Толпа зарукоплескала, и начала скандировать: - Ли! Ли! Ли! как недавно первым начал Генри Плезант на митинге в поддержку Форреста. Банджо и скрипка вновь заиграли "Дикси". Голоса поддержали песню. Коделл пел вместе с остальными. Уже возвращаясь к себе домой, он подумал, как интересно, что мелодия, звучавшая на митинге, была написана убежденным сторонником рабства.
Треща как сороки, ученики Коделла спешили из захудалого школьного здания по домам. Прошел еще один долгий учебный день. Лето почти наступило, солнце всходило рано, а заходило поздно. Единственное, что радовало их - как и их учителя - что терпеть оставалось мало, зная, что с наступлением лета придет конец урокам.
Когда Коделл, медленно и устало, вслед за детьми, вышел на улицу, он увидел ожидающего его чернокожего.
- Привет, Израиль, - сказал он. - Чем могу быть полезен тебе?
- О, сар, вы можете. Я хотеть ваша помощь мне с моей ийсметикой, сар. Я вам платить за это.
Он сунул руку в карман и достал желто-коричневую пятидолларовую банкноту Конфедерации.
- Стой, стой, стой, - замахал руками Коделл. - Зачем тебе нужен я, когда ты работаешь на Генри Плезанта. Он настоящий инженер - он знает о математике больше, чем я когда-либо узнаю сам.
- Да, сар, он это знает. Но один дело знать, другой научить его меня: он говорить, что учиться так давно, что забыл как надо в школа, если вы понимать, что я имею в виду, - сказал Израиль. Коделл закивал; он знал, что такое бывает. Негр продолжал: - Но вы, сар, вы учитель. Вы знаете как из совсем безграмотный, делать учить шаг за шагом, как янки-учители делать мне когда я приходить к ним из Нью-Берна. А эти вот дробные части, они доводить меня до безумия. Я буду стараться, чтобы знать их, если я хотеть помочь книжный счет для масса Генри. Пожалуйста, научите меня, сар."
Израиль снова достал банкноту.
Ничто на свете, даже бедная покойная Жозефина с ее обещаниями чувственных наслаждений, не могло бы так соблазнить Коделла, чем кто-то стоящий перед ним и умоляющий об учебе. То, что Израиль был черный, волновало его меньше, чем если бы такое случилось до войны. С одной стороны, Израиль был свободен. С другой стороны, он был уже грамотным и не пострадал из-за этого. Это не значило, что у Коделла вообще не было никаких сомнений.
- Если я соглашусь учить тебя, Израиль, когда ты сможешь приходить в город? Разве Генри позволяет тебе отлынивать от работы?
Израиль сожалеюще покачал головой.
- Нет, сар, конечно он не будет. Я стараться делать работу быстро. Я закончить все сегодня рано как мог чтобы приходить и спрашивать вас. Но если вы согласен помочь мне учить, я приходить сразу, как я кончить работу и идти назад в темноте. Это не не иметь значения для мой сам.
- Сколько дней в неделю ты хотел бы делать это? - спросил Коделл.
- Много, как вы хотеть мочь, - сразу ответил Израиль.
Коделл задумчиво смотрел на него. Если он имел в виду то, что он сказал, то у него было больше жажды знаний, чем у любого из обычных учеников в школе. Полный рабочий день, затем пять миль пешком в Нэшвилл, урок, снова пять миль обратно на ферму, вероятно, уже в ночное время и короткий сон…
- Если ты действительно хочешь попробовать, я думаю, мы могли бы заниматься три вечера в неделю и посмотреть, что из этого выйдет, - сказал Коделл. Ему и самому было любопытно, насколько негр сможет справиться с этим.
- Спасибо, сар, благодарю вас! - Большая счастливая улыбка Израиля растянулась во все лицо. Затем оно стало напряженным. - Сколько вы хотите, чтобы я вам платить?
Если бы он мог себе это позволить, Коделл не взял бы ничего. Однако он не мог позволить себе такого, и он знал это, особенно учитывая предстоящие нищие месяцы предстоящего лета.
- Как насчет пяти долларов за каждую неделю?
- Большой деньги, - сказал Израиль печально. - Но думаю, я готов платить, если я хотеть учиться.
- Сколько ты зарабатываешь в неделю? - спросил Коделл, желая посмотреть, что его новый ученик уже знает.
- Два доллара и пятьдесят центов, - ответил Израиль без колебаний. - Как вы меня спрашивать о наличных денег, я считать просто отлично. Но когда эти две с половиной бочки по три четверти фунтов каждый - о, я сам идет на куски.
- Все не так уж плохо, - постарался обнадежить его Коделл. - Идем сейчас ко мне домой. Раз ты здесь, можно уже приступить к урокам - раньше начнешь, раньше научишься.
И для меня неплохо, - расчетливо подумал он, - тем скорее я начну получать деньги. Он не стал приглашать Израиля в свою комнату. Они занимались на крыльце, пока не стало слишком темно, а затем какое-то время при свечах, склонив головы поближе друг к другу. При свечах получалось хуже, учеба пошла вкривь и вкось. Наконец Израиль поднялся.
- Я лучше возвращаться, ко всему я уже проголодаться.
- Хорошо, Израиль. Увидимся в среду. Неплохое начало, я думаю.
На самом деле, Коделл был впечатлен. По его собственным словам, Израиль был абсолютно безграмотным, пока не убежал на территорию, занятую федералами во время войны. Но учеба давалась ему достаточно легко, а сам факт его прихода к учителю свидетельствовал о его стремлении и готовности к знаниям.
Коделл задул свечи. Ночная темнота накрыла крыльцо, было жарко и душно, лишь слабый огонек светился внутри гостиной. Израиль споткнулся, спускаясь по лестнице, и через несколько шагов вышел на улицу.
- Увидимся среда, - попрощался он. Звук его шагов постепенно затихал вдали. Барбара Битссетт сидела, ожидая вошедшего Коделла, ее полное лицо выражало негодование. Без предисловий она отрезала: - Я не хочу, чтобы негр ходил сюда, вы меня поняли?
- Что? Почему нет? - сказал застигнутый врасплох Коделл.
- Из-за того, что он негр, конечно, - удивилась хозяйка его вопросу. - Что будут говорить соседи, если они постоянно будут видеть негра у моего дома? Я не из тех белых отщепенцев, которые упали так низко, что дружат с рабами.
- Он свободный человек, - сказал Коделл. Это не произвело никакого впечатления на вдову Биссетт; она глубоко вздохнула, как обычно она делала, прежде чем разразиться нотациями. Прежде чем она вновь раскрыла рот, Коделл добавил: - Он просто изучает арифметику со мной.
- Меня не волнует, что он вообще делает, вы меня слышите?
Грамотность Барбары Биссетт заключалась в том, что она могла написать свое имя, почитать немного, и посчитать деньги. Довольствуясь этим, она никогда не выражала никакой склонности, чтобы узнать больше. И сейчас она была в ярости: - Если он еще раз придет сюда, мистер Нейт Коделл, вы можете просто пойти и подыскать себе другое место для жилья, так вам будет более понятно?
- Я понял вас, - безропотно сказал Коделл. Хотя он и не обзавелся множеством личных вещей, ему приходилось слишком часто собирать свои вещи, и менять местопребывание во время своей службы в армии, так что он питал инстинктивное отвращение к самой идее переезда. - Мы будем встречаться где-нибудь в другом месте.
В среду он встретил Израиля далеко от дома вдовы Биссетт, повел его обратно в школу и усадил за парту. Занятия продолжились. Сложение и вычитание дробей удавались достаточно хорошо, пока они имели общий знаменатель. Но когда он сказал Израилю, что одна вторая, уменьшенная еще вдвое, является четвертью, негр покачал головой в недоумении.
- Внизу под черточкой только двойки. Откуда может быть случиться четверть?
- Потому что надо умножить их, - сказал терпеливо Коделл. - Сколько будет дважды два, если они не под чертой?
- Четыре, - признал Израиль. Но понимание не появилось в его глазах; он никак не мог сделать шаг от целых чисел к тем, что являются дробями.
- Давай попробуем по-другому, - сказал Коделл. - Вот ты разбираешься в деньгах. Предположим, у тебя есть пятьдесят центов. Как назвать это иначе?
- Половина доллара, - ответил Израиль.
- Ладно, а что является половиной от полдоллара?
- Четверть, - тут же сказал Израиль. Внезапно он посмотрел на грифельную доску, где Коделл записал пример. - Значит половина от половины - это четверть, - сказал он медленно. Его лицо просветлело. Хотя он был почти на пятнадцать лет старше Коделла, он был похож сейчас на маленького мальчика, обнаружившего, что, если ты слагаешь вместе буквы, то они превращаются в слова. - Половина половины всегда четверть, неважно деньги это или нет.
- Правильно, - сказал Коделл, осветившись доброй улыбкой: именно за такое он и любил свою работу, несмотря на низкую заработную плату. - А сколько будет половина от четверти?
Он напрягся в ожидании ответа чернокожего. Понял ли Израиль по-настоящему весь принцип, или он понял один только частный случай? Израиль нахмурился, крепко задумавшись, но ненадолго. - Половина четверти должен быть одной восьмой, не так ли, масса Нейт?
- Да! - почти прокричал Коделл. Оба мужчины заулыбались, один с облегчением, другой, волнуясь. - У тебя получилось, Израиль.
- Получилось, - отозвался Израиль. - Я наконец это сделать, теперь это никто у меня не отнять. Расскажете еще, чтобы учить меня кроме множить этот дробь?
Он прямо таки жаждал научиться всему остальному по этой теме насколько можно скорее и прямо задергал Коделла. Но он опять чуть не сломал себе голову, когда пару дней спустя пришло время делить дроби вместо их умножения. Коделл стал учить его по способу, который он использовал со своими обычными учениками: переворачивать делитель, а затем умножать.
- Мы уже сделать множить, - запротестовал Израиль. - Нужно узнать теперь делить.
- Пойми, - сказал Коделл. - Деление и умножения являются обратной противоположностью друг друга, точно так же, как сложение и вычитание. Деление дробей на любые части - это умножение наоборот. Просто на время переверни числитель и знаменатель. А дальше простая арифметика, которую ты знаешь.
К своему удивлению, он обнаружил, что Израиль ничего не понял. Он знал правила для каждой операции, но не представлял себе их взаимодействия.
И его челюсть прямо таки отвисла, а глаза расширились, когда он, наконец-таки, понял принцип, и у него стало получаться.
- Как это замечательный и великий, - сказал он наконец. - Пять раз по два - это десять, а десять делить на пять - это два. Это не есть случайность. Это есть общий понятий.
- Ура, наконец-то ты понял! - сказал Коделл.
- Вы говорите, "я понять", масса Нейт, но вы первый человек, который показать мне такой чудо. Никто никогда не показывать мне как это работать все вместе. Это как путаница в картинка, не так ли, где все части перемешать и составить целый картинка вы не мочь догадаться. Смотреть их отдельно, какой-то куски, но никак не видеть весь картинка сразу. Вы показать мне такой трюк снова, правда? И спорить, я понимать в этот раз быстро?
На следующем занятии Коделл показал ему, как находить общие знаменатели для дробей. Он был весь во внимании, когда Коделл, наконец, дал ему задачу: - С одного поля собрано двадцать пять с половиной бушелей кукурузы, с другого тридцать семь и одна треть, сколько урожая собрано всего?
Лицо Израиля на время застыло в напряжении.
- Готов, сар.
И он довольно таки быстро решил задачу.
Когда он собрался идти обратно на ферму Генри Плезанта, то спросил: - Когда следующий урок?
Коделл развел руками.
- Не будет следующего урока, Израиль. Насколько я могу судить, ты изучил все, что нужно, так что дальше дело только за тобой.
Израиль осваивал знания не хуже любого способного белого человека. До войны он бы сильно удивился такому факту, а сейчас нет - сейчас он был почти совсем не удивлен.
- Спасибо, сар. Спасибо вам от всей мой сердце.
Израиль хотел, но не решился протянуть руку белому для пожатия. Он опустил голову и направился на север к ферме.
- Это доставило мне удовольствие, - сказал Коделл ему вслед.
Израиль не ответил. Коделл побрел в дом вдовы Биссетт. Он подумал, что она никогда не смогла бы добиться того, чего за короткое время добился этот черный человек, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Но она никогда не пригласит Израиля в свой дом. До того, как он обрел свободу, она могла бы купить его в собственность, правда ее финансовые возможности делали маловероятным такое предположение. Коделл потянул себя за бороду и зло пнул камень.
- Будь я проклят, если это справедливо, - пробормотал он вслух. Нэшвилл уже спал. Никто не услышал его.
Повозка грохотала вниз по дороге. Рэфорд Лайлз сплюнул коричневый сгусток табачного сока в пыль. Затем он сердито посмотрел в крестец лошади.
- Ну, шевелись же! - рявкнул он, встряхивая вожжами. Лошадь дернула одним ухом. И полностью проигнорировала его.
Нейт Коделл рассмеялся.
- Вот и еще один ветеран.
- Несчастное, ленивое, бесполезное существо.
Лайлз снова щелкнул вожжами, на этот раз сильнее. Может быть, лошадь немного и оживилась, но Коделл не поставил бы на это и цента. Он сказал: - Извините, не подбросите меня в Роки-Маунт?
- Хорошо, садитесь, Нейт. Я еду туда, чтобы услышать речь Бедфорда Форреста. Если вы тоже хотите его послушать, можете составить мне компанию.
- Он дает много выступлений, не так ли? - сказал Коделл.
- Он объездил всю страну. Если ваш драгоценный мистер Роберт Ли не покидает Вирджинии и доверяет своим сторонникам делать всю работу за него, то он рискует проиграть выборы здесь.
Как бы подчеркивая свои слова, лавочник снова сплюнул, а затем вытер подбородок рукавом.
- Ну, не знаю, - сказал Коделл, нахмурившись. - Такая назойливая агитация вряд ли способствует достоинству человека, баллотирующегося на пост президента. Я помню одного такого, Дугласа, еще в США в 1860 году, и посмотрите, чего он добился.
- Дуглас! - Лайлз снова сплюнул, чтобы показать, что он думает о Стивене Дугласе. - Он добился лишь раскола своей партии. Но Форрест сейчас, Форрест - совсем другое дело. Он не говорит: Идите ради чего-то - он говорит: Идите за мной. Все, что нужно я сделаю сам.
Коделл вовсе не считал это убедительным аргументом, так что он не стал продолжать разговор. Поля и леса медленно проплывали мимо. Он прошагал по этой дороге три года назад, а до того видел красоты Вирджинии, Мэриленда, штата Пенсильвания и Вашингтона. С тех пор он не забирался далеко от Нэшвилла, как сейчас, в Роки-Маунт. Вдали от железных дорог, путешествия оставались такими же неторопливыми, как это было всегда. Чтобы послушать речь в десяти милях дальше, нужно было потратить весь день.
Роки-Маунт хорошо постарался, чтобы приветствовать кандидата в президенты. Флаги Конфедерации висели повсеместно; флажки украшали здания в центре города, впервые после победы в войне. Взвод "Лесных деревьев" в серых капюшонах выстроился вдоль по направлению к платформе, с которой их лидер будет говорить. Вновь звучал "Гимн Бедфорда Форреста". Рядом стояли столы, загруженные едой и напитками.
- Поможем себе сами, - экспансивно скандировали "Деревья".
Наливая себе виски, Лайлз сказал: - Все это должно стоить немалых денег, если Форрест делает так на каждом выступлении.
- Посмотрите вокруг, - предложил, Коделл.
Лайлз огляделся. Стакан с виски замер на полпути к губам.
- Ривингтонцы, - сказал он с отвращением. И действительно, несколько из них, с серьезными выражениями лиц, одетые в свою обычную грязно-зеленую форму, расхаживали по краям городской площади, с АК-47 в руках. Коделл не мог понять зачем, пока не вспомнил федеральных часовых в Белом доме, когда армия южан ворвалась в Вашингтон. Телохранители, вот кто они такие, подумал он.
- Если они поддерживают Форреста, это лучшая причина для меня голосовать за Ли, - сказал Лайлз.
- Они за него. - Коделл указал на флагштоки по углам платформы. - Посмотрите, это их знамена там.
Он вспомнил нашивку с тремя шипастыми буквами "АБР" на куртке Бенни Ланга и такую же надпись в Ричмонде напротив Института механики.
- У них есть свой флаг? Что, черт возьми, они такого сделали, чтобы заслужить свой флаг? - возмутился Лайлз. - Они не штат, не государство, или чего-нибудь наподобие. Или они висят там просто для украшения?
И действительно, красно-белые знамена с черной эмблемой в центре достаточно хорошо вписывались в море красного, белого и синего, которое захлестнуло Роки-Маунт.
- Нет, - сказал Коделл. Лавочник что-то ответил, но он уже не слышал, что говорит ему Лайлз. Он только что узнал одного из ривингтонцев - Пиита Харди. Ему захотелось подойти к нему, взять его за ворот рубашки, и прорычать: - Что ты сделал с мулаткой такое, что она повесилась? И что ты сделал, чтобы испугать Молли Бин, которая не струсила даже под Геттисбергом?
Это, конечно, было бы неразумным; Харди был не только в полтора раза крупнее его - он, кроме того, был вооружен автоматом. Но если Пиит Харди поддерживал Натана Бедфорда Форреста - это была, как сказал Лайлз, еще одна причина в пользу Роберта Ли.
Городская площадь быстро заполнялась. Большинство людей не обращали никакого особого внимания на мужчин из Ривингтона; некоторые, в основном мужчины в возрасте, судя по всему, ветераны, подходили и толковали с ними по-дружески об АК-47. Коделл понимал, что Юг мог бы проиграть войну без них. Но даже из-за этого он не мог заставить себя относиться к ним дружелюбно.
Сквозь барабанную дробь, "деревья" закричали:
- Бей их снова! Бей их снова! Форрест! Форрест!
Двое мужчин подошли к платформе и уселись на переднем крае, положив автоматы на колени. Толстяк, имя которого Коделл не расслышал, взобрался туда тоже и начал что-то говорить. Наконец, один из ривингтонцев обернулся и недовольно посмотрел на него. Сразу после этого толстяк сказал:
- А теперь, друзья мои, без долгих слов, разрешите представить вам человека, которого вы так долго ждали - "и ждем до сих пор," - едко заметил Лайлз - следующего президента Конфедерации Штатов Америки, Натана Бедфорда Форреста!
"Деревья" снова запели, но крики толпы перекрыли их. Форрест запрыгнул на платформу. Он постоял немного, позволяя приветственным возгласам распространяться дальше. Фигура его было более крупной и внушительной, чем ожидал Коделл. Как и Ли, его невозможно было игнорировать или не принимать всерьез.
Он поднял обе руки и снова опустил их. Шум на площади начал стихать. В наступившей тишине Форрест сказал:
- Спасибо всем, кто пришел сюда сегодня, чтобы послушать меня.
Его акцент был грубым, но голос звучал мягче, чем представлял себе раньше Коделл. Впрочем, каким бы он ни был, он привлекал внимание.
Форрест продолжил:
- Там, в Ричмонде, думают, что они могут передавать власть, как сельская ферма переходит от отца к сыну. Там, в Ричмонде, думают, что это их джентльменское дело.
Он выделил это слово с презрением.
- Правы ли они, эти джентльмены, считающие себя правителями в Ричмонде?