- Упаси тебя господи! Не ошибся! - Василий Васильевич проворно подогнул пальцы.
- Ладейщики! - кликнул незнакомец лодочникам. - Вот вам за работу.
Отсчитал каждому по пяти ефимков и махнул на них руками. Ладейщики поспешили в лодку, подняли парус, и лодка скрылась за излучиной, будто ее и не было.
- У меня, однако, деньги на исходе, а предстоит еще неблизкая обратная дорога, - вздохнул ходатай молдавского княжича.
- Сколько тебе надо? - спросил воевода с готовностью.
Иноземец достал из-за пояса парчовый мешочек, подкинул на руке.
- Совсем тощий стал. Чтобы его подкормить, нужно талеров… двести.
- Двести? - поежился воевода.
- И коня еще, и дорожных две сумы, для коня и всадника, чтобы миновать ямские дворы.
Поглядывая на перстень, воевода отошел к своим людям, и один тотчас ускакал в город.
А уха между тем поспела, речная, сладкая ушица, из доброй дюжины всяческих рыбьих племен, от ершей до стерляди.
- Изволь, господин, отобедать со мною, пронским рыбарем, - пригласил воевода гостя, указывая на расстеленную на лугу скатерть.
И было вино к ухе, и были пироги, и всякая дичь, и полбока осетра.
- Выпьем первую чашу за государя за царя и великого князя Алексея Михайловича! - провозгласил воевода.
Выпили, и гость сказал:
- Когда наш государь пьет чашу за государя, то всегда стреляют из пушки, - и, выхватив пистолет, пальнул в воздух.
Вторую чашу пили за здоровье наследников господаря Василия Лупу, и по приказу воеводы все три стрельца, которые хранили тишину воеводской рыбалки, пальнули из пищалей.
Пока хлебали ушицу, прискакал из города слуга, привез деньги и пригнал оседланную лошадь.
Гость тотчас поднялся, и воевода Василий Васильевич обнял его на прощанье и облобызал.
- Проводи меня несколько на коне своем, гостеприимный рыбарь! - попросил иноземец. - Я должен сказать тебе наедине тайные слова, по которым ты узнаешь человека от моего повелителя.
Они сели на коней и поехали к лесу. И слуги воеводы, не беспокоясь, пили и ели, удивляясь чужеземцу, и садились на маленькие стулья, которые он оставил в подарок.
Воевода все не возвращался да не возвращался, и, когда уж все вдруг обеспокоились, выскочил из лесу человек в чем мать родила. Он шатался, как пьяный, потрясал руками, но помалкивал. Слуги тоже сначала онемели, потом кинулись к голому, а это сам Василий Васильевич, и во рту у него здоровенный кляп. Кляп с горем пополам вытащили, а Василий Васильевич все молчал да молчал, и слуги не знали, как им быть. И заорал наконец воевода, трясясь от злости:
- Да что же вы стоите? Гоните за ним! Ищите его!
Слуги бросились все к лошадям, а воевода совсем вышел из себя, ногами затопал, как заплясал.
- Про меня-то забыли, что ли?! Дайте же хоть попону стыд прикрыть!
Поскакавшие искать разбойника вернулись ни с чем: на одной дороге засека, деревья крест-накрест повалены, на другой дороге лошади о железные шипы ноги покололи.
- Не Кудеяр ли это был? - спрашивали друг друга слуги и стрельцы.
- Кудеяр, он самый, - признался воевода.
- В город скакать? Людей поднимать?
- Ищи ветра в поле! - досадливо колотил себя по ляжкам обманутый Василий Васильевич.
- А что же делать-то?!
- Верши поеду проверять. Их у меня двенадцать, а проверил одну.
Воевода сел в лодку и поплыл по Проне, и верши все были полны, и воевода радовался.
- Рыбы на ефимок, а убытку двести рублей! - шептались слуги. - Своими руками денежки отдал. И коня в придачу.
- Двух коней-то.
- Выходит, что двух, да одежу, да сбрую с седлами, да еды с овсом на неделю. Вот он, Кудеяр, каков!
- Кудеярище!
10
Киприан, послушав мужичков своих, которые рассказывали наперебой, как Кудеяр с воеводой ел-пил, как дарил воевода Кудеяру деньги и лошадь, как провожал в лесочек, где сам, по вежливой просьбе, перстень вернул, одежду с себя скинул, связал в узел, на своего коня погрузил, - решил сто рублей, подаренных мужикам, принять, а лошадей - упаси господи. Лошади меченые. Их-то небось и высматривают на ярмарках да у ямских трактиров. Оставаться более на старом месте Киприан тоже не пожелал, за мужиков боялся, как бы не соблазнились разбойным непутевым житьем. В Кудеяре души не чают. Очень переживал старец, вновь отправляя всех троих в село Сараи купить три телеги да трех лошадей, чтобы было на чем семейства в Гуслицу везти. Потому и переживал, что Кудеяр вместе с ними отправился.
Не пустые те были страхи. Уже на обратной дороге, когда мужики ехали каждый в своей телеге, на своей лошади, завернули к одной помещичьей усадьбе на водопой.
У колодца никого, а на помещичьем дворе гомон, вопли.
Кудеяр напоил коня - и в седло. Говорит мужикам:
- Поите и вы своих лошадей да езжайте прочь! Погляжу, что тут делается.
- Как же мы тебя оставим одного? - обиделись мужики, хоть и страшно им было.
- Я не один, у меня мой конь. Торопитесь, говорю, - и направился к усадьбе.
Ворота были распахнуты, толпа мужиков и баб расступилась перед всадником, и Кудеяр выехал к самому крыльцу, перед которым двое холопов распластали на желтой соломе худую, с торчащими позвонками, как у обглоданной рыбки, бабу и, поплевывая на руки, ожидали приказания начинать. Справа от крыльца в очередь стояли, прикрывая руками стыд, голые бабы, мужики, детишки.
Помещик, толстый, как боров, вытаращил на незваного гостя маленькие, налитые кровью глаза. Он и рот разинул, и кулаком замахнулся на гостя незваного, но нагрубить не успел. Грохнул выстрел, и огромная туша, покачавшись, как ванька-встанька, покатилась с крыльца, под ноги оторопевшим холопам.
- За что он вас? - спросил Кудеяр.
Молчали люди.
- За что он вас?! - наливаясь яростью, крикнул Кудеяр.
Управляющий подпрыгнул от того крика, как ужаленный.
- За недоимки.
- А сам обижаешь людей?
- Я - человек подневольный! - заголосил управляющий и сделал лужу.
- Смотри! - предупредил Кудеяр и поехал со двора прочь. И вдруг остановился, повернулся в седле. - Кто из вас хочет быть Кудеяру товарищем, приходите за реку, к часовне.
- А я хоть теперь! - откликнулся выпоротый, с окровавленной спиной, огромный мужик. - Барин-то - каюк! Понаедут с правежом, еще и в Сибирь погонят.
Мужики загалдели, бабы заголосили.
- Никто вас не тронет, - возразил Кудеяр. - За все, что я сделал, с меня и спрос. Но кто хочет со мной в лес, собирай пожитки, запрягай телегу и - айда!
Сельцо было душ на семьдесят, и на две дюжины стало в нем меньше.
Был Кудеяр один, как перст, за единый час обзавелся семейством.
На месте Киприанова тайного скита поставили мужики дворы. Воле нарадоваться никак не могли. Никто не бьет, не помыкает. Живи, как умеешь жить. Впрочем, красным летом у всякой твари песенки веселые.
11
Сила матери та же самая, что сила земли. У земли деревья сквозь камень растут, мать, спасая дитя, по воде пройдет, как посуху. Прибежала - в тайное Кудеярово место, не ведая, где оно, птичьим чутьем - молодая баба, принесла ребеночка, которому гневливый дворянин собственноручно отсчитал двенадцать плетей. Баба была из дворни, за красоту и ум в комнатах прислуживала. Утехи ради приказывали рабе приходить в комнаты с ребеночком. Уж очень на ангелочка был похож, головенка кучерявенькая, золотая, личико умилительное. Всегда были охи-ахи, сладости из господских рук. Да бес не дремлет, ребеночек, вставая с пола, ухватился за скатерть да и стянул со стола заморскую раковину, раковина раскололась, господин рассвирепел.
- Спаси дитятю! - молила женщина, кладя сына в ноги Кудеяру. - Спаси! Третий день без памяти и не дышит почти.
Ужаснулась душа Кудеяра - в разбойнике целителя народ желал видеть. Ничего не сказал бедной матери. Только побледнел. Наклонился вдруг, поднял пылающее тельце, пошел к роднику. Одежонку с младенца сбросил, окунул в ледяную купель, потом завернул в свою ферязь и отнес в опустевшую землянку Киприана, где старец оставил икону Спаса Нерукотворного да лампаду. Велел принести еще воды, тулуп да холстину. Еще раз окатил младенца водой, завернул в холстину, как в кокон, кокон в тулуп и велел матери баюкалки петь.
Диво дивное, но ребеночек на заре пробудился, улыбнулся, ручки из холстины выпростал, чтоб с матушкиной щеки слезинку поймать.
Кинулась мать к Кудеяру - на колени пасть перед спасителем, а его нет, куда уехал с пятью молодцами - не сказался.
А Кудеяр посетил гневливого любителя заморских раковин. Вошел в комнаты без спросу, без приглашения. Дворянин сидел у окна, книгу читал. Поглядел Кудеяр на стол - вот она, перламутровая красавица, склеенная.
- Почитай, почитай, - сказал Кудеяр удивившемуся хозяину, - хозяйке твоей полезно послушать.
- Да кто ты таков?! - закричал дворянин, но, увидев дуло пистолета, помягчел. - Читать, что ли?
- Читай.
- "Но в день, в который Лот вышел из Содома, пролился с неба дождь огненный и серный и истребил всех. Так будет и в тот день, когда Сын Человеческий явится". - Голос у чтеца вдруг оборвался, он глянул на почтительно сидевшего человека и задрожал. - Ты небось Кудеяр?
- Кудеяр, - согласился незваный гость.
- Ты пришел убить меня за то, что я бедное дитя высек?
- О деле потом поговорим. Ты читай, уж очень хорошее наставление для всех нас от евангелиста Луки.
Дрожащим голосом, икая, дворянин покорно продолжил:
- "В тот день, кто будет на кровле, а вещи его в доме, тот не сходи взять их; и кто будет на поле, также не обращайся назад. Вспоминайте жену Лотову…" - Дворянин сполз со стула на пол. - Кудеяр, я виновен, но жену мою не трогай, бога ради, детишек оставь!
- Читай, читай! - вежливо попросил Кудеяр, и дворянин, угождая, стал произносить слова ясно и как можно покойнее:
- "Кто станет сберегать душу свою, тот погубит ее, а кто погубит ее, тот оживит ее"…
- Довольно, - сказал Кудеяр. - Это про нас. Ты, читая Евангелие, спасаешь душу, а я, пришедший убить тебя за твое зло, гублю душу. Идем во двор.
Во дворе распластали гневливого господина, вывели барыню с четырьмя детишками от пяти лет до десяти, и сказал Кудеяр:
- Я хотел засечь твоего мужа до смерти, барыня, но ради детей твоих и чтоб была им память на всю жизнь, чтоб никогда даже пальцем не тронули человека зависимого, накажу зверство малым зверством, - и приказал разбойникам: - Отсчитайте негоднику дюжину плетей.
12
Словно молния сверкнула - сразу во всех усадьбах, в селах, в городках узнали, что у крестьян объявился заступник: барин, осмелившийся выпороть своего раба, сам будет тотчас схвачен и выпорот.
Помещичьи дома спешно превращались в крепости, дворяне доставали залежавшееся оружие, чистили, точили, заряжали. Один хитроумный господин собрал дворян-соседей для засады и назло Кудеяру перепорол всех своих крестьян. Засада расположилась в самой усадьбе, кругом усадьбы. Ждали ночь, другую, а на третью запылали зарева со всех четырех сторон: горели дворянские дома, дворяне сломя голову помчались на выручку своим женам и чадам, и тогда явился к хитроумному господину Кудеяр со многими разбойниками. Из усадьбы вывез все, что только можно было увезти. Забрал хлеб, скот, сундуки. Господина запорол насмерть и положил на перекрестке дорог.
Рязанский воевода со стрельцами, с дворянским ополчением рыскал по уездам, где буйствовал Кудеяр. Побродили по дорогам, по лесам вокруг сел и усадеб - ни слуху ни духу. Вдруг весть от владимирского воеводы: разбойники за один день ограбили и высекли трех помещиков. Все трое были повинны в порке своих крестьян.
Тогда решили рязанские дворяне разойтись по домам своим, вооружить дворню, все междоусобья забыть и в случае надобности без мешканья идти на помощь друг другу.
Месяца полтора жили усадьбы по ночам, ожидая нападения, но во всем воеводстве наступила тишина, и дворяне начали стыдиться своей трусости, а кто сам не пережил разбойного нашествия, тот уж почитал рассказы о Кудеяре досужими.
И вдруг новая история - Кудеяр утопил богатейшего мельника. И не сам утопил, но предложил мельнику выбрать казнь и казнить себя самого.
Опять-таки не за богатство казнил - за подлую жизнь, ибо крестьяне платили мельнику за услуги не только частью зерна, но обложены были сверх того особой, стыдной данью. Привозили мельнику - дочь ли, жену. Иным же приходилось нанимать в складчину невинную девицу. Но то были слухи, сказания, в жизни было похоже, да не совсем этак.
13
Мельника звали Дорофей. Сколько было ему лет, никто не знал, а сам он никогда не сказывал, но чем старее делался мельник, тем прихотливее становилась дань. С каждой деревней у него был заключен договор: раз в году община поставляла ему невинную девицу, но зато в тяжкие весенние месяцы получала от мельника муку и отруби, пшено и гречу по божеской Николы зимнего цене или в долг, и тоже с божеской накидкой: за четыре мешка - мешок. Но берегись, упрямцы! Коли своего хлеба не хватило - за сто верст ни у кого не купишь. Продать - мельника прогневить. А самому в ножки кинуться: извольте за мешок - три мешка да неделю на плотине отработать.
Проезжал Кудеяр с товарищами деревню Боровички. Смотрит - бежит, бежит от колодца девица, и не прочь от разбойников, а к разбойникам. Вдарилась в стремя Кудеярова коня, отдышаться не может. Личико небесное, глаза как у горлицы, и сама будто горлица.
- Спаси, Кудеяр!
Кудеяр из седла прочь, взял девушку за руку.
- Кто тебя обидел?
- Меня выбрали мельнику на выкуп! Спаси! Будь как батюшка родной. Батюшка мой плачет, и Сеня, мой жених, плачет…
- Что-то больно вы все расплакались! - нахмурился Кудеяр и приказал созвать сход.
На сходе и поведали ему о мельнике Дорофее.
- Оказывается, и на Руси султаны водятся, - сказал Кудеяр и оглядел коней своих разбойничков. - Дорога у нас была дальняя. Исхудали кони. Накормим же их пшеницей из мельничных амбаров.
И, не давая времени молве опередить себя, тотчас отправился на речку Истью, где, как сыр в масле, жил-поживал греховодник Дорофей.
Может, наказал бы его Кудеяр, забрав казну, опустошив амбары. Глядишь, высек бы, но разведчики нагрянули в хоромы Дорофеевы, когда тот, злодей, тешился с девочкой, у которой грудки еще только назавтра набухнут.
Матушка той девочки камень на шею прилаживала, чтоб с плотины да под мельничье колесо, - русалкой мельнику отомстить, коли в этой жизни не уберегла дочку от позора.
Камень у женщины разбойники отняли, мельнику руки выворотили, повязали. Тут и Кудеяр подъехал, несчастным матери и дочери поклонился.
- Простите, не успел помешать злодейству. Одно прошу: не губите жизней своих ради горя своего. Если тяжко вам в деревне жить, ступайте к нам в лес.
Женщина уже опамятовалась, заплакала.
- Успел Дорофей надругаться над моей доченькой, да хоть не натешился. Утешусь погибелью его, проклятого! А жить нам суждено среди таких же, как мы. Многие от Дорофея потерпели. В нашей деревне, себе на беду, все девки - красны да белы!
Велел Кудеяр развязать Дорофея, вошел с ним в избу и остался с глазу на глаз.
- Я не судья людям, - сказал он Дорофею, - но уж так скверно живет родной нам народ, что проще всего было бы настегать коня и умчаться прочь. Только где спрячешься от скорби крови своей?
- Вон ты какой, Кудеяр! - удивился Дорофей. - Ты и впрямь метла, как о тебе толкуют.
- Какая метла?
- Та, что сор из избы метет, - и засмеялся. - Ничего у тебя не выйдет, Кудеяр. Ты веником машешь, а пыль вся к потолку поднимается. Ты уйдешь - пыль на пол сядет.
Кудеяр поглядел в глаза Дорофею. Глаза у того были карие, с огнем.
- Что-нибудь все же и за порог ветром вынесет.
- Что вынесет, на ногах обратно возвратится.
Кудеяр сдвинул брови.
- Поговорили, Дорофей! Довольно. Теперь слушай меня. Если бы не подоспели мои люди, мать девочки, которую ты погубил…
- Куда она делась, вон уж цветочки рвет!
- Молчи, Дорофей! - Кудеяр положил руку на стол, небольшую руку, но что-то холодно стало мельнику, передернуло его. - Мать этой девочки уже камень себе на шею сыскала и веревками опутала. Этот камень - вес твоих грехов. Утянет на дно - так тому и быть, выплывешь - твое счастье.
- А велик ли камень? - усмехнулся Дорофей.