3
Кудеяр едва шевелил вожжами. Лошадь не торопилась, и мысли у Кудеяра были тяжелые и медленные.
"Назвал себя человек Холопом, видно, знал, что холопская у него душа. Поднимешь ли с такими крестьян на царя? Бояре грабят, а дворяне пуще. Бежать бы от грабителей к свободному человеку Кудеяру, а он тоже грабит! Берегись, Холоп!"
Прилила кровь к лицу, виски заломило. Остановил Кудеяр лошадь, вылез из саночек, снегом умылся. Тут как раз пролетела мимо тройка: ямщик монаха повез к Паисию.
И забыл Кудеяр на время Холопа. Прыгнул в саночки и опять поехал потихоньку. Вспомнил Варвару:
"Ну, госпожа атаманша! Зверь сам прибежал. Лови, ловец, не зевай!"
Не удержался, гикнул на коня. Пошел, пошел версты мерить!
Глядит - стоят на дороге сани греческого монаха, а лошадей нет.
- Что случилось? - Кудеяр осадил разбежавшегося коня.
- Постромки кто-то подрезал, - сказал ямщик мрачно.
- Садитесь ко мне, догоним коней.
- Спасибо тебе, добрый человек, - поклонился ямщик Кудеяру. - Не ты бы, не знаю, что и делать. Вечереет.
- Волки есть в лесу? - спросил монах.
- А куда они денутся?
Побледнел ученый грек.
Коней догнали.
- Вот что, - сказал седокам своим Кудеяр. - Пока вы назад доберетесь, пока сани наладите, совсем ночь будет. Ты, ямщик, возвращайся, в кабачке переночуешь, до него не больно-то далеко, а я твоего монаха довезу до монастыря. Хоть и велик путь, да, глядишь, мне на том свете зачтется.
- Спаси тебя Бог! - обрадовался монах.
4
Кудеяр свернул с большой дороги. Малой дорогой проскакал деревеньку. Здесь в крайней избе поменял лошадь и опять в лес. Полузанесенным, едва приметным следом ехал просеками и полянами.
- Куда мы? - спросил с тревогой ученый монах.
- Я сокращаю путь, - ответил по-гречески Кудеяр, - дорога делает большую петлю.
- Ты знаешь греческий язык?! - воскликнул монах, светлея и успокаиваясь. - Но кто же ты?
- Я, отче, из людей, вторящих царю Соломону, который говорил: "Наша жизнь не облако и не туман, который разгоняет лучи солнца. Будем же наслаждаться настоящими благами и спешить пользоваться миром, как юностью".
- Сын мой, неужели ты не дочитал главу до конца? Царь Соломон осуждает этих людей, ибо эти люди говорят: "Имя наше забудется со временем, и никто не вспомнит о делах наших". Это о неверящих в бессмертие духа.
- Но можно ли осуждать людей, которые хотят везде оставить следы веселия?
- Я назову тебе разрушителя городов Навуходоносора, братоубийцу Каина, истребителя детей Ирода. Но сможешь ли ты назвать имена тех, кто оставил следы веселия?
- Да, отче, смогу. Это Гомер, воспевший подвиги героев, Аристотель, показавший миру, что мысль не сон, а такое же творение, как дворец или храм!
Монах отмахнулся от слов Кудеяра.
- Человеку не хватит жизни, чтоб уразуметь святое Писание, всего одну книгу.
- Но Соломон говорил: "Человеколюбивый дух - премудрость".
Монах улыбнулся.
- В той же главе сказано: "Так они умствовали и ошиблись".
- Отче, вот впереди избушка, - показал Кудеяр. - Надо покормить лошадь, а нам погреться. Отсюда до большой дороги рукой подать.
5
Встречать Кудеяра вышел молчаливый человек. Молча поклонился, молча взял лошадь, повел во двор.
Едва гости переступили порог избы, хозяйка, не спрашивая, кто они такие, поставила на стол горячий самовар.
- С мороза не грех выпить того, что греет пуще чаю, - сказал Кудеяр, подмигнув хозяйке.
Тут же объявились две чарочки: одна в виде петушка, другая в виде курочки. Петушка хозяйка предложила монаху. Тот сразу же водку выпил, покрутил с удовольствием головой, закусил поднесенными грибами, хотел что-то сказать, но повалился вдруг на стол грудью, уронил голову и захрапел.
Кудеяр расстегнул на монахе шубу. Из-под рясы, с груди, достал кожаный мешочек с грамотой патриарха к игумену Паисию. Прочитал, усмехнулся:
- Итак, гречанин Нифон Саккас, будем знакомы.
Вошедшему в избу хозяину приказал:
- Монаха доставишь с осторожностью на стан. Мне свежую лошадь. Живо!
Глава 2
1
Ночь, юная, синяя, не успевшая потемнеть, на человеческие тайные происки глядя, размахнула крыльями над лесами и замерла. Высоко, неподвижно стояли белые дымы над избами. Звезды были чистенькие, как овечки.
Сквозь тишину тяжелый скок уставшей лошади. Миг молчанья. И звоны била.
Сбегались люди к дому Кудеяра с факелами.
Примчался Кудеяр неведомо откуда. Одежд не сбросил, не сошел с коня.
- Все собрались? - спросил.
- Все, - ответили в испуге.
- Едали нынче мясо?
- Ели.
- Сытно было?
- Сытно.
- Вы ели мясо братьев ваших!
Смутились все: уж не умом ли тронулся атаман? Аксен Лохматый, помявшись, молвил:
- Опомнись, Кудеяр! Говядина была во щах. И трех баранов съели. Хоть ныне пост, но батюшка Михаил разрешил оскоромиться. Морозы велики.
- Вы ели мясо братьев ваших! - крикнул Кудеяр и бросил било под ноги толпе.
- Эй, Кудеяр, не заносись! - на крик ответил криком Холоп. - Ты укоряешь нас за то, что мы в Покровском взяли скот, а не у черта на куличках, у Белгородской черты. Мы сунулись туда, да нам по носу дали. Еле ноги унесли.
- Крестьяне - наша живая вода. Мы припадем к ней и, как бы ни были изранены, воспрянем!.. Нет тебе прощенья, Холоп. Или я неправ? - спросил Кудеяр разбойников.
- Ты прав.
- Те, кто был с Холопом, будут наказаны. Наказанье вы назначите сами себе. А покуда сгоняйте скот - и в Покровское! За съеденное заплатите деньгами. И ты, Холоп, сбирайся. Казнь тебе назначат покровские мужики. Аксен, возьми его под стражу. Выступаем завтра утром, затемно.
Кудеяр спрыгнул с измученной лошади и, тяжело поднимаясь по ступеням, вошел в свои хоромы.
Бесшумно зашли за ним следом люди, затопили печь, поставили на стол еду.
Кудеяр распахнул шубу, сел к огню. Он смотрел на огонь, и напряжение, державшее его в тисках весь день, растаяло. Шевельнул плечами - шуба сползла на пол.
В избу вошел Вася Дубовая Голова.
- Поешь, Кудеяр! - сказал он, зажигая свечу. - С дороги, чай.
Кудеяр встал, подошел к ведру с водой.
- Полей.
Умылся. Сел за стол.
- Слушай, - сказал он Васе, - а ведь мы с тобой ослушники.
- Это как же?
- А так! Забыл, зачем тебя матушка к Кудеяру посылала?
- А ты, гляди-ка, помнишь?
- Помню, Вася. Атаман обо всем должен помнить.
- Ну и придумал чего-нибудь?
Кудеяр собирался было ответить, но тут пришел Микита Шуйский.
- Атаман, привезли монаха. Спит беспробудно. Мы его пощупали. И в кушаке грамотку нашли…
Кудеяр взял грамотку, поднес к свече.
- Ого! Мой грек с двойным дном, оказывается! Я голову ломал, как быть, а тут вот оно! Никон тайно спрашивает, сколько денег у монастыря, - потряс грамоткой. - Монаха поместите в дом к отцу Михаилу. У Михаила и книг много, и брага хороша. Пусть себе читают и пьют на здоровье. А теперь скажите-ка мне, что совет решил?
- Да ничего не решили. Кто знает, как на Дону дело пойдет, а стан у нас загляденье. Жизнь свободная…
Помрачнел Кудеяр.
- У нас-то жизнь свободная, а о других не подумали?
- Кудеяр, Россия-то вон какая, разве ее всколыхнешь?
- Ладно, - сказал Кудеяр, - большие дела разом не решаются. Уму-разуму жизнь учит… Варвара не уехала со стана?
- Нет, тебя ждет. Разговор у нее к тебе.
- Зови!
- А я уж здесь, - сказала Варвара с порога.
- Здравствуй, атаманша! Пришла пора нашему разговору. Садись, думать будем, как Паисия взять за жабры. А ты, Вася, в дорогу дальнюю собирайся.
- Неужто меня с собой берешь? Уж не за невестой ли?
2
Покровское было поднято на ноги. Людей согнали к церкви. На паперти стоял Холоп.
Кудеяр спросил толпу:
- Он грабил вас?
Толпа молчала.
- Он грабил вас? - спросил Кудеяр опять.
Толпа молчала. Холоп засмеялся.
- Вот как вас запугали, - покачал головой Кудеяр. - Молчальники вы, молчальники! Тогда за вас я сам скажу! Да, он отнял у вас и ваших детей скот. Скоро пригонят стадо назад, и вы получите ваше… Если этот человек, - Кудеяр указал на Холопа, - мог ограбить крестьян, братьев наших, он и отца с матерью не пощадит. Назначьте же наказанье ему!
Молчала толпа. И опять засмеялся Холоп.
Кудеяр опечалился и сказал ему:
- Полюбуйся, Холоп! Они молчат, потому что нет у них веры нам. И откуда ей быть, коли ты разорил их, как беспощадный татарин? Когда Кудеяр в лесу - в деревнях спокойствие. Когда Кудеяр в лесу - бояре да дворяне ходят шелковые, на поклон поклоном отвечают… Не хотите судить? Может быть, прощаете свои обиды?
Молчала толпа.
- Не хотите судить и не хотите миловать? - Кудеяр повернулся к разбойникам. - Может ли среди нас жить тот, кому все равно, кто плачет и чья кровь льется?
- Нет! - сказали разбойники.
- Вот тебе, Холоп, весь наш суд и весь сказ: уходи на все четыре стороны.
В третий раз хотел было засмеяться Холоп, не получилось: крякнул да всхлипнул - вот и весь смех.
Сошел с паперти, пошел. Толпа отшатнулась, дала дорогу.
- Простите нас! - Кудеяр поклонился крестьянам в ноги, и разбойники опустились на колени возле атамана своего.
- Вставайте! Вставайте! - зашумели пришедшие в себя покровцы.
Кто-то весело крикнул:
- Слышите?
На краю села блеяли овцы, мычали коровы.
- Прощаем! Прощаем! - закричали крестьяне. - Овечки наши вернулись! Буренушки!
Глава 3
1
Анюте приснилось: бьет конь копытом в крыльцо. Проснулась в испуге: к чему сон?
Придумать ничего не успела, поднялся сеятель Петр с женой, девочки и мальчики их малые. Пошли в амбар перебирать семена.
Снег уже стаял. В небе набухают мягкие теплые тучи. Ветер порывистый, порывы долгие. Дохнёт, лицо рукой тронешь - влажное… Весна. Весь день Анюта ждала объяснения сну. Не дождалась.
А ночью постучали в дверь.
Вскочила! Не спрашивая кто, отодвинула задвижку, распахнула дверь.
Стоял перед нею высокий человек. Из-под шапки чуб, глаза черные, бородка кучерявая.
- Кто ты?
- Путник, - ответил Кудеяр, а у самого сердце защемило, хоть плачь. Стоит перед ним девушка. По глазам видно - ждала. Его ждала, всю жизнь. И дождалась. Наваждение - и только! Стоит, обмерла: ни в дом не зовет, ни гонит. И ему вся жизнь игрой показалась. Так бы вот встал на колени, уткнулся лицом в подол, как дитя малое, и пропади все пропадом.
Спросил:
- Зовут как?
- Анюта.
- Не пустишь ли переночевать меня с товарищем?
- Не хозяйка я, да заходи: хозяин никого еще не гнал.
- Кони у нас.
- Заводите во двор.
Вышел в сенцы сеятель Петр.
- Кто это, Анюта?
- Путники. Ночлега просят.
- Пусти.
- Да я уж пустила. Ночь ведь.
Огня в доме не зажигали. Указал хозяин угол пришельцам, принесла им Анюта тулуп на подстилку. И уснули все. Все, да не все. Не сомкнет Анюта глаз, и Кудеяр тоже. Встал он наконец, пошел во двор коню овса дать, и Анюта, сама не зная, по какой такой смелости, за ним пошла.
- А тебя как зовут? - спросила.
Приезжий смутился будто. Говорит:
- Всегда я имя свое произносил с гордостью, а теперь вот не смею.
- Али оно у тебя постыдное? Али уж такое страшное, как у Антихриста?
Еще больше смутился Кудеяр, а девушка опустила руки, но слова говорит такие смелые, что у самой же голова кругом.
- Кто бы ты ни был, ты - судьба моя. Снилось мне: конь копытом о порог постучал. Значит, пришло мне время в путь собираться. Конь во сне был точь-в-точь как твой.
- Кудеяром зовут меня!
Вскрикнула Анюта, но не убежала, посмотрела в его черные глаза.
- Вот кто - судьба моя!
Поднял ее Кудеяр на руки и поцеловал.
2
Утром сеятель Петр спросил Кудеяра:
- Далеко ли вы путь держите?
Кудеяр, глядя Петру на клейменый лоб, ответил:
- Я приехал просить руки твоей приемной дочери.
Петр и бровью не повел, спросил:
- Кто же ты?
- Не могу я тебе открыться теперь, - ответил Кудеяр, - но позволь мне приехать женихом после Пасхи.
Нахмурился Петр-сеятель, услыхав слова Кудеяра. И тот ему опять сказал:
- Потому не открываюсь, что есть у меня дело тайное. А в знак того, что слова мои не пустые, прошу тебя, оставь в доме своем моего товарища. Будет он исполнять любую работу, какую ты ему прикажешь. И коней оставь на своем дворе. Товарищ мой о них позаботится. А за постой возьми кошелек.
Кошелек Петр взял, положил за образа.
- Мне твоего не надо. Ты на лоб мой глядишь, а грамота на моем лбу фальшивая. Возьму из кошелька столько, сколько стоит корм лошадям. И хоть не по душе мне тайные люди - не прогоню тебя. Коль Анюта признала в тебе доброго человека, так оно и есть. Анюта сердцем не ошибается.
Поклонился Кудеяр Петру и, ни с кем не прощаясь, ушел из дома. С Анютой у него договорено было: встретиться в среду ночью у Веселого ключа.
Часть 9
Руки кренделями
Глава 1
1
- От патриарха Никона грек Нифон Саккас!
Ворота монастыря распахнулись.
- От патриарха Никона грек Нифон Саккас!
Растворились двери монашеской обители.
- От патриарха Никона грек Нифон Саккас!
Тяжелая дверь огромной кельи игумена Паисия разверзла створы.
Во славу великого праздника Вербного воскресенья, в честь высокого гостя в келье затеялся величавый пир. При множестве свечей, под строгими взорами святых, глядевших на пирующих со стен и с иконостаса, ели и пили. Пить постом грех, но ради гостя чего не сделаешь. Гость грек, а восточная церковь пить вина постом не запрещает, вино в южных странах, где в обилии виноград, пьют вместо воды. Пили из позолоченных кубков. Внесли два метровых глиняных блюда, одно с осетром, другое с белугой. Рыбку в Великий пост разрешается кушать только раз, в Вербное воскресенье. Зато уж и ели!
Глядя на обильный чудодейственно стол, Нифон Саккас сказал Паисию:
- "Не будем просить житейского у Господа нашего. Да он и не ожидает от нас напоминания. А хотя бы мы и прощали, сам все дарует потребное нам".
- Какие прекрасные слова! - воскликнул Паисий, льстя гостю.
- Да, - сказал тот, - Иоанн Златоуст восхищал словом людей Антиохии и Константинополя так же, как восхищает нас.
Паисий слегка побуровел, и Нифон Саккас понял: игумен в книжностях не силен, однако гордыни ему не занимать. Воцарилось тягостное молчание, и, чтобы поправить дело, Нифон Саккас сказал:
- Я вижу среди икон твоих, благочестивый авва Паисий, замечательную икону Трех Святителей. Мне вспоминается рассказ из жития Василия Великого о том, как Василий спорил с арианами.
- Помню! Помню! - закричал радостно Паисий. - Василий уговорился с арианами запереть на три дня церковь. Ариане молились, но запоры не спали с дверей. Тогда пришел Василий с православными, попросил воскликнуть от всего сердца всех: "Господи, помилуй!" И когда воскликнули, случилось землетрясение, и двери распахнулись.
- Авва Паисий! - воскликнул Нифон Саккас. - Ты великий книжник и знаток церкви, но я вспомнил этот рассказ потому, что мне, как тем православным, что были с Василием, хочется воскликнуть, глядя на гостеприимство твое и радушие: "Господи, помилуй пастыря и овец его за то, что в праздник они празднуют, а в будни ведут подвижнический образ жизни!"
Приспешники Паисия, дослушав витиеватую речь хитрого грека, заулыбались и проворно наполнили свои чаши вином.