* * *
Летнее солнце палило на главной площади в Нэшвилле. Клены, которые росли вдоль улиц Вашингтона и Олстон давали некоторую тень, но ничем не могли помочь от жары и гнетущей влажности. Повозки, мчащиеся на запад по улице Вашингтона, поднимали так много пыли, что это напомнило Нейту Коделлу его походные дни в армии. Несмотря на угнетающую погоду, перед зданием суда собралась приличная толпа.
- Что происходит? - спросил Коделл человека, который казалось уже натурально таял в своем сюртуке, жилете, галстуке и шляпе.
- В полдень начнется аукцион по продаже негров, - ответил мужчина.
- Разве он сегодня?
Коделл, который мог бы позволить себе раба не более, чем личный железнодорожный вагон с локомотивом, обогнул угол собора и подошел к магазину Рэфорда Лайлза. Входная дверь была заперта. Коделл почесал затылок - ведь в воскресенье Лайлз никогда не закрывался. Потом он увидел его среди мужчин, ожидающих начала аукциона. Лайлз не раз говорил о желании иметь раба. Коделл заметил и нескольких других потенциальных покупателей, среди которых был Джордж Льюис. Его бывший капитан был избран в законодательное собрание штата, и в последнее время проводил больше времени в городе Рэйли, чем в Нэшвилле. Льюис тоже увидел Коделла и помахал ему рукой. Коделл помахал в ответ.
В толпе было немало приезжих. Коделл слышал мягкие акценты Алабамы и Миссисипи, а двое мужчин разговаривали с протяжными звуками, характерными для Техаса, как он помнил по армии. Уши также поймали еще один знакомый акцент, и он пристальней огляделся вокруг. Так и есть, здесь стояли трое мужчин из Ривингтона, разговаривая между собой. Несмотря на окончание войны, они по-прежнему предпочитали свою пятнистую форму, в которой приезжали в лагерь и в участвовали в боях. Тем не менее, они выглядели более изысканно в ней, чем большинство южных джентльменов в своей повседневной одежде.
Часы на здание суда пробили двенадцать. Мужчины, имевшие свои часы, начали проверять их. Через минуту или чуть позже, и колокола баптистской церкви возвестили о пришествии полудня. После очередной короткой задержки колокола методистской церкви, которая была дальше вниз по Олстон, также заявили об этом. Коделлу стало интересно, какие часы были точны, или, может, все они ошибались. Ему-то это было безразлично, а вот для железнодорожника, вроде Генри Плезанта необходимо знать время с точностью до минуты, подумал Коделл. Несмотря на объявленное время начала аукциона рабов, на площади ничего не изменилось. Люди продолжали болтать, многие курили, не проявляя признаков нетерпения. А вот ривингтонцы заерзали. Один из них многозначительно посмотрел на свое запястье - Коделл увидел, что он носил там крошечные часы с кожаным ремешком. Через несколько минут тот снова посмотрел на часы. Когда ничего не произошло после третьего, уже раздраженного взгляда, человек закричал: - Какого черта, сколько можно ждать?
Его нетерпение передалось толпе, словно капсюль воспламенил заряд патрона Спрингфилда. В одно мгновение, десяток мужчин уже кричали, требуя начала аукциона. Если бы ривингтонец промолчал, они, вероятно, стояли бы так еще час, не жалуясь.
Человек в карикатурном костюме под денди выбежал из здания суда и взобрался на недавно возведенный помост. Перестав жевать табак и сплюнув в пыль, он сказал: - Мы начнем в ближайшее время, господа, я обещаю. И тогда вы все увидите прекрасных негров, которых продает Джошуа Берд. - Он слегка приосанился, давая понять, что он и есть тот самый Берд. - И вы не пожалеете, что ждали, я обещаю вам.
Его широкое, сияющее лицо излучало неподдельную открытость. Коделл почувствовал невольную симпатию к нему.
Он продолжал свою яркую, зажигательную речь еще несколько минут. Ривингтонцы снова начали проявлять признаки нетерпения, но до новых криков дело не дошло. Из здания суда вышел чернокожий и встал рядом с Джошуа Бердом. Аукционист сказал: - Вот, господа, первый из списка, прекрасный работник для поля, негр по имени Колумбус, возраст тридцать два года.
- Давай, показывай его, - пробурчал один из техасцев.
Берд повернулся к Колумбусу.
- Раздевайся, - коротко сказал он. Негр стащил через голову грубую хлопчатобумажную рубашку и снял штаны.
- Повернись, - подсказал ему аукционист. Колумбус повиновался. Берд, возвысив голос, обратился к аудитории: - Итак, вы видите его. Рубцов на спине нет, как вы могли заметить. Он полностью послушный. Настоящий плантационный негр, ей-богу. Обратите внимание на его пальцы. Посмотрите на эти ноги! Если у вас есть плантация, покупайте его, и вы не пожалеете, мои друзья. Он соберет десять тюков за то же время, за которое я выпью виски со льдом и мятой. Так какую цену вы предложите за этого прекрасного негра?
Торг начался с пятисот долларов и быстро возрос. Техасец, который попросил показать Колумбуса, в конечном итоге купил его за 1450 долларов. Даже для теперешних высоких цен, это было много, но он казался невозмутимым.
- Я мог бы продать его хоть завтра в Хьюстоне и получить четыреста прибыли, - заявил он для тех, кому интересно было послушать. - Негры по-прежнему весьма дороги везде в Миссисипи.
Еще один чернокожий взошел на помост.
- Второй в списке, - сказал Берд. - Также годится для работы в поле, господа, зовут Док, возраст двадцать шесть лет. - Не дожидаясь запроса покупателей, добавил: - Раздевайся, Док.
- Да, сар.
Голос негра был густой, как патока. Он стянул свою рубашку и брюки и повернулся без напоминания. Его спина, как и у Колумбуса, никогда не знала плети, но обращал на себя внимание уродливый шрам на внутренней стороне его левого бедра, шестью дюймами ниже его паха.
Джошуа Берд еще раз начал превозносить покорность раба. Прежде, чем он закончил, Джордж Льюис прокричал: - Эй, смотрите! Ты, парень! Откуда у тебя это пулевое ранение?
Док приподнял голову. И посмотрел прямо на Льюиса.
- Получил его под Вотер Пруф, в Луизиане, прошлый год, дрался с Бедфорд Форрест. Он сделал поймать меня, когда мои три други, мерзавцы, бросили меня.
Аукционист сделал все возможное, чтобы опровергнуть информацию о том, что Док с оружием в руках дрался против Конфедерации. На этот раз торговались неохотно, и цена уперлась в восемьсот долларов. Раба купил один из мужчин-ривингтонцев. Он заплатил золотом, что немного восстановило дух Джошуа Берда. Сошедшему вниз с платформы Доку ривингтонец сказал: - Ты делаешь свою работу, и все будет хорошо, парень. Просто не важничай, что когда-то у тебя была винтовка. Я не задумываясь, буду использовать против тебя все, что мне заблагорассудится: голые руки, топор, кнут, оружие, что угодно. Каждый раз, когда захочешь попробовать, просто скажи, а уж могила для тебя всегда найдется, ты меня понимаешь?
- Вам не нужно бить меня, нет, масса - ведь вас закон… - сказал Док. Но прежде, чем он закончил, он встретился глазами с новым владельцем и понял, что тот имел в виду именно то, что он сказал, и что ему плевать на закон. Он кивнул, проникаясь невольным смирением.
Коделл подумал, что негр повел себя разумно, если только он не притворялся. А если он все же притворялся, то, скорее всего, вскоре пожалеет об этом. Коделл видел, что люди из Ривингтона были редкими бойцами. Другие рабы поднялись на помост. Кое у кого были шрамы на спине. У двоих были следы от пуль. Один черный, когда его спросили, сказал, что он воевал в 30-м Коннектикутском полку и получил ранение под Билетоном. Это заставило Коделла нахмуриться, ведь Ли приказал всех захваченных негров рассматривать, как и любых других пленных. Кто-то решил извлечь прибыль и нарушил приказ.
Ривингтонцы купили большую часть рабов с пулевыми ранениями и получили их дешево. Остальных купили техасцы. Коделл подозревал, что они будут перепродавать их своим землякам, которые нуждались в рабском труде и вряд ли возьмут кого-нибудь с пулевыми шрамами.
- Семнадцатый в списке, - говорил Джошуа Берд. - Отличный кожевник и каменщик, по имени Уэстли, мулат с четвертью белой крови, возраст двадцать четыре года.
У этого кожа была немного светлее, чем у большинства тех, кто был до него.
Торги были оживленными. Рэфорд Лайлз снова поднял руку. Коделл понял, почему: раб с двумя такими навыками быстрее сможет понять, что ему нужно делать в универсальном магазине, и принесет выгоду. Но когда цена на мулата приблизилась к двум тысячам долларов, Лайлз вышел из торгов с расстроенным рычанием. Ривингтонец и парень из Алабамы или Миссисипи повышали ставки, словно игроки в покер. Наконец человек из дальнего Юга сдался. - Продан за 1950 долларов! - закричал Джошуа Берд.
- Масса, вы позволяет мне выкупить себя, когда я скоплю деньги, я буду работать очень усердно для вас, - сказал Уэстли, когда новый владелец забрал его с помоста.
Ривингтонец рассмеялся над ним.
- Кто тебе сказал, что ты будешь получать за работу деньги, каффр? Ты просто будешь работать на меня или на кого-то еще.
Лицо мулата помрачнело, но он не имел никакого выбора, все было в руках человека, который купил его.
Еще несколько человек были проданы, а затем вышел профессионал-каменщик, черный человек по имени Андерсон. Аукционист лучился, как восходящее солнце, когда цена на негра все росла и росла. Рэдфорду Лайлзу опять пришлось отказаться от борьбы. Парень из дальнего Юга, который недавно торговался за Уэстли, в конечном итоге купил Андерсона за 2700 долларов, когда ривингтонец, делавший ставки против него, внезапно бросил торговаться. Он не выглядел совсем уж счастливым, когда пошел расплачиваться с Джошуа Бердом. Коделл не завидовал ему. Как кто-то в толпе заметил: - К дьяволу, можно купить себе конгрессмена за меньшие деньги.
После того, как Берд распродал всех мужчин-рабов, он перешел к женщинам, представляя одних как полевых работниц, других как поваров или швей.
- Вот негритянка по имени Луиза, - сказал он, когда еще одна поднялась на помост. - Ей двадцать один год, прекрасный повар и птичница. Скажи господам, сколько детей у тебя уже было, Луиза?
- У меня был четыре, сар, - ответила она.
- Она во многом хороша, - заявил аукционист, - и принесет чистую прибыль ее владельцу. И у нее также хороший характер.
Он развернул ее и стянул верхнюю часть платья, чтобы показать чистую спину. Она принесла Джошуа Берду почти столько же, сколько Андерсон, и он выглядел довольным, когда техасец, который купил ее, увел женщину. Некоторые негры, знал Коделл, гордились высокими ценами, которые за них заплатили. Впрочем, в этом был какой-то смысл: владелец, который отдал большие деньги за свою живую собственность, скорее всего, бережнее отнесется к ней.
Работорговец посмотрел на своих слушателей. Улыбка расползлась на все его лице.
- А теперь, господа, главное блюдо. Представляю вам мулатку по имени Жозефина, девятнадцать лет, рукодельница.
У Коделла перехватило дыхание, когда Жозефина поднялась на платформу и встала рядом с Бердом. Он еле откашлялся, чтобы возобновить дыхание. Такой же эффект она произвела на большинство мужчин. Она стоила каждый секунды этого восхищения, и даже много больше. В ней, возможно, были следы индейской крови, а также белой и негритянской; слегка скуластая, с чуть раскосыми глазами, и очаровательным носиком. Ее кожа, совершенно гладкая, был точь-в-точь цвета кофе со сливками.
- Я бы не отказался от кусочка такого главного блюда, - хрипло сказал человек рядом с Коделлом. Учитель кивнул. Рабыня была просто потрясающей.
Вместо того, чтобы просто показать спину Жозефины, как у других женщин, аукционист расстегнул платье, и оно упала на доски. Она осталась совершенно голой. Кашель из толпы вырос в два раза, затем еще во столько же. Ее грудь, подумал Коделл, так и просится в руку, а маленькие соски заставляли думать о сладком шоколаде. Джошуа Берд развернул ее. Она была совершенна со всех сторон.
- Можешь надеть платье обратно, - сказал ей аукционист. Когда она наклонилась за ним, он крикнул: - Теперь, господа, ваши ставки!
К удивлению Коделла, аукцион начался медленно. Через некоторое время, он догадался: все прекрасно понимали, насколько большой будет цена и не решались рисковать такими деньгами. Тем не менее, цена Жозефины неуклонно возрастала, 1500, 2000, 2500, 2700, за которые был куплен опытный каменщик, и вот уже 3000. Участники выпадали из торгов один за другим со стонами сожаления.
- Три тысячи сто пятьдесят, - проговорил Джошуа Берд в тишине. - Кто даст три двести?
Он посмотрел на мужчину из Алабамы, который так активно участвовал в аукционе. Человек из дальнего Юга с жадностью смотрел на Жозефину, но в конце концов покачал головой. Работорговец вздохнул.
- Кто-нибудь еще предложит три двести? - Все молчали. - Три тысячи сто пятьдесят. Раз. - Молчание. - Три тысячи сто пятьдесят. Два. - Берд хлопнул ладонями. - Продана за три тысячи сто пятьдесят. Давайте, сэр, выходите вперед!
- О, я иду, не беспокойтесь, - сказал ривингтонец, который только что купил Жозефину. Толпа расступилась, как библейское Красное море, чтобы показать уважение тому, кто будет платить сейчас так много за движимое имущество. Ривингтонец полез в свой рюкзак, вытащил обернутый бумагой рулон золотых монет, потом еще и еще.
- Там сто пятьдесят унций золота, - сказал он, а затем вскрыл еще один рулон и отсчитал тринадцать монет. Он передал Берду рулон за рулоном, а затем монету за монетой. Когда он, наконец, закончил, у работорговца было более тринадцати килограммов золота и полностью обалдевшее выражение лица. Как ни в чем не бывало, ривингтонец сказал: - Вместе с девкой, вы должны мне одиннадцать долларов.
- Да, сэр, - сказал Джошуа Берд, даже не ставя под сомнение расчет. Он протянул деньги руками, выпачканными в чернилах, которыми он заполнял купчие на протяжении дня.
- Позвольте мне узнать ваше имя, сэр, для внесения его в купчую.
- Я Пиит Харди. П-и-и-т Х-а-р-д-и. Записывайте правильно.
- Повторите снова, сэр, чтобы я не ошибся.
Берд записал, выпрямился и повернулся к Жозефине.
- Иди, девочка, иди к нему. Он купил тебя - теперь ты его.
Двигаясь с грацией, которая соответствовала ее красоте, Жозефина сошла с помоста аукциона. Пиит Харди обнял ее за талию. Она стояла выпрямившись, ни отстраняясь, ни прижимаясь к нему. Коллективный вздох зависти прошел по толпе. Парень из Алабамы, последний претендент на нее в аукционе, спросил: - Скажите, сэр, что вы собираетесь с ней делать теперь, когда вы получили ее?
Харди запрокинул голову и захохотал.
- А что же, черт возьми, вы думаете, я буду делать с ней, сэр? То же самое, что делали бы вы, если бы купили ее.
Алабамец тоже засмеялся, правда печально. Коделл наблюдал за лицом Жозефины. Оно стало застывшим, почти неживым. Она, должно быть, надеялась, что человек из Ривингтона, в такой необычной одежде, будет отличаться от других в лучшую сторону. Обнаружить, что он ничем от них не отличается, было жестоким разочарованием.
- По очень разумной цене, господа, я могу поставить оковы на ваши покупки, чтобы вы не волновались, что они окажутся чересчур резвыми.
Джошуа Берд весело фыркнул. Несколько человек подошли к нему за этой услугой.
Коделл пошел прочь от главной площади города. Для него аукцион рабов был просто способом провести часть длинного субботнего дня. Он не мог даже мечтать об обладании рабом, особенно теперь, в летнее время, когда его школа была закрыта. Репетиторство, написание писем для неграмотных обывателей и переписывание аккуратным почерком документов округа давали ему доход, достаточный, чтобы не умереть с голоду, но не более того.
Джордж Льюис догнал его по пути.
- Как поживаете теперь, Нейт?
- Неплохо, благодарю вас, сэр.
Хотя он уже не являлся его капитаном, Льюис был достаточно большим человеком в Нэшвилле, чтобы Коделл оказывал ему соответствующее уважение.
- Вижу, вы не стали покупать негров сегодня.
- И не планировал, у меня их достаточно для моей табачной плантации, и даже излишек. Я пришел ознакомиться с ценами на случай, если я решу продать парочку.
- Вот как.
Коделл не один десяток лет знал, что он никогда не будет богатым человеком. Но это знание не беспокоило его. Иногда, как сейчас, он получал небольшое развлечение от прослушивания того, о чем беспокоятся богатые люди.
У меня слишком много рабов для моей земли? Может, немного продать?
Нет, это были проблемы, которые никогда не волновали его.
Некоторые из подобных мыслей, должно быть, отразилось на его лице. Джордж Льюис похлопал его по плечу и сказал: - Если у вас возникнут проблемы, Нейт, вы просто дайте мне знать. Любому из тех, кто служил в моей роте, если надо, я постараюсь помочь.
С упрямой гордостью, Коделл ответил: - Это благородно с вашей стороны, но у меня все достаточно хорошо, сэр. - Льюис в вежливом сомнении приподнял бровь. - Есть те, кому много хуже, чем мне, - настаивал Коделл.
- У большинства из них есть фермы, чтобы, по крайней мере, иметь еду на своих столах, - сказал Льюис. Чувствуя уже поступающий гнев, Коделл покачал головой. Льюис пожал плечами.
- Ладно, Нейт, как хотите, пусть будет по-вашему. Но если вы когда-нибудь передумаете - все, что вам понадобится сделать, это просто дать мне знать об этом.
- Ладно, - сказал Коделл, зная, что никогда не сделает этого. Забота Льюиса все же тронула его. Дети капитана не посещали его школу; Льюис мог позволить себе лучшую. Но он знал проблемы богатых и бедных в штате. Коделл проголосовал за него без колебаний прошлой осенью и был готов сделать это снова, если он бы он стал переизбираться.
Льюис попрощался и ушел. Коделл уже собирался возвращаться к себе, когда Рэфорд Лайлз закричал ему вслед: - Для вас есть письмо, Нейт. Сейчас я снова открою.
Коделл развернулся обратно к магазинчику. Лайлз повозился с ключом и широко раскрыл дверь. Он пошел за прилавок.
- Вот, от вашей девушки из Ривингтона.
- Она не моя девушка, - сказал Коделл, как обычно всякий раз, когда он получал письмо от Молли Бин или отправлял ей.
- Тем хуже для нее, если она не ваша девушка, потому что я хочу все и всех в Ривингтоне взорвать и отправить в ад, а если бы она была вашей девушкой, ее бы я не тронул.
- Пусть она останется в добром здравии, мистер Лайлз, - сказал Коделл.
- Хорошо, только ради вас, Нейт.
Лайлз опять начал проклинать город Ривингтон и его жителей с энергией и изобретательностью, о которых Коделл и не подозревал. Это было похоже, как погонщик стада мулов грозился содрать шкуры со своих бестий, в один прекрасный день увязших на дороге, которую недельные дожди превратили в настоящее болото.
- Хуже всего то, что у них денег, как экскрементов в заднице. Похоже, они постоянно достают их оттуда. Черт побери, три тысячи сто пятьдесят гребаных долларов за эту девку-мулатку! Пусть дьявол зажарит меня утром вместо бекона. Нейт, то, что он собирается получить от нее, он мог получить в любом борделе, черт возьми, за несколько центов! Или и там теперь так дорого?
- Ну, не думаю, что это так, - сказал Коделл после небольшого колебания, вызванного думами о Молли и ее прежней работе в Ривингтоне.