Известное уважение и даже, пожалуй, любовь к своему народу он испытывал только тогда, когда запирался в своей библиотеке. Там хранились рукописи более ста еврейских писателей, преимущественно испанцев, а также провансальцев, ученых, которые в течение семи или восьми веков служили человеческому познанию, храня мудрость древнего мира. Это были астрологи, медики, алхимики, математики, знатоки арабского, латинского и романских языков, терпеливо собравшие в своих книгах знания забытых греческих авторов, донесенные мусульманами до Испании, и науку самих мусульман.
Ученые, приезжавшие из Центральной Европы в Толедо и Кордову для изучения арабской науки, обращались к этим еврейским писателям, служившим им переводчиками. Образованные монахи всего христианского мира также прибегали к помощи испанских раввинов, чтобы познакомиться через их посредство с литературой и научными открытиями мусульманских авторов.
В течение двух или трех столетий в ту эпоху, которую мы теперь обычно называем средними веками, - существовало научное содружество между мусульманскими учеными из школ при мечетях и христианскими учеными из монастырей, и это взаимное общение осуществлялось через еврейских писателей. Теперь, во времена доктора Акосты, на науку начинали смотреть как на ересь, религиозные распри усиливались, подменяя собою жажду знаний, и истину часто уже не признавали истиной, если ее провозглашал не христианин.
Обо всем этом молча размышлял кордовский лекарь, но эта напряженность мысли не отражалась на его лице. Он находился в комнате, служившей столовой. Только что кончили ужинать. Донья Менсия бормотала вечернюю молитву, перебирая четки из кораллов и серебра, и ей машинально вторили доктор, сидящий в своем кресле, и челядь - горничные, конюхи и скотники.
Молоденькие мавританские служанки, недавно принявшие христианство при посредстве доньи Менсии, произносили слова молитвы, сидя на полу и раскачиваясь всем телом, как будто учили урок. Окончив молитву, почтенная матрона рассказала своему мужу новость. Вечером в Кордову прибыл тот самый иностранец, который торговал книгами и не раз обедал у них в доме: тот, кого звали маэстре Кристобаль.
По словам людей, сообщивших ей эту новость, он имел важное поручение к королю и привез бумагу, предоставляющую ему право поселиться в любом богатом доме. Но он предпочел остановиться, как и прежде, на постоялом дворе Антона Буэносвиноса, только теперь он занял там самое лучшее помещение, так как стал важной особой.
Глава III
Из которой видна, что "там, где есть негры, есть и золото", в которой впервые говорится о пресвитере Иоанне Индийском и Великом Хане и где появляется таинственный маэстре Кристобаль.
В те времена врачи занимались не только лечением больных. Все сколько-нибудь известные врачи были хорошо знакомы с естественными науками, астрологией и географией. Последняя была любимой наукой Габриэля Акосты; очевидно, это была склонность, свойственная его народу, так как ученые космографы или географы, жившие тогда в Португалии, были большею частью евреями или обращенными.
Все, что сделала эта нация в течение XV века, чтобы расширить границы известного христианам мира, было известно лекарю из Кордовы. Еще ребенком он слышал рассказы отца о доне Энрике - португальском инфанте, прозванном Мореплавателем. На самом деле инфант никогда не плавал, но получил это прозвище за то, что вся его жизнь была посвящена подготовке открытий новых земель. Этот инфант, пятый сын португальского короля дона Жоана I, основателя династии Авиш, обладавший героическим духом и жаждавший любых приключений подобно странствующему рыцарю, воплотил в себе все стремления и все противоречивые интересы своей эпохи, самым характерным представителем которой он являлся.
Сыновья португальского монарха переправились через узкий пролив Средиземного моря, чтобы захватить город Сеуту, под стенами которой дон Энрике завоевал рыцарские шпоры. С высоты зубчатых стен покоренного города ом созерцал неведомый океан и не менее таинственную цепь Атласских гор, за которой жили незнакомые христианам народы. Когда он вернулся в Португалию, отец сделал его великим магистром ордена Христа, основана ного для борьбы с мусульманами, и инфант смог наконец использовать средства этого ордена для осуществления своих обширных замыслов. Он хотел завоевать Африку и подчинить себе океан, чтобы его моряки могли добраться до далеких Индий.
Отважный и настойчивый, он желал прежде всего завладеть Западной Африкой, известной тогда под названием Гуанаха, то есть современной Гвинеей. Ни один европеец еще не бывал там. Ходили слухи, что Гуанаха очень богата золотом, и это воодушевило моряков дона Энрике на их первые походы.
Склонности и предприятия инфанта отражали противоречивый дух его времени. Он стремился к открытию новых земель, чтобы подорвать могущество мусульман в Африке и распространить там веру Христову. Он мечтал о том, чтобы, получив несметные богатства благодаря открытию новых земель, когда-нибудь завоевать святые места. И он жаждал золота, как можно больше золота, с не меньшей алчностью, чем еврейские купцы.
XV век вступил в жизнь с этой ненасытной страстью к золоту. День и ночь горел огонь под горнами алхимиков, раскаляя реторты и перегонные кубы, где кипели таинственные вещества, из сплава которых должно было получиться искусственное золото. С другой стороны, существовало мнение, что золото, добываемое из недр земли, есть не что иное, как застывший в течение веков свет солнца, но солнца знойного, неистового, совсем иного, чем солнце стран умеренного пояса, а поэтому мечтатели были уверены, что оно в невероятном изобилии хранится в недрах жарких стран.
"Там, где есть негры, есть и золото", - утверждали ученые и мореходы, видя в этом прямую связь с палящим солнцем, которое своим огнем окрасило человеческую кожу в цвет черного дерева и, обуглив каменные глыбы в недрах земли, превратило их в золотоносную породу.
Дон Энрике, бессменный правитель области Альгардбе, на самом юге португальского королевства, навсегда поселился на берегу океана, на горе Сагреш, возле мыса Сан Висенте. На Сагреше, гладком утесе высотой шестьсот семьдесят метров, который больше чем на километр выдается в море, суживаясь к концу, подобно мечу, дон Энрике построил свое жилище, а также обсерваторию и школу космографии. По его приглашению или по собственному желанию на Сагреше собрались люди, наиболее сведущие в морском деле, без различия нации или вероисповедания. Наряду с португальскими лоцманами сюда съезжались и капитаны из Каталонии или с Майорки, самые образованные космографы во всем христианском мире, умевшие лучше всех чертить географические карты, и крупные еврейские астрологи и математики из Испании и Португалии, и даже арабские мудрецы из городов Марокко. Самым выдающимся из них, лучшим знатоком всех известных тогда стран, был маэстре Жайме де Майорка, обращенный, получивший свое имя от острова, где он родился.
Эти люди науки жили, повернувшись к Европе спиной, и их не занимали ни войны, ни другие события политической жизни, происходившие на суше. Их внимание было целиком сосредоточено на океане и на изучении сведений, которые им доставляли простые моряки, отваживавшиеся плавать вдоль африканских берегов.
Первые открытия были сделаны преимущественно каталонцами, которые высаживались на западном берегу Африки и соседних островах. Жайме Феррер из Барселоны, капитан легкой фелюги, еще в предыдущем столетии добрался до так называемого Золотого берега, одновременно открыв некоторые острова Канарского архипелага. Потом настала очередь португальцев, с некоторым участием испанцев и итальянцев: интернациональный и "научный" флот инфанта, руководимый самыми знаменитыми космографами своего времени, решил взяться за систематическое изучение африканских берегов.
Суда стояли на якоре, ожидая дальнейших распоряжений, в ближайшем порту Лагуш. Между утесом Сагреш и материком постепенно вырастал поселок, получивший название Вилла дель Инфанте. Школа на Сагреше собирала сведения, доставляемые караванами, которые проходили по пустыне Сахаре, посещаемой тогда чаще, чем в следующих столетиях, и поддерживали оживленные торговые отношения между Марокко, Сенегалом и Тимбукту. Капитаны флота дона Энрике начиная с 1416 и до 1460 года, когда умер инфант, открыли первые острова Азорского архипелага, обогнули мыс Бохадор и мыс Белый, основали в Аргунской бухте первую португальскую колонию, устроили на одном из островов факторию для торговли с туземцами. Португальцы привозили разноцветные платки, шерстяные плащи, красные кораллы, гончарные изделия и меняли их на черных рабов из Гвинеи, на золото из Тимбукту, на верблюдов, львиные и буйволовые шкуры, на соболей, страусовые яйца и арабскую смолу. В Европе еще существовало рабство. Человеколюбивые изречения церкви оставались пустыми словами. Прелатам и священникам, как и светским людям, прислуживали рабы. Лиссабон был главным европейским рынком, где торговали черными рабами. Затем шел севильский рынок, куда привозили свой черный товар испанские мореплаватели, которые занимались работорговлей на берегах Гвинеи, невзирая на сопротивление португальцев: они считали, что имеют больше прав на эту торговлю, потому что первыми открыли эти земли.
Люди, не принадлежавшие к негритянской расе, также иногда попадали в тяжелые условия рабства. Жители Канарских островов, сильные светлокожие дикари, уходили в глубь островов, где оборонялись от христиан с помощью копий и стрел. Первыми завоевателями этого края были французские рыцари, вассалы кастильского короля. Эти победители повезли на продажу в Испанию своих канарских пленников. И позднее, когда эти острова окончательно перешли в собственность короля, дона Фернандо, и королевы Исабелы, работоргопля продолжала процветать. Почти во всех городах Испании Канарские рабы трудились на общественных работах. Доктор Акоста не раз видел этих людей, сильных и молчаливых, с изрубцованными телами, которых на ночь уводили в тюрьмы и заставляли спать в цепях, чтобы они не убежали.
Наконец португальские мореплаватели, неуклонно продвигаясь вперед, достигли устья реки Сенегал. Бесстрашный моряк Дионисио Диаш, предок того Бартоломе Диаша, который через двадцать шесть лет после смерти инфанта обогнул мыс Доброй Надежды, открыл устье этой великой реки, дойдя до Зеленого мыса.
И вот они уже были на экваторе, вот они достигли настоящей негритянской земли и доказали ошибочность теорий Аристотеля и Птолемея, утверждазших, что жаркие страны необитаемы.
Перед школой на Сагреше открылись совершенно новые горизонты; оказалось, что непосредственным наблюдениям и храбрости неграмотных моряков можно доверять больше, чем авторитетным высказываниям древних философов.
Возвратясь из плавания в незнакомые страны, матросы с восторгом описывали ярко-зеленые рощи так называемого Зеленого мыса, плавучие травы, словно выметенные реками из таинственных дебрей в глубине страны, сражения возле Гамбии с племенами, которые метали отравленные стрелы и нередко наносили большой урон экипажу судна.
Когда дон Энрике, посвятивший всю свою жизнь делу мореплавания и морских открытий, умер на Сагреше в 1460 году, ему было шестьдесят шесть лет. Он умер в бедности и безвестности. Почти все португальцы считали безумцем, этого инфанта, уединившегося на скале в океане, без жены, без семьи, и окружившего себя только учеными, да еще в большинстве еретиками или неверными. К тому же, он растратил на свои предприятия все состояние и доходы, которые он получал от своей страны. А открытия эти еще не дали никаких непосредственных результатов, но зато многим стоили жизни.
Расходы его были так велики, что после смерти он остался должен братьям и другим членам семьи более двадцати тысяч золотых крон - сумма по тем временам огромная. Все эти деньги были потрачены им на то, чтобы Португалия стала первой в мире морской державой того времени, но это стало понятно народу только через много лет.
Ценность географических открытий определяется и утверждается купцами. Новая земля, которая ничего не производит и не приносит прибыли, снова погружается в неизвестность вскоре после того, как ее открыли. В то время высоко ценились только такие земли, которые давали золото, драгоценные камни или пряности.
XV век с его пышностью придавал пряностям такое же значение, как ценным металлам и камням. На всех пиршествах блюда были приправлены азиатским перцем, гвоздикой, мускатным орехом, корицей, имбирем. Даже вина настаивались на пряностях. Этим острым и очень душистым веществам приписывались чудодейственные целебные свойства. Так как их привозили из Индии, а родина их была еще более далекой - остров Тапробана или Золотой Херсонес, они стоили баснословно дорого, что придавало им еще больше соблазна в глазах духовных и светских вельмож. Арабские купцы переправляли их на своих судах через Красное море в Суэц. Торговля этими ценными товарами находилась в руках египетских властителей. Венеция и Генуя оспаривали друг у друга первенство по скупке пряностей на рынках Александрии, так как монополия на них была основным источником их процветания. Морские суда этих республик и торгового флота Каталонии распространяли пряности по берегам Средиземного моря и доставляли их даже в Англию и в ганзейские порты Балтики.
Завладеть странами, производящими пряности, было все равно, что найти золотые россыпи, обогатившие царя Соломона.
Со смертью инфанта страсть к открытиям стала угасать, но все же благодаря дону Энрике Португалия была страной самых опытных лоцманов, самых выдающихся кораблестроителей, самых точных составителей сухопутных и морских карт, так как к этому центру географических исследований стекались наиболее сведущие мореплаватели и космографы.
Здесь был издан "Альмагест", написанный Клавдием Птолемеем, египетским географом и астрономом из Александрии, жившим за полтора века До рождества Христова, а также "Imago Mundi" кардинала Педро де Айли, который в доступной форме излагал эти же географические положения. Новые, короли Португалии, Альфонс V и Жоан II, продолжали географические открытия дона Энрике, когда им это позволяли войны и другие государственные заботы. В числе космографов, прибывших в Португалию, был некий богемский рыцарь, Мартин Бехаим, прославившийся тем, что соорудил в 1422 году глобус, на который были нанесены все открытия, сделанные португальцами на пути в Индию. Приходили также в Лиссабон письма от всех ученых Европы, занимавшихся географическими вопросами. Немец Региомонтанус и флорентинец Паоло Тосканелли, физик по профессии, поддерживали научную переписку с приближенными дона Жоана II.
Диэго де Као, отправившись в путь на двух принадлежащих ему судах, с Мартином Бехаимом в качестве пассажира, открыл в 1485 году Конго - самую многоводную из африканских рек, а через три года Бартоломе Диаш проник на своих трех судах еще дальше, открыв южную оконечность Африки, так называемый мыс Бурь, который король дон Жоан переименовал в мыс Доброй Надежды.
Диаш значительно удалился от африканского берега, чтобы использовать попутный ветер, и поэтому, сам того не зная, обогнул мыс, к которому стремился. Но словно волею судьбы экипаж взбунтовался, грозя ему смертью, если он не изменит курса и не повернет обратно. Два дня спустя, возвращаясь назад, Диаш увидел величественные скалистые горы южной оконечности Африки, и тотчас же разразилась такая яростная буря, что он чуть не лишился своих трех кораблей.
При доне Жоане II географические открытия получили широкое признание и начали приносить португальцам доходы. Гвинейские негры отдавали огромное количество золотого песка в обмен на товары, привозимые христианами. Португальцы построили на этом берегу крепость, назвав ее Ла Мина - за обилие золота. Когда бы ни подплывали португальские корабли к этому новому укреплению, Сан Хорхе де ла Мина, они принимали там золотой груз. Другие корабли, испанские или генуэзские, тайно направлялись туда же для торговли золотом с окрестными негритянскими племенами, но этот промысел был весьма опасен, так как король Португалии приказал своим капитанам пускать ко дну любое иностранное судно, которое встретится им в этих водах, а команду истреблять до последнего матроса, чтобы никто не выдал тайн этих морских путей.
Наряду с золотыми россыпями здесь была найдена еще одна ценность - малагета, пряность, сходная с азиатским перцем, благодаря чему лиссабонский рынок смог соперничать с итальянскими республиками.
Венецию начали беспокоить успехи португальцев на море, но ловкий дон Жоан II сумел усыпить подозрения Сеньории своими тонкими уловками хитроумного дипломата.
Португальцы вывозили из Африки туземцев, преимущественно женщин, чтобы обучить их португальскому языку в Лиссабоне, а затем возвращали их на родные берега и отпускали на свободу в глубь страны. Они поручали этим туземцам рассказать племенам, живущим далеко от побережья, о великом могуществе португальского народа, а также о том, что все эти морские походы предпринимаются португальцами в поисках пресвитера Иоанна. Португальцы рассчитывали, что известие об их продвижении распространится таким путем из страны в страну и дойдет наконец до слуха этого священника-монарха, который сразу же вышлет послов им навстречу.
Акоста знал все, что говорилось о пресвитере Иоанне, личности почти легендарной в это время, если судить по тому, с какой легкостью менялось в рассказах местоположение его царства.