова…"1964
МАРТА
Сгорели в памяти дотла
Костры сибирской лесосеки.
Но в тайниках ее навеки
Осталась теплая зола.И лишь подует горький ветер
С далеких, выжженных полян,
Как затрещат сухие ветви,
Метнутся тени по стволам.Сохатый бросится, испуган,
Рванет по зарослям густым.
И ругань, ругань, ругань, ругань
Повиснет в воздухе, как дым.Взметнутся кони на ухабы,
Таща корявый сухостой.
И кто-то крикнет:
- Бабы! Бабы!
Гляди-ка, бабы, с ноль шестой!..Она запомнилась навеки…
По хрусткой наледи скользя,
Она несла по лесосеке
Большие юные глаза.Она искала земляков,
Она просила: - Отзовитесь.-
И повторяла:
- Лабас ритас!.. -
не слыхал печальней слов.Она сидела у огня,
Ладони маленькие грела
И неотрывно на меня
Сквозь пламя желтое смотрела.Густым туманом по ручью
Стелилось пасмурное небо…
И я сказал ей:
- Хочешь хлеба? -
Она ответила:
- Хочу.И я отдал ей все до крошки.
Был слышен где-то крик совы.
Желтели ягоды морошки
Среди оттаявшей травы…И было странно мне тогда,
Что нас двоих,
Таких неблизких,
В седой глуши лесов сибирских
Свела не радость,
А беда.1965
СЫН
Товарищ мой по несчастью
Жадно курил махорку,
Гулко шагал по камере,
Голову наклоня.
- Я не боюсь расстрела,-
Все повторял он горько. -
Жаль только, нету сына,
Сына нет у меня……Сын мой голубоглазый!
Тебе по утрам не спится.
Смотришь из колыбели
В распахнутое окно.
Слушаешь, как на ветке
Тонко поет синица.
Хочешь достать росинки
Трепетное зерно.Сын мой голубоглазый!
Мир-то какой открытый!
С радостью, болью, ложью -
Вот он перед тобой!
В этом суровом мире
Клены росой умыты,
В нем каждая капля - счастье,
В нем каждое слово - бой!1965
* * *
Полынный берег, мостик шаткий.
Песок холодный и сухой.
И вьются ласточки-касатки
Над покосившейся стрехой.Россия… Выжженная болью
В моей простреленной груди.
Твоих плетней сырые колья
Весной пытаются цвести.И я такой же - гнутый, битый,
Прошедший много горьких вех,
Твоей изрубленной ракиты
Упрямо выживший побег.1965
* * *
Я сыну купил заводную машину.
Я с детства когда-то мечтал о такой.
Проверил колеса,
Потрогал пружину,
Задумчиво кузов погладил рукой…Играй на здоровье, родной человечек!
Песок нагружай и колеса крути.
А можно построить гараж из дощечек,
Дорогу от клумбы к нему провести.А хочешь, мы вместе с тобой поиграем
В тени лопухов, где живут муравьи.
Где тихо ржавеют за старым сараем
Патронные гильзы - игрушки мои.1965
БОРИСОГЛЕБСК
Сухой красноватый бурьян на заре
И утренний тонкий серебряный холод,
И город вдали на покатой горе,
Военного детства неласковый город.Лежит в огородах сухая ботва.
На низеньких крышах - следы пулевые,
На клеверном поле притихли "Пе-2",
Блестящие, новые двухкилевые.И словно в насмешку над вихрем смертей,
На стенах старинных бревенчатых зданий -
Скупые таблички былых страхований
Губернских, уездных и прочих властей…О, город из древней семьи городов!
Резные ворота, крылечки косые.
Глазами твоих опечаленных вдов
Тревожно мне в сердце смотрела Россия.Спасибо тебе за твою лебеду,
За мягкое сено в домишках сосновых,
За редкую сласть петушков леденцовых
На бедном базаре в том горьком году.1965
КОРДОН ПЕСЧАНЫЙ
Брату ВячеславуСпустился летчик, весь иссеченный,
На мягкий мох березняка.
Над ним в слезах склонились женщины -
Жена и дочка лесника…И мы с братишкой в яму черную
Смотрели, стоя под сосной.
Мы были просто беспризорными
Той неуютною весной.Потом у маленького озера,
Где самолет упал вдали,
Двух карасей молочно-розовых
В прибрежной тине мы нашли.Под ивой, перебитой крыльями,
Без соли - не достать нигде -
В консервной банке их сварили мы,
В бензином пахнущей воде…Кордон Песчаный!..
Пойма топкая,
Худой осинник на пути!
Хочу опять сырыми тропками
В твои урочища пройти.Хочу опушками сорочьими
Пройти к дымящейся реке…
Хочу найти могилу летчика
В сухом и чистом сосняке.1965
* * *
Громыхала бадья у колодца,
Где под срубом росла лебеда.
И тяжелыми каплями солнца
На колоду струилась вода.А за серой ольхой на болоте
Над полями задымленной ржи
Голубой-голубой самолетик
В желтом небе кружил и кружил.И ударили где-то зенитки.
И травинки подрезал металл.
И паук на серебряной нитке
Паутину вязать перестал.А потом на пригорке покатом
Зачернели глазницы могил.
И босою ногой на лопату
Нажимать просто не было сил.1965
* * *
В. К.
Ветер стучал ладонями
В спину товарняка…
Все, что тогда не поняли,
Видно издалека.Снова душе заказана
Тропка за Калитвой.
Город вдали под вязами -
Тихий и синий - твой…Белым песочком выстланы
Заросли ивняка.
Стихла далеким выстрелом
Вспугнутая река.Только за низким тальничком
В черные невода:
"Валечка!.. Валя!.. Валечка!.." -
Всплескивает вода.1965
* * *
Светло и холодно над Волгой.
Притих в долине город Плес.
И склон расчерчен черной елкой
По желтой проседи берез.И мир распахнут и расколот.
В нем легкий треск и тишина.
Сошлись на миг тепло и холод,
Ноябрь и ранняя весна.Горел костер на снежном склоне,
Веселый, рыжий, словно пес.
Огня горячие ладони
Бросали искры на откос.Условность мира отражая,
Пришли к огню трава и снег,
И рядом - ты, еще чужая,
Но самый близкий человек.О, наш костер
Над хмурой Волгой!
Ледком хрустящая лоза…
Холодный снег,
Кустарник колкий
И солнцем полные глаза!1965
ТЕБЕРДА
Теберда, Теберда!
Голубая вода,
Ледяная вода
Из домбайского льда.