…На восток от железной дороги, в пятнадцати километрах, в запретной лесной зоне, находится подземный завод. Территория его в радиусе пяти километров обнесена несколькими рядами колючей проволоки, через которую проходит электрический ток высокого напряжения. В многочисленных бараках на территории завода – до пяти тысяч военнопленных. Вся территория завода хорошо укрыта кронами деревьев и маскировочными сетями. С воздуха нельзя обнаружить ни бараков, ни подъездных узкоколейных путей, пересекающих лес, ни тщательно замаскированных труб, ни штабелей снарядов и авиабомб, изготовляемых заводом. Маскируется сетями также бетонная дорожка длиной в восемьсот метров для посадки и взлета самолетов. Железнодорожная ветка обрывается в километре от завода. Единственным ориентиром могут служить три озера, окружающие его территорию. Завод строился руками заключенных и военнопленных. Каждый из них имеет номер, выжженный на груди. И каждый должен умереть, чтобы унести с собой тайну подземной Германии. Ни одному из строителей завода не избежать смерти. В подземелье после окончания строительства допускаются только немцы. Пленные в последнее время используются на поверхности земли: на укладке готовой продукции, на погрузке ее в самолеты и вагоны, на черной работе по обслуживанию электростанции, водопровода. Сейчас фашисты приступили к истреблению всех пленных. Тысячи узников, в первую очередь потерявшие способность работать – больные, изнуренные, слабые, – уже уничтожены. Людей травят голодными собаками, загоняют в болото и расстреливают из пулеметов. Часть пленных, еще годных к какому-то физическому труду, увозят. Увозят неизвестно куда, но, по слухам, в специальные лагеря, где есть крематории для сожжения. Сейчас на заводе остались только немцы. В предпоследнюю партию, подлежавшую вывозке, попал и он, Кленов. Ему удалось выброситься из закрытого вагона через окно. Охрана открыла стрельбу. Спас лес. Истекая кровью, обессиленный, он полз несколько часов, пока не потерял сознание…
– Вот, кажется, все… – слабеющим голосом произнес Кленов и, откинув назад голову, смолк на несколько секунд. – Запишите мой адрес… Скажите родным, как умер их сын…
7
Тесная связь, установившаяся у Грязнова и Ожогина с Вагнером, Абихом, а затем и с Генрихом Фелем, привела к активизации борьбы подпольной группы антифашистов. Как и предполагали друзья, группа работала обособленно, ни с кем не была связана. Генрих, характеризуя каждого участника, рассказал, что все они враги нацистов и не побоятся пойти на смерть во имя освобождения Германии. Многие способны вести активную подрывную работу.
Скоро представился случай показать себя на деле. Гестаповцу Лодзе удалось напасть на след антифашистов. Он организовал слежку за участником подполья, наборщиком одной из типографий города. Угрозу надо было ликвидировать. Выполнить опасное задание взялся Абих: он подорвал ручной гранатой автомашину гестаповца. Лодзе был убит. Дело произошло в сумерках, и виновнику покушения Гуго Абиху, удалось скрыться.
– Лодзе разорвало пополам, – доложил он, придя рано утром в дом Вагнера, – и никакой доктор ему уже не поможет.
Это была первая боевая операция антифашистов. Через несколько дней Гуго принес карту местности, на которой надо было искать подземный завод. Абих вынул ее из ящика стола инженера лаборатории, где работал. Для этого пришлось ждать ухода всех сотрудников из комнаты и подбирать ключ.
– Самая подробная, километровка… Молодец, Гуго! – похвалил Ожогин, беря карту из рук Абиха. – Она принесет нам большую пользу.
Все склонились над картой, рассматривая район предполагаемого нахождения подземного завода. На карте не было никаких обозначений: ни бараков, ни узкоколейки, ни бетонной дорожки, ни железнодорожной ветки. Но зато три озера действительно были указаны. Они образовывали как бы замкнутый треугольник, внутри которого, по словам Кленова, и находился завод.
Ожогин решил сегодня же ночью связаться с Большой землей и уведомить ее о подземном заводе.
Во время беседы принесли телеграмму, адресованную Вагнеру. Он развернул ее, прочел и криво усмехнулся. Телеграмма была от его племянника Рудольфа Вагнера. Он сообщал, что скоро приедет проведать дорогого дядю.
– Хорошо, что предупреждает, – сказал Вагнер: – такого племянничка надо остерегаться.
– Почему? – удивился Андрей.
– Он избрал себе дипломатическую карьеру. Вступил в нацистскую партию. Сейчас крутится вокруг Риббентропа – и небезуспешно. А имеет только одну цель – деньги – и не считается со средствами для ее достижения. Ко мне относится подчеркнуто нежно. Он видит, что я остался один, что мой дом и сад, которые ему очень нравятся, могут перейти к нему. Это и заставляет его осыпать меня знаками внимания. Но я, кажется, постараюсь сделать так, чтобы он никогда здесь не жил…
Вечером того же дня, почти одновременно, но с разных направлений, в сторожку Феля пришли Алим и Гуго Абих.
Генрих встретил гостей радушно и предложил поужинать.
Дом состоял из прихожей и небольшой комнатушки. Из двух маленьких окон открывался вид на железнодорожное полотно, проходящее в каких-нибудь пятнадцати метрах от дома. Стол, несколько стульев и шкаф для посуды составляли все убранство квартиры. В ней было чисто и уютно.
Из кухни вышла пожилая женщина, жена Генриха, и поставила на стол тарелку с вареным картофелем и миску с молодым зеленым горохом.
Фель познакомил гостей с женой и, улыбаясь, произнес:
– Я думаю, мы начнем не с картофеля, – он направился к шкафу и вернулся к столу с пузатеньким фарфоровым графином и рюмками. – Этот особенный напиток собственноручно изготовлен Мартой.
Напиток был приятен на вкус, но до того густой, что напоминал ликер.
Кроме картофеля, гороха и нескольких кусочков суррогатного хлеба, на столе ничего не было, но салфетки, приборы, графин, чистая скатерть делали его нарядным, праздничным.
Ужин прошел в оживленной беседе. Фель рассказал, как он дважды женился, и оба раза на Марте. Уходя в подполье от преследования гестаповцев, он сменил имя и фамилию, под которыми жил на родине. Так же поступила и жена. Они долгое время вынуждены были находиться в разных концах страны, а когда встретились, решили снова юридически оформить свой брак. Правда, это стоило немалых денег.
Фель положил свою большую руку на плечо жены:
– Пять лет мы не виделись с Мартой. Из-за одного этого можно было второй раз жениться. А как вы полагаете, молодые люди?
Алим и Гуго весело рассмеялись.
Встречаясь с Генрихом, Алим каждый раз с любопытством приглядывался к нему. Старость, лишения и нужда не сломили этого мужественного и сильного человека.
– Я и не думал, что останусь жив и вырвусь из страшного нацистского водоворота. Сколько раз смотрел в глаза смерти… Прячешься, бывало, мечешься из одного города в другой, спасаешь себя, а пользы никакой. Нам, коммунистам, разбитым, рассеянным, мучительно было сознавать свое бессилие.
– А у вас родные есть? – поинтересовался Алим.
– Есть. Брат.
– Кто он?
Генрих задумался:
– Брат – чиновник. Я знаю, что он считает меня погибшим, и, безусловно, рад этому. Мое существование доставило бы ему много неприятностей: ведь меня преследовали как коммуниста.
…Когда гости собрались уходить, хозяин поднялся вместе с ними. Марта немного удивленно посмотрела на мужа.
Генрих обнял жену за плечи и с улыбкой сказал:
– Мы пойдем воздухом подышим. А ты ложись и отдыхай.
Марта ничего не ответила и молча проводила его до двери. Кто-кто, а уж Марта за тридцать два года совместной жизни с Генрихом знала, что означают эти прогулки. Она посмотрела вслед мужу и глубоко вздохнула.
…Поздняя луна растворилась в затянутом облачной дымкой горизонте. В лесу было совсем темно.
Широкая спина Генриха то скрывалась, то вновь появлялась среди стволов сосен. Он шел ровным шагом, сильно сгибая ноги в коленях и покачиваясь из стороны в сторону. После часа ходьбы Фель остановился и сказал своим спутникам:
– Сейчас пересечем дорогу, будьте осторожней.
– А если взять левее, для безопасности? – предложил Гуго.
– Нельзя, никак нельзя. Можем натолкнуться на ограждение территории завода, а там, как говорил Кленов, замаскированная сигнализация.
Вновь двинулись вперед, соблюдая меры осторожности. В здешних лесах, обжитых, исхоженных и расчищенных, попадалось очень мало зарослей и валежника, а поэтому и продвигаться было легко. Правда, это имело и отрицательные стороны: в таких лесах труднее укрыться.
Отлично знавший места, Генрих уверенно шел по заранее намеченному маршруту. Эта уверенность передалась Гуго и Алиму. Наконец Фель вывел друзей к самому полотну железной дороги.
– Вот здесь, – сказал он, тяжело дыша. Снял шляпу и опустился на землю.
Его примеру последовали Гуго и Алим. Несколько минут прошло в молчании: двухчасовое путешествие по темному лесу утомило всех.
– Ну что же, начнем? – тихо спросил Генрих, когда друзья передохнули.
Гуго и Алим поднялись. Генрих прошел вдоль железной дороги метров на сто вперед, Алим на такую же дистанцию – назад. Гуго приступил к закладке мины. На это ушло не больше пятнадцати минут.
– А не наскочит на мину порожняк? – шепотом спросил Алим, когда они уже подходили к дому.
– Нет. Ночью по этому пути идут только груженые, – заверил Генрих, – и первый пройдет не раньше одиннадцати. Так что не беспокойся.
Железнодорожная ветка до войны обслуживала лесоразработки, а когда был создан подземный завод, по ней стали вывозить его продукцию: бомбы, мины, снаряды. Взрыв поезда должен был надолго закупорить ветку.
…В тот момент, когда Генрих, Гуго и Алим возвращались с боевого задания, Марквардт и Юргенс внимательно слушали Гольдвассера, явившегося с полномочиями из-за океана.
Окна комнаты в особняке Марквардта были наглухо задрапированы. На столе стояли початые бутылки вина, бокалы.
– Вы видите сами, что распад уже начался, и он будет прогрессировать, – говорил Гольдвассер. – Антонеску арестован, Румыния перестает быть союзником. Болгары предложили немцам покинуть страну под угрозой разоружения. На Польшу и Чехословакию надежд никаких. Остались, по сути, одни венгры, да и они…
Гольдвассер отпил из бокала несколько глотков вина. Этот американец немецкого происхождения был уже не молод. Худое, длинное, гладко выбритое и изрядно потрепанное временем лицо его являло резкий контраст с упитанными физиономиями собеседников.
Выпустив несколько колечек дыма и проследив, как они поднялись кверху и расплылись в воздухе, он заговорил:
– Я только что возвратился из Страсбурга, где происходило важное совещание с вашими представителями. Планы возрождения германской промышленности после войны и сотрудничества с американцами вполне реальны. Во всяком случае, немцы должны быть готовы играть предназначенную им провидением роль даже после худшего финала. И наци без нас не проживут, если они только всерьез думают о реванше. Крупп, Рехлинг, Мессершмитт, Гаспар, Зиндерн, Копп прямо и недвусмысленно говорили об этом. От вас же я требую действий четких и ясных. Важно все предусмотреть, взвесить, учесть. Время не ждет. Тренируйтесь в языке. Язык вы оба должны знать в совершенстве, особенно разговорную речь.
– Как с людьми? – спросил Марквардт.
– Клички, пароли, адреса я заберу с собой. О них мы позаботимся…
Гольдвассер не успел закончить фразу. Где-то за городом раздался далекий глухой взрыв. Возникло зарево пожара, сопровождавшееся новыми взрывами.
Беседующие молча переглянулись. Лицо Гольдвассера стало серым. Он подошел к окну, словно желая собственными глазами поглядеть на то, что произошло.
А случилось то, что по железнодорожной ветке проследовал состав, груженный авиабомбами, и мина Гуго прекрасно выполнила свою роль.
Весь день в городе только и говорили об этом ночном происшествии. Вечер принес новое испытание. В темноте над городом появились бомбардировщики. Воздушная тревога и зенитный огонь вызвали панику. Люди заметались по улицам, но на город не упало ни одной бомбы. Бомбовозы прошли вдоль полотна железной дороги, свернули налево и сделали два захода над лесом.
От взрыва содрогнулась земля. Стекла уцелели лишь в немногих домах. Над местом, где находился подземный завод, поднялось огромное облако дыма. Бомбы, снаряды и мины рвались до поздней ночи. Подземный завод перестал существовать.
Беззаботный городок вдруг закопошился. Мелкие дельцы, коммерсанты, хозяева ресторанов, предприятий, служащие городского управления начали поспешно собираться в дорогу. "Бежать, бежать!" – зашумели все. "Что медлят американцы? – шептали напуганные бюргеры. – Почему они не идут?" Американцы и англичане не торопились, и надо было идти к ним навстречу.
В рабочем пригороде царило спокойствие. Никто никуда не собирался, не торопился, никто не укладывал вещи. Провинциальный городок неожиданно разделился на две части, и сразу стала ощутимой социальная сущность каждой из этих частей.
8
Юргенс встал, как обычно, рано, проделал гимнастические упражнения, обтерся холодной водой и в ожидании завтрака стал прохаживаться по комнате. В руках у него был ставший за последнее время обязательной принадлежностью русский словарь.
Из окон тянуло осенней прохладой. Поздние цветы на клумбах и трава в газонах были покрыты обильной утренней росой.
В городе произошли заметные изменения. Он кишмя кишел солдатами разгромленных на фронте подразделений и вновь формируемых частей; школы, кинотеатры, гостиницы были заняты военными. Ни за какие деньги нельзя было достать масла, сахара или натурального кофе. Немецкие банкноты потеряли всякую цену, и горожане прибегали к меновым операциям. На черном рынке, уже не стесняясь, открыто предлагали любую иностранную валюту.
Выпив стакан кофе и почти не прикоснувшись к еде, Юргенс принял Долингера. Требовательный и отлично знающий технику специалист, Долингер похвально отозвался о своих учениках – Ожогине и Грязнове.
Юргенс внимательно слушал его, изредка дуя на палец.
– Самостоятельно смогут работать? – спросил он.
– Вне всяких сомнений, – заверил Долингер.
– А если пошлем без техники?
Долингер улыбнулся:
– Они сейчас держат со мной связь по рации, собранной ими самими, без моей помощи.
– Хорошо… Что у вас ко мне?
– Я уже как-то докладывал вам, что у хозяина дома, где живут Ожогин и Грязнов, в чернорабочих состоит военнопленный, некий Алим Ризаматов. Вы тогда не возражали против сближения с ним. Вчера мне Ожогин рассказал, что сближение между ними достигнуто. Ожогин считает, что Ризаматов, имея связи в Узбекистане, может принести нам некоторую пользу.
Вот как! Эти русские – неглупые парни. Юргенс и сам думал о возможности использовать этого узбека.
– Все понятно, – прервал он Долингера. – Сделайте так, чтобы незаметно для хозяина дома Ожогин привел ко мне этого Ризаматова. А вообще этих русских надо на днях командировать в оперативный центр – пусть основательно потренируются месяца два.
Когда стемнело, в кабинет Юргенса вошли Ожогин и Ризаматов. Юргенс сидел в своем кресле с высокой спинкой.
Он внимательно посмотрел на молодого, стройного спутника Ожогина и заговорил на русском языке:
– Сколько вам лет?
Алим ответил.
– Когда и как вы попали в Германию?
Ризаматов назвал дату и рассказал заранее сочиненные подробности своего "пленения".
– У вас есть родственники в Узбекистане?
Хотя у Алима был только брат, он перечислил не менее десятка воображаемых родственников, добавив при этом, что, возможно, кое-кого из них уже нет в живых.
Идя к Юргенсу, Никита Родионович заранее постарался учесть вопросы, на которые придется отвечать, поэтому Алим отвечал без всякого смущения, четко и коротко.
Это понравилось Юргенсу. Он продолжал интересоваться биографическими данными Алима: образованием, профессией, принадлежностью к партии, к комсомолу.
– Так, так… – кивал головой Юргенс. – Попрошу вас выйти, – попросил он наконец Алима.
Оставшись наедине с Ожогиным, Юргенс поинтересовался, какое мнение об Алиме сложилось у Никиты Родионовича. Тот сказал, что Ризаматов – вполне подходящий для дела человек. Кроме того, нельзя не учитывать, что если Ожогин появится в Узбекистане, то понадобятся связи, знакомства, а знакомства лучше подготовлять заблаговременно.
– Правильно, – сказал Юргенс и хлопнул ладонью по столу. – А как он воспримет это? Как он относится к советской власти?
Никита Родионович пожал плечами:
– Думаю, что безразлично. Ризаматов не глуп и пойдет с нами. У него есть родственники, которые были репрессированы, как буржуазные националисты…
– Отлично! Пусть войдет.
Ожогин позвал Ризаматова в кабинет. Алим вошел так же невозмутимо, и догадаться по его лицу, волновался он или нет, было невозможно.
– Садитесь, – пригласил Юргенс и, позвав служителя, распорядился принести бутылку вина.
Алим сидел на диване с наивным лицом и с любопытством разглядывал кабинет, ожидая продолжения разговора.
Вино появилось через несколько минут. Юргенс наполнил три бокала и предложил выпить за дружбу. Выпили.
Юргенс прошелся по кабинету, остановился около Алима и заговорил:
– Господин Ожогин считает вас хорошим человеком и хочет, чтобы вы были его помощником в том деле, которое я ему поручил.
– А я не знаю, кто вы, – смело произнес Алим фразу, которую заранее приготовил.
Юргенс сдвинул брови и сдержал улыбку. Поведение Ризаматова чем-то напомнило ему поведение Грязнова при первом визите к нему осенью прошлого года.
– Я представитель германской военной разведки, – сказал он. – Вас это не смущает?
Ризаматов отрицательно покачал головой.
– И великолепно. Вы не должны обращать внимания на то, что Германия терпит поражение. Сейчас это не имеет большого значения. Не будет национал-социалистской Германии – будет другая Германия. У нас есть крепкие и надежные друзья. Я гарантирую вам постоянную работу и хорошее вознаграждение. Материально вы не станете нуждаться ни в чем даже тогда, когда вернетесь к себе в Советскую Россию. Вам обеспечено хорошее будущее.
– Понимаю, – кивнул головой Ризаматов. – Но что я должен делать?
– Все, что потребует от вас господин Ожогин. Вы будете связаны с ним непосредственно.
Алим сделал вид, что задумался.
– Не стесняйтесь, говорите правду, – подбадривал его Юргенс.
Алим продолжал молчать.
– Ну?
Наконец Алим ответил, что согласен.
– Вы будете жить свободно и обеспеченно, – заверил Юргенс. – Но ваше благополучие отныне будет зависеть от вас самих и, главное, от того, сдержите ли вы свое обещание быть другом Германии, что бы там ни произошло.
– Я хозяин своему слову, – сказал Ризаматов.
– Ну и отлично!
…Когда Алим ушел, Юргенс объявил, что возникла необходимость командировать их, Ожогина и Грязнова, на оперативный радиоцентр, расположенный ближе к фронту.
– Там вы оба будете тренироваться в условиях, приближенных к боевой действительности, и окончательно закрепите полученные знания. Отправят вас завтра.