- Генерал, не желаете ли пройти в мою гостиную? Кажется, у нас есть о чем поговорить.
Он был весьма красноречив, когда обращался к солдатам. С Ли, его голос уже казался голосом торговца. Как бы приглашая поторговаться по поводу цены на картофель.
Коделлу тут же не понравилась такая хамелеоновская смена стиля. Но Ли спокойно сказал: - Конечно, господин президент. Я уверен, что один из моих солдат присмотрит за Странником.
Не успел он спешиться, как три десятка мужчин рванулись вперед, чтобы удостоиться такой чести.
Чернокожий слуга принес кастрюльку с кофе и две чашки на серебряном подносе.
- Садитесь, генерал, садитесь, - сказал Линкольн.
- Спасибо, господин президент.
Роберт Ли уселся на стул, жестом руки предложенный Линкольном. Президент налил кофе собственноручно.
- Благодарю вас, сэр, - снова сказал Ли. Смех Линкольна был переполнен горечью через край.
- Огромное количество генералов сидело в этом кресле, генерал Ли, но, признаюсь, вы - один из самых вежливых среди них. - Все еще стоя, он посмотрел вниз на Ли. - Я думаю, что эта страна была бы гораздо лучше, если бы вы оказались в этом кресле на несколько лет раньше.
- Вы уже однажды оказали мне честь, предложив в свое время командование, - сказал Ли. - Тогда необходимость отказаться, разорвало мое сердце на две части.
- Когда вы отклонили его, вы разорвали Соединенные Штаты на две части, - ответил Линкольн. - На фоне этого, ваше сердце так - мелочь.
- В конце концов, я прежде всего вирджинец, господин президент, - сказал Ли.
- Вы говорите это так хладнокровно, как будто это все объясняет, - сказал Линкольн. Ли посмотрел на него с некоторым удивлением; он думал, что высказался достаточно ясно. Линкольн продолжал: - Я всегда придерживался мнения, что интересы нескольких штатов должны быть важнее, чем интересы одного из них.
- В этом мы с вами не согласны, сэр, - тихо сказал Ли. - Что мы и продемонстрировали.
К облегчению Ли, Линкольн, наконец, уселся. Сам довольно высокого роста, Ли не любил когда над ним стояли - а Линкольн был так же высок, как и любой из друзей Андриса Руди. Линкольн протянул свою длинную руку и коснулся колена Ли.
- Прежде чем коснуться общих вопросов: вы захватили Вашингтон в данный момент, но сможете ли вы удержать его? Во всем городе солдат Союза больше, чем конфедератов. И сможете ли вы выстоять здесь, в осаде?
Ли улыбнулся, любуясь неприкрытой наглостью Линкольна.
- Полагаю, у меня есть все шансы на это, господин президент. Только склады говядины, не считая бойни у монумента Вашингтону, могут прокормить мою армию в течение довольно длительного времени времени - а это далеко не единственный источник питания в городе. Мы, сэр, добравшись сюда, почувствовали, что прибыли, наконец, в землю, где течет молоко и мед. До этого мы обходились гораздо-гораздо меньшим.
- Да, вы можете найти молоко и мед здесь, я думаю, хотя вам нужно будет присматривать за маркитантами и интендантами, чтобы они не растащили все, прежде чем что-то перепадет солдатам. - Линкольн пристально изучал Ли. - Но где вы будете пополнять боеприпасы для тех новомодных автоматов, которыми вооружены ваши люди?
- У нас есть достаточный запас, - сказал Ли, более спокойно, чем он себя на самом деле чувствовал. Этого одного резкого вопроса было достаточно, чтобы развеять все сомнения по поводу аналитических способности Линкольна. Этот человек понимал, что нужно для войны. Ли подумал, что армии Северной Вирджинии хватит боеприпасов лишь для еще одного большого боя. Предыдущий, они провели так, как пьяный матрос выбрасывает деньги после шести месяцев в море.
Глаза Линкольна были откровенно скучными. Ли вспомнил, что федеральный президент был адвокатом, прежде чем занялся политикой. Он практиковался в вскрывании той лжи, что скрывается за маской порядочности. Ли сказал: - Позвольте мне спросить вас кое-что, в свою очередь, господин президент, если можно. Готовы ли вы - к уничтожению Вашингтона? А нам придется это сделать, если мы погрязнем здесь в обороне. Поддержат ли ваши соотечественники вас в таком действии, особенно в то время, когда Конфедерация добивается успеха и против других федеральных сил, как сейчас против армии Потомака?
- Мои соотечественники избрали меня с целью собрать Союз вместе, генерал Ли - и я обязан сделать все необходимое для этого, пока есть хоть какая-то надежда на успех в этой войне, - сказал Линкольн. Ли почувствовал легкий холодок, так и сквозящий от этого большого человека, сидящего в кресле с бархатной обивкой. Здесь, даже больше, чем с генералом Грантом, он, наконец, столкнулся с убежденностью северного человека в своей цели, противостоящей лично ему и президенту Дэвису. Линкольн продолжал: - Если единственная надежда на спасение Союза - это превратить этот город в погребальный костер, а затем самому зайти на него - я сделаю это, и пусть избиратели в ноябре на выборах решают, правильно или неправильно я поступил.
Если он и блефует, Ли был бы рад никогда не встречаться с ним за покерным столом. И все же игра, в которую они играли теперь, была покером огромного масштаба - с судьбой двух народов качестве ставки. На этот раз, однако, Ли знал, у кого были тузы. Он приподнял голову и, достав телеграмму из кармана, протянул ее Линкольну.
- Господин президент, вы говорите, что будете бороться так долго, пока вы чувствуете, что вы можете выиграть войну. Вот сообщение, что я получил сегодня утром, оно может пролить свет на ваши шансы сделать это.
Чтобы прочитать телеграмму, Линкольн воспользовался очками в золотой оправе, как поступал и сам Ли. Это было неудивительно; у лидеров двух стран было всего два года разницы в возрасте - и зрение человека обычно к этому возрасту ухудшалось, независимо от того, родился ли он в особняке или бревенчатом домике.
Федеральный президент взглянул сверх оправы очков на Ли.
- Этот документ является подлинным, - он подчеркнул тоном это слово - генерал?
- Отвечаю своей честью, господин президент.
Ли и не думал предлагать Линкольну ложную телеграмму. Если бы это пришло ему в голову, хитрость была бы, конечно, хороша. Но Линкольн был более готов противостоять обману, чем кто-любой другой.
- Уверен в вашей чести, генерал, хотя не могу сказать того же о многих других, будь они в серых или синих мундирах, - сказал Линкольн. - Итак, Бедфорд Форрест с тридцатью пятью сотнями людей побил нашего генерала Стерджиса с более чем восьмью тысячами к северу от Коринфа в Миссисипи, не так ли?
- Не только побил, а полностью разбил его, господин президент. Остатки его людей убегают к Мемфису, с Форрестом на хвосте. По его докладу, он захватил двести пятьдесят фургонов и санитарных карет и пять тысяч единиц стрелкового оружия - впрочем, последнее для нас несущественно. Предположим, что вы уберете теперь свою конницу дальше от линии поставок генералу Шерману. И что, вы думаете, что Шерман долго сможет продержаться с разрушенными железными дорогами, а ведь солдаты Форреста теперь оседлают и их?
Линкольн наклонил голову, закрыл лицо своими большими костлявыми руками.
- Это конец, - сказал он тихим голосом. - Лучше бы меня застрелил один из ваших солдат, чтобы я не дожил до этого черного дня.
- Ну, не надо так, господин президент. Назовите это скорее новым началом, - сказал Ли. - Конфедерация никогда не хотела ничего большего, чем просто идти своим собственным путем и жить в мире с Соединенными Штатами.
- Нет, не правое дело заставило вас расколоть Союз - только страх и заблуждение. Я мог бы добавить, что действовал чересчур опрометчиво в вопросе против рабства. Мне нужно было оставить все, как есть - оно и само бы постепенно зачахло там.
- Господин президент, у меня самого лично нет рабов, как вы знаете. Но я убежден, что права одного отдельного штата имеют высшее значение, чем мнение правительств Союза или Конфедерации.
- Эта война подорвала все права отдельных штатов, как северных, так и южных, - сказал Линкольн. - Все взимали прямые налоги, как Вашингтон, так и и Ричмонд. И непосредственно призывали мужчин в армию, независимо от того, как губернаторы стонали и визжали, словно телята в стойле. Может ли теперь отдельный штат надеяться противостоять их власти? Вы не знаете на это ответа, так же, как и я.
Ли погладил бороду. Линкольн был прав. Даже его драгоценная Вирджиния, на сегодняшний день самый большой из штатов Конфедерации, первой самостоятельно признала верховенство национального правительства. Он сказал: - Я всего лишь солдат, пусть те, кто мудрее в таких вопросах, решают их, как лучше.
- Если бы вы были только солдатом, генерал Ли, мы бы не сидели здесь и не говорили друг с другом сейчас. - Рот Линкольна скривился в печальной усмешке. - И я вовсе не хотел такого вот! - Его взгляд снова ожесточился. - И без этих новых автоматов, которые посыпались на вас, как новые блохи весной на собак, я думаю, этого бы и не произошло. Если бы я знал, где вы берете их, я бы купил партию и наладил собственное производство.
- Не сомневаюсь, господин президент.
Ли имел в виду, что Линкольн и сам был известным изобретателем; он когда-то запатентовал устройство для прохождения речных участков с низким уровнем воды. Любой северянин, который пришел бы с новой винтовкой или боеприпасом прямиком в Белый дом, мог бы рассчитывать на его внимание. Ли осторожно продолжил: - Что касается наших новых винтовок, то мы не получаем их из-за рубежа. Они производятся в Конфедерации.
- Так говорят и пленные, которых мы захватили, - ответил Линкольн. - Однако, в это трудно поверить. Эти винтовки лучше, чем любые, которые делаем мы, а вы, южане, не имеете и десятой части от наших заводов. Как же их оказалось так много и так быстро?
- Как это делается - не важно, господин президент.
Ли не собирался делиться тайнами своей страны с врагом, с человеком, который заставил всех южан бороться за свое существование. Как ни странно, он понимал, что тот один из немногих, кто бы мог поверить ему. Из всех людей, которых он встречал, Линкольн, казалось, меньше всего мог бы посчитать его сумасшедшим. Федеральный президент имел широту взглядов достаточную, чтобы принять факт появления людей из 2014 года. Опять же, трудно было поверить, что человек, сидящий перед ним способен на то, что приписывал ему Андрис Руди… Ли пожал плечами. Впрочем, это было уже не так уж и важно теперь.
- Главное то, что я и моя армия здесь. Как я уже говорил раньше, я считаю, что мы можем закрепиться здесь - и что другие войска Конфедерации, несомненно, продолжат побеждать. Ваша война за подчинение Юга не удалась.
- Я не признаю поражения, - по-прежнему упрямо сказал Линкольн.
- Тогда Соединенные Штаты сделают это за вас, - предсказал Ли. - Но выбор не совсем в ваших руках, сэр. Как только я покину Белый дом, мой следующий визит будет в британское посольство - чтобы отдать дань уважения английскому посланнику, лорду Лайону. Постараюсь приложить все усилия - и уверен, он не сможет не признать Конфедерацию Штатов, как нацию, которая добилась успеха в победе за свою независимость.
Ему не нужно было говорить, что если Великобритания признает Конфедерацию, Франция и другие европейские державы, несомненно, последуют ее примеру… и даже непоколебимый президент США тогда не сможет продолжить войну против южных штатов в лице этого признания.
Длинное печальное лицо Линкольна стало еще длиннее и печальнее. Но даже сейчас он отказывался уступить, сказав: - Лорд Лайон ненавидит рабство. Как и британский народ.
- Разве Великобритания не признала Бразильскую империю, несмотря на ее рабовладельческие земли? Если на то пошло, Великобритания признала США еще до начала нашей несчастной войны - и сделала это, несмотря на ваших собственных рабов - кстати, в вашей прошлогодней прокламации об освобождении, замалчивался вопрос о рабстве северных негров.
Пожелтевшее лицо Линкольна стало еще на пару оттенков темнее.
- Они понимали, что после нашей победы - все в Соединенных Штатах стали бы свободными. - Он еще раз взглянул на Ли. - И вы только что утверждали, что не являетесь большим другом рабства сами, генерал.
Ли опустил глаза, признавая укор.
- Максимум, что я могу сказать - что под контролем гуманных законов и под влиянием христианства и просвещенного общественного мнения, можно добиться того, что черные и белые смогут гармонично жить вместе на этой земле.
- Это зло, сэр, абсолютное зло, - сказал Линкольн. - Я никогда не забуду тех закованных негров, которых я видел, путешествуя вниз по реке, которых везли на продажу почти четверть века назад. Я лично никогда не видел так много страданий в одном месте. Если ваше отделение от Союза восторжествует, Юг будет изгоем среди всех стран.
- Нас признают, как независимую страну среди других народов, - вернулся к теме Ли. - И позвольте мне повторить - что раз я здесь, отделение Юга уже восторжествовало. То, что я предлагаю сделать сейчас - при условии ратификации моим руководством - это предложить условия, чтобы остановить войну между Соединенными Штатами и Конфедерацией Штатов. Тут Линкольн начал отказываться называть страну Ли именно таким именем. В немалой степени из мести, но Ли упорно настаивал над таким названием.
Линкольн вздохнул. Это было мгновение, когда он боролся не с командиром армии Северной Вирджинии в его гостиной, а скорее с самим собой.
- Назовите условия, генерал, - сказал он голосом, полным горечи.
- Они очень просты, господин президент. Федеральные войска выводятся с тех частей территории Конфедерации Штатов, какие они сейчас занимают. Сразу после этого - возможно, даже во время этого - мы уходим из Вашингтона, и США и Конфедерация будут в мире.
- Просты, да? - Линкольн наклонился вперед в своем кресле с выражением человека, которого не так просто обмануть в такой большой торговле. - А что с Западной Вирджинией?
- Это деликатная тема, - признался Ли.
Когда Вирджиния вышла из Союза, ее северные и западные округа отказались последовать за ней; федеральные пушки убедили их в этом. Теперь район был частью Соединенных Штатов, как самостоятельная единица. Ли не мог сомневаться в том, что основная часть ее населения и хотела этого, хотя Вирджиния еще претендовала на эту территорию. Он возразил в ответ: - А что Миссури и Кентукки?
Оба штата направили своих представителей как в Конгресс Конфедерации так и в Вашингтон. Кентукки был местом рождения Линкольна и Джефферсона Дэвиса одновременно. А гражданская война в Миссури была войной соседа против соседа, равно как и Севера против Юга. Линкольн был прав. Принятие решения о границах не будет простым.
- Ну а что Миссури и Кентукки? - спросил федеральный президент. - Уговаривать меня покинуть долину Миссисипи, где мы еще в большинстве - достаточно нелепо. Но если вы ожидаете, что мы отдадим эти земли, подумайте еще раз, сэр. Освобождение рабов там уже состоялось. А вам нужны штаты, где вы должны будете начать новую войну, чтобы восстановить рабство?
Теперь настала очередь Ли вздохнуть. Это могло быть правдой для тех земель, откуда выводились бы федеральные войска. Но это было беспокойство для политиков будущего. А сейчас…
- Такого рода разговоры не приведут нас никуда, господин президент. В данный момент, я лишь стремлюсь предотвратить пролитие еще большей крови. Если вы обязуетесь удалить ваших солдат со всех спорных территории этих двух штатов, и того, что вы называете Западной Вирджинией, то статус этих территорий будет разрешаться путем переговоров в более поздние сроки.
- Есть ли у вас полномочия предлагать такие условия? - спросил Линкольн.
- Нет, сэр, - признался Ли сразу. - Как я уже говорил раньше, я должен буду представить их в Ричмонд на утверждение моего президента. Я действую неофициально в целях скорейшего прекращения боевых действий - насколько это возможно. Если бы вы могли организовать налаживание телеграфных линий отсюда с Ричмондом, вы могли бы переговариваться непосредственно с президентом Дэвисом - без моего посредничества.
Линкольн махнул рукой.
- Запустить снова телеграф - это не проблема.
Ли понимал, что это просто только для нации с такими богатыми ресурсами, как у США, но промолчал. Линкольн продолжал: - Тем не менее, я думаю, что рано говорить об этом. У вас у самого больше здравого смысла, чем у нескольких президентов. Если ваш президент захочет присоединиться к разговору, то даст понять об этом.
- Как хотите, господин президент, - сказал Ли. - Таким образом - если мы останавливаем кровопролитие - то можем сесть друг напротив друга за столом и обсуждать эти оставшиеся вопросы. Сейчас они кажутся нам важными, но на самом деле они второстепенны по сравнению с главным вопросом войны - о признании Юга свободным и независимым.
- На наш взгляд, они и сейчас выглядят достаточно важными, но при том, что вы правильно назвали главный вопрос, способы решения могут быть разными. - Линкольн покачал головой. - Надо выбирать лучшее для нашей страны. Что ж, генерал Ли, если мы не можем вернуть вас в Союз, то мы должны как-то научиться жить вместе с вами. Я вообще-то больше предпочитаю говорить, чем стрелять.
- Я тоже, сэр, - охотно сказал Ли. - Так же думает каждый солдат в армии конфедератов, и, если я мог бы осмелиться говорить за них, весьма вероятно, каждый солдат вашей армии, также.
- Вы наверняка, правы, генерал. Как и то, что солдаты всегда гораздо охотнее готовы прекратить войну, чем гражданские лица.
- Потому что только солдаты на самом деле знают, что такое война, - ответил Ли. - Они понимают, что то, что мы впоследствии называем славой - на самом деле жестокость и страдание.
- Как же мне жаль, генерал Ли, что вы не выбрали Северную сторону, - патетически разразился Линкольн. - Вы же прекрасно понимаете, что выиграли эту войну только потому, что у вас появились эти проклятые автоматические винтовки, отправившие в могилы слишком многих наших молодых парней.
- Слишком многие с обеих сторон погибли слишком молодыми, - сказал Ли.
Линкольн кивнул; наконец-то двое мужчин нашли точку зрения, с которой они согласились без оговорок. Ли собрался уходить. Линкольн поднялся со стула вслед за ним. Глядя на него, Ли подытожил: - Итак, решено? Вы поддерживаете перемирие и вывод войск на условиях, что я предложил?
- Я принимаю эти условия. - Рот Линкольна скривился при этих словах, будто они были вымоченными в уксусе. - Не были бы вы так добры, изложить их в письменном виде, чтобы предотвратить любое недоразумение?
Ли сунул руку в карман жилета.
- У меня есть ручка и бумага с собой. Могу ли я попросить у вас чернила?
Линкольн показал ему на стол у стены. Ли нагнулся, чтобы воспользоваться чернильницей и быстро написал. Закончив, он передал лист президенту Соединенных Штатов.
Линкольн быстро прочитал набросанную пару абзацев.
- Все, как вы сказали, генерал. Не будете ли вы достаточно любезны, чтобы одолжить мне вашу ручку? - Он поставил свою подпись рядом с Ли. - А теперь позвольте мне получить второй экземпляр.
Ли оторвал оригинал и дал Линкольну лист под ним. Федеральный президент сложил его и спрятал, уже не читая. Ли склонил голову.
- Если позволите, я пойду?
- Вам не нужно ждать моего разрешения, - сказал Линкольн с оттенком горечи. - Завоеватели обычно ведут себя, как им заблагорассудится.
- В истории никогда еще не было человека, который меньше хотел бы быть завоевателем, чем я.