- Муж мой, я жизнью своей клянусь, что не связана с "освободителями". Довольно ли тебе этого? Я клянусь.
Веспасиан отчаянно хотел верить ей и готов был принять ее клятву, хотя где-то в глубине души его все еще шевелилось тревожное, гложущее сомнение.
- Очень хорошо. Я поверю тебе. И сделаю это с большим облегчением. Но, Флавия, если ты будешь держать меня за дурака и если я это когда-нибудь обнаружу…
Он не закончил фразу. Ему не хотелось ей угрожать, да в том и не было надобности. Флавия и без того сознавала, каковы могут быть последствия такого изобличения. На миг она встретила его испытующий взгляд, а потом понимающе кивнула.
- Значит, мы поняли друг друга? - Веспасиан крепко сжал ее руку в знак того, что чувства его, как бы там ни было, сильны по-прежнему. - Так вот, я устал, очень устал. Надеюсь, в твоей кровати найдется местечко для очень усталого человека?
- Ну разумеется, муж мой.
- Хорошо. Не могу выразить, как мне все это время недоставало тебя, твоей нежности, твоей ласки.
- Я знаю, - прошептала Флавия.
Веспасиан стащил через голову тунику и наклонился, чтобы развязать шнурки сапог. Пока он раздевался, Флавия слегка прикасалась кончиками пальцев к его спине, зная, как ему нравится это. Но сегодня, похоже, страстных объятий не стоило ожидать - слишком много неверия пролегло между ними. Веспасиан забрался под простыню и нежно поцеловал жену в лоб. Она подождала, не последует ли за поцелуем что-нибудь еще, но глаза мужа закрылись и очень скоро ровное, размеренное дыхание возвестило об охватившем его глубоком сне.
Некоторое время она смотрела на мужа, потом повернулась и, повторив изгиб его тела, прижалась к нему спиной так, что нежная кожа ее ягодиц потерлась о жесткие волосы его паха. Но успокоения это не принесло. Он спал, а она долго лежала без сна, терзаемая тревогой.
Ей было стыдно, ей пришлось обмануть его, однако она уже дала другую, более страшную клятву. Поклялась жизнью сына. "Освободители" требовали соблюдения строжайшей тайны и грозили каждому, кто нарушит ее, самыми страшными карами. Флавия была связана с ними почти два года, и все это время ее каждодневно терзал страх разоблачения, сделавшийся в конце концов просто невыносимым. Она, правда, уже не имела с этими людьми дела, и довольно давно, так что в этом смысле была честна с мужем, однако успела узнать о них достаточно много. Ей, например, было известно, что поставку оружия бриттам заговорщики наладили еще в ту пору, когда планы завоевания острова вынашивал предыдущий римский властитель, безумный Калигула. Их тактика постепенной дискредитации власти включала в себя противодействие любой военной кампании, направленной на повышение императорского престижа. Ибо предполагалось, что с каждым поражением римской армии, масштабы которого вдобавок надлежало всячески раздувать, авторитет правящего монарха будет падать все ниже и ниже. Предполагалось также, что в конце концов чернь взбунтуется и обратится к сенату с призывом взять в свои руки всю полноту власти. В этом и заключалась конечная цель "освободителей".
Флавия, поначалу с воодушевлением примкнувшая к движению, со временем стала понимать, что до достижения этой цели еще очень и очень далеко. Почти все те, о ком она достоверно знала, что они участвуют в заговоре, были мертвы, и, поскольку ей вовсе не хотелось разделить их участь, она направила в Рим, на фальшивый адрес, проживающий по которому человек передавал все послания агенту на Авентине, зашифрованное письмо, в котором сообщала о прекращении своего сотрудничества с радикально настроенным кланом. Понимая при этом, что "освободители", скорее всего, не обрадуются ее решению и что ей надо держаться настороже.
Но чего Флавия никак не ждала, так это разоблачения со стороны мужа. Причем Веспасиан не сам проник в ее тайну, она была известна и кому-то еще. Но кому? Если главный секретарь императора в курсе, почему она еще не мертва? Не потому ли, что он ведет какую-то более тонкую игру, используя ее как приманку, чтобы выйти на остальных заговорщиков?
ГЛАВА 41
Вителлий собирался снова издать крик совы, когда услышал оклик часового. Он моментально распластался на траве, сердце застучало, мешая ему слышать, что происходит.
- Не дай ему уйти!
Резкий крик боли расщепил темную ночь, потом донесся быстро удалявшийся стук копыт, после чего зазвучали тихие голоса и стоны. Прошло несколько томительных мгновений, прежде чем он решился приподнять голову над травой и торопливо оглядеться по сторонам. В поле его зрения попали темные очертания двоих людей, тащивших, согнувшись, что-то тяжелое по направлению к ближайшему укреплению.
Итак, сомнений не осталось: по возвращении, пытаясь пересечь линию римских пикетов, Нис натолкнулся на дозорных и угодил к ним в руки. Вителлий закусил губу, чтобы не выругаться вслух, и от досады дернул ногой.
- Хренов глупец! - честил он карфагенянина. - Тупица проклятый!
Но он и сам хорош: решил превратить лекаря в лазутчика, а шпионаж - это своего рода искусство. Впрочем, настоящего лазутчика под рукой все равно не имелось, вот и пришлось использовать втемную дурачка-идеалиста. Результат, как это обычно и происходит, когда приходится полагаться на идиотов с высокими помыслами, оказался катастрофическим. Судя по всему, Ниса сцапали живым, а это значит, что его могут успеть допросить, пока он не умер. А смерти ему не миновать - если не от полученной при захвате раны, то в результате побития камнями, каковым карается дезертирство из расположения части в военное время. Но если Ниса заставят говорить, то всплывет и имя Вителлия.
Ситуация была чрезвычайно опасной, но трибун рассудил, что в нынешнем положении ему лучше всего, пока его не хватились, вернуться в лагерь и обдумать план дальнейших действий. Излишняя торопливость может лишь усугубить положение.
Припав к земле, Вителлий двинулся вниз по склону, по направлению к мерцавшим армейским кострам. Из лагеря он вышел, сказав туповатому караульному оптиону Девятого, что намерен произвести наружный осмотр периметра стен. Благо, вал длинный, и по любым прикидкам можно было спокойно добраться до кряжа и встретить Ниса в том месте, о котором они договорились несколько дней назад.
И вот теперь все пошло прахом. Ему уже не выяснить, что передал ему Каратак. Никак не узнать, если только он не найдет способа добраться до Ниса и поговорить с карфагенянином, пока тот не умер. Какая обидная гримаса Фортуны!
Впрочем, тут же поправил себя трибун, нечего сваливать на Фортуну собственные ошибки. Кто его заставлял связываться с лекаришкой и кто, спрашивается, надоумил выбрать для тайной встречи именно этот участок возвышенности? Большинство командиров аванпостов не выставляло ночных пикетов за пределами укреплений, но ведь он сам (сам, и никто другой) назначил встречу на участке, доверенном чуть ли не самому дотошному из служак.