- Тебе решать, Бренн, - раздался голос Тарквиния. - Но перед нами лежит еще очень дальний путь.
Великан повернулся к нему, его глаза были полны страдания.
- Бассий отважный солдат. Он спас всех нас! И не заслуживает такой скотской смерти.
- Тогда помоги ему.
Бренн долго молчал, а потом ответил с глубоким вздохом:
- Ультан предсказывал мне дальнее странствие. И ты тоже.
- Бассий так или иначе умрет, - мягко сказал Тарквиний. - Коналлу и Браку тоже была суждена смерть. И никакие усилия не помогли бы тебе это изменить.
Глаза Бренна широко раскрылись.
- Ты знаешь, что случилось с моей семьей?
Этруск кивнул.
- Я восемь лет не произносил их имен.
- Брак был смелым воином, как и его отец. Но их время все же пришло.
У Ромула волосы на затылке встали дыбом. За все эти годы галл лишь несколько раз мельком упоминал о своем прошлом.
Бренн, казалось, совсем растерялся.
- Наступит день, когда ты понадобишься своим друзьям, - негромко, но очень внятно произнес этруск. - Придет время Бренну подняться и вступить в бой. Когда будет казаться, что у тебя нет никаких шансов.
Он помолчал, а потом добавил:
- Никто не сможет победить в таком бою. Кроме Бренна.
- И это случится далеко отсюда? - требовательно, почти яростно спросил галл.
- На самом краю света.
Бренн нерешительно улыбнулся и медленно отпустил веревку.
- Ультан был могущественным друидом. Такой же и ты, Тарквиний. Боги возьмут нашего центуриона прямиком в Элизиум.
- Не сомневайся в этом.
Ромул хорошо запомнил взгляд, который Тарквиний бросил на галла во время отступления к Каррам. Сейчас многое из увиденного и услышанного прежде сложилось у него воедино, и сердце молодого воина заполнила тревога за Бренна. Но тут он заметил, что Тарквиний разглядывает костер.
- Для чего это?
Этруск указал на широкий железный котел, висевший над самым огнем. Несколько мужчин в кожаных фартуках, обливаясь потом, подкладывали дрова, чтобы пламя горело сильнее. Один из них то и дело наклонялся и помешивал содержимое черпаком на длинной ручке.
- Туда недавно бросили слиток золота.
У Ромула по спине пробежали мурашки.
Вновь забили барабаны, однако на сей раз они вскоре смолкли. Показалась большая плоская повозка, запряженная мулами и окруженная величественными кавалеристами в ярко начищенной броне. По обе стороны шли стражники, переодетые в ликторов. Каждый нес в руках фасции - символ правосудия у римлян. Но в отличие от настоящих фасций, тех, с которыми ходили чиновники в Италии, эти были увешаны кожаными кошельками, а на древки вместо топориков были насажены головы римских офицеров.
- Все это было задумано заранее, - пробормотал Ромул.
- Это пародия на римский триумф, - объяснил этруск. - И насмешка над стремлением Красса к богатству.
И тут солдаты дружно охнули, увидев, что на повозке стоит Красс, крепко привязанный за руки и за шею к деревянной раме. На голове у него красовался лавровый венок, а губы и щеки были обильно раскрашены охрой и белилами. Чтобы довершить унижение, его облачили в пестрые женские одежды, которые к этому моменту были обильно пропитаны испражнениями и испещрены следами от брошенных в римского военачальника гнилых овощей. Красс стоял с закрытыми глазами, со смирением на лице. Его путешествие оказалось очень долгим.
А еще на телеге находились проститутки, которых военачальник взял с собой для высших офицеров. Раздетые догола, с телами, покрытыми синяками и ссадинами, несчастные женщины рыдали и отчаянно цеплялись друг за дружку. На протяжении кампании Ромулу довелось увидеть немало изнасилований. И всякий раз в его памяти с убийственной ясностью возникал Гемелл, с отвратительным сопением и хрипом дергающийся на его матери. Изнасилования были неотъемлемой частью войны, но сейчас Ромул содрогнулся при мысли о том, что пришлось перенести этим женщинам после Карр.
Когда мулы остановились, крики ужаса раздались с новой силой.
Парфянские воины повскакивали на повозку, за волосы втащили проституток на помост и заставили встать на колени. Плач и крики пресекались немилосердными ударами. Женщины умолкли, лишь изредка какая-нибудь из них громко всхлипывала.
Затем на помост поднялся высокий бородатый мужчина в темной мантии и жестом призвал всех к молчанию. Толпа повиновалась, и жрец заговорил мощным низким голосом. Даже не зная языка, можно было уловить в каждом его слове гнев. Речь быстро привела собравшихся парфян в ярость, и они кинулись на пленников. Чтобы остановить их, страже пришлось по-настоящему прибегнуть к силе и даже пустить в дело копья; когда толпа отхлынула, в ней оказалось много раненых.
- Страсти нагнетает, - заметил Бренн. - Теперь можно начинать и настоящее представление.
- Он говорит о том, что случается с теми, кто осмеливается угрожать Парфии, - быстро переводил этруск. - Красс напал на нее. Но могущественные боги помогли разгромить римских захватчиков. А теперь они требуют воздаяния.
Ромул вновь взглянул на помост и поежился. Кампания была проклята с самого начала, и не заметить множества дурных предзнаменований мог лишь дурак. Но Красс проигнорировал все до единого знаки воли богов и в своем неимоверном тщеславии повел на верную гибель много тысяч воинов. И все же Ромулу глубоко претила та ужасная участь, которая, несомненно, ожидала их военачальника. Тем более что он ровным счетом ничего не мог поделать. Молодой солдат заставил себя дышать глубоко и ровно, чтобы успокоиться.
Когда бородатый жрец закончил речь, аудитория поняла, что будет представлять собой ритуал. Воцарившуюся зловещую тишину нарушали только стоны распятых офицеров да избитых проституток.
Взоры всех легионеров были прикованы к Крассу и несчастным женщинам. Зло усмехнувшись, жрец извлек из висевших на поясе ножен длинный кинжал. Шагнув вперед, он остановился позади одной из шлюх и произнес еще несколько слов.
Толпа оглушительно заорала.
Не в силах больше сдерживаться, женщина громко закричала от ужаса и обернулась. Грубым движением жрец тут же развернул ее обратно, лицом к толпе. И ловким движением перерезал ей горло.
Крик оборвался.
Руки и ноги убитой судорожно задергались, а из перерезанной шеи фонтаном хлынула кровь, обильно забрызгав стражников и стоявших впереди солдат. Жрец выпустил свою жертву, а один из стражников пинком сбросил труп с помоста. Римляне разом подались назад, чтобы избежать соприкосновения с изуродованным телом.
Одна за другой так же были убиты остальные женщины. Из тех, кого привезли на телеге, в живых остался один только Красс. Помост был залит кровью, перед ним грудой лежали трупы, но толпа ждала чего-то еще.
Парфия жаждала мести.
- Дикари! - прорычал Бренн.
Ромул думал о Фабиоле. Судя по тому, что ему было известно, она вполне могла оказаться в числе убитых женщин. Его напускное спокойствие как рукой сняло, он весь кипел. Внезапно он понял, что хочет лишь одного - быть свободным. Никого не называть господином. Ни Гемелла, ни Мемора, ни Красса, ни кого-нибудь из парфян. Он взглянул на ближайшего стражника, прикидывая, насколько быстро тот сумеет отреагировать, если на него напасть. Он сможет выбрать свою собственную судьбу.
- Ты еще вернешься в Рим, - прошептал Тарквиний. - Я видел твою судьбу. Она заканчивается не здесь.
Они смотрели друг другу в глаза. Тем временем оглушительный грохот барабанов стих, извещая о завершении ритуала.
"Быть сильным. Как Фабиола. Я выживу".
- Смотри. - Галл указал на помост.
Стражники не стали отвязывать последнего из привезенных пленников, а попросту подняли раму, к которой он был привязан, и перенесли ее вместе с Крассом на помост. Их действия сопровождал удивительно низкий, словно не человеческими усилиями производимый рокот.
Пришло время Крассу расплатиться за содеянное.
Предчувствуя ужасный конец, он дико заорал и принялся брыкаться. Впрочем, веревки, которыми его привязали, оказались толстыми и крепкими, и вскоре Красс с посеревшим от усталости и страха лицом без сил обвис на брусьях. Во время этой тщетной борьбы венок сполз ему на один глаз, и парфянские воины с издевательскими ухмылками показывали на Красса пальцами.
Снова заговорил жрец, обратив гневные тирады против человека, дерзнувшего вторгнуться в Парфию. С его губ брызгала слюна, зрители выли от ярости. Толпа вновь начала напирать на стражников, а те преграждали ей путь скрещенными копьями. Тарквиний переводил сказанное жрецом, но окружавшие его солдаты и без объяснений понимали, что происходило. И мало кто из них сочувствовал Крассу.
Жрец закончил речь и некоторое время ждал, пока воцарится тишина. В конце концов толпа успокоилась.
Пленный полководец поднял голову и увидел перед собой толпу пленников. По одежде он не мог не узнать римских солдат, которые теперь приветствовали его одними лишь оскорблениями.
До Красса, похоже, только сейчас дошло, что его судьба неотвратима. Даже те люди, которыми он командовал столько времени, не придут ему на помощь. И он вновь уронил голову на грудь.
А Ромул продолжал кипеть от гнева. Он с готовностью и даже с удовольствием убил бы Красса в поединке, но превращать казнь в унизительное публичное представление… Такое было противно его натуре. Происходившее по своей жестокости не уступало худшим образцам тех зрелищ, которые устраивали на арене для потехи развращенных римлян. Он взглянул на Бренна и понял, что тот думает о том же.
Лишь Тарквиний, как всегда, казался совершенно спокойным.
Кузнец нагнулся над огнем и запустил в котел черпак на длинной ручке. Когда черпак вынырнул, с его краев стекали большие тяжелые капли расплавленного золота, чудом не попадавшие парфянину на ноги. Держа черпак на вытянутых руках, он направился к помосту.
Толпа завопила, предчувствуя невиданную потеху, и Ромул отвернулся.
Двое стражников задрали Крассу голову и прижали подбородок к перекладине. Свободным концом веревки они привязали голову так, чтобы лицо было обращено вверх. Жрец подошел к пленнику и, разжав его зубы, вставил между челюстями металлическую распорку, обратив к небу его раззявленный зев.
Поняв, что сейчас произойдет, Красс отчаянно закричал. И продолжал орать, пока кузнец поднимался по ступенькам, далеко выставив перед собой ковшик с расплавленным металлом.
Жрец нетерпеливо махнул рукой.
- Золото быстро остывает, - сказал Тарквиний.
Глаза Красса лихорадочно вращались в орбитах, он продолжал дергаться тем яростнее, чем ближе подходил кузнец со своей раскаленной ношей, и массивная рама потрескивала от его рывков.
Черпак повис над его головой.
Под крики восторга бородатый жрец гулким голосом произнес длинный речитатив.
- Он призывает богов принять жертву, - пробормотал Тарквиний. - Она должна символизировать победу над республикой. И показать, что с Парфией шутки плохи.
Кузнец устал держать увесистый черпак, его рука дрогнула. И вдруг из сосуда сорвалась большая капля золота и угодила прямиком в широко раскрытый глаз Красса. Яблоко лопнуло, а воздух сотряс такой вопль мучительной боли, какого Ромул никогда еще не слышал. По щеке плененного военачальника потекла струйка глазной жидкости, смешанной с кровью.
Целый глаз Красса выпучился от боли и немыслимого ужаса. Под ногами у него образовалась лужица мочи.
Жрец закончил молитву и резко взмахнул правой рукой.
Дикий крик вырвался изо рта Красса, когда туда струей жидкого огня полилось золото. С громким журчанием, слышным всем на площади, расплавленный металл лился в разинутый рот, и бывший военачальник умолк навеки. Лишь его тело продолжало биться в мощных конвульсиях от непереносимой боли. От мгновенно сварившейся плоти поднимался легкий парок. Лишь прочность веревок и брусьев, из которых была сделана рама, не позволила Крассу вырваться. В конце концов драгоценный металл достиг сердца и легких, прекратив их работу.
Тело обмякло и бессильно повисло на веревках.
Красс умер.
Парфяне, затаив дыхание следившие за невиданной казнью, впали в форменное безумие. Ничего нельзя было расслышать в буре восторженных криков, звона гонгов и грома барабанов.
Многих римлян от увиденного начало рвать. Кое-кто зажмурил глаза, чтобы не видеть страшного зрелища. Кое-кто вытирал слезы. Ромул поклялся про себя, что должен сбежать, чего бы это ему ни стоило.
Когда толпа немного успокоилась, жрец ткнул пальцем в сторону трупа Красса и крикнул что-то остальным пленникам. Как только прозвучали его слова, вновь воцарилось молчание.
Представление еще не закончилось.
Тарквиний подался вперед:
- Он предлагает нам выбор.
Стоявшие поблизости солдаты навострили уши.
- Что еще за выбор? - громыхнул Бренн.
- По кресту на каждого. - Этруск указал на распятых офицеров. - Или костер - кому что нравится.
- Вот это здорово! - Феликс сплюнул. - Лучше уж погибнуть в драке. - Он ухватился за веревку, петлей охватывавшую его шею.
Многие поддержали его злыми возгласами.
- Есть другой выбор.
Увидев, что Тарквиний переводит его слова, жрец ухмыльнулся и указал острием кинжала на Восток.
Все повернулись к этруску.
- Мы можем вступить в войско Парфии и биться с ее врагами.
- Воевать за них? - недоверчиво переспросил Феликс.
- Хозяин другой, а работа та же, - сказал Бренн. После зрелища ужасной казни он смог быстро успокоиться. - И где же?
- На дальних границах империи.
- На Востоке… - негромко добавил галл.
Тарквиний кивнул.
Ромул воспринял известие так же спокойно, зато остальные легионеры были охвачены страхом.
- А им можно доверять? - С перекошенным лицом Феликс глянул на стражей, коловших копьями труп Красса.
- Выбирай сам, - нахмурился Тарквиний. - Не зря же они оставили нас в живых и в качестве примера показали казнь Красса. - Он обернулся к стоявшим позади и во весь голос прокричал перевод слов жреца.
Тот дал возможность Тарквинию закончить и добавил что-то еще, обращаясь уже только к нему.
- Мы должны решить сейчас же! - выкрикнул этруск. - Кто выбирает смерть на кресте, поднимите правую руку!
Ни одна рука не поднялась.
- Вы хотите умереть так же, как Красс?
Никто не пошевелился.
Тарквиний помолчал. По его лицу крупными каплями катился пот, в остальном же он был спокоен, словно сам предлагал ультиматум.
Ромул нахмурился. Ему показалось, что этруск чересчур спокоен.
- Кто согласен стать парфянским воином?
Наступила мертвая тишина. Утихли даже стоны распятых офицеров. Толпа следила за римлянами затаив дыхание.
Ромул покосился на Бренна.
Галл первым поднял правую руку.
- Это единственный разумный выбор, - сказал он. - Только так мы можем остаться в живых.
"И я встречусь со своим предназначением".
Ромул тоже поднял руку. Почти одновременно с ним это сделал Тарквиний.
Один за другим пленники осознавали свою судьбу и поднимали руки. Вряд ли кто-то мог усомниться, что их товарищи, оставшиеся в загонах вне городской стены, не захотят согласиться с их выбором.
Жрец с довольным видом кивнул.
Десяти тысячам легионеров предстоял поход на Восток.
Глава XXVIII
ВОЛЬНООТПУЩЕННИЦА
Рим, лето 53 г. до н. э.
Фабиоле пришлось поразмыслить над тем, как поступить с Помпеей. На это у нее хватило времени, пока она стирала окровавленное белье. Тем временем Веттий тайно выкинул убитую змею в помойку. Решив вести себя как обычно - благо, Веттий находился неподалеку и обязательно услышал бы ее зов в случае чего, - Фабиола преспокойно присоединилась к группе женщин, отдыхавших в бане.
Помпея сначала побледнела от неожиданности, а потом вспыхнула от гнева. Однако на людях она не могла ничего сделать. Проститутки не без тревоги наблюдали за встречей двух врагов. Сделав вид, будто ничего не случилось, Фабиола с искусно деланной беззаботностью болтала о предстоящих праздниках, во время которых работы всегда прибавлялось. Постепенно обстановка сделалась менее натянутой.
Как и ожидала Фабиола, Помпея не отказалась от своих черных замыслов. Того ей и было нужно. Вскоре рыжая выбралась из теплой воды и направилась к госпоже. Бенигну удалось подслушать разговор, и Фабиола вскоре узнала, что Помпея упросила Йовину отпустить ее в город немного попозже. Она, кажется, сказала, что хочет посоветоваться с предсказателем насчет выгодного гостя. На самом деле она, конечно же, хотела найти новый способ разделаться с Фабиолой, может быть, купить еще яду. Подумав об этом, юная черноволосая женщина мрачно улыбнулась. Судя по тому, что уже три покушения на нее провалились, боги продолжали заботиться о ней. Так что оставалось только молиться, чтобы они присматривали и за Ромулом.
Когда же решение было принято, Фабиола вдруг скривилась, словно от внезапной боли. Пожаловавшись, что у нее сильно схватило живот, она выбралась из бассейна и поспешила в свою комнату. Потом она несколько раз с громким топотом пробежала по коридору в уборную, предварительно удостоверившись, что ее заметят. Никто не мог бы усомниться в том, что Фабиола чем-то отравилась и сильно страдает. Немного выждав, она умело подкрасила лицо белилами и попросила одну из женщин сообщить Йовине, что этой ночью она не в состоянии работать.
Обычно время перед закатом было очень спокойным. Фабиола преклонила колени перед алтарем Юпитера и взмолилась, чтобы всемогущий бог сделал и этот вечер таким же. Ей было необходимо выскользнуть из публичного дома незамеченной. Только так ее план мог удаться. Все должны были знать, что она сидит больная в своей комнате, - на этом ей предстояло построить свое алиби.
Боги продолжали улыбаться Фабиоле.
Проститутки ушли в свои каморки и спокойно заснули. На Лупанарий снизошел покой. Всю вторую половину дня там не было ни единого посетителя, и Йовина позволила себе также удалиться в свои покои и вздремнуть. Никто из женщин, скучавших в приемном зале, не обратил внимания на то, как Помпея в сопровождении Веттия вышла из публичного дома. Через несколько мгновений за ней последовала Фабиола. Она скрывалась под длинным плащом и на голову накинула капюшон. Бенигн остался стоять возле двери, нервно перекладывая дубинку из руки в руку. Оба привратника рвались помочь Фабиоле в осуществлении ее плана, но кому-то необходимо было остаться на месте, а Веттий отказался от этого наотрез. Открывшееся предательство рыжеволосой потрясло его до глубины души, и он сам вызвался быть ее провожатым, когда она направилась в город.
Фабиоле не составило никакого труда следить за ними издалека.
Веттий знал, где она будет поджидать их, когда гадание закончится.