XI
- Где твой барин? - вскричал Гастфер, вбежав в комнату Юрьегорского. Что ты воешь, Павел?
- Батюшка сударь! - отвечал старик, - Барин пропал!… Аврелий Александрович пропал!… Ни слуху, ни духу!… Может по-ночи разбойники французы где-нибудь в закоулке убили!…
Старик залился горькими слезами.
- Что ты говоришь? - вскричал Гастфер. Каким образом пропал? Может ли это быть?
- Да, в ночь; с вечеру, вот принесли из полковой канцелярии письмо; он читал, читал его, и Бог знает сколько раз читал, а в ночь и пропал!
Гастфер взял письмо, развернул и читал мельком: "Милый друг и брат мой Аврелий! давно не получаем мы от тебя писем… Это истомило нас; мы не знаем, что думать о тебе…. Если-б ты мог, приехать…. Пора забыть прошедшее! Тебя обманули не люди, а судьба! - Чувствую, что ты можешь думать, что она избрала тебя орудием моего счастия; но не позавидуй мне, раздели со мною все привязанности нашего общего семейства; в кругу его ты можешь найти всю полноту чувств любви и дружбы. Аврелий, приезжай! Лидия жаждет обнять тебя; другая Лидия протянет к тебе ручонки и назовет тебя дядя! - У нас только и разговора, что про тебя. Сестра моя Евгения с нами; она и Лидия так любят друг друга, что я не в силах тебе описать того чувства, которое я испытываю, смотря на их взаимную привязанность. Истинная дружба двух женщин должна быть очень редка, мой друг, ибо….
Но Евгения много изменилась; в ней исчез этот пыл жизни; в шестнадцать лет она начинает жить воспоминанием. Когда ты увидишь ее, ты сам пожалеешь о том румянце, который умер не поцелованный любовью…"
- Вот тебе и раз! - вскричал Гастфер, бросив письмо на стол. - Надо же быть такому несчастью! - А мне была нужда до твоего Барина! - Нечего делать! - Прощай, старик, да не плачь! О чем ты плачешь?… Найдется, не пропадет!
И Гастфер скрылся.
XII. Москва
В огромном кабинете покоился, после тучного обеда, Московский Барин, в колпаке, в пикетовом белом халате; он лежал на кушетке, пыхтел - ему было жарко. Карлик - бедное существо, обмеренное судьбою - стоял подле него и отгонял опахалом, из разноцветных перьев, несносных мух, которые вились над красным лицом его господина.
Кабинет был украшен огромными картинами в золотых рамах мраморными столиками и хитрой работы шифоньерками, на которых стояли вазы этрусские, вазы японские, перламутровые раковины, обделанные в золото и серебро, эмалевые табакерки разной величины и фигуры, с музыкой, с поющею колибри, с тайными пружинками, которые придавливались хозяином только для коротких друзей и приятелей; -Были в кабинете и огромные куранты которые искусно заводил сам барин а вертел слуга; - был в кабинете и шкаф с коллекцией трубок пенковых, каменных, голландских, деревянных, изрезанных всевозможными изображениями; - была и библиотека, только не для чтения; был и письменный стол, на котором писал слуга-писарь, а подписывал сам господин.
Крепко спал московский барин: его измучило утро торжественного праздника, его отяготил тучный обед; он устал как четверка коней, на которых он делал визиты; он сделал сорок визитов во всех концах первопрестольного града; он был у Князей и Графов, у людей титульных; ибо сам был богат, но еще не титулен, должен был лично развозить свое почтение к знатности и чинам.
И так, он крепко спал, долго бы спал, если б стоящий над ним карлик, вооруженный опахалом, не вздремнул и не пропустил на барина стаю неотвязчивых мух. - А мухи бывают различного свойства: Есть мухи злые кусачки, с страшным, длинным, непощадным жалом, есть мухи с хоботом, мухи с насосом, мухи певни, мухи вьюны, и наконец добрые и глупые мухи, которые почти всегда попадают в паутину, жгут себе крылья на свече, тонут в супе, в чае и во всех жидкостях. Мухи доброго и глупого свойства живут между людьми среднего и низкого состояния, там, где нет в дверях швейцара и где двери может отворить домовая кошка или собака; там им житье, воля, раздолье; все члены человеческого тела, пища и все в их распоряжении; но мухи злые-кусачие, одаренные от природы ловкостью и острым жалом, избирают преимущественно, как рыцари древних времен, подвиги трудные, проникают в спальни, в будуары, в гостиные, в кабинеты знатных господ; - хитро пробираются сквозь опахала и увертываются от нежных рук и хлопушек.
Таким образом барин спал; вдруг, одна из таковых мух, называемая на Хохлятском языке: ах ты бисова дочка! налетела на спящего, и так укусила его в губу, что он фыркнул, плюнул, хлопнул себя по лицу, вскочил, бранится…
В Палембанге, на острове Суматре, есть обыкновение, чтоб раб говорил с барином языком благородным, а господин с слугой употреблял простонародное, низкое наречие; в подражание этому обыкновение наш барин, взглянув на стоящего пред ним карлу, заговорил самым низким языком.
Трепещущий карла молчал, ибо молчание есть самый красноречивейший и высокий язык.
- Ванька! - вскрикнул наконец Барин.
Явился в дверях огромный Ванька.
- Посади тюленя на шкап!
Карла бросился в ноги, но напрасно.
Ванька подхватил его, взбросил на шкап.
На лице карлика изобразилось точно такое же страдание, какое изображается и на лицах обыкновенных людей: верно он понимал, что карла также человек; верно сердце его было как голова не по росту; но Барин знал его за карлика, за свою потеху - за мальчишку; а карлику было 45 лет от роду.
Заключив карлика на вершину шкапа, Барин оделся, вышел в гостиную.
Гостиная была уже полна, - а пожилая, разряженная хозяйка, сочетавшая свое имение и увядший свой цвет с вожделенным здравием мужа, сидела на диване как на троне. Гости, в ожидании виста, перелистывали новости Московские.
- А-а-а! произнесли все увидя входящего хозяина.
И он сталь приветствовать гостей своих.
- Позвольте же мне продолжать, - вскричала резким голосом дама, сидевшая подле хозяйки. - Послушайте, Валерьян Васильевич.
- Извольте, сударыня, что угодно приказать, - отвечал хозяин, садясь.
- Вы знаете, Лонова?
- Слыхивал.
- Вы знаете, что он ухаживает за Евгенией…
- Знаю, знаю! вскричал сидевший против дамы старик в бархатных сапогах. Евгения Белосельская c’est ma voisine, ma vis-â-vis; признаюсь, вам откровенно, что я во всю жизнь не видал приятнее лица!… diable! quoique je ne suis pas Mr Lonoff mais….
- Помилуйте, попасть в такое семейство! Я думаю вы слышали скандалёзную историю этого дома?… и что же Евгения? девушка, влюбленная без памяти в человека, который, сманил дочь какого-то Священника, которую потом бросил и на которой женился брат её.
- Этого я не знаю; это клевета.
- О, что это не клевета, я могу вас удостоверить подробностями этой истории. Извольте слушать, - вскричал хозяин дома.
- Вот, примером сказать, я и вы, Князь, воспитывались бы вместе, положим хоть в институте, или гимназии Сделайте одолжение - перервал Князь важно, - не берите меня в пример публичных воспитанников: я, сударь воспитывался дома, и не знаю никаких обыкновений школьных.
- Как угодно, Ваше Сиятельство! Ну я возьму в пример кого-либо из отсутствующих, положим Снорского, с которым я действительно учился в Харьковском Университете…. Да не о том дело.
Таким образом Юрьегорский и Белосельский вместе учились, кажется здесь в Москве, наверно не знаю; вот, когда вышли они из училища… да, нет! виноват, Юрьегорского просто выгнали из училища за шалости и за стихи на Пресненские пруды, точно! Как выгнали его, как ему быть?
Тогда набирали Мамоновский полк - он туда определился….
- Как это скучно! как ты мямлишь, мой друг! - вскричала хозяйка.
- Позволь же, мой друг, рассказать по порядку! И так, вот видите ли, полк должен был идти в поход, а наш молодец, влюбись в дочь какого-то Священника. Надо вам сказать, что его приняли прямо Офицером, чего в другое время не случается…. Вот, например, я сам служил до Офицерства восемь лет юнкером в Старо-Ингермаландском полку… Девушка молоденькая, необразованная, мундир приглянулся- влюбилась по уши, - ушла от отца….
- Вообразите, себе! - вскричали некоторые дамы с ужасом; -ушла с молокососом!
- Что ж удивительного? - возразил старик в плисовых сапогах. - У женщин один выход в чины, один путь - что называется - в люди: выгодно и по сердцу выдти за муж. А. наш брат в 18 лет порох; vous savez messieurs, что значит 18 лет! Я сам в эти года чуть-чуть не женился на горничной девке моей матушки: diable! cette fille avoit des intentions très nobles! плутовка уговорила меня бежать, с нею обвенчаться!… О это презабавная история! ma foi! il falloit trop de caractère, чтоб в 18 лет не сойти с ума от пятнадцатилетней хорошенькой девочки!
Конечно, князь, молодые лета есть… я не знаю, как и выразить это, потому что в молодости не то что в преклонных летах….
Валерьян Васильевич сказала хозяйка дома, - позволь мой друг, докончить рассказ Федору Петровичу; сделайте одолжение Федор Петрович, вам известна эта история, и вы так прекрасно говорите, так владеете языком…. Признаюсь, я редко слыхала подобную способность.
- С величайшим удовольствием! воскликнул тучный мужчина с огромными бакенбардами. Я готов рассказать и рассказать вкратце, потоми что в краткости и ясности заключается истинное красноречие, они владеют вниманием слушателей. Исполняя желание Алены Алексеевны, я должен предуведомить, что в происшествии, которое я буду рассказывать есть истинно трогательные места. Сердце человеческое играет великую роль в жизни: поистине, оно есть Океан, в который впадают все земные истоки. Слабость сердца имеет и хорошую и дурную сторону; что ж делать! так создан человек! - и так начнем! Лично я не знаю Юрьегорского, но знаю из верных рук, что он был всегда восторженник до безумия…. Влюбившись в Лидию, дочь одного Священника, как уже сказал Валерьян Васильевич, он увлеченный страстию, извлек несчастную девушку из объятий отца и матери, и не знал, что с нею делать; ибо на другой день назначен был поход.
Должно заметить - прервала хозяйка, - что Лидию, нынешнюю жену Белосельского, дочь Отца Гурья, называли прежде Анфисой.
- Наверно не знаю, - продолжал Федор Петрович, - но знаю то, что Юрьегорский, встретив брата Евгении, старого своего соученика, с отчаянным видом сочинил историю: что у него на руках сестра, и что он не знает где ее оставить, отправляясь в поход. Радушный Белосельский взялся устроить дело; он познакомил друга своего с отцом и матерью, и Лидия была принята как родная в доме Белосельских. Юрьегорский отправился в поход; увлеченный новыми победами, забыл он скоро о мнимой сестре своей. Прошел год, другой - ни слуху, ни духу. Между тем Белосельский влюбляется в Лидию; красота этой девушки действительно была очаровательна. Два года, проведенные в хорошем кругу, образовали ее, как всякой может заметить, кто видит ее теперь в обществе.
Ну, это замечание ваше довольно ложно! - возразила одна почтенная дама.
И очень ложно! - подхватила хозяйка. - Кто родился в лучшем кругу, тот на всяком шагу заметит в Лидии привычки низкого происхождения…. Но продолжайте.
- И так Белосельский влюбился, не зная о её прохождении; долговременное отсутствие Юрьегорского и вести, что он ранен, сошел с ума, и тому подобное, изгнали из неё старую любовь, и, Белосельский встретил в ней взаимность. И кто ж не извинит в подобном обстоятельстве сердце девушки?
И особенно - прибавила хозяйка, кинув насмешливый взгляд на старика в плисовых сапогах, - зная, что для женщин один путь в люди: выгодное замужество.
- Ainsi-soit il! - произнес старик.
Федор Петрович продолжал:
- До сих пор, как вы изволите видеть, происшествие заключало в себе довольно комического; наступает драма. Усвоив взаимность Лидии, Белосельский объявляет отцу и матери, что он хочет жениться на ней. Это поразило отца и мать; они даже хотели выгнать Лидию из дома; но Белосельский предупредил их и тайно обвенчался с нею. Любя сына, они должны были простить его; но это обстоятельство стоило больному отцу Белосельского жизни. В след за свадьбой похороны. Никто не предвидел ужасного происшествия. Представьте себе все семейство, стоящее над могилою отца! бросают уже на гроб землю, Священник читает вечную память, вдруг раздается подле могилы вопль, знакомый голос поражает Священника, он взглядывает на Лидию, упавшую в обморок при виде отца своего, и, молитва старика прерывается словами: дочь моя! дочь моя!
- Это ужасно! ужасно! произнесли все слушатели.
Федор Петрович остановился; он наслаждался тем, что красноречивый рассказ его произвел во всех содрогание.
- Вот плоды самоволия детей! произнес он наконец, и продолжал голосом, трогающим до глубины сердца:
- Старый Священник забыл все, забыл место, покойника, обязанность, сан свой, бросился к дочери, выхватил ее из рук Белосельского и понес на руках в дом свой. Белосельский, в исступлении, бросился за ним; мать и сестру его Евгению отнесли на руках в карету, увезли домой. Священник слышать ничего не хочет, смотрит на Белосельского как на соблазнителя дочери, хочет подавать жалобу; но этого мало: в тот же самый день новая беда Юрьегорский приезжает с своим отцом в дом к Белосельскому - и с каким намерением, как вы думаете? - с тем, чтоб взять Лидию и жениться на ней. Он уверил отца, что спас Лидию во время Французов, что она сирота, ангел доброты и красоты, и живет в доме Белосельского под именем его сестры. Отец поверил. Приезжают. В доме страшная суматоха, слезы. Каково же любовнику слышать, что его возлюбленная вышла уже замуж и узнана своим отцом?., и каково отцу Юрьегорского слышать упреки в поступке сына, который ввел в честный, благородный дом неизвестную девушку и был причиною несчастия целого семейства?!…
- Ужасно, ужасно! повторяли все, которые слышали в первый раз в рассказе Федора Петровича это происшествие.
- Этого мало, - продолжает Федор Петрович. - Юрьегорский с отцом скачут в дом к Священнику. Преступная! говорит Юрьегорский входя в комнату, где Священник, разжалобленный Белосельским и дочерью, обнимал уже своего зятя.
- Преступная! повторяет Юрьегорский, кинув страшный взор на Лидию.
Она падает в обморок. Белосельский онемел; Священник хочет уже проклинать дочь свою, видя нового претендателя на нее: ибо он не знал того, что настоящий похититель её есть Юрьегорский. Кровавым образом кончилась бы эта история, если б не благоразумие отца Юрьегорского; он видел недоумение и требовал объяснения от сына и от Белосельского; и объяснением всего обстоятельства примирил друзей. Юрьегорский, видя, что долгое молчание и ложные слухи были всему виною, простил Лидию и друга своего; но это обстоятельство расстроило его раны. Несмотря на это, он тотчас же ускакал в армию; но, говорят, помешался и…. я не верю слухам, будто бы он теперь в Москве, и что еще чуднее: вознаграждает прежнюю любовь свою рукою Евгении, сестры Белосельского, смертельно в него влюбленной.
- Какие чудеса! Но скажите пожалуйста, чем же кончилась история с Священником?
- Вот чем, - продолжал Федор Петрович. - Белосельский, зная, что он убьет свою мать, если откроет кто такая Лидия, умолил старика Юрьегорского признать ее своею дочерью. Общими силами они уломали и Священника отказаться от прав отца в обществе, но пользоваться ласками дочери только в тайне. Вот вам и вся история!
- И я имел терпение выслушать эти сплетни! - произнес, хлопнув руками и схватив шляпу, один молодой человек. - Я, который знаю так коротко Лидию, дочь покойного Смоленского помещика Ивельского, я, который знаю все семейство Юрьегорского, знаю все семейство Белосельского! И я не скажу, что это все бабьи сплетни!
Скорыми шагами вышел он вон из залы.
Все с удивлением смотрели в след за удалившимся молодым человеком.
Это обожатель Лидий! - произнесла презрительно хозяйка. - Он помешался на её баснях о самой себе!…
- Батюшка-барин, простите моего жениха! - вскричала карлица, подбежав к хозяину дома.
Но хозяин дома был зол: то, чему он верил, как свету дня, назвали сплетнями.
- Ванька! - вскричал, он, - посади и дуру на шкап.
Ванька подхватил карлицу на руки и понес вон.
Гости захохотали….
Биография
ВЕЛЬТМАН, АЛЕКСАНДР ФОМИЧ
(1800–1870)