На месте он был без двадцати пять, во всяком случае, именно так он впоследствии "аккуратненько" сообщил Батхерсту. На площадке перед церковью, днем шумной, заполненной колясками и телегами торговцев, теперь было пусто и тихо. Впервые он видел Лондон таким: спящим, серым от редкого предрассветного тумана, с лампами над занимавшими первые этажи зданий лавками, освещавшими выкрашенные желтой краской выпуклые, в густую клетку витрины - и этот Лондон ему понравился. У этого Лондона был необычно чистый, отрезвлящий запах и веяло величественным покоем, поскольку сон мамонта всегда величествен. Теперь язык города можно было слышать гораздо лучше, чем в дневном, оглушающем муравейнике.
С расстояния в несколько ярдов от ворот, втиснутых перед портиком с железной оградой, Робертсон заметил, что он здесь не один, и обрадовался, ощущая, что это ожидает его добыча. Присев на корточках, под воротами неподвижно находился человек еще не старый, даже не имеющий признаков старости, но уже и не молодой, один из тех, кому дают либо двадцать восемь, либо лет на двадцать больше, не имея понятия, какая из догадок более верна. Ужасно худой, словно съедаемый чахоткой поэт из анекдота про нувориша или романа позитивиста, с восковой, прочерченной синими жилками кожей, глубокими ямами глазниц и чуть более высоким левым плечом, выдающим, что его обладатель левша, и что плечо это многократно занималось любовью с прикладом. Этого последнего Робертсон отметить не мог, поскольку с трудом отличал приклад от ствола, зато он тут же заметил, что лицо мужчины покрыто настолько глубокой и отчаянной печалью, словно это было лицо магометанского ангела гробниц Азраила.
Подойдя к воротам, Робертсон попытался толкнуть их, но те не уступили.
- Это что же, еще закрыто? - спросил он в воздух.
- Да, отче, - раздался ответ, - рано еще…
- Как это рано?! - ужаснулся монах. - Молиться, сын мой, никогда не рано. Я тут не мог спать, вот и подумал, что, вместо того, чтобы в кровати валяться, будет лучше аккуратненько святому Патрику помолиться - покровителю всех грешников, а тут на тебе - рано еще! И когда же откроют храм, а?
- Скоро, отец мой, через несколько минут, но только для меня, поскольку я здесь убираю, неф в порядок привожу, полы мою, а для верующих откроют чуточку позднее. Но вам, как лицу духовному, никаких препятствий, думаю, чинить не станут… Простите, отец, вы сказали, что святой Патрик…
- Что, святой Патрик?…
- Будто бы он - покровитель грешников…
- Ну да, сын мой, следует понимать, что так. Но только тех, кто, аккуратненько, переполнен желанием очищения, и которые от покаяния словно лисы, собаками преследуемые, не убегают. Таким вот святой Патрик аккуратненько и покровительствует, ведя к отпущению грехов. У закосневших грешников другие покровители. А зачем ты спрашиваешь, сын мой?
- Почему я… ибо, видите ли, отец… я… я…
- Ты не заикайся, но аккуратненько так выкладывай всю правду! Согрешил?
- Так, отче, но…
- Но если ты желаешь исправиться, святой Патрик аккуратненько так вырвет тебя из сатанинских - гадких, понимаешь - лап. Или ты уже закоснел?!
- Нет! Нет… Отче, я желаю… каюсь ежедневно, именно тут…
- Как же ты каешься?
- Ну… я же говорил уже, убираю, мою…
- А что же ты сделал такого, а?
- Я? Невинного человека убил, отче.
- Убил?! Невинного?! Ой, несчастный!!! За что же ты отобрал у него жизнь?
- Отче, смилуйтесь! Я… это была ошибка, не хотел я! Служил в полиции, мне приказали…
- Замолчи, братец! Думаешь, что такой грех великий смоешь, полы здесь убирая? О, несчастный!
Робертсон обратил глаза к небу, а точнее, к циферблату часов на башне; мужчина же расплакался. Но тут монах прервал каскад слез, коснувшись его плеча.
- Успокойся, сын мой. Слезы твои - видимое доказательство того, что ты аккуратненько желаешь покаяться, вот только метлой и тряпкой такой грех не смыть, о нет!
- Что же… что же мне делать, отче? - всхлипнул мужчина.
- Ты должен проявить аккуратненько так волю к истинному покаянию, это во-первых. Я вот тут думал, как тебе помочь, и с помощью святого Патрика аккуратненько так придумал - но вот найдешь ли ты в себе достаточно сил?
- Отче, я все сделаю, что прикажешь, только помоги мне, ибо такая жалость давит меня, что никак мне не выдержать с таким камнем на душе.
- Ну ладно, сын мой, слушай меня аккуратненько. Плохой поступок можно смыть хорошим, а очень плохой - очень хорошим. Ты лишил свою страну человека, и это огромная утрата. Когда страна на пороге войны стоит и в защитниках нуждается. Этой же, тобою убитой, пары рук в час нелегкий может и не хватить, ведь тяжкие испытания Британию нашу ждут, а все, как тебе ведомо, по причине дракона корсиканского, чтоб ему святой Патрик кости аккуратненько так переломал! По чистой случайности ведомо мне, что готовится против него поход храбрецов. Прими участие в этом походе, положи на алтарь жизнь свою, и поступок этот грех твой перевесит, и святому Патрику повод даст, чтобы тебя аккуратненько спасти.
- Поход? Не знаю я, отче, к кому обращаться…
- А отправишься?
- С охотой. Любую епитимью отработаю, пускай даже смертью придется заплатить, ибо жить с таким грехом на душе не могу уже.
- Я проведу тебя, сын мой, ведь вижу, что ты откровенно покаяться желаешь.
В этот самый момент часы над ними пробили пять ударов, и они услышали шаги с другой стороны калитки. Заскрежетал замок, в двери появился старый церковный служитель.
- Проходи, Лоренс, сегодня много работы после вчерашней службы, опять же, алтарь помыть нужно, поскольку…
- Мы войдем, - перебил сторожа Робертсон, - но чтобы помолиться, а не тряпкой елозить! Не она врата в Царство Небесное открывает, но молитва и покаяние аккуратненькие. Идем!
Через несколько минут они уже шли рядом по еще дремлющим, но уже светлеющим улицам. Внезапно худой остановился и обратился к шотландцу.
- Отче, но ведь церковь та не святому Патрику посвящена была! Скажите, что это за экспедиция, может это…
Монах же, почувствовав нотку сомнения и беспокойства, обнял его рукой и, потянув за собой, успокоил:
- Обо всем узнаешь аккуратненько так, когда прибудем на место. Что же касается святого Патрика, то в силу королевского указа, он уполномочен опекать любую церковь, у которой башня выше ста футов. Ты, сын мой, не беспокойся. Так меня тронуло твое желание исправиться, что, святым Патриком клянусь, да исполнится воля Божья, видно и я отправлюсь, чтобы следить аккуратненько так за ходом покаяния твоего. Вместе отправимся, то есть, я хотел сказать, вместе со святым Патриком.
К шести часам они добрались до дома миссис Джибсон. Им открыл Степлтон. В большой комнате на набитых сеном матрасах лежали избранники Батхерста и немилосердно храпели. Робертсон указал худому одно из двух свободных спальных мест и сказал:
- Поспи хорошенько, братец, ибо ты давненько уже толком не спал.
Сам же отправился в комнату Бенджамена. Он не знал, спит ли их начальник или нет, и что нужно сделать. Постучать? А вдруг тот проснется и станет злиться, что ему перебили сон? Робертсон подошел на цыпочках и приложил ухо к двери. Мертвая тишина. Он нажал на ручку и осторожненько приоткрыл дверь настолько, чтобы в щелку поместился глаз. Он поместился и уткнулся прямиком в нечто круглое, что было отверстием пистолетного ствола.
- А, это ты, Аллан. Что, жить надоело?
- Спасай меня, святой Патрик! - пискнул Робертсон. - Уберите это орудие смерти, сэр! Я только хотел посмотреть…
- Никогда не подходи ко мне украдкой, Аллан, поскольку у крадущегося редко имеются честные намерения. Я же не всегда отличаю друга от врага. Входи.
- Неужели, сэр, вы никогда не спите в такое время?
- Надо было поработать. Присаживайся. А ты что пил, монах? Тянет от тебя!
- Да самую капельку, для разогрева, сэр, утро такое зябкое…
- Я запрещаю тебе выпивать в течение нашей совместной работы. Ни капли, понятно?! А теперь рассказывай. Ты с ним говорил?
- Аккуратненько так переговорил, сэр.
- И что?
Робертсон доложил о встрече со снайпером и закончил:
- Так вот я стал богаче на сотню гиней, сэр, а ваша милость на храброго парня, разве что только несколько умом тронутого, но, думаю, что не головой ему придется добро делать, а ружьем - так тут он аккуратненько и пригодится.
- Когда он появится?
- Он уже здесь, сэр. Я приказал ему чуточку поспать.
- Хорошо. Когда он проснется, приведи его ко мне. Не позднее, чем через три часа… Я доволен тобой, Робертсон, свой экзамен ты сдал.
- Я рад, сэр, а вместе со мной и святой Патрик. Когда я получу экзаменационное свидетельство, сэр?
Впервые Робертсон увидел блеск усмешки в глазах Батхерста, когда тот открыл ящик и вытащил кошелек. После чего подал ему его со словами:
- Ты и сам поспи чуточку, Аллан.
Не прошло и трех часов, как монах влетел в комнату Батхерста в такой спешке, что можно было бы сказать: с всклокоченной лысиной.
- Сэр! - виновато выдавил он из себя, - сэр, братик уходит! Уперся и все! И мы не можем его удержать, ни я, ни святой Патрик, которого позвал я на помощь. Я уже ему еще раз аккуратненько так все объяснил, а он слушать не желает, говорит, будто я его обманул!
- Что же с ним произошло?
- Не знаю, сэр, ничего не понимаю! Хейтер говорит, будто это цыган, что спал рядом с ним, как его там… Парус, Павус… Ну, худой ему аккуратненько так выложил, а тот черный дьявол насмеялся над ним и сказал, что тут никаким покаянием и не пахнет… Святой Патрик, что же делать?
- Заткнись и не трясись будто студень. И приведи ко мне его.
- Кого, сэр? Цыгана?
- Нет, этого парня из церкви.
До девяти оставалось еще несколько минут, когда бывший снайпер с Боу Стрит встал перед столом Бенджамена, обученный по дороге монахом, как следует "аккуратненько" себя вести.
- Имя?
- Ригби. Лоренс Ригби, сэр.
- Ты, кажется, служил в полиции?
- Да, сэр.
- Что делал?
- Стрелял на дальние расстояния, сэр.
- Я нанимаю тебя на несколько недель для того же самого и за деньги, которых ты не заработал бы и за два десятка лет.
- Меня деньги не интересуют, сэр.
- Что же тебя интересует?
- Я хочу покаяться за совершенное мною убийство.
- Там, куда я собираюсь, у тебя будет для этого самый подходящий повод.
- Неправда, сэр! Меня обманули! Теперь я уже знаю, что вам нужен был снайпер, поэтому отец Аллан меня сюда и привел. Я желаю вернуться в церковь, причем немедленно! Я поклялся никогда не брать в руки оружия.
- Никто тебя не задерживает и не заставляет - дело твое. Ты прав, тебя обманули. Но это не отец Аллан обманул тебя, поскольку мы выступаем против французов - безбожников и якобинцев, которые рушат алтари и угрожают нашему королю. Где же тебе найти лучшую оказию заслужить отпущение грехов, как не среди нас? Тебя обманул цыган, и только лишь потому, что он истинный цыган. Ты когда-нибудь слышал про цыгана, который сказал в жизни хоть слово правды? Ну, скажи.
Ригби, которого этот вопрос застал врасплох, начал рассуждать:
- Нет, сэр, не слышал. Это правда, мой дядя Лоример всегда говорил, что цыган, если хоть раз в день не соврет или не украдет, так ночью спать не может, поскольку…
- Вот видишь. В устах цыгана правдивое слово реже, чем магнолии в Сахаре. Он сказал тебе, что мне нужен хороший стрелок? Гнусная ложь. Зачем мне несколько снайперов? Хейтер исключительно стреляет, и Браун, я же вообще самый лучший стрелок в королевстве. То есть, нас трое, а хорошая винтовка всего одна. Признаюсь, что у нас есть винтовочка, о которой можно только мечтать. Держал когда-нибудь в руках пневматическое оружие?
Говоря это, Батхерст открыл деревянный футляр, вынул из него тирольскую винтовку Хейтера, сложил обе части одним движением и подошел к окну. Ригби не ответил на вопрос, но при виде винтовки глаза его наполнились восхищением, что было гораздо более важным ответом. В одно мгновение этот восторг смыл с его лица печальное выражение. Худой голодным взором ласкал приклад, замок и ствол, сглатывая слюну, которая, раздражая пересохшее горло, вызвала кашель. Тем временем Бенджамен открыл окно и что-то высматривал. Ригби, словно автомат, сделал два шага…
- Погляди, - сказал Батхерст, - за тем домом, в глубине улицы, стоит дерево. Видишь ветку, что выступает из-за трубы? Сейчас я ее перебью.
Через пять секунд из-за трубы выступал уже только обломок.
- Заметил, как тихо бьет? Хорошая винтовка, очень хорошая. И, как видишь, для нее мне уже никто не нужен. Впрочем… могу поспорить, что ты так бы не попал. Ставлю десять гиней против пенса, что ты не срежешь ту ветку у самого основания, над самой трубой. Ну как?
Ригби замялся, но работавший у него под черепом проектор, высвечивающий искушающие картинки, заставил его двинуться. Он протянул руку и взял винтовку. Какое-то время он присматривался к ней, затем приложил ее к плечу жестом влюбленного, прижимающего тело женщины, повел стволом…
- Сделай поправку на снос вправо, - шепнул Батхерст, - с такого расстояния сносит на дюйм-полтора…
Раздался тихий щелчок и сразу же - слова Бенджамена:
- Прекрасный выстрел! Держи, вот твои десять гиней. Да, стреляешь ты отлично! Если бы не твой отказ, я бы даже отдал ее тебе для исключительного пользования. Но что же… Отдай ее и прощай.
Ригби стоял неподвижно, превратившись в статую, держа винтовку и не имея сил оторваться. Продолжалось это долго. В конце концов, дрожащим голосом он произнес:
- Я вот так думаю, сэр, может вы и отец Аллан правы…
- Ясное дело, правы, а цыган тебе наврал. Сейчас сам в этом убедишься. - Батхерст открыл дверь и крикнул в коридор: - Парвис, ко мне!
На лице прибежавшего тут же цыгана был страх. От Робертсона он уже узнал, что ему светит.
- Слушаю… случаю, сэр.
- Что ты наплел Лоренсу?
- Я? Что я наплел, сэр?… Ааа, утром… ну… я так, я шутил, а он во все поверил, сэр… Да Богом клянусь, сэр! Я только так, ради шутки…
- Ты плохо поступил, Парвис, поскольку Лоренс принял все это за правду и теперь имеет претензии к Аллану. В следующий раз не ври, а теперь уматывай, болван!
Бенджамен говорил все это очень мягким, милым голосом, словно отец любимому ребенку, который напроказничал. Когда за цыганом закрылась дверь, он повернулся к Ригби:
- Сам видишь. А теперь иди, у меня много работы, а я еще не завтракал. Винтовку положи.
- Сэр…
- Слушаю.
- Сэр, думаю, я отправлюсь с вами.
- Ну нет, спасибо. Мне не нужен человек, который каждые пять минут меняет решение из-за цыганских глупостей. Если бы ты уже был членом группы, это тебе дорого бы стоило. Мои люди обязаны слепо повиноваться мне. Что касается приказов, принятия решений - для этого здесь есть я.
- Сэр!
- Что ты хочешь?
- Сэр, я буду послушным, я выполню любой приказ. Клянусь!
Ригби стоял на месте, не выпуская винтовки из рук, и глядел собачьим взглядом. Батхерст сделал вид, что размышляет.
- Ладно, Ригби, я тебе верю. С этого момента ты мой, твоей же будет только винтовка. Иди к отцу Аллану, пускай покажет тебе Хейтера, или же просто спроси механика, а тот познакомит тебя со всеми ее штучками и способом хранения.
- Благодарю, сэр! - воскликнул снайпер, выходя из комнаты, и даже не удостоив взглядом того, с кем говорил, поскольку глаза его были прикованы только к чудесной пневматической винтовке.
"Каждый влюбленный слепнет и видит лишь ее, - подумал Бенджамен, - а самые счастливые, как этот божественно стреляющий маньяк, те, кто влюбляются в неодушевленные предметы, верные, не ругающиеся и не капризничающие. Она будет дарить ему наслаждение при каждом нажатии на курок. Именно такой человек нам и нужен".
Через какое-то время он снова вызвал к себе Парвиса.
- Слушаю, сэр.
- Мануэль с Хуаном обращаются ко мне: сеньор. Ты говоришь иначе, с другим акцентом.
- Они ведь из Андалузии, сэр, а я родился в Англии. Моя семья жила тут уже издавна. С Мануэлем мы познакомились в тюряге, и с тех пор держимся вместе.
- А на каком языке вы разговариваете друг с другом?
- На романи, сэр.
- А на каком языке ты думаешь?
- Думаю?… Не понял, сэр.
- Все просто. - Говоря это, Батхерст приблизился к цыгану. - Человек всегда думает на каком-то языке. На том, который ему ближе всего. На каком же языке думаешь ты?
- Ну… на романи, сэр.
Теперь они стояли лицом к лицу. Батхерст шептал, и каждое его слово заставляло цыгана дрожать.
- Тогда, Парвис, подумай, на романи, вот что: если я хоть раз сделаю то, что сделал утром, или что-то подобное, что каким-либо образом способно повредить операции, этот человек, перед которым я стою сейчас, поочередно переломает мне все кости и прибьет как бешеную собаку. Поэтому, ради собственного же блага, никогда, пока я нахожусь под его началом, я не позволю себе подобную глупость… Подумай так и запомни. А теперь можешь идти, и если случаем не позабыл английский язык, спроси у Сия, бывало ли такое, чтобы я не сдержал слова… Да, и пришли сюда Робертсона.
Монах пришел с набитым едой ртом.
- Степлтон накрыл завтрак, сэр. Следует отдать справедливость, готовит он аккуратненько…
- Сначала отдай половину своего экзаменационного сертификата, Аллан!
Изумленный Робертсон чуть не подавился. Но протестовать не стал и, вынув кошелек, отсчитал пятьдесят гиней.
- Понял, почему? - спросил Батхерст.
- Да, сэр. Мне не удалось самому завербовать Лоренса. Я начал, а ваша милость аккуратненько закончила, так что мы это сделали вместе.
- Ничего ты не понял. Ты должен был его привести; ты это сделал, а больше ничего и не нужно было. Но не нужно было перед тем молоть языком про задание, которое получил! Откуда Парвис узнал, кто такой Ригби? Похвастался, дурак, вот я и наказываю тебя штрафом. Ровно половина заработка. В следующий раз это может быть половина языка, и даже сам святой Патрик тебе не поможет. Ты мне нужен, Робертсон, и это правда, но справиться я могу и без тебя. Прекращай молоть языком. И выпивать! Иди, жри, но перед тем передай Степлтону, чтобы принес мне завтрак сюда. Через полчаса я приду к вам, пусть все будут готовы.
Во время завтрака к нему вошел Кэстлри.
- День добрый, Бенджамен. Приятного аппетита.
- И вам того же, милорд. Позавтракаете?
- Спасибо, я уже ел. Но даже если бы и был голоден, вид этой банды отбил бы у меня аппетит. Что за типы! Откуда ты их набрал: из Ньюгейт или прибрежных забегаловок? Один вообще на комедианта похож, цветастый, словно уличная девка!
- Из многих мест, в том числе и из тюрем.
- И что, ты им доверяешь? Ведь это же волчья стая! Справляешься?
- Пока что - да.
- И не боишься, что во время операции они начнут брыкаться?