* * *
Мысль о неминуемой смерти Олиния не оставляла Тарквиния, но он утешался тем, что вспоминал каждый миг жизни, проведенной рядом со стариком. К его огорчению, на второй вечер наставник заявил, что утром Тарквинию придется уйти.
- Забери все! - сказал он. - Печень, меч, литуус, карту. Все.
- Дай мне хотя бы еще один день! - взмолился Тарквиний. - Мне еще многому нужно научиться.
- Арун, - теперь гаруспик называл его только так, - я уже научил тебя всему необходимому. - Ты и сам это знаешь. Разве ты забыл, что тебе нужно убить шестого волка?
- Плевать мне на это! - Тарквиний поднял гладиус и пронзил воображаемого Целия. - Я выпущу кишки этому негодяю!
- Не сейчас.
Тарквиний пристально посмотрел на Олиния:
- Что ты имеешь в виду?
- От судьбы не убежишь. Целий придет сюда через три дня.
Тарквиний стиснул кулаки.
- Завтра утром ты уйдешь, а я проведу весь день в беседах с предками, готовясь к концу.
Молодой этруск вздохнул. Что ж, по крайней мере, несколько последних часов, проведенных вместе, будут счастливыми.
- Расскажи мне еще раз про точки на печени.
Гаруспик улыбнулся и выполнил просьбу.
- Я закопаю ее вместе с литуусом неподалеку от хозяйского дома. Там с нею ничего не случится.
- Нет! - резко ответил Олиний. - Бронзу можешь спрятать, но все остальное ты должен взять с собой.
- Почему? Когда я вернусь, они будут на месте.
Морщинистое лицо стало непроницаемым.
Тарквиний вздрогнул.
- Я не вернусь?
В глазах Олиния стояла искренняя печаль. В ответ он только покачал головой.
- Значит, мое путешествие затянется надолго!
- Затянется, арун. На двадцать с лишним лет. - Он слегка прикоснулся к карте. - Перипл окажет тебе неоценимую помощь. Записывай все, что увидишь. Узнай о наших предках как можно больше и принеси это знание в Александрию, город Александра Великого.
Тарквиний попытался представить решение этой сложной задачи, стоявшей перед ним.
- Не расставайся с литуусом до самого конца. - Голос Олиния звучал мрачно. - Тебя должны похоронить с ним.
Впервые в жизни Тарквиний не смог найти слов для ответа.
- А что будет с твоим телом, когда воины убьют тебя?
- Мои кости обглодают птицы, - спокойно ответил Олиний. - Это не имеет значения.
- Я вернусь, - пообещал Тарквиний. - Разведу костер. И исполню обряд.
Олиния эти слова явно обрадовали.
- Только убедись, что Целий ушел. Я не хочу, чтобы все мои многолетние труды пошли прахом.
Тарквиний вдруг почувствовал комок в горле.
- Мы, этруски, будем жить в римлянах. Даже без этой печени честолюбие и знания, запечатленные в либри, помогут им завоевать мир. - Олиний заметил взгляд Тарквиния, направленный на пещеру и гору манускриптов. - Их я сожгу. Но у римлян есть и другие записи, захваченные в наших городах. Самые важные из них хранятся под замком в римском храме Юпитера. - Он засмеялся. - Эти суеверные глупцы обращаются к ним только во времена великих опасностей!
Тарквиния переполняла печаль. Он заставил себя посмотреть старику в глаза.
- А наш народ превратится в прах и исчезнет навсегда?
- Ты передашь немало наших знаний, - загадочно ответил Олиний.
Но кому он их передаст? В мире осталось слишком мало чистокровных этрусков.
Олиний снял с левого указательного пальца маленькое золотое колечко.
- Возьми его. - Насколько Тарквиний помнил, это кольцо с искусно вырезанным жуком-скарабеем было на руке старика всегда. - Перед смертью отдашь его своему приемному сыну. Хотя он и римлянин, но станет другом всем расеннам. Кто-нибудь всегда будет об этом помнить.
- Приемному сыну?
- Все со временем выяснится, арун.
Тарквиний ждал, надеясь услышать еще что-нибудь.
Вдруг Олиний схватил его за руку.
- Цезарь должен помнить, что он смертен! - прошипел старик. - Не забудь! Твой сын должен будет сказать ему об этом!
- Что? - Тарквиний понятия не имел, о чем говорит Олиний.
- Рано или поздно боги все объяснят. - Затем гаруспик отвернулся и перестал отвечать на вопросы. Он ушел в себя, и этот транс продолжался до утра. Казалось, из Олиния ушла вся энергия и осталась лишь пустая телесная оболочка.
Тарквиний, у которого было тяжело на душе, приказал себе не размышлять над словами старика. Он бережно помог гаруспику поудобнее устроиться у костра и всю ночь бодрствовал, охраняя его. Он признавал предопределение, но никогда прежде не думал, что будет вынужден безропотно принять смерть самого близкого человека. Горе не давало ему покоя, и рассвет наступил раньше, чем Тарквиний сумел примириться с судьбой того, кто был ему дороже собственного отца. Он был последним гаруспиком, и сохранение древних знаний зависело лишь от него. Для этого нужно было совладать с римлянами. Усилия Олиния не должны были пропасть даром. Бремя было тяжелым, но неистовая гордость за предков давала молодому этруску цель в жизни.
Следующее утро выдалось свежим и солнечным. Благодаря высоте горы в пещере было намного прохладнее, чем в долине. В воздухе стояла тишина, небо было свободно от птиц. На голых склонах не было ни одного живого существа, но Тарквиний по опыту знал, что время для охоты самое подходящее. Следы, замеченные накануне вечером, приведут его к волкам.
Молодой этруск молча собрал мешок и съел сухарь. Гаруспик сидел на камне у входа в пещеру и безмолвно наблюдал за ним. На лице старика было написано удовлетворение.
- Спасибо тебе. За все. - Тарквиний проглотил комок в горле. - Я всегда буду помнить тебя.
- Я тоже никогда тебя не забуду.
Они пожали друг другу предплечья. Казалось, за ночь Олиний постарел еще сильнее, но его рука осталась крепкой.
- Береги себя, арун. Мы еще встретимся - в другой жизни. - Старик был спокоен и безмятежен, как человек, смирившийся со своей судьбой.
Тарквиний вскинул на плечо мешок, которому печень, посох и меч изрядно добавили тяжести. Карта хранилась на груди в маленькой сумочке. Он попытался найти нужные слова.
- Говорить больше не о чем. - Как всегда, гаруспик прочитал его мысли. - Ступай. Да благословят тебя боги.
Тарквиний повернулся и пошел по своему же следу, положив стрелу на тетиву.
Он ни разу не оглянулся.
Глава IV
БРЕНН
Прошло девять лет…
Трансальпийская Галлия, 61 г. до н. э.
- Стреляй, пока он нас не видит!
- Далеко, - прошептал воин-галл, с широкой улыбкой взглянув на своего юного двоюродного брата, - добрая сотня шагов.
- Но ты же попадешь! - возмутился Брак. Он прижимал к себе обеих охотничьих собак и ласково поглаживал их, чтобы они не заскулили от возбуждения.
Бренн скорчил гримасу и снова взглянул на оленя, который стоял невдалеке под деревьями. Мощный лук он заранее взял на изготовку, наложил стрелу на тетиву. Последний отрезок пути они ползли на четвереньках и в конце концов укрылись за толстым стволом поваленного дерева. К счастью, ветерок налетал порывами с той стороны, где пасся олень, и животное не подозревало о том, что к нему подкрались охотники.
Эти двое шли по следу с раннего утра, чуткие собачьи носы безошибочно выбирали нужную дорогу в разросшемся за лето подлеске. Олень двигался спокойно, срывал на ходу листья с нижних ветвей деревьев, а сейчас остановился, чтобы попить дождевой воды из лужицы, оставшейся между кривыми мощными корнями старого дуба.
- Направь мою стрелу, Беленус, - мысленно воззвал к богу Бренн.
Он натянул до предела скрученную из жил тетиву и, сощурив глаз, прицелился. Чтобы удерживать лук напряженным, требовалось изрядное усилие, но зазубренный наконечник стрелы оставался неподвижным, словно и лук, и лучник были деталями каменной статуи. Беззвучно выдохнув, галл разжал пальцы. Стрела полетела точно в цель и, негромко чмокнув, вонзилась в грудь оленя.
Ноги животного сразу же подкосились, и оно опустилось на землю.
Брак хлопнул Бренна по плечу:
- Прямо в сердце угодил! А иначе гоняйся за ним…
Мужчины кинулись к добыче. В своей одежде - куртках из грубой зеленой материи и коричневых штанах - они были почти неразличимы в кустах. Брак был высоким и крепким юношей, но старший двоюродный брат превосходил его ростом чуть ли не на голову. У великана самой заметной частью широкого добродушного лица являлся нос. По обычаю их племени, аллоброгов, у обоих белокурые волосы были заплетены в косичку и завязаны ленточкой. Вооружены они были луками и длинными охотничьими копьями. На кожаных поясах висели кинжалы.
Глаза оленя уже начали стекленеть. Несколькими точными движениями лезвия ножа Бренн вырезал стрелу и вытер наконечник о мох под ногами. Затем он убрал стрелу в колчан, вновь обратился с молитвой к Беленусу, богу, которого он почитал превыше всех, а потом бросил своему спутнику:
- Мясо само в лагерь не придет. Срежь-ка жердину.
Они связали ноги оленя кожаным ремешком, который нашелся в кошеле Бренна, просунули между ног ствол молодого деревца и не без усилия подняли убитого зверя. Его голова безжизненно моталась в такт шагам охотников. Собаки, порыкивая от возбуждения, подлизывали капли крови, которая продолжала сочиться из раны в груди.
- Много еще нужно?
- Одного, может, двух… Тогда мяса точно хватит на обе семьи. - Бренн улыбнулся воспоминанию о своей жене Лиат и крошечном сынишке и легким движением руки поправил жердь на плече. - И уж конечно, у нас будет запас больше, чем у дурней из деревни.
- Но у них же нет времени охотиться, - возразил Брак. - Карадок говорит, что, когда разобьем римлян, боги вознаградят нас.
- Старый дурак… - пробормотал Бренн и сразу же пожалел, что не сдержался. Обычно он старался держать свое мнение при себе.
Брака его слова поразили.
- Но ведь Карадок наш вождь!
- Может, и так, но сейчас пища на зиму для моей семьи важнее. Когда я буду уверен, что они сыты, примкну к восстанию. Но не раньше. - Бренн оглянулся на Брака - тот был еще совсем молод и только-только начал бриться.
- Вот бы и сказал ему об этом.
- Карадок и так все узнает - в свое время. - Отсутствие двоих воинов в такое время не могло остаться незамеченным. И когда они вернутся, Бренну придется изрядно потрудиться, чтобы оправдаться.
- Надо было тебе самому возглавить племя, - заметил Брак.
Бренн вздохнул. Сделать это он мог бы без особого труда. Немало воинов подбивало его бросить вызов престарелому Карадоку, который возглавлял племя чуть ли не двадцать лет.
- Не люблю я командовать людьми, братец. Разве что в бою, а войны нужно избегать, насколько возможно. Что до убеждения и уговоров, тут я не силен. - Он выразительно пожал широченными плечами. - Чем спорить, я лучше пойду на охоту или к своей женщине.
- Если бы в прошлом году командовал ты, римляне не вернулись бы. - Судя по выражению лица, юноша непоколебимо верил в свои слова. - Ты бы их в пыль растер!
- Карадок мне не друг, - рявкнул Бренн, - но вождь он хороший, этого у него не отнять. Никто лучше него не справился бы с этими мерзавцами.
Брак умолк, не желая продолжать спор. Юноша почитал своего кузена чуть ли не как бога. Потому-то и не остался в деревне, готовящейся воевать. Впрочем, упрямства у него хватило ненадолго.
- Карадок говорит, что никто из них не уйдет живым, - сказал, сверкнув глазами, Брак после короткой паузы.
Зато в ответе великана не было энтузиазма.
- На нашу долю хватит, даже слишком, - мрачно сказал он. - Разведчики ходили в соседнюю долину. Их там тысячи.
- Думаешь, много?
Бренн хохотнул.
- Аллоброгов никто не одолеет. Храбрей нас во всей Галлии племени не найдется!
Брак широко улыбнулся в ответ.
Бренн отлично знал, что произнес совершенно пустые слова. Уставший от невыполненных обещаний, Карадок вывел племя на бой против римских властителей, когда те потребовали новую, совсем уж неподъемную дань. Поначалу он пытался исправить положение переговорами, но они ничего не дали. Римляне понимали лишь один язык - язык войны. И, как ни странно, первый поход оказался успешным. Легионы покинули земли аллоброгов.
Но победа досталась дорогой ценой.
Едва ли не каждый второй воин погиб или остался изувеченным. Причем, в отличие от римлян, у которых имелись, похоже, неиссякаемые источники пополнения войска, галлам неоткуда было взять новых бойцов. Уже через два месяца после поражения кавалерия республики начала набеги на приграничные поселения. Волну жестоких расправ приостановило лишь наступление плохой погоды.
Бренн очень быстро понял, что его народ будет разбит, покорен и обращен в рабство, как это случилось со всеми соседними племенами. Слишком уж мало у них осталось воинов для отражения неизбежного вторжения римлян.
И Помптину, проконсулу Трансальпийской Галлии, и политикам в метрополии, таким как Помпей Великий, требовались рабы, земли и богатства; чтобы заполучить все это, они были готовы на все. За последние годы то и дело горели галльские деревни, а захожие торговцы рассказывали истории одна другой страшнее. Еще более очевидным свидетельством прихода дурных времен служило поведение новых соседей, суровых, закаленных бывших легионеров, которые демонстративно селились на землях племен. Увеличение налогов было сознательным поступком, рассчитанным на то, чтобы подтолкнуть аллоброгов к восстанию.
И они выступили против Рима - в одиночестве.
А Карадок не желал слушать советов.
Недовольный и устрашенный сложившимся положением, воин был все же уверен, что битва состоится не раньше чем через неделю, а то и позже, и потому решил отправиться и запасти для своей семьи мяса на зиму. Охота была для него попыткой (тщетной, впрочем) выкинуть из памяти то, что случилось в лежавших ниже долинах.
- Эх, мне бы штандарт с орлом! - возбужденно воскликнул Брак. - Вроде того, что захватили прошлым летом.
- Будет тебе штандарт, - солгал Бренн. - Когда римлян побьем.
Юный воин взмахнул свободной рукой в воздухе, будто наносил удар мечом, и чуть не уронил жердь.
- Поаккуратнее! - добродушно прикрикнул Бренн.
Когда через несколько часов галлы добрались до своего охотничьего лагеря, с обоих после долгого перехода с тяжелой тушей лил пот. Брак обрадовано сбросил с плеча конец жерди, и собаки тут же бросились лизать кровь. Бренн, громко ругаясь, отогнал их пинками.
В этом лагере они жили уже четыре дня. Богатырь увел своего молодого родственника подальше от лежавшей в устье долины деревни, туда, где редко бывали другие охотники. Целое утро они карабкались по лесистому горному склону и в конце концов оказались на обширной поляне, по которой протекал неглубокий ручей.
Бренн обвел поляну хозяйским жестом:
- Вода и сколько угодно дров. И открытое место, чтобы вялить мясо на солнце. Чего еще желать?
Они установили просторную палатку, в которой всегда можно было укрыться от дождя, и сразу же отправились за дичью. Первый день не принес плодов, но Бренн, не сетуя на судьбу, вернулся в лагерь и соорудил вечером несколько деревянных сушил. Потом взглянул на небо и сказал, улыбнувшись:
- Завтра Беленус укажет нам верный путь. Нутром чую.
И верно. На следующий вечер собаки, ворча друг на дружку, обгрызали очищенные от мяса кости двух оленей, а Бренн и Брак развалились у костра с набитыми животами. И дальше охота шла успешно, стрелы галлов уложили еще одного оленя и кабана. Добытый сегодня зверь был уже пятым.
- Хватит нам. - Брак указал на сушила, прогнувшиеся под тяжестью вялившихся на них кусков мяса. - К тому же сегодня и условленный срок вышел. Надо возвращаться.
- Ладно, - вздохнул Бренн. - Давай сегодня поедим как следует, а утром оправимся в путь. Сегодняшнюю добычу можно провялить и в деревне.
- Мы же успеем, правда? - Брак горел желанием пустить хоть немного крови захватчикам. Неминуемая битва была главной темой всех разговоров уже не одну неделю. Карадок, умный, опытный и энергичный предводитель, непрерывно разжигал в своих сородичах ненависть к легионерам.
- Думаю, что нет. - Бренн приложил усилие, чтобы ответить небрежным тоном. - В прошлом году перед битвой добрых три недели продолжались мелкие стычки. Помнишь?
- Разве такое можно забыть? - Память Брака во всех подробностях сохранила образы воинов, когда те возвращались, опьяненные успехом и навьюченные захваченными у римлян оружием и припасами.
Римская республика наложила лапу на Трансальпийскую Галлию шестьдесят с лишним лет назад, поблизости от почти каждого поселения теперь стояли римские войска. Победа, которую в конце концов одержали над римлянами аллоброги благодаря своей тактике партизанских наскоков из-под покрова леса, оказалась крайне необычным явлением. Но досталась она очень дорогой ценой, настолько дорогой, что мало кто это осознал.
- Может, Карадок все же поймет, что произойдет, - пробормотал Бренн. - Лучше ли умереть свободными, чем трусливо бежать из родных мест?
- Ты о чем?
- Так, ни о чем, малый. Подбрось-ка дровишек. Я голоден, как медведь, когда он вылезает весной из берлоги.
Браку нужно было много чему научиться, и его обучением занимался Бренн, как старший родственник-мужчина. Начав свежевать оленя, богатырь помолился богам, чтобы те позволили ему справиться с этой задачей, а также защитить жену и младенца, единственных людей, которые были для него еще ближе и дороже, чем Брак и его родня. Мысль о бегстве вместе с ними через горы казалась недостойной, но бегство было неизбежным, как и предстоящее поражение. Бренн был уверен, что все, кто выйдет биться против римлян, обречены. Карадок настраивал воинов по-другому. Подавленный неотступной тревогой Бренн не так давно попытался попросить помощи у друида племени, но Ультан не пожелал ни во что вмешиваться. А Карадок, как и ожидал Бренн, отказался даже обсуждать возможность вывести племя в безопасные места.
- Аллоброги не станут удирать, как побитые псы! - ревел он. - Мы сокрушим эти легионы. Рим получит такой урок, которого никогда не забудет! - Бренн продолжал настаивать, но добился лишь того, что в глазах престарелого вождя вспыхнуло бешенство. Опасаясь дурного нрава Карадока, Бренн поклялся повиноваться ему и больше не заговаривал о бегстве вслух даже с близкими друзьями. Вождь допускал лишь разговоры о предстоящем разгроме римлян.
Разногласия с Карадоком помогли Бренну принять решение. Воспользовавшись охотой как предлогом, он намеревался сразу же по возвращении собрать обе семьи и уйти с ними. Лиат и мать Брака знали о его плане, а вот двоюродному брату он решил открыться лишь в самый последний момент. Все еще наивный по-мальчишески, Брак мог нечаянно проболтаться о плане кому-нибудь из воинов.
Охотники в молчании выпотрошили оленя и принялись резать мясо на длинные ленты, которые тут же развешивали на сушиле. Одну ногу насадили на палку и подвесили над огнем. Когда зашло солнце, над поляной уже висел густой аромат жареного мяса. Собаки неподвижно сидели у костра, не сводя глаз с куска, точно зная, что вскоре и им достанется что-то вкусное.
Когда они наелись, луна уже висела высоко в небе. Горный воздух быстро остывал. Охотники завернулись в одеяла и прижались друг к другу, у их ног звучно чавкали собаки.