Олаф отчетливо откашлялся, подавляя облегченный смех, а Фризиан решительно полез вперед сквозь толпу, которая сама пятилась назад. Я понял его чувства - Фризиан крайне неравнодушен к этим друзьям человека, особенно к собакам, и ему просто больно было смотреть на происходящее, тем более что творилось оно вовсе не по злобе, а из-за предрассудков. Я последовал за ним, хотя сам больше неравнодушен к кошкам. Но уж очень это было несчастное создание, да и Кей начал ворчать что-то о том, что не побоится какого-то там призрака, а просто пойдет и порубит его мечом, если он не уберется восвояси. Впрочем, на Кея тут же набросились с напоминаниями, какие жуткие несчастья падут на его голову, если он тронет это исчадие ада хоть пальцем. Кей, отбиваясь от этих пророчеств, замешкался, тем более что Марцеллин просто-напросто ухватил его за пояс, полагая, что спасает этим господина от великих бедствий. К тому же я вспомнил, что совершенно случайно, в качестве запасного рациона, у меня в поясной сумке завалялась пражская колбаска в обертке, вполне похожей на пергаментную. Пожалуй, во мне самом аппетит проснется очень нескоро.
- Перестаньте! - воскликнул Фризиан, выбираясь из толпы наружу и вставая перед ней в образе воплощенного упрека. - Придите в себя. Этот щенок всего лишь альбинос, а не какой-нибудь демон.
Его слова определенно всех озадачили.
- Всего лишь кто? - переспросил Кей.
Фризиан валял дурака. Мог бы ввернуть любой набор букв вместо настоящего термина, эффект был бы тот же. Он прекрасно знал, что им неизвестно такое понятие как какой-то там альбинос, хоть латинское слово albus они, конечно, слышали. Но это же значит всего лишь "белый", а просто белых собак они видели и вряд ли пугались. Зато когда говоришь с умным видом слова на предположительно благородной латыни, аудитория начинает подозревать в тебе эксперта по данному вопросу и доверять твоему мнению, если у тебя таковое имеется. Это усыпляет бдительность и успокаивает.
- Альбинос, - повторил Фризиан с самым благостным видом, пока все сбились с толку.
- А это что еще за тварь?
- Обыкновенная адская гончая, - с удовольствием сказал я Кею почти в ухо, и он шарахнулся. - Ничего страшного. Эй, малыш, это тебе! - Я весело помахал в воздухе колбаской.
"Адская гончая" вскочила и вытянулась стрункой, уставившись на нас с напряженной надеждой. Потом тявкнула на высокой ноте и бочком, петляя, потрусила к нам. Остальные с невнятным визгом от нас отпрянули.
Я наклонился, из рук скармливая несчастному призраку из далекого и мифического прошлого шпикачку-полуфабрикат. Тот сосредоточенно ткнулся в нее подрагивающим влажным носом и тут же жадно заклацал зубами, заглатывая подношение.
Какое же это было идиллическое удовольствие - кормить какого-то голодного доверчивого щенка, виляющего тонким хвостиком, после того, чем мы тут занимались! Я ласково погладил тощее недоразумение, снова с удивлением отметив, до чего же у него выступающие ребра и впалый живот.
- Взгляни, - сказал я Фризиану, который тоже с сочувствием разглядывал песика. - Бедняга явно давно не ел. Похоже, мертвечины он не пробовал.
Галахад пожал плечами.
- Видно, опоздал. Мы уже все прибрали.
Я потрепал щенка за ухом и с трудом увернулся от длинного мокрого языка, быстро выпрямившись. По крайней мере, от кошек слюна не летит во все стороны, а хвост от избытка чувств не метит выбить глаз-другой. Щенок поставил лапки мне на колено и, ухитрившись-таки, лизнуть руку, взвизгнул что-то счастливое. Фризиан перехватил собачку, не имея ничего против общения в подобном стиле, и тоже нашел "псу Аннона" съедобный подарок. Тот был просто вне себя от радости.
- Не волнуйтесь, - сказал Олаф, - одновременно хлопнув по спинам остолбеневших Марцеллина и Бедвира. - Ну, даже если потерявшаяся псинка из Аннона - что тут такого? А скорей - полукровка от обычной дворняги…
- Глаза как кровь, - хрипло сказал Бран, выбравшись вперед и приглядываясь к животному со смесью опаски и восторга. - Когда у белого пса такие кровавые глаза - это верный признак, что он не принадлежит миру смертных.
- Ну и что?! - воскликнул Олаф, широко раскрывая глаза и демонстративно не видя проблемы. - Мало, что ли, людей ведет свой род от богов? Да все мы - по вашим басням! Никакого несчастья этот замухрышка принести не может. Да и старикан Аравн не оскорбится, если мы с его животинкой будем поласковей.
- Аравн, король Аннона, потустороннего мира, где души возрождаются к жизни… - задумчиво пробормотал Бран, глядя на щенка вспыхивающим взором, а потом медленно обведя им нас троих. - А не считаете ли вы, что мы должны вернуть ему то, что ему принадлежит?
- Что? - возопил Олаф. - Знаю я ваше "вернуть" - в жертву принести! Ну уж нет. Если хозяин за чем-то его послал, так и отзовет сам, а если потерял или выгнал - так не очень-то он ему нужен. Боги с вами!
- Ладно, - негромко сказал Бран с улыбкой тихого сумасшедшего, - вам, видно, лучше знать. Берите его себе. Может, в этом и промысел.
Олаф скорчил рожу, постучал пальцем по виску, когда друид отвернулся, и с победной усмешкой посмотрел на нас.
Кей храбро двинулся вперед. Щенок смущенно посмотрел на него и попятился. Фризиан ободряюще похлопал его по спинке. Кей нервно слегка поглаживал рукоять меча, но левой рукой, без всякой угрозы. Из-за его плеча выглянул длинный Бедвир.
- У призрака случайно нет блох? - поинтересовался он слегка натянуто, стараясь бравировать.
Кей потер указательным пальцем переносицу, потом ткнул им в животное.
- По крайней мере, этот замухрышка - не падальщик этой деревни, - заметил Кей, и его рука рассеянно соскользнула с меча. - Если судить по его мощам. Еды-то тут было предостаточно. Странно, верно?
- Да небось вороны не подпускали, - предположил Бедвир. - Его же, бедняжку, ветром качает.
Кей сочувственно кивнул.
- Одно слово - замухрышка.
- Так значит, просто замухрышка? - иронично осведомился Фризиан, ласково поглаживая костлявую голову с крутым лбом и ушками-лопушками. - А не демон? Маленькое, тощее, блохастое несчастье с преданными глазами и почти крысиным розовым хвостиком?
Кей сердито фыркнул.
- Глупости! Мы же христиане! - Он протянул руку, остановился, поколебался и потрепал-таки неуклюже щенка по загривку.
Так у нас появился еще один спутник. На страх всем встречным. Волевым решением было принято, что мы не суеверны, а адский пес, виляющий хвостом и восторженно повизгивающий с высунутым языком - не дурной знак.
* * *
- Ну, вот мы их и сплавили, - проговорила Линор. - Теперь пора подумать и о нашем перевоплощении.
- Куда нам торопиться? - спросила Антея, небрежно блуждая пальцами по клавиатуре.
- Как куда? Мы же не собираемся надолго тут засиживаться. Что это еще за монастырь? Они там, видите ли, гуляют и наслаждаются, а мы тут сидим и занимаемся строгими и холодными точными науками? А если это занятие затянется на всю нашу жизнь? - Линор вздрогнула. - Тогда что?
- Нет! - воодушевленно воскликнула Антея. - Конечно, запасной вариант нам просто необходим! Но ведь за тем ребята и отправились - провести разведку, рассказать нам все о царящей там атмосфере и вообще проделать черновую работу по освоению нового мира.
Линор капризно фыркнула.
- Ага! Потому, что нам, девушкам, опасно этим заниматься!
Антея потрясла своей роскошной каштановой копной волос, и с улыбкой закатила глаза.
- Ох уж эти старые предрассудки, что подхватываются как грипп… Нет. Просто потому, что мы лучше разбираемся в технике. Это же действительно так. А поскольку "Янус" - наша главная задача, нас нужно всячески беречь, холить и лелеять. Потому что если вдруг что случится, как, например, эта жуть с Эрвином, не всем может хватить его легендарного везения вернуться, легко отделавшись. А без нас они тут все не разгребут и до второго пришествия. Так что все это прагматизм в чистом виде, а не романтика.
- Угу… Боже мой, Антея, не напоминай. Жуткий был день, начиная со всяких ужасов в морге…
- Слава богу, у него легкий характер.
- Я бы не сказала. Хотя, кое в чем, пожалуй - да. Слава богу. Да еще эта накладка во времени. Лихо - и все-таки как-то восстанавливает равновесие! А то было бы очень грустно.
- И что поразительно, я даже не знала, что он умеет лгать, да еще под наркозом. В школе мы его звали лисенком, но только за цвет волос и безобидные шутки - они правда никогда не были злыми. Но лично мне он всегда казался просто патологически честным.
Линор невольно усмехнулась.
- Ты судишь по поверхности и никогда не пыталась проникнуть вглубь, а там-то и начинаются швейцарские замки. И потом, по мелочи… Он не рассказывал тебе про смеющуюся девушку?
- Про кого?
- Смеющуюся девушку. Она смеется по ночам и тихо напевает, но что - невозможно разобрать. Якобы он слышал ее здесь несколько раз, с тех пор как мы тут оказались. Она - это что-то неуловимое. В момент, когда ее слышно, ты готов поклясться, что она настоящая, а потом - уже нет. То ли ветер, то ли что-то еще, какой-то звенящий спецэффект неопределенных предметов.
Антея приподняла брови и скорчила задумчивую гримаску.
- Очень поэтично.
- Он сказал, что принял бы ее за баньши, если бы она плакала, а не смеялась. Но раз она смеется - ее можно не принимать всерьез.
- Ну конечно это просто шутка! Она ведь смеется. А мы сейчас как раз в том мире, где должны жить баньши.
Линор пожала одним плечом и улыбнулась как-то криво.
- Хорошо, если это просто шутка. А что, если он на самом деле начинает сходить с ума?.. После таких приключений - это ведь было бы вовсе не странно, верно? Для нас это вообще не странно.
Они подавленно замолчали и занялись работой. За их спинами через несколько минут послышался шум. В отсек, потирая уголок глаза и украдкой зевая, с кипой распечаток подмышкой, вошел доктор Мэллор Гелион.
- Всем привет. Кажется, я задремал. Но потом услышал как кто-то рядом хихикает и сразу проснулся. Кто это из вас надо мной потешался, интересно?
- Над тобой? - озадаченно переспросила Линор.
- Ну да, знаю я, вечно вы надо мной, стариком, смеетесь! - шутливо возмутился доктор Гелион.
- Но вы же не могли нас отсюда слышать? - возразила Антея. - А мы уже давно тут сидим.
Доктор Гелион беспечно пфыкнул в медные усы.
- Да? Значит, мне это просто приснилось? Забавно, а мне показалось, что я так отчетливо слышу смех… Ну и ладно. - Он пожал плечами, сел в кресло перед невысоким столиком и стал раскладывать бумаги стопками на столе и на полу.
Линор ошарашенно смотрела на Антею. Антея ошарашенно смотрела на Линор.
- Ну, знаешь ли, средь бела дня… - пробормотала Антея, качая головой.
Линор недоумевающе потрясла головой и беспомощно развела руками.
- А? Что? - рассеянно переспросил доктор Гелион, поднимая голову. - Кто-то что-то сказал? Или опять никто ничего не говорил? - Не дожидаясь ответа, он глянул на часы. - Кстати, мне не повредила бы чашечка кофе. А вам?
X. Через дебри, сквозь туманы, зачарованные страны…
Мы были в пути уже два дня.
- Ну сколько же можно хоронить?! - простонал Гамлет.
Мы ехали чуть-чуть в сторонке от остальных - они шумели сами по себе, бряцанием оружия, топотом копыт, скрипом колес в повозках без рессор, смехом и нестройным пением, что не дало бы им нас хорошенько расслышать, и Гамлет решил хоть немного дать волю чувствам, накопившимся за время этого короткого путешествия.
- Вот видишь, что значит связываться с порядочными христианами, - сказал я поучительно. - Сколько придется.
Конечно, еще далеко не все населенные пункты в Британии превратились в кучки отбросов и остывшего пепла. Но это маниакальное стремление все по дороге прибирать за всеми, а не только за собой, и впрямь немного утомляло, хотя одновременно внушало уважение. Компания графа Эктора, судя по всему, вообще внушала всем уважение, и не только этим стремлением к порядку. Исключая первую сумасбродную атаку короля Мельваса Клайдского, подобных нападений больше не было. Разве что мелкие склоки то тут, то там, как водится в дороге. Эктора повсюду встречали как фактического главу Регедского королевства, умудрявшегося почти процветать среди господствующего смятения и разорения. Неудивительно, что именно ему король Лодегранса, соседнего постоянно подвергающегося вторжениям королевства, доверил свою единственную дочь. Нигде она не могла бы чувствовать себя в большей безопасности, чем под его покровительством. И старый король Регеда спокойно доживал свои дни, не беспокоясь ни о необходимости поддерживать свое право на власть в трудной борьбе, ни о том, что кто-то посмеет на него покуситься. За такой-то каменной стеной.
- А тебе-то собственно, что за печаль? - осведомился Олаф. - Ты же почти не принимаешь в этом участия. Вечно у тебя находится какая-нибудь дама, которую надо занимать беседой, полезной и уму и сердцу.
Гамлет возмутился.
- Я пока еще не ослеп и обоняние у меня не отшибло. От вас, кстати, я бы просто молчал, чем уже несет.
Фризиан критически потянул носом.
- А что? Приятным дымком от костра.
- Теперь это так называется… Уж лучше бы мы ехали одни, чем с этими маньяками.
- Да-а? - насмешливо протянул Олаф. - А я вот все думаю - что, если бы первым мы встретили не Эктора? Как ты сам заметил, что-то постоянно приходится хоронить.
Гамлет оскорбленно надулся.
- Отмахались бы. А вот хоронить всех подряд точно бы уже не стали.
- Ах, как оптимистично! Честно говоря, хотел бы я знать, как тут нашим потом проехать без тяжелой артиллерии.
- Ну, зачем же - без? - возразил я. - Пусть все тащат с собой - сойдет за колдовство, а оно пока еще в чести. Мерлин скончался - надо же как-то заполнить нишу.
Весело тявкая, нас догнал адский пес. Галахад нагнулся в седле, протягивая ему хлыст. Пес вцепился в него зубами, и Фризиан втащил его наверх.
- Ну-ка, песик, голос! - скомандовал Фризиан.
Тот, бестолково размахивая лапами, завилял хвостом и лизнул своего покровителя в нос. Фризиан, не успев увернуться, издал досадливый возглас.
- Ты кому, собственно, командовал? - спросил Олаф, под наш смех.
Беззаботно подскакал Бедвир, и заправил за ухо мешающую светлую прядь.
- Э… кстати, насчет собачки. Вы ее уже как-нибудь назвали? А то как-то неудобно, что ее так и зовут - то зверюшка Аравна, то чертова животинка, то адское отродье.
- Это тебе Бран сказал, что если дать ей имя, будет не так страшно? - поинтересовался я.
- А чем вам не нравится такое гордое имя, как Адский пес? - полюбопытствовал Фризиан с ангельски невинным видом.
- Хе! - сказал Бедвир. - Да не то чтобы не нравится, но ей-богу, смущает.
Фризиан царственно отмахнулся.
- Не будем торопиться. Не так-то просто дать достойное имя адской гончей.
Бедвир со смешком закатил глаза.
- Кажется, у этого объекта мы собираемся остановиться, - похоронным голосом сообщил Ланселот.
Объектом был постоялый двор с привязанным у входа пучком остролиста. Буколическое заведение, смахивающее на старый добрый свинарник. Последний тоже был где-то здесь, о чем свидетельствовали запах и отчетливое хрюканье, доносящееся не издалека. Из лабиринта дощатых построек и плетеных загородок слышалось животное многоголосие. Ржание, гогот, кудахтанье, лай и прочее, от чего завяли бы уши у всякого цивилизованного человека. На нас же особенного впечатления это уже не производило - видно, начали входить во вкус, хотя воспринимать окружающее непосредственно было не совсем то, что через призму чужого сознания и мировоззрения, иных памяти и привычек. Обычным перемещением, как теперь, мы не пользовались со времен учебы, когда это было только наглядным примером того, что, в сущности, уже ушло в прошлое. Так что в наших реакциях мы порой чувствовали некоторый недостаток желаемого профессионализма. Но когда вообще удается полностью достичь желаемого?
День катился к мутному закату и хотелось бы надеяться, что предстоящая ночь пройдет не беспокойнее предыдущей. Вчера мы встали лагерем в довольно-таки густой лесной чаще. Несмотря на последнее, волки и разбойники обходили нас далеко стороной. До глубокой ночи у костров рассказывали байки о подвигах, потом - жуткие истории о призраках, проклятиях и мести мертвецов, перешедшие затем снова, чтобы развеять напущенный ужас, к россказням о том, кто, как, кого зашиб понадежнее, с тем намеком, что мертвые, в общем-то, не кусаются, если соблюдать осторожность. Как заметил один парень по имени Дерелл:
- Если видишь мертвеца, ткни его мечом как следует, а то еще, не дай бог, поднимется.
Тут же обсудили и ловкие приемы ведения боя. Марцеллин поведал нам жуткий секрет - нет средства вернее, чем "подлый удар в спину". Пока все катались со смеху, он пояснял:
- Нет, серьезно! Вот говорят - не бей в спину. А куда ж, дохлый фомор побери, еще попадешь, когда он во весь дух улепетывает?!
Галахад, посчитав, что все достаточно развеселились, счел это за вызов и поведал историю ужасов собственного сочинения - о лесных дебрях, о черном сердце густой чащи, где скрипучие деревья передвигаются, сбивая путников с толку, выщелкивают сухими сучками страшные заклинания и выпивают из смертных жизнь и душу, так что они навеки остаются там, становясь такими же деревьями-упырями, чья единственная цель и наслаждение - ловить человеческие души и дальше, превращая людскую плоть в холодную, источенную червями древесину, почти бессмертную и вечно страдающую от гложущих ее жучков, животных, уродливых грибов и зимних морозов. Это была леденящая кровь история о верной дружбе и любви, от которой у слушателей перестал попадать зуб на зуб. А было в ней следующее, опуская некоторые лирические подробности:
Один человек отправился как-то на охоту, да заплутал. И куда бы он ни ехал, лес кругом становился все гуще, деревья вставали все плотнее и плотнее, и когда он уже обезумел от отчаяния и страха и вконец обессилел, деревья подступили вплотную, обхватили его ветвями и стали сдавливать, пока не раздавили в страшных муках человеческое тело, превратив в жесткий ствол дерева. И был у этого человека верный друг, его названный брат, что поклялся найти его. К несчастью, его поиски увенчались успехом. Тогда жена первого неудачника, дама весьма преданная и отважная, сама решилась отыскать возлюбленного или отомстить за него. И также отправилась в лес, вооружившись топором, кремнем и трутницей. Как женщина умная, как только ей становилось не по себе, а лес казался слишком густым и темным, она разжигала костер, и - пожалуйста, лес тут же редел. Но окончательно поняла она, что дело нечисто, когда срубила один ствол, испустивший человеческий предсмертный крик, и из сруба истекла скудная капля крови. Соседнее же дерево все задрожало, застонало, и капли росы упали с него как слезы, когда оно горестно заплакало. И знаком был женщине этот голос - голос ее потерянного супруга. В великой печали, потеряв голову, бросилась она к дереву и заключила в крепкие объятия. Но объятия дерева были еще крепче… И сжав ее в чудовищных тисках, кривые сучья обратили ее в тонкую трепещущую осину, с листьями, горящими брызнувшею выдавленной кровью. Но никто бы не понял этого, увидев осину - ведь стояла осень.