– Ее Величество устала и тоже вынуждена нас покинуть, – произнес Эдуард.
Королева резко поднялась и вышла. Эдуард кивнул на место подле себя, но Дик предпочел стоять.
– Теперь, когда меня не стесняет чужое присутствие, я стану говорить прямо. Позволить мне вернуться в Миддлхейм или заточить в Тауэре – ваше дело.
Король потянулся за кубком:
– Ты не можешь отрицать того, что обладал преимуществом и оставался в выигрыше при любом раскладе.
– Я и не утверждаю обратного.
– Ты захватил самый укрепленный замок в Шотландии, а вместе с ним короля Якова III и герцога Олбани. Ты мог заставить их принять договор вассальной присяги. Смог бы завоевать Шотландию одним лишь росчерком пера и сесть наместником английского короля.
Ричард хмыкнул. Данная должность скорее досталась бы кому-нибудь из родичей королевы. Энтони Вудвиллу, например. В качестве компенсации за недоженитьбу.
– Они могли отказаться.
– В таком случае ты выдал бы их мятежным баронам, которые подписали б этот договор из благодарности.
Глостер уставился на короля, как на малого ребенка. Хотел бы он знать, кто нашептал талантливому стратегу эти глупости. И, более того, почему брат прислушался к ним:
– Это ловушка для мерзавцев, неужели ты не видишь?
Эдуард качнул рукой, приказывая ему замолчать:
– И, наконец, ты мог заставить короля и принца подписать все, что угодно Англии, под страхом выдачи их мятежным баронам. Но и этого ты не сделал! Ужель слава победителя Шотландии не стоит быть разделенной со своим монархом?!
Король гневался. Он кричал и сжимал подлокотники кресла. Его взгляд испепелял провинившегося, вот только Дик чувствовал себя, словно под порывами северного ветра. В обществе брата, ради которого он никогда не жалел себя, ему стало очень холодно.
– Я отвечу. Если позволишь, конечно.
Эдуард кивнул, но хмуриться не перестал. Ричард провел рукой по лицу, будто пытаясь стереть усталость дороги и нескольких бессонных ночей. Странная бессонница, преследовавшая его с детства, стала напоминать о себе чаще в последнее время.
– А вдруг не захотели бы шотландские бароны получать своего короля и принца? – спросил он с плохо сокрытой грустью в голосе. – А ну как возмутились таким унижением их чести и достоинства, стали бы осаждать замок, дабы выбить оттуда англичан и вызволить своих сюзеренов?
Эдуард вскинул брови. Неужели он действительно не думал об этом?!
– Продолжай, – велел король.
– В любую минуту наше положение могло стать провокационным, конфликтным и политически невыгодным. Находясь в замке, я отчетливо чувствовал это. И виновником в любом случае выставили бы меня. Поэтому я и делал все возможное, только бы ни один волосок не упал с голов короля и принца, – он перевел дух и продолжил. – Зато в хрониках напишут о братской помощи, оказанной одним королем другому, а не о попытке Англии покорить своего северного соседа, воспользовавшись предательством и вероломством! А кроме того… За время своего похода я продвинул границу Англии на двенадцать миль в глубь Шотландии. Это огромная территория.
Прозвучавший от дверей голос более всего походил на шипение разъяренной гадюки:
– Если герцог Глостер столь кичится своей честью и репутацией, то отчего он не вернул Бервик? Завоевал, да и возвратил бы! Куда как эффектно выглядело б!
– Город принадлежит Англии по праву. И это справедливо, – бросил он в сторону королевы. – Так я арестован, Ваше Величество, или могу вернуться в Миддлхейм?
– Можешь… вернуться.
"…Другой бы, не имеющий его сострадания, превзошел бы предел человеческой алчности, обрекая завоеванные территории грабежам и пожарам. Но его благородное и победоносное воинство не только не унижало покоренных людей, но и оказывало помощь и церквям, и просителям, и не только вдовам и сиротам, но и всем лицам, признанным безоружными, – позже писал Эдуард IV папе Сиксту IV об эдинбургской кампании Глостера. – Его одного оказалось достаточно, чтобы привести к покорности целое королевство Шотландское. Победы Ричарда доказали это".
Холодно прощаясь с королем, Ричард еще не знал: весной того же года он снова вернется в Лондон. И несколько месяцев, проведенных в родном Йоркшире, будут последним спокойным периодом его жизни.
Глава 6
Несмотря ни на что, король Эдуард радовался успехам своего младшего брата и не упускал случая заявить об этом во всеуслышание.
– О лучшем правителе для королевства до совершеннолетия старшего сына и престолонаследника и мечтать нельзя, – часто повторял он.
Почувствовав сильное недомогание весной 1483 года, Эдуард, как и собирался ранее, внес дополнение к завещанию. В нем король назначил своего младшего брата, Ричарда, герцога Глостера, регентом и лордом-протектором Англии.
– Он чужой для нас! – заявила Елизавета. – Эдвард его не знает. И я его не знаю. Он отсиживался в Йоркшире…
– Он хранил границы и исполнял мою волю, – настаивал король.
Впрочем, у него оставалось еще одно наиважнейшее дело.
Семейство Вудвилл за девятнадцать лет пребывания при дворе превратилось в самостоятельную и весьма влиятельную политическую силу. Посредством браков оно породнилось с самыми родовитыми представителями английской аристократии и набрало огромное количество самых высоких титулов, званий, доходных должностей и землевладений. Родичи супруги пытались распространить свое влияние и на Европу, но сталкивались с презрением и неприятием.
Понимая, что после его смерти страна увязнет в бесконечных конфликтах, а сыновья окажутся заложниками борьбы за влияние и у истоков очередного витка войны, Эдуард в последние часы своей жизни постарался примирить всех своих подданных. Главным из представителей старой аристократии король мнил Уильяма Гастингса, лорда-камергера и давнего друга и сподвижника Йорков. Эдуард заставил его обменяться рукопожатием с лордом Томасом Греем, маркизом Дорсетом – сыном королевы от первого брака. Вторым король посчитал Генри Стаффорда, герцога Бэкингема. Когда-то давно, еще в ранней юности, Елизавета навязала ему худородный брак со своей сестрой, Кэтрин.
* * *
Гонец вытянулся в струну и безостановочно переводил взгляд с короля на королеву и обратно. Его Величество сидел прямо и сжимал подлокотники кресла. Он был очень бледен. Испытываемые Эдуардом IV мучения не проходили, и сам он все чаще говорил о скорой кончине.
– Сим король Франции, Людовик XI, – отчеканил гонец, – заявляет о расторжении помолвки принцессы Английской Елизаветы и дофина Карла.
Королева ахнула. Король, казалось, побледнел еще больше. Желваки так и ходили под кожей, однако вместе с гневом на лице монарха отчетливо проступал страх.
– Вы ведь не свергнете меня в последние часы моей жизни? – обратился он к своим подданным.
Елизавета закусила губу, поднялась со своего места и подошла к гонцу.
– Дайте, – она протянула руку к посланию.
– Ваше Величество! – воскликнул Бэкингем.
Гонец протянул королеве послание и поспешил отойти. Елизавета стиснула документ, скомкала и принялась рвать в мелкие клочки.
Эдуард поднялся с явным трудом и вышел из зала, не произнеся больше ни слова.
За ним направилась и Вудвилл. Генри едва заставил себя остаться на месте. Не то чтобы он ждал неминуемого, но чувствовал: следует действовать как можно скорее.
С неимоверным трудом высидев более четверти часа, Бэкингем вышел из зала, пробежал по лестнице несколько пролетов и остановился, вжимаясь в стену и судорожно ища укрытия.
– Я этого не допущу! – голос королевы был слышан отчетливо. В нем звучали стальные нотки, перемежаемые надрывом и присущей ей слезной истеричностью. Женщина едва держалась, и вместе с тем Елизавета готовилась идти до конца. Неужели короля не стало?!
Сопровождающий ее мужчина, наверняка брат, лишь бурчал что-то об опасности.
Голоса приближались. Бэкингем пятился. Скоро его обнаружат, и тогда… Генри мог вообразить очень многое – от незамедлительного убийства до ареста и пыток.
Ему повезло наткнуться на небольшую нишу. В ней стояли пустые доспехи, но герцог каким-то чудом протиснулся и встал за ними – в тени и относительной безопасности. Случайно он задел какой-то рычаг, и стена по правое плечо исчезла, явив взору тайный ход.
– Европа не примет нас, – голос Вудвилл прозвучал совсем близко, и Генри замер. Королева остановилась аккурат напротив него. Бэкингем во всех подробностях мог рассмотреть фигуру, затянутую в траурное платье. Женщина прикусывала губу и стискивала ткань, из которой была сделана юбка. Казалось, еще немного, и Елизавета закричит. – Они считают мой брак с Эдди незаконным, чванливые твари! И Людовик – худший из них! Именно из-за его непостоянства умер мой муж. Именно из-за расторжения помолвки… – она не договорила, всхлипнула и поднесла руку ко рту. Генри ждал от нее стенаний и плача, но прошло несколько мгновений, и королева вновь обрела спокойствие. – А теперь так посчитают и остальные! Я лишилась своего защитника! Нам припомнят все, если только… мы не опередим их.
Брат королевы снова буркнул что-то неразборчивое.
– Я не допущу к трону этого мальчишку! – воскликнула королева с такой ненавистью и злобой, что Генри содрогнулся. Речь шла о Ричарде, он не сразу понял это. – Где он сейчас? На севере? Пусть там и остается. Выиграет для нас войну с Ирландией. Напоследок…
Бэкингем выругался вслух. Благо достаточно тихо, чтобы не оказаться обнаруженным.
– Но, Элизабет, – начал Вудвилл. Наконец-то он произнес хоть что-то членораздельно. – Ты обязана поставить в известность младшего брата короля. К тому же герцог никогда не рвался к власти…
– Вот именно! – воскликнула Елизавета. – Это несправедливо, в конце концов. Куда смотрит Бог? Почему он наделяет властью не по заслугам, тех, кто стремился к ней всю жизнь, а мальчишку, не пошевелившего и мизинцем ради обретения трона?!
Бэкингем стиснул кулаки. Он никогда не позволял себе воевать с женщинами. Он даже свою опостылевшую супругу, Кэтрин, не обижал. Однако на месте Вудвилл ему представлялась греческая гидра или мать всех монстров, которой в английской глубинке пугали детей. Рука помимо воли тянулась к холодной рукояти меча.
– Я не буду извещать герцога. Пусть Глостер пожинает плоды своей гордыни и отстраненности от нас, – фыркнула королева. – Конечно, пребывай Эдвард в Вестминстере, а не в Ладлоу в Западном Уэльсе, все было бы намного проще. Но… я рассчитываю на Энтони. Он не подведет и привезет сына в самом скором времени.
– А потом…
– Мы коронуем его. Эдди станет Эдуардом V. Ричарда он знать не знает. Конечно же новый король назначит меня регентом, ведь никто не позаботится о нем и о стране лучше, нежели родная мать! Энтони Вудвилла, графа Риверса, он назовет лордом-протектором. И тогда необходимость уступать эту должность Глостеру отпадет сама собой. О завещании моего муженька никто и не вспомнит, а недовольных… – королева очень красноречиво замолчала и продолжила, спустя некоторое время: – Все окажется просто, нужно лишь не медлить и не сомневаться… Больше не будет никаких Диконов! Мне достаточно попортил кровь его братец Джордж.
Генри Бэкингем скрипнул зубами.
– Думаете, король умер да здравствует король? – прошептал он и шагнул в потайной ход. Он предполагал, что покинуть дворец в ближайшие часы никому не позволят, а задуманное им дело не требовало отлагательств. – Ну уж нет, – подбадривал он себя, пробираясь меж паутины, пачкая одежду пылью, копившейся здесь десятилетиями, если не веками. – Король умер, да прибудет герцог Глостер! Регент Англии, лорд-защитник, а, возможно, и Ричард III Йорк!
* * *
"Его Величество оставил королевство под вашу защиту. Обеспечьте безопасность нашего суверенного государя, Эдуарда V, и доставьте его в Лондон.
Уильям лорд Гастингс".
Дик раз за разом перечитывал письмо, доставленное утром, – всего несколько строк. О смерти брата он узнал не сразу. Вдовствующая королева не посчитала нужным оповещать последнего Йорка. Так же как и епископ Вустерский, формальный глава королевского совета.
Произошедшее рождало у Глостера противоречивые чувства. Он не понимал, почему с ним поступили подобным образом. За что? Разве не "белый вепрь" своими усилиями, долгой и безупречной службой стяжал Англии и Йорку победы и обеспечил благополучие и процветание? Разве не он на протяжении долгих лет был защитой и опорой всем тем, кто сейчас самым бессовестным образом попирает волю умершего брата? И разве хоть кому-нибудь из них Ричард причинил зло?
Он прошествовал к окну и выглянул во двор. Можно остаться в Миддлхейме, не вмешиваться в эти дрязги и интриги. Но тогда в будущем у него не будет никаких гарантий. С ним разделаются так же, как с Джорджем, если не хуже. Слишком уж реальная сила стоит за плечами последнего Плантагенета.
За себя Ричард не боялся. Другое дело – Анна. Своих племянников, детей Джорджа, герцог сумел защитить. Все наследство Кларенса досталось им в обход Анны Бошам, жены Уорвика. Та довольствовалась пожизненным содержанием и теперь ненавидела Глостера лютой ненавистью. Впрочем, последнее волновало Дика не слишком сильно. Эта экстравагантная, завистливая и злобная особа ненавидела всех, кто отказывался потакать ее прихотям.
Найдется ли человек, способный позаботиться о жене и маленьком Эдуарде? Сын будет в опасности, от него непременно захотят избавиться. От других сыновей и дочерей Глостера – тоже. Но здесь Ричард мог беспокоиться в меньшей степени: только одного своего бастарда, Джона, он признал официально.
Дик не смел бросить семью на произвол судьбы. Да и оставлять Англию в лапах Вудвиллов было жаль. Ричард отошел от окна, он начал обдумывать будущую борьбу за власть так же, как продумывал предстоящие сражения. Слабое место противника он нашел очень быстро.
Простонародье их не любило, на поддержку старой аристократии Вудвиллы рассчитывать не могли тем более. Однако в королевский совет они проникли в большом составе и практически подмяли его под себя. Всеми делами заправляли ближайшие родственники королевы: маркиз Дорсет, старший сын от первого брака, и три брата – Лайонел, епископ Солсбери, сэр Эдуард Вудвилл и Энтони Вудвилл, граф Риверс.
Маркиз Дорсет как комендант Тауэра охранял государственную казну, королевские сокровища и регалии, контролировал запасы оружия в королевстве. Граф Риверс исполнял обязанности друга и наставника юного престолонаследника и удерживал его в замке Ладлоу. Из Западного Уэльса с момента смерти своего отца юный принц начинал управлять страной с помощью королевского совета, в котором епископ Солсбери имел значительный вес.
– Мой герцог… – дверь тихонько приоткрылась. Анна вошла в комнату и встала за его спиной. Рука осторожно коснулась плеча. – Произошло что-то плохое?
Дик не хотел беспокоить супругу, но и скрывать он тоже не осмелился.
– Моего старшего брата не стало, – произнес он хрипло, будто мучимый жаждой путник. – Эдуард покинул нас несколько недель назад.
Анна отступила. Дик обернулся, обнял.
– Почему тебе не сообщили?! Ведь прошло столько времени… – прошептала она.
– С гонцом произошла неприятность, он так и не доехал до меня… Ты же знаешь, такое случается, – он вымученно улыбнулся и подошел к столу. Взял чистый лист, перо и споро набросал письмо Энтони Вудвиллу. В нем герцог просил указать место по пути следования юного короля, в котором мог бы встретиться с племянником для дальнейшего его сопровождения в Лондон.
– И как ты поступишь теперь, сэр рыцарь? – Анна осталась встревоженной, но не отказалась от детского шутливого обращения.
– Так, как должно поступить сэру рыцарю, – поклонился ей Дик. – Эдуард IV назвал меня регентом и опекуном своего сына. Я полон решимости служить будущему королю так же верно, как брату.
Он подал руку своей герцогине, и они вместе вышли в коридор.
После отправки письма Ричард несколько дней оставался в Миддлхейме, ожидая ответа. Он снабдил гонца вооруженной охраной. Один из воинов вернулся и сообщил о том, что Энтони Вудвилл получил послание.
Спустя еще несколько дней Глостер отправился в Йорк, где провел заупокойную мессу по умершему брату и призвал лордов северных графств к присяге на верность юному престолонаследнику.
Глава 7
Королева сидела на троне. В траурном облачении она сама себе казалась старухой и оттого злилась еще больше. Конечно, она не ожидала, будто добрые подданные не известят Глостера о произошедшем несчастье. Но рассчитывала, что случится это много позже: когда Эдварда коронуют.
Ричард все узнал, понял и начал действовать. К Елизавете он обратился с официальными соболезнованиями. Коротко, сухо и ровно – точно таким тоном он всегда говорил с ней во дворце. Герцог ни в чем не обвинял ее, просто информировал: брат-король оставил престол и наследника на него и ни на кого более, вдове Эдуарда не должно вмешиваться в политику, а совет умершего короля не имеет более законной власти.
Королева нервно сжала подлокотники кресла. Пока все ее действия выглядели противозаконно и откровенной узурпацией трона. Почивший муженек слишком часто говорил о своих намерениях. И круглому дураку не пришло бы в голову, будто в последние минуты жизни Эдуард оставил королевство на нее и семью Вудвиллов. Кроме того, благодаря Елизавете королевский совет так и не сложил полномочий, хотя со смертью короля утрачивал всякую легитимность и законность.
В комнату вошел маркиз Дорсет, поклонился. Он был копией отца, лорда Грея, и, без сомнений, ее гордостью. Глядя на него, никто не посмел бы обвинить Елизавету в супружеской неверности. А вот Эдвард, сын Эдуарда IV, полностью пошел в нее – цветом волос, чертами лица, телосложением – в будущем это могло стать источником многих проблем.
– Я назначила коронацию на 4 мая, – заявила Елизавета. – В Ладлоу выйдет вооруженный эскорт. Он обязан без промедления доставить короля в Лондон.
Дорсет поклонился:
– Что делать с Йорком? Он уже писал дяде Энтони…
Королева поджала тонкие губы.
– Мы успеем, – заявила она и встала. – Созови совет. У меня появилось несколько распоряжений.