Утром Птахмос пришел к нему, лицо его было помятым. Па-Рамессу приветствовал его лучезарной улыбкой.
- Ты оставил меня одного сегодня ночью!
- Ты ворочался, пока не столкнул меня с кровати.
- Мне снились плохие сны.
- Я должен был остаться и ждать, чтобы они и мне приснились?
Па-Рамессу был почти на год младше Птахмоса, однако интуитивно он осознавал, сколь ничтожны терзания маленького мальчика по сравнению с судьбой династии. Они сели завтракать. Слуги подали миндальное молоко, фрукты и лепешки с медом. Птахмос время от времени угрюмо посматривал на Па-Рамессу, как если бы считал его виноватым в своих горестях.
- Что ты обо мне знаешь? - спросил он наконец.
Чтобы вот так взять быка за рога, требовалась немалая храбрость.
- А что я должен знать?
- Ты никогда не задавался вопросом, почему меня взяли в вашу семью и почему я занял место твоего покойного брата?
- Ты - сирота, потомок древней царской семьи. Мои родители пожалели тебя и усыновили. Что еще я должен знать?
Превосходство, которым было проникнуто это простое объяснение, было равнозначно призыву к порядку; ответ Па-Рамессу означал: "У тебя нет никаких прав, ты существуешь лишь благодаря милосердию моих родственников".
- Я - родовитый принц.
Какое тщеславие! Па-Рамессу съел плод смоквы и взял еще один.
- Я за тебя рад, - отозвался он. - Но этой страной правит мой божественный дед.
- И я когда-нибудь буду править.
- После моего отца - может быть, - заметил Па-Рамессу с безмятежной и в то же время ироничной улыбкой. - И если найдется женщина из моего рода, которая захочет выйти за тебя замуж.
Он встал, сохраняя спокойное выражение лица. Птахмос метал в него сердитые взгляды. Так Па-Рамессу получил возможность убедиться, что непринужденность - его лучшее оружие.
- Нас ждут в кепе, - добавил он, когда наставник Тиа появился у двери.
Второй призыв к порядку. Притязания Птахмоса не освобождают его от обязанности посещать школу. Па-Рамессу не стал ждать и вышел первым. Перемирие было нарушено.
Этот эпизод дал толчок изменениям характера Птахмоса к худшему. Он был робок - стал грубым, был сдержанным - стал угрюмым. Тийи заметила это первой: ее доброжелательность наткнулась на стену мрачного, надменного безразличия.
"Из твоих ниток полотна не соткать" - это простонародное выражение, показывающее пренебрежение говорящего к способностям собеседника, она услышала от него как-то вечером после ужина.
Через несколько дней после отъезда Незер-Мут его плохое настроение достигло высшей точки, что вылилось в отвратительную сцену.
- Где моя кормилица? - неожиданно спросил Птахмос после ужина, вымыв руки и обсушив их куском полотна. Тон его был вызывающим.
- Тебе нужна грудь? - вопросом на вопрос ответила Туи, от которой не укрылись изменения в поведении Птахмоса.
Мальчик вздрогнул, услышав такое оскорбление.
- Незер-Мут в провинции кормит своими сплетнями ворон, - безразличным тоном сказал Сети. - В будущем году начнется твое военное обучение, еще не хватало, чтобы она ходила за тобой следом по казармам.
- А мой отец?
- Он перед тобой и он говорит с тобой!
За этой отповедью Сети последовала гробовая тишина. Птахмос, вне всяких сомнений, понял, что напрасно затеял битву. Он был должником царской семьи. Его отцом был Сети и никто другой, и с этим ничего нельзя было поделать. Туи, Тийи и Па-Рамессу ожидали продолжения этой стычки.
- Разве может здравомыслящий человек желать себе более достойного и благожелательного предка, чем фараон? - спросил Сети. - Благодаря его неусыпным заботам мы наслаждаемся покоем и гордимся процветанием нашей страны. И в своей бесконечной доброте он решил принять в свою семью покинутое дитя.
- Меня породил Хорамес, - пробормотал Птахмос.
- Хорамес за всю твою жизнь не дал тебе и кусочка засохшей лепешки, Птахмос. Он ни разу не вспомнил о своем отцовстве, даже когда Незер-Мут рассказала ему о твоем существовании. Ты бы не прожил и трех дней, если бы жрецы Птаха тебя не пожалели, - наставительным тоном произнес Сети. - Если бы не они, сейчас ты был бы маленькой мумией без маски. И если бы не милость моего божественного отца, ты был бы простым писцом, одним из тысяч. Ты должен понять наконец, из какого источника черпаешь свою жизненную силу!
Лицо Птахмоса застыло. Глаза заблестели, потом полились слезы. Он весь трясся от рыданий. Все молчали. Он сам искал схватки и потерпел поражение. Птахмос осознал, что отныне он - пленник царской семьи. Мальчик встал и ушел в свою комнату.
У наставника принцев Тиа вид был расстроенный.
- Он ведь еще маленький, - сказала Туи. - Безумная кормилица забила ему голову всякими бреднями, и он размечтался о своем будущем величии. Думаю, жрецы-интриганы тоже приложили к этому руку. Мальчик не виноват.
- Тем полезнее для него этот урок, - заключил Сети.
Когда родители и сестра встали, чтобы разойтись по своим комнатам, Па-Рамессу все еще о чем-то размышлял. Он добился желаемого, но это не доставило ему радости. Соперник перестал быть таковым, слезы обожгли щеки того, против кого он плел свою интригу.
Что ждет Птахмоса в будущем?
* * *
"Дворец Ихи" был полон гостей, большей частью это были военные - лучники, копейщики, конники, возницы колесниц, вернувшиеся в страну Кеми из последней восточной кампании. Звуки систр и тамбуринов плыли над утонувшими в сумерках берегами Великой Реки. Заведение было небольшим, поэтому многие посетители вышли в сад с кружками в руках. Одни пили пиво, другие - медовый напиток, третьи - вино. Дама Иануфар еще до возвращения солдат узнала о том, что кампания прошла успешно, и заранее подготовилась к празднованиям. Теперь хозяйка прогуливалась по заведению с улыбкой на устах, однако ничто не ускользало от ее бдительного ока. Доблестные гости с тугими кошельками смеялись, предвкушая вечер в компании кого-нибудь из здешних певиц или танцовщиц. Они были рады, что поход наконец закончился.
- Темнокожая малышка с глазами-миндалинами, та, что играет на тамбурине, сделает сладкой мою ночь, - глядя на тонкий месяц в темно-синем небе, прошептал один солдат - молодой, прекрасно сложенный мужчина с атласной кожей, бархатными глазами и сочными, как абрикос, губами. - Как думаешь, сколько она попросит?
- Это зависит от того, чего ты хочешь, и от времени, которое она на тебя потратит, - ответил второй, похоже, завсегдатай заведения. - Три медных кольца за обычные ласки, десять - за изысканные, и два серебряных кольца за целую ночь…
- Два серебряных кольца! В ее-то возрасте?
- Не она назначает цену, а дама Иануфар.
Первый солдат вздохнул.
- Не хотелось мне столько тратить!
- Не каждый день находится красивая принцесса, готовая в тебя влюбиться, Хорамес!
- Ты опять за свое, Димеха! Это дело прошлое!
Собеседник посмотрел на него насмешливо.
- Ладно, я больше не буду об этом вспоминать. Хотя, думаю, тебе не помешает знать, что в твое отсутствие по приказу фараона визирь Сети взял в семью ребенка, сироту.
- И что?
- Ребенок этот - принц Птахмос. Он заменил покойного Па-Семоссу.
Хорамес промолчал.
- Что ж, - продолжил Димеха, - теперь никто не станет напоминать тебе об этой истории с брошенным ребенком. Давай вернемся в зал и поговорим с твоей малышкой. Поверь, три медных кольца - не такая уж высокая цена за обычные ласки. Живем только один раз!
Мужчины вернулись в зал. Слова Димехи эхом звучали в голове Хорамеса. Вот как, его сын стал членом царской семьи! Он подумал, что правильно поступил, отказавшись от своих отцовских прав вопреки советам и требованиям старухи-кормилицы. Поступи он иначе, он бы повторно нарушил царские планы, а с него и одного раза достаточно: спина, иссеченная хлыстом, долго болела. Тем более что речь шла о сыне, которого он никогда в жизни не видел. Возможно, именно умение держать язык за зубами - не менее чем храбрость, проявленная в боях, - способствовало получению звания старшего командира конюшен. Все к лучшему: он свободен развратничать, как душа пожелает.
Взгляд его снова устремился на музыкантшу с глазами-миндалинами. Нет, все-таки три медных кольца - не слишком большая плата за возможность ласкать ее маленькие груди, ягодицы и гладкий животик, получая взамен ее сладкие ласки.
Вино, вожделение и царящее вокруг оживление заставили его забыть, что он только что отказался от своего ребенка. Одним больше, одним меньше - какая разница? Солдат живет, как кочевник, и его военная добыча зачастую превышает его жалованье. Одни садят сад и ждут, когда он начнет приносить плоды, другие предпочитают воровать фрукты. И если верить этим шалопаям, украденное яблоко намного вкуснее…
Глава 9
"Убийца Осириса!"
Человек, если только он не воплощение верховного божества на земле, является центром лишь своей собственной жизни. Так случилось и с Птахмосом: члены семьи визиря очень скоро перестали обращать внимание на изменения в его настроении. Хотя следует признать, что мальчик даже не пытался обратить на себя внимание; он был каким-то безликим, невыразительным, бесцветным, замкнутым, оставаясь, однако, довольно-таки высокомерным. Подобие дружбы, связывавшее какое-то время его и Па-Рамессу, улетучилось; они изредка обменивались лаконичными фразами на общие темы; что вкуснее - гусиные яйца или утиные и как лучше укорачивать ногти на пальцах ног - обрезать или стачивать пилочкой. Может, у Птахмоса украли его душу? Тиа отмахнулся от такого предположения. Такое было под силу только величайшему магу, ведь ка человека неотчуждаема, неприступна и неувядаема.
- Он спрятался от всех, как черепаха прячется в свой панцирь, - ответил наставник однажды вечером на просьбу Туи объяснить поведение Птахмоса.
Он раньше Па-Рамессу приступил к изучению военных дисциплин и не раз упоминал в разговоре, что учитель отметил его успехи в освоении навыков борьбы врукопашную. С занятиями верховой ездой дела обстояли не так хорошо: ноги у Птахмоса были довольно слабыми, и он с трудом высиживал положенное время в седле. И все же Сети присвоил ему почетное звание военного советника.
Беспокойство снова сунуло нос в помыслы Па-Рамессу: неужели этого воображалу все-таки внесут в список престолонаследников? Ну нет! В его жилах течет плохая кровь. Никто кроме него, Па-Рамессу, не взойдет на трон, когда настанет время. Никто другой не ощутит в себе божественного присутствия. Не сегодня, так завтра, но он найдет возможность посрамить этого прихлебателя. Нужно только пошире открыть глаза…
Тень от длинных стрелок солнечных часов множество раз совершила полный круг по циферблату, и капли, истекающие из клепсидры, отмерили множество ночей.
Па-Рамессу исполнилось семь, и он, наконец, стал делать первые шаги в искусстве войны. Он осваивал приемы борьбы врукопашную, тренировался в беге. Инструкторы обучали его стрельбе из лука и метанию дротика. Он научился носить щит и получил первые навыки верховой езды.
Наставники хвалили его за твердость духа и мужество, и эти похвалы были вполне заслуженными.
Так что лучше бы тебе поостеречься, Птахмос…
* * *
Рамсес Менпехтира, основатель новой династии, покинул Восток и ушел на Запад. На втором году царствования и семьдесят первом своей жизни он поднялся к звездам - туда, где процветают боги, и достиг величия.
Своим наследником он назначил сына и визиря Сети, находившегося в зените своей жизни - ему шел двадцать девятый год. В последние месяцы жизни отца ему пришлось самому править государством.
По обычаю, десять недель бальзамировщики трудились, обеспечивая бессмертие тела, которое усопший оставил в этом мире, в то время как краснодеревщики, скульпторы и ювелиры украшали его последнюю обитель обязательными изображениями ждущих царя по ту сторону жизни удовольствий: корзинами с фруктами, изваяниями наложниц и ларчиками и кувшинами с благовониями. Непроизвольная ирония, обусловленная традициями: амфоры с вином соседствовали с канопами, содержавшими в себе внутренние органы, которым при жизни полагалось переваривать фрукты и вино, а член, и в загробной жизни призванный удовлетворять желание усопшего и его вырезанных из дерева наложниц, отрезали от тела, чтобы потом приставить к нему снова.
Наконец погребальный кортеж отправился к Полям Маат. Там, в выдолбленной в скале усыпальнице, тело умершего монарха упокоится по всем правилам древнего ритуала. Место захоронения было приготовлено еще при жизни царя, поскольку в Стране Хора фараоны, едва успев обжиться в своих земных дворцах, начинали готовить себе последнюю обитель. Осознание того, что грань между миром бренным и миром потусторонним, куда неминуемо отправляется каждый, тонка, нисколько их не огорчало, напротив - помогало решать дела этого мира.
Для Па-Рамессу это были вторые царские похороны, а вот Птахмос присутствовал на погребальной церемонии подобного масштаба впервые. Широко раскрыв глаза, он следил за развертыванием пышного ритуала. Каждый раз, когда это позволялось правилами этикета, он задавал наставнику Тиа вопросы относительно церемонии. Тогда же он совершил и достопамятную оплошность - когда они прибыли к некрополю, Птахмос спросил:
- Мой дед Эхнатон тоже здесь похоронен?
Сети, которого в это время не было рядом с семьей, этого вопроса не слышал, в отличие от Туи, Тийи и Па-Рамессу. Наставник строго посмотрел на Птахмоса и прижал указательный палец к губам.
- Твой дед - Рамсес, и сегодня мы сопровождаем его в последнее жилище, - вполголоса сказал он.
Может, по причине нежелания понимать, а может, и по скудоумию, но Птахмос не сразу осознал, что совершил оплошность. Слова наставника следовало понимать так: "У тебя нет иного деда, кроме Рамсеса". Мальчик стал задавать вопросы реже.
По возвращении в Уасет Туи не стала рассказывать супругу об этом инциденте и запретила Тийи и Па-Рамессу упоминать о нем; Сети наверняка отчитал бы Птахмоса, а момент для этого был неподходящий: у Сети было достаточно забот в связи с предстоящей коронацией, и члены семьи старались лишний раз его не беспокоить.
Па-Рамессу снова охватило лихорадочное возбуждение: предстоящее восхождение на трон его отца под царственным именем Сети Менмаатра являлось вторым этапом пути, приближавшим его к короне. Сознание того, что Птахмос старше, отравляло его душу сильнее яда. Он даже стал подумывать о том, не подбросить ли сопернику в постель гадюку, сестру Ника и Рика, детей мерзкого Апопа. Но для человека укус змеи не всегда смертелен, да и потом, где раздобыть гадюку? Принцу не так-то просто заполучить самое обычное животное, не говоря уж о змее…
Во время церемонии воцарения Сети, воплощенного сына Амона, Па-Рамессу пришлось смириться с тем, что теперь Птахмос стоял рядом с ним, на месте, которое во время коронации Рамсеса I занимал Па-Семоссу. Па-Рамессу ни разу не заговорил с ним. Придворные и высокопоставленные чиновники из провинций, наместники, жрецы и военачальники пытались прочесть на лицах принцев хоть какой-нибудь знак, который позволил бы им больше узнать о том, как расположились звезды над Страной Хора. Но лица обоих мальчиков, волей судеб ставших "братьями", были непроницаемы, как маски, и любителям пересудов пришлось довольствоваться созерцанием Первой Царской супруги Туи и ее дочери Тийи, щедро удовлетворявших их любопытство: обе лучились радостью и без счета рассыпали вокруг улыбки.
Когда Сети, "воскреснув", взошел на трон, те, кто присутствовал на коронации его отца, невольно сравнили двух монархов. Тело сына не было таким развитым и мускулистым, как у отца и предшественника на троне, и все же от него исходила внутренняя сила. Проще говоря, царственное тело стало более хрупким, но разум приумножился. Такие, как Сети, больше полагаются на здравый смысл, чем на силу своей длани.
За коронацией последовало пиршество, во время которого внимание Па-Рамессу привлек эпизод продолжительностью в несколько секунд - именно столько времени занял обмен взглядами между Птахмосом и Хупером-Птахом, Верховным жрецом из Хет-Ка-Птаха. Жрец устремил на принца вопрошающий взгляд, тот ответил заносчивой улыбкой. Если бы у глаз был голос, окружающие могли бы услышать такой диалог:
- Так значит, ты теперь принц…
- Мои достоинства получили признание.
- Неужели мы не заслужили твоей благодарности?
- Вы отдали меня моим новым опекунам по принуждению.
С этим Хупер-Птах и удалился.
Ни гармоничные звуки музыкальных инструментов, ни хвалебные воспевания, ни извивающиеся танцовщицы, развлекающие гостей во время праздничного застолья, не смогли отвлечь Па-Рамессу от мысли, что Птахмос вынашивает какие-то тайные планы. Но какие? Животное, живущее в каждом человеке, кормит сознание своими подспудными догадками. Даже тонкий психолог обязан доброй частью своих самых возвышенных идей шакалу, коту, крокодилу или ястребу, которого носит в себе.
Да, у Птахмоса были свои планы.