Чёрный Мустанг - Май Карл Фридрих 14 стр.


Всех остальных тоже до глубины души потрясла неслыханная наглость команча, который, будучи уверен в том, что ему будет сохранена жизнь, дал таким образом выход своей с трудом сдерживаемой злости. Раздались голоса бледнолицых, призывающих к немедленным ответным действиям. Светловолосый Каз качал головой, казалось, его курносый нос стал еще меньше. В его обычно добрых глазах появился какой-то странный блеск, и он решительно предложил:

- Мистер Шеттерхенд, это уже чересчур, этого вы не можете позволить! Разрешите, мы займёмся им!

- Как?

- Мы затянем ему ремень на шее, потом подвесим вон на том дереве, там столько подходящих для этой цели сучьев. Во всяком случае, они давно уже дожидаются этого. А если ему при этом дыхания не хватит, ничем ему помочь не смогу, лучшего он не заслужил. "Кто не хочет слушать, тот долям слушать" - есть у Тимпе такая старая добрая поговорка.

- Спасибо! Если он родился для того, чтобы быть повешенным, то наверняка найдётся для этого и подходящая петля, но совсем не обязательно надеть её ему на шею должны мы.

- В чём дело? - вступил в разговор Хоббл Фрэнк. - Этот краснокожий оскорбил вас и останется безнаказанным? Я этого не вынесу, я не стерплю этого, как собака не терпит, когда её гладят против шерсти! Есть на небосводе юга одно такое место, откуда мерцает закон возмездия. Не каждому дано прочитать его буквы, но среди тех, кто умеет это, я, конечно, в самых первых рядах. И я считаю своим долгом…

- Тут речь может идти о моём долге, но не о твоём, дорогой Фрэнк, - прервал Олд Шеттерхенд этот словесный поток маленького охотника. - Позволь уж, я сам отвечу на наглость этого краснокожего!

- С превеликим удовольствием! Я готов передать вам всю свою власть и полномочия, поскольку заранее знаю, что этот краснокожий вместо блюда из лани получит рисовую кашу с соусом из устриц.

- Не опасайся, Фрэнк! На этот раз я не собираюсь быть снисходительным!

- Правда? Ну, значит, вы наконец-то поумнели. Хотя и поздновато, но всё-таки! Вы действительно придумали для него наказание?

- Да.

- В таком случае я прошу вас о большой милости: назначить меня на роли трагика и субретки в этом спектакле. А вы уж сами решайте, когда занавес должен подняться. Все билеты проданы, и уважаемая публика в нетерпении начинает хлопать в ладоши.

- Хорошо, твоё желание исполнится. Каз и Хаз будут крепко держать вождя, чтобы он не мог шевельнуть головой, а ты своим ножом срежешь полностью его шевелюру, оставишь только одну прядь, к которой мы смогли бы привязать эти два прекрасных восточноазиатских украшения.

С этими словами он извлёк косички двух китайцев - похитителей оружия.

- Ура! Косички Канг-Кенг-Кинг-Конг! Я совсем было уже о них забыл! Ура, ура, прекрасная мысль! Я так доволен, я так рад, словно у меня сегодня день рождения. Идите скорее сюда, господа Тимпе номер один и Тимпе номер два! Внимание, мы начинаем большое представление. Занавес поднимается. Я буду выступать в роли цирюльника из Севильи, но без кисточки и мыльной пены, а команч будет разбойником, с которого содрали кожу. В первой сцене я пропою ему: "Дай мне руку, жизнь моя!" На что он ответит любовной арией из "Роберта и Бетрама". Потом вступит хор мстителей: "Брей, Хоббл, брей! Пора обстригать шевелюру!" А он на это ответит: "Спокойно, спокойно, милый мой Фрэнк, иначе со мною случится удар!" Из "Вольного стрелка", если не ошибаюсь я или не ошибся Вебер. А в конце первого акта терцет: "Князь, прими миллион поздравлений, команч отныне лыс". Когда вскоре после этого занавес снова поднимется, я пропою под аккомпанемент фисгармонии: "Я плачу вместе с ним и слёзы лью печально, осталась у него лишь тоненькая прядь". На это он в сопровождении октета отзовётся: "Без шляпы показаться я не могу отныне. Прошу, о милый Хоббл, мне привязать косички!" Я проделаю это, поскольку этого требует от меня моя роль, а потом несколько актёров и зрителей вместе со всем оркестром приступят к похвальной песне: "Радуйтесь, краснокожие: косички висят на его голове! Ваш вождь вне себя от радости от этого украшения. Ведите его поскорее к жене". На этом комедия окончена, все встают, занавес опускается. Вот таким я представляю себе план этого торжественного мероприятия. А теперь, уважаемые джентльмены, мы можем начинать!

Маленький весёлый человечек был воодушевлён заданием, которое ему выпало. Правда, всю свою шутливую речь он произнёс по-немецки, так что понять могли его только немцы. Но его мимика и жесты были так выразительны, что и остальные бледнолицые смогли догадаться, о чём шла речь. Краснокожие же, казалось, ничего не предчувствовали.

Вождь, несомненно, видел направленные в его сторону взгляды, видел нож, видел косички китайцев, которые Хоббл Фрэнк получил от Олд Шеттерхенда. Он должен был сделать вывод, что все эти предметы имеют к нему какое-то отношение, но не мог догадаться, что собираются с ним сделать. Его охватил страх, который ещё больше усилился, когда по обе стороны от него присели на корточки Каз и Хаз, во взглядах которых можно было прочитать неприкрытую угрозу.

- Что вы хотите? Что со мной будет? - спросил он их.

Но за них ответил Олд Шеттерхенд:

- Ты получишь от меня подарок за то, что был таким милым и вежливым.

- Какой подарок?

- Вы прибыли сюда за скальпами желтолицых, однако не получили их. Китайцы оказались почему-то сильно к ним привязаны. Ты знаешь, как я доброжелателен по отношению к тебе, так что тебе будет понятно, как я тебе сочувствую в том, что ты, вождь, вынужден отказаться от обладания такими скальпами. Поэтому от всего сердца я хочу сделать тебе сюрприз и вручить не одну, а две косички. Я надеюсь, что ты примешь этот подарок с благодарностью.

Токви Кава неуверенно произнёс:

- Уф!

Он не мог дать какого-то определённого ответа, потому что не знал, что кроется за этими милыми словами охотника. А тот продолжал:

- Косички, естественно, носят на голове. И я думаю, что ты будешь очень рад, когда я прикажу их туда привязать, ты будешь, таким образом, носить их в память обо мне.

- Уф, уф! - со злостью ответил поражённый вождь. - Скальпы не вешают на голову, их носят только на поясе. А это даже не скальпы, а одни только волосы этих трусливых желтолицых. Над воином, который бы носил их на себе, смеялись бы даже дети и старухи!

- Но ты будешь их носить, раз я их тебе дарю. Я привык, чтобы к моим подаркам относились с почтением.

- Оставь их себе, мне они не нужны!

- Нужны или нет, я об этом не спрашиваю. Они предназначены для тебя, и я прикажу их сейчас прицепить.

- Не вздумай этого делать! - крикнул краснокожий. - Не забывай, что я вождь!

- Фи! С этого времени ты в моих глазах не больше, чем просто красная рожа, к которой я прицеплю косички китайцев в качестве предостережения твоим воинам, чтобы никто никогда не смел оскорблять ни Виннету, ни Олд Шеттерхенда!

Глаза Токви Кавы остановились, он сжал зубы и процедил:

- Я предупреждаю тебя. Не вздумай нанести оскорблении голове вождя воинов этой дрянью, принадлежавшей Жёлтым Псам!

- Ты хочешь меня испугать? Я ведь раньше тоже тебя предупреждал. Ты меня не послушал. А в результате ты будешь носить эту дрянь, я же постараюсь как можно больше облегчить тебе эту задачу. Длинные волосы и косички - это было бы слишком для твоей головы, поэтому я прикажу сейчас обрезать всю твою шевелюру, чтобы освободить место для волос китайцев.

Токви Кава был смертельно напуган. Глаза у него закатились, черты лица исказила дикая гримаса. Несмотря на то, что он был связан, ему удалось приподняться, и он бешено завопил:

- Ты хочешь обрезать мои волосы? Мои волосы, украшение моей головы, олицетворение силы, место для орлиных перьев, свидетельствующих о моей славе и авторитете! Они, они будут обрезаны?

- Да, и безотлагательно.

- Попробуй только это сделать, только попробуй, если тебе хочется умереть в нечеловеческих муках!

- Фи! Твоя угроза не удержит меня ни на минуту в исполнении того, что я задумал. Положите его и держите крепче!

Это распоряжение относилось к кузенам Тимпе, которые его медлительно исполнили. Они прижали команча к земле и держали так без особых усилий. В этот момент Чёрный Мустанг не оказывал сопротивления, закрыв глаза, он тихо бормотал:

- Нет, он не осмелится, он не может осмелиться, он не сделает этого. Обрезать волосы вождя - такого ещё не было никогда за всё время, что существуют краснокожие воины и белые люди!

- Если этого действительно ещё не было, то будет сейчас, - подтвердил своё решение Олд Шеттерхенд. - Начинай, Фрэнк! Покончим с этим!

- Правильно, - отозвался Хоббл Фрэнк, отложил на время косички и с ножом в руке подошёл к вождю.

Команч услышал шаги, открыл глаза и увидел перед собой маленького охотника. И тогда он понял, что сейчас произойдёт то, что до сих пор казалось ему невозможным. Осознание этого придало ему дополнительные силы, и, хотя руки у него были связаны сзади, изогнувшись всем телом, он сбросил с себя обоих Тимпе. Они, конечно же, сразу снова схватили его и приложили все свои силы, чтобы прижать его к земле. Но возбуждённое состояние, в котором находился вождь, всё ещё придавало ему силы, поэтому на помощь кузенам пришло ещё двое мужчин, им удалось схватить его голову и удерживать так, чтобы можно было приступить к работе.

Хоббл Фрэнк принялся осторожно срезать ножом пряди волос. Едва в его ладони оказалась первая прядь, как всякое сопротивление прекратилось, команч лежал как мёртвый. После необычайного прилива сил им овладело полное бессилие, он смирился с судьбой и больше ни разу не шелохнулся. Он позволял поворачивать свою голову то вправо, то влево, в зависимости от того, что делал с ней Хоббл Фрэнк, так что казалось, что он вообще потерял сознание. Вскоре вся его густая и длинная шевелюра, за исключением тонкой пряди, была сострижена. Тогда Фрэнк поднял вверх две косички и воскликнул:

- А теперь коронация. Внимание, джентльмены, мы приступаем к коронации.

И ловко закрепил две косички на голове Чёрного Мустанга.

То, что произошло после этого, невозможно описать. Со стороны бледнолицых неслись нескончаемые крики "ура" и "виват", краснокожие выли и рычали, пытались разорвать ремни, которыми были связаны, подпрыгивали и катались по земле, несмотря на то что были связаны по двое. Бледнолицым пришлось немало потрудиться, чтобы удержать всех индейцев на земле в одном месте и не дать им раскатиться в разные стороны. Постепенно шум начал стихать. Токви Кава не принимал в нём участия, а по-прежнему лежал без движения. Потом он слегка приподнялся и неестественно спокойным хриплым голосом сказал:

- Вы уже отомстили. Теперь отпустите нас на свободу.

Тогда отозвался молчавший до сих пор Виннету:

- Сперва нам нужно посоветоваться, что мы будем делать с команчами. Спустите их вниз, там у нас будет с ними меньше хлопот.

Чёрный Мустанг в ответ прошипел:

- Вы не должны совещаться, Олд Шеттерхенд обещал сохранить нам жизнь!

- Жизнь! - презрительно бросил Виннету. - Если бы вожди апачей постигло то, что и тебя, у него не было бы желания жить. А ты, будучи опозоренным, скулишь о сохранении жизни, что вам и так было гарантировано.

- Собака, - крикнул команч. - Я не скулю! Я хочу жить только для того, чтобы отомстить вам так, как никогда ещё не мстил краснокожий воин.

- Фи! Сделай это! Даруя вам жизнь, мы хотим показать, насколько презираем тебя и как мало боимся твоей мести.

После этого Виннету отвернулся от него, взял Олд Шеттерхенда за руку и вместе с ним пошёл вниз, не взглянув даже, как выполняется его распоряжение о спуске пленных индейцев вниз.

Можно себе представить, что особо с ними никто не церемонился, старались лишь, чтобы никто не был покалечен, поскольку этого вождь апачей наверняка не желал бы. Внизу - между скалами и пылающим огнём - было достаточно места для размещения пленных. Их уложили парами друг возле друга, после чего железнодорожные рабочие хотели собрать сложенное в ущелье оружие. Олд Шеттерхенд запретил им делать эта сказав:

- Стойте! Пусть оружие пока ещё полежит. Вам ещё не известно, каково будет решение насчёт него.

Рабочие послушались его, но с явной неохотой.

Судьбу команчей должны были решить четыре человека, именно: Олд Шеттерхенд, Виннету и два инженера Рокки-Граунд и Фирвуд-Кемпа, но последний опасался за свою шкуру и больше здесь не появился. Оставшись втроём, все уселись и начали совет. Первым слово взял инженер Сван:

- Абсолютно ясно, что эти пташки должны поплатиться жизнью за свои делишки, а поскольку порох и свинец стоят денег, а ремней у нас вполне достаточно, то я предлагаю повесить всех на деревьях друг возле друга. Я надеюсь, что вы присоединитесь к моему мнению.

По серьёзному лицу апача пробежала лёгкая усмешка, но он не ответил, поскольку привык в подобных случаях предоставлять слово своему бледнолицему другу.

Тот с улыбкой кивнул головой и сказал:

- Хорошо, сэр! Я рад, что вы оценили нас по достоинству. Мы тоже абсолютно уверены, что все они должны умереть… но должны умереть лишь потому, что все мы люди смертные.

- Гм! Что вы этим хотите сказать, мистер Шеттерхенд?

- Они должны умереть, раньше или позже, поскольку все люди смертные, но лишать их жизни мы не имеем права.

- Почему?..

- Потому что мы, то есть Виннету и я, обещали им, что никто из них не будет казнён.

- А вы не слишком поспешно дали такое обещание, сэр?

- Не думаю! Самое лучшее и самое справедливое наказание заключается в том, что лишает преступника возможности повторить его преступление. Значит, мы должны лишить команчей возможности повторного нападения. Так оно и будет, если за планируемое нападение они будут вынуждены заплатить оружием и лошадьми.

- Пожалуй! Это неплохая мысль! Но кто должен получить всё это?

- Вы и ваши рабочие. Пусть это будет наградой за их участие в этом деле.

- Хорошо! А получат ли что-нибудь люди из Фирвуд-Кемпа?

- Только те из них, кто в конце концов присоединился к нам.

- Их так немного, что мы охотно отдадим им их долю. Но вы не учитываете, пожалуй, того, что краснокожие, несмотря на это, всё же попробуют нам отомстить!

- Наверняка. Но сделать это им будет нелегко. Отсюда им придётся возвращаться с позором пешком и босыми, по дороге к своим вигвамам они будут думать лишь о себе. Поскольку у них не будет оружия, они не смогут охотиться, в лучшем случае будут ставить лишь силки, а питаться прежде всего им придётся кореньями, ягодами и дикими плодами, это их надолго задержит в пути. Сюда, к месту своего неслыханного поражения, в любом случае быстро они не вернутся. Но горе нам, в особенности мне и Виннету, если нам не посчастливится и мы попадём к ним в руки!

- И вы не боитесь?

- Бояться? Нам не приходило это в голову. Если на Диком Западе бояться всего, что может случиться, то от страха никогда не удалось бы избавиться. Так всё же вы согласны? Вы присоединяетесь, мистер Сван, к нашему решению?

- Храни вас Бог, - засмеялся тот. - Я вполне удовлетворён. Но что будет со следопытом, который сидит у нас в колодце?

- Задайте ему хорошую порку, а потом отпустите.

- Будет сделано, сэр! Мои люди обрадуются добыче, которая им достанется. Лошади, пожалуй, им не нужны, но если мы отвезём их по железной дороге на несколько станций дальше, то сможем продать за вполне приличную цену.

- Я должен сказать, что ни моим товарищам, ни мне не нужно ничего, кроме двух лошадей, которых я подберу для Фрэнка и Дролля, поскольку их кони никуда не годятся.

- Хорошо! Вы получите самых лучших. Всё равно ведь имеете на них полное право, потому что в том, что мы так легко захватили краснокожих, только ваша заслуга. Я полагаю что наш совет окончен.

- Да, я уведомлю вождя о его результатах. Мы услышим наверняка страшный взрыв негодования, но не будем на это никак реагировать.

После этого все встали и подошли к тому месту, где лежал Токви Кава, рядом с которым сидели оба Тимпе, Дролль и Фрэнк. Любопытный Фрэнк, не дожидаясь, пока что-нибудь услышит, спросил:

- Какое решение принял Парламент, - при этом он указал на Виннету и Олд Шеттерхенда, - вместе с Палатой Представителей? - здесь он указал на инженера.

- Сейчас услышишь, - кратко ответил Олд Шеттерхенд и, повернувшись в сторону Чёрного Мустанга, громко, чтобы слышали все краснокожие, произнёс: - Сыновья команчей заслужили смерть, поскольку хотели убить жителей Фирвуд-Кемпа и снять с них скальпы. Но мы обещали сохранить им жизнь и держим своё слово.

При этих словах вождь сбросил с себя маску равнодушия и воскликнул:

- Уф, уф! Развяжите нас и выпустите, чтобы мы могли уехать!

- У кого нет лошадей, тот не может уехать, - прозвучал по-прежнему спокойный ответ.

- У нас есть лошади! - ответил вождь дерзко, но в то же время несколько неуверенно.

- У вас их уже нет, так как ваши лошади и всё ваше оружие будет принадлежать нам.

- Наши кони и наше оружие?! - крикнул остриженный наголо краснокожий. - Ты хочешь нас ограбить?!

- Замолчи! - оборвал его охотник. - Вы убийцы, а мы победили вас. Несмотря на то что я не хотел поступать с вами жестоко, вы всячески оскорбляли и угрожали нам, хотя я неоднократно предостерегал вас. Ты не верил, что понесёшь за это наказание и продолжал вести себя дерзко. Именно поэтому ты потерял волосы, а кроме того, у вас будут отобраны лошади и оружие. С наступлением дня вы сможете уйти. Я дарую вам жизнь, как и обещал, но всё остальное вы оставите здесь. Я так сказал!

На это вождь команчей злобно прошипел:

- Ты, наверно, смеялся бы от радости, если бы я приехал на моём Чёрном Мустанге! Хотя твоя рука недостойна касаться даже его пены, он стал бы твоей собственностью. Но тебе не достался самый лучший скакун из всех, которые только есть на свете. Я смеюсь над тобой!

- Я же смеюсь над тобой ещё сильнее, - ответил белый охотник. - Ты сам же и сказал, что стоит твоя кляча. Конь, у которого изо рта идёт пена, ничего не стоит. Можешь спокойно оставить себе свою чатло.

Команч хотел разозлить Олд Шеттерхенда и вызвать его зависть. Но вместо этого услышал слово "чатло", означающее "лягушка". Какое неслыханное оскорбление - назвать его славного мустанга лягушкой! И Токви Кава крикнул со злостью:

- У самого у тебя идёт пена изо рта! Злой Маниту сотворил тебя и послал к нам для того, чтобы ты всё портил и превращал в грязь. Ты думаешь, что твой жеребец и скакун Виннету - хорошие лошади? Они и мой Чёрный Мустанг - это всё равно, что два пальца индейца, питающегося только кореньями и падалью, по сравнению с сильной рукой индейского воина!

Олд Шеттерхенд не стал больше продолжать спор и отправился подбирать для Фрэнка и Дролля самых лучших коней. После этого остальные лошади и оружие были поделены между рабочими по жребию, так что никто не мог сказать, что его обделили.

Назад Дальше