- Равнение налево! - скомандовал капитан Льюис. Голова Коделла повернулась. Между зданиями разместилась трибуна. Там стоял президент Дэвис - высокий и весь какой-то напряженный. Рядом с ним, в пальто, великоватым для его фигуры, стоял его вице-президент Александр Стивенс. Стивенс - на вид словно четырнадцатилетний мальчик - выглядел бледным и нездоровым, и, казалось, только сила воли удерживает его в вертикальном положении.
Другие гражданские сановники - конгрессмены, судьи, члены кабинета министров, переполняли трибуну, но глаза Коделла были обращены только на два силуэта. Чуть ниже Джефферсона Дэвиса стоял генерал Ли, махая шляпой в знак приветствия солдатам, марширующим мимо. Другой, пожилой человек в пестрой форме, с высоким лбом и бакенбардами, причудливо смешанными в коричневые и серые тона, стоял за несколько человек от Ли.
- Это Джо Джонстон, - воскликнул Коделл, указывая на него.
- Ей-богу, ты прав, - сказал Руфус Дэниел. - Значит, и армия Теннесси где-то здесь?
- Будь я проклят, если я знаю, - ответил Коделл. - Было так много путаницы на железнодорожной станции, что даже если бы за нами шла армия Потомака, мы бы никогда не узнали об этом.
Все, что он мог видеть на параде - это несколько рот перед Непобедимыми Кастальцами и столько же позади.
Руфус Дэниел засмеялся.
- Думаю, что синемундирников мы заметили бы быстро.
На мгновение, его левая рука скользнула к его АК-47. Коделл усмехнулся и кивнул. Он побывал в Вашингтоне победителем, а федеральные солдаты побывали в Ричмонде только в качестве военнопленных.
47-й полк миновал трибуну и по широкой улице подошел к методистской церкви с ее очень высоким шпилем. По Брод-стрит они прошли, как капитан Льюис и просил их, помятуя их лагерь в Магнуме, сохраняя строй, равнение и расстояние друг от друга - с легкостью, отточенной двумя годами практики в этой области. Их шаг был гладким и упругим, размахивание оружием устойчиво, как в такт маятника.
Женщина средних лет бросила букет фиолетовых ромашек. Коделл поймал его в воздухе. Если бы он был в шляпе, он воткнул бы их за ленту; Демпси Эйр добавил яркие лютики вместе со своим пером индейки. Так как он был без головного убора, Коделл воткнул стебли в ствол автомата. Женщина захлопала в ладоши.
С таким украшением, Коделл прошел мимо депо и дальше к новому и впечатляющему театру Ричмонда, с его пилястрами, достигающими от второго этажа почти до верхней части здания. Железнодорожное полотно тянулось дальше по центру улицы, на протяжении почти двадцати кварталов, прежде чем они свернули на север в сторону стоянки поездов.
Толпы начали редеть к этому времени: это был самый край города. Распорядители указали, куда им двигаться дальше.
- В лагерь Ли! - кричали они, указывая на северо-запад. Коделл почувствовал воодушевление: где еще лучше закончить марш, как не в в лагере имени самого великого солдата Юга?
Широкая зеленая территория лагеря Ли лежала примерно в миле за последним зданием Ричмонда. Еще одна высокая трибуна с белыми новыми панелями стояла на западном краю лужайки. Большой флаг Конфедерации, на еще более высоком флагштоке, развевался рядом с ней. Перед ней были и другие знамена, в основном красных, белых и синих цветов: захваченные в бою федеральные флаги. Коделл вздохнул от гордости, когда увидел, сколько их там было.
- Корпус Хилла, дивизия Хета? - спросил распорядитель. - Вам туда.
Наряду с другими подразделениями дивизии Генри Хета, 47-й полк двинулся указанным путем. Коделл оказался слева от трибуны, но достаточно близко к передней панели, чтобы он мог бы слышать по крайней мере часть того, что будут говорить выступающие.
Прежде чем начались речи, все вокруг уже было заполнено битком. Вертя головой так и сяк, Коделл увидел всю армию Северной Вирджинии, выстроившуюся слева от трибуны, корпус Хилла, Юэлла, а также Лонгстрита. Распорядитель выкрикнул: - Ополченческий корпус Бишопа? Сюда.
Конечно, значит и армия Теннесси также прибыла в Ричмонд на общий сбор.
- Ну вот, - сказал Эллисон Хай. - Теперь нам придется стоять здесь в два раза дольше, пока они займут свои места.
На самом деле получилось не совсем в два раза дольше - только часть армии Теннесси смогла добраться сюда. Остальные, предположил Коделл, скорее всего, остались в Теннесси, контролируя освобождение земель, которые были под властью федералов почти всю войну. Тем не менее, корпус Бишопа занял всю северо-западную часть лагеря. Коделл стоял в ожидании, пока Джефферсон Дэвис, Роберт Ли и Джо Джонстон ехали по проходу между армией Северной Вирджинии и армией Теннесси. Обе армии орали до хрипоты, пытаясь перекричать друга друга. Армия Северной Вирджинии, ввиду меньшинства своего конкурента, конечно выиграла. Президент и его генералы то и дело приветственно салютовали. Трое мужчин поднялись на трибуну вместе.
Тишина наступила медленно и не полностью. От уставших суровых солдат, которые так много сделали для победы, боевые флаги которых получили столько отметин, нельзя было ожидать идеальной дисциплины или молчаливого спокойствия. Ли и Джонстон понимали это. Они встали на трибуне на пару шагов ниже президента Дэвиса. Затем склонили головы - сначала друг перед другом, а затем перед президентом. Его поклон был более глубоким, чем у них, но обращен был не на них, а прямо на солдат. Солдаты снова подняли крики приветствия. Их высокие, пронзительные боевые кличи раскололи воздух.
- Мы не услышим больше, как южане кричат "Рэбел Йелл"! - сказал Дэвис, который переждал возгласы, - Нет! - Он поднял руку. - Мы не услышим это больше потому, что мы не бунтари теперь, хотя впрочем мы ими никогда и не были. Мы теперь свободные и независимые южане в нашей родной Южной стране!
Президент не мог произнести больше ничего в течение некоторого времени. Коделл кричал во всю силу своих легких, но не мог услышать свой собственный крик, ибо приветственный рев двух великих армий Конфедерации громом прокатывался через его голову - громче, чем шум боя. В его ушах звенело, когда крики и аплодисменты, наконец, исчезли, хотя все новые приветственные возгласы исходили из строя через каждые несколько минут.
В результате, он слышал речь Дэвиса не как полноценную речь, а как ряд бессвязных фраз и предложений. Так, он услышал: - Мы показали себя достойными наследования, завещанного нам патриотами революции, мы проявили героическую преданность, которую они нам завещали, но переплавили ее в тигле, в котором их патриотизм был дополнен нами.
И дальше: - Наши доблестные и достойные солдаты, я поздравляю вас с серией блестящих побед, в которых вы благодаря Божественному Провидению, проявили все свое мужество, и, как Президент Конфедерации Штатов, сердечно благодарю вас теперь уже в независимой стране, ради которой вы так искусно и героически боролись.
И еще: - Выбив захватчиков с нашей земли, вы вырвали у коварного врага признание вашего права первородства и независимости сообщества. Вы дали уверенность приверженцам конституционной свободы, благодаря нашей окончательной победе в борьбе против деспотической узурпации.
Повторные ура вновь вновь поднялись после того, как президент Дэвис похвалил солдат. Он, не довольствуясь этим, продолжил говорить о Конфедерации в целом: - После войны и революции несколько штатов признали себя независимыми, но Север умышленно нарушил договор между независимыми штатами и образовал свое правительство, поставив его над штатами, и превратил его в машину для вмешательства в их внутренние дела. Они создали систему для диктата и подчинения всех остальных, по сути назначая на руководящую роль самих себя. Таким образом, наши штаты, вдруг потерявшие договоренности друг с другом, стали объединяться - и так родилась наша славная Конфедерация.
Коделл слышал, что-то навроде "понятно" от мужчин, стоявших рядом. Все это было обращение к разуму, а не к страстям; это было совсем не то, что он хотел бы слышать. Каждое слово было правдой, но это было не то, что солдатам необходимо было услышать сейчас: Дэвис слишком много умничал. Чувства в нем были заморожены.
Казалось, тот и сам почувствовал это, впрочем, почему бы и нет? Он сам был солдатом, прежде чем обратился к политике. Тогда он перешел к заключительной речи: - Никто не сможет успешно провести гигантский план завоевания свободных людей. Тем не менее нас признали весьма неохотно. Мистеру Линкольну пришлось признать, что мир достижим только на основе признания наших неотъемлемых прав. За это я должен поблагодарить неукротимое мужество наших войск и неутолимый дух нашего народа. Да благословит вас всех Господь!
И снова Коделл громко кричал слова одобрения. Понимая, что независимость Конфедерации Штатов была наконец достигнута. Хоть и при больших усилиях - все таки она пришла. Но поблагодарив солдат и народ, Джефферсон Дэвис опустил один фактор, который также сыграл важную роль в освобождении юга: ривингтонских пришельцев и их оружие. Коделл спрашивал себя, возмущались ли этим неупомянутые и непризнанные.
Приветствия затихли. Мужчины армий Северной Вирджинии и Теннесси стояли в сгущающихся сумерках и говорили со своими друзьями и товарищами о сегодняшних событиях.
- Ну, Нейт, тут вроде все закончилось, - сказала Молли Бин. - А что, черт возьми дальше?
- Если бы я знал, - ответил он. Для себя, у него был довольно четкий план: он вернется домой и сделает все возможное, чтобы наладить свою жизнь, как это было раньше, до войны. Для Молли, однако, выбор был проблематичным.
Капитан Льюис осветил вопрос в краткосрочной перспективе: - Мы останемся здесь, в лагере Ли, сегодня вечером. Пайки должны прийти завтра утром, а затем уже они начнут разбираться с нами.
Капитан, заметил Коделл, ничего не сказал о рационах для сегодняшнего вечера. Это удивило его; когда армия Северной Вирджинии снова ушла южнее Билетона, он был более озабочен вопросами пропитания. Затем он пожал плечами. Он не голодал: у него все еще были последние три или четыре федеральных пайка из Вашингтона. Те были уже просрочены к настоящему времени, но ему часто приходилось питаться и гораздо хуже, и гораздо меньше. Беспокоиться о том, насколько свежа его еда, в отличие от того, есть ли она вообще, было бы по меньшей мере странным.
Молли сказала: - Когда разведем огонь, уделишь немного времени мне и книгам, Нейт?
- Конечно, Мелвин, - ответил он. - Ты схватываешь знания на лету, так как взялась за них не на шутку.
Он был готов подписаться под каждым своим словом. Да ему бы хотелось, чтобы его ученики - которые были вдвое моложе Молли - показывали хоть бы половину того усердия, которое проявляла она.
Ее губы скривились, мало напоминая улыбку. Кожа на мгновение плотно прилегла к костям, как будто показав, какой она будет в старости. Она сказала: - Я должна была начать учиться раньше. Теперь слишком поздно.
- Это никогда не бывает слишком поздно, - сказал он. Она покачала головой, по-прежнему оставаясь мрачной. Он настаивал: - Вот допустим, у тебя есть книга, которую ты сейчас читаешь. Все, что тебе нужно сделать - это продолжать читать и не позволять ей лежать под подушкой. Это как… - он подыскал сравнение - как разборка и чистка АК-47. Это трудно сначала, но ты продолжаешь, пока не будет получаться легко. Тогда при этом дальше даже не надо напрягаться.
- Может быть, - сказала она без особого убеждения.
- Вот смотри.
Вместо учебника, он достал карманный Завет. Молли запротестовала было, но он сказал: - Попробуй. Скажешь, если я не прав.
Он открыл книжку и указал на строку.
- Начинай прямо отсюда.
- У меня не получится.
Но Молли склонила голову поближе к мелкому шрифту и начала читать:
Иисус взял хлеб, возблагодарил Бога и, преломив хлеб, дал ученикам со словами: - Это тело Мое, оно отдано будет за вас. Делайте это в память обо Мне.
Также взял Он и чашу после того, как они поели, и сказал: - Эта чаша - новый завет, кровью Моей утвержденный, прольется за вас Моя кровь и эээ… возрождение духа.
Ее лицо озарилось особым образом и на мгновение оно затмило даже свет костра.
- Черт, я сделала это!
- Да, - гордо сказал Коделл, будучи почти так же счастлив, как и она сама. - Ты споткнулась пару раз на сложных словах, но это может случиться с каждым. В любом случае, это не имеет значение. Важно то, что ты читаешь это - и понимаешь. Ведь правда?
- Ой, конечно, я поняла, - ответила она, - Я поняла.
Коделл читал еще с тех пор, как был маленьким мальчиком; он принял грамотность, как должное. Но когда он вступил в армию, он увидел, как много это значит для тех, кто пришел к грамотности позднее.
После этого Молли не могла остановиться - даже когда костер угас до красных углей. Коделл зевал, пока не подумал, что сейчас сломает челюсть. Почти все остальные уже спали, некоторые мужчины - завернувшись в одеяло, остальные просто лежа на траве под звездами. Это не составляло трудностей в такую теплую ночь. Коделл поблагодарил небеса, что война не продолжилась во вторую зиму. У многих мужчин не было бы одеял и тогда тоже.
Наконец его глаза стали непроизвольно закрываться.
- Мелвин, - сказал он, - почему бы тебе просто не оставить себе этот маленький Завет? Тогда бы у тебя всегда было, что читать.
- Книга, мне? Твой Завет? Навсегда?
В отблеске костра глаза Молли казались огромными. Она посмотрела вокруг. Когда она никого не увидела рядом, то наклонилась и быстро поцеловала Коделла. Ее голос опустился до хриплого шепота: - Если бы мы не были здесь, на виду у всех, Нейт, я хотела бы отблагодарить тебя получше.
Вместо того, чтобы поддаться на провокацию, он снова зевнул, еще более шире, чем раньше.
- Право же, сейчас, я думаю, что слишком устал, чтобы сделать любой женщине хорошо, да и себе тоже, - сказал он, тоже шепотом.
Молли рассмеялась.
- Ни один человек не может утверждать такого. Сначала надо попробовать, а уж затем обвинять себя, если не получится. - Она покачала головой, словно вороша что-то нехорошее в памяти, а затем снова поцеловала его. - Может быть, у нас будет еще не один шанс, прежде чем мы расстанемся, Нейт. Я надеюсь на это. Ты спишь или слушаешь?
- Я всегда хочу тебя, Me… Молли.
Он рискнул назвать ее настоящее имя.
- Спасибо тебе.
Завернувшись в одеяло, он спрашивал себя, будет ли этот еще один шанс. Они не будут вместе больше без 47-го Северокаролинского полка. Он хотел бы вернуться к преподаванию, а она - он не знал, что будет делать она. Он надеялся, что она найдет что-нибудь получше, чем то, что у нее было - и что умение писать, которому он научил ее, могло бы помочь ей в этом. Он ворочался и никак не мог заснуть. Трава была мягкая под щекой, но его давно потерянная шляпа была бы лучшей подушкой. Он снова покрутился на месте, затем повернул голову обратно к огню. Там сидела Молли Бин, упорно читая Библию.
Как и накануне на Брод-стрит, войска сегодня заполнили теперь уже Франклин-стрит. Тогда, идя из Ричмонда, они двигались быстро. Теперь, возвращаясь в город, они ползли как улитки.
Желудок Нейта Коделла заурчал. Обещанные утром рационы так и не появились в лагере Ли. Что, в общем-то, было обычным делом. Армия Северной Вирджинии всегда находилась в состоянии преодоления трудностей. Но походный паек - это совсем другое дело. Просто свинство, подумал он. Но в конце концов и они доберутся до Института Механика, где чиновники Военного ведомства решали вопросы увольнения из армии конфедератов.
- Может быть, - мечтательно сказал он, - они даже выплатят нам все, что задолжали.
Эллисон Хай фыркнул.
- Это просто день увольнения, Нейт, а не Судный День. Они не платили нам так долго, что уже забыли, что они нам должны.
- Кроме того, учитывая рост цен, эти деньги - просто бумажки, - добавил Демпси Эйр.
- Они должны нам больше, чем деньги, - сказал Коделл.
- Они забудут об этом через несколько месяцев, - заметил Хай. Коделлу и хотелось бы возразить циничному сержанту, но он не мог. Предположение казалось слишком вероятным. Медленно-медленно они продвигались к площади Капитолия. Некоторые люди вышли, чтобы посмотреть на них, но это была только горстка по сравнению с днем ранее. Вознице огромного фургона с его шестью мулами пришлось остановиться, когда солдаты преградили путь вниз по пятой улице. Он громко выругался на них.
Эллисон Хай мрачно усмехнулся.
- Некоторые из этих ублюдков забыли об этом уже через несколько минут, не то что месяцев.
Руфус Дэниел решил разобраться с кучером более непосредственно. Он снял с плеча свой АК-47 и направил его на человека.
- Тебе не помешало бы быть немного более осторожным, ругаясь на всю округу, не так ли, друг? - спросил он ласковым голосом.
Возница вдруг, казалось, понял, что Дэниел был далеко не единственным человеком там с винтовкой. Он открыл рот, закрыл его снова.
- Из-з….извините, - выдавил он наконец. Когда солдаты наконец очистили путь, он вытянул кнутом по спинам мулов, и дернул поводья с ненужной жестокостью. Повозка умчалась с грохотом. Непобедимые Кастальцы еще долго смеялись.
Они медленно миновали Шестую улицу, затем Седьмую. Солнце все выше поднималось в небо. Пот струился по лицу Коделла. Когда он вытер лоб рукавом, шерсть приобрела более темный оттенок серого.
- Я, возможно, не стал бы стрелять в возчика фургона, - сказал он, - но я думаю, что убил бы кого-нибудь за большую кружку пива.
Как бы в ответ на его мольбы, четыре дамы, вышли из одного из невысоких домов между Седьмой и Восьмой улицами. Черная женщина подталкивала старшую из них в коляске. У этой дамы на коленях, а у других белых женщин в руках, были подносы, уставленные стаканами с водой. Все они подошли к чугунной ограде перед их домом.
- Вам, должно быть, жарко и хочется пить, молодые люди, - сказала женщина в коляске. - Подходите и берите.
Солдаты столпились у забора в мгновение ока. Коделл был достаточно близко, и успел получить стакан. Он выпил его в три блаженных глотка.
- Спасибо, вы очень любезны, мэм, - сказал он женщине, с подноса которой он взял стакан. Она была еще молода и привлекательна и носила темно-бордового цвета атласное платье, что, как и дом, из которого она вышла, говорило о том, что она человек небогатый. Осмелевший, потому что он был уверен, что больше никогда не увидит ее снова, Коделл сказал: - Вы не возражаете, если я спрошу, чьей доброте я обязан?
Женщина поколебалась, затем сказал: - Меня зовут Мэри Ли, старший сержант.
Первой мыслью Коделла было легкое удивление, что она разбиралась в знаках отличия. Его второй мыслью, когда он осознал ее имя, было: неужели…
Он машинально напрягся. Но не только он; каждый человек, чьи уши поймали имя Ли, казался ошарашенным.
- Мадам, спасибо, мэм, - пробормотал он.
- Ну вот, теперь ты напугала их, - сказала младшая дочь Ли.
- О, тише, Милдред, - сказала Мэри Ли тоном, характерным для любой старшей сестры в мире. Она повернулась к Коделлу. - После того, что вы, храбрые мужчины, сделали так много для нашей страны, помогать вам - наша обязанность - и это самое малое, что мы можем для вас сделать.
Женщина в коляска энергично кивнула.