- Третий день. Мобилизован городской комендатурой.
- А звание откуда?
- В шестнадцатом году прошел курсы. Но при повторном освидетельствовании в армию взят не был… Плоскостопие у меня.
- Вообще-то чем занимались? - Тышкевич понял, что с прапорщиком можно не церемониться.
- Частный сыщик я, - сказал Рысин. - На юридическом учился в Казани, но не кончил…
- В полиции, что ли, служили?
- От полиции разрешение имел, занимался частной практикой. Торговые секретные дела, а также супружеские…
- Та-ак, - вздохнул: "Ну и послал бог помощничка". Сказал с недоброй полуулыбкой:
- Вы бы хоть шинель подогнали по фигуре, супружеский сыщик… Вот читайте и разбирайтесь!
Он подвинул Рысину заявление, доставленное нынче в комендатуру.
…В центре стола сукно было истертое, серое, по краям - густо-зеленое.
Белый лист бумаги лежал на столе.
- Итак, если я вас правильно понял, профессор, - Рысин положил карандаш рядом с листом, строго параллельно боковому обрезу, - вы обнаружили исчезновение коллекции сегодня. Но не можете сказать, когда именно она пропала, поскольку вчера в университете не появлялись…
- Вы меня правильно поняли, - подтвердил Желоховцев, все больше раздражаясь. - Я уже говорил вам об этом два раза!
Было странно, что он еще может ходить, говорить, возмущаться…
- Вы сообщили поручику Тышкевичу о составе коллекции? - спросил Рысин.
- Нет.
- Тогда попрошу…
- Сасанидское блюдо шахиншаха Пероза, - начал перечислять Желоховцев, - блюдо с Сэнмурв-Паскуджем…
- С кем, с кем?
- Эго мифическое чудовище древних персов. Олицетворение трех стихий - земли, неба и воды. Впрочем, долго объяснять… Еще три серебряных блюда. Самое позднее датируется первой половиной восьмого века.
- До рождества Христова?
- Увы, - Желоховцев еле сдержался. - После… Византийская чаша со львами и несколько десятков восточных монет. Повторяю, все вещи серебряные!
- Откуда они у вас? - поинтересовался Рысин.
- Монеты частью найдены при раскопках, частью приобретены по деревням и у коллекционеров. Блюда и чаша куплены моей экспедицией по стоимости серебра у находчиков в деревнях Казанка, Аликино и в селе Большие Евтята. Крестьяне не знали их подлинной стоимости. В отдельных случаях они даже не могли распознать серебро. Блюдо с Сэнмурв-Паскуджем, например, использовалось в качестве покрышки для горшков.
- На чьи средства делались приобретения?
- В основном, на университетские. Но с добавлением моих личных… Нельзя ли ближе к делу?
- Какова приблизительная стоимость коллекции? - Рысин будто не слышал последнего замечания.
- Перед войной она стоила бы тысяч десять-двенадцать. Но теперь, насколько мне известно, цены на такие вещи в Европе значительно возросли. Даже здесь, на месте, майор Финчкок из британской миссии предлагал мне шестьсот фунтов за одно лишь блюдо шахиншаха Пероза… Видите ли, находки сасанидской посуды в Приуралье - факт исключительный.
- Простите, майор Финчкок предлагал эти деньги вам лично или университету?
- Университету в моем лице, - сказал Желоховцев.
- Так, - Рысин взял карандаш, нарисовал на бумаге непонятный кругляшок. - В котором часу вы обнаружили пропажу?
- Около полудня… Дверь была заперта, окно разбито.
- У кого, кроме вас, имелся ключ от кабинета? - Рысин задавал вопросы, не отрывая глаз от стола.
- Я же вам ясно сказал! - вспылил Желоховцев. - Окно было разбито! Понимаете?
- Отвечайте на мои вопросы, - вежливо попросил Рысин. - У кого еще был ключ?
- Только у меня, - Желоховцев поджал губы. - Это мой кабинет.
- Кто знал о коллекции?
- Многие… В восемнадцатом году я успел напечатать о ней статью в "Известиях археологического общества".
Рысин улыбнулся:
- Труды по археологии читают разве что одесские жулики. Слышали о скифской тиаре царя Сайтоферна, которую изготовил и продал в Лувр ювелир Рухомовский из Одессы? Вот он бы, пожалуй, заинтересовался вашей статьей…
- Кто вам дал право сомневаться в моей честности! - Желоховцев пристукнул по столу ребром ладони. - Все предметы коллекции подлинные! Мой научный авторитет - достаточная тому гарантия!
- Я не о том, - рядом с кругляшком Рысин нарисовал квадратик. - Вопрос такой: нужно искать похитителя среди ваших коллег и студентов или среди лиц посторонних? У вас есть какие-то подозрения?
- Есть, - твердо сказал Желоховцев. - Я подозреваю своего бывшего студента Константина Трофимова.
Рысин в упор посмотрел на профессора.
- Оснований?
Желоховцев помедлил с ответом - как бы ни обстояло дело, он не хотел упоминать о связях Кости с красными.
- Этот Трофимов никак не связан с майором Финчкоком? - Рысин почувствовал, что его собеседник колеблется.
- Никак, - сказал Желоховцев.
- Но почему вы подозреваете именно его?
- Я не могу этого сказать!
- Вот как? - Рысин провел стрелку от кругляшка к квадратику, встал. - Не буду настаивать. В прошлом я частный сыщик и привык уважать секреты моих клиентов!
Он произнес это с нескрываемой гордостью, и Желоховцев даже в нынешнем своем состоянии не мог не отметить, что в устах помощника военного коменданта такое заявление звучит довольно-таки странно.
- Теперь необходимо осмотреть ваш кабинет, профессор.
Рысин был вежлив, но настойчив, и Желоховцев уже пожалел, что связался с комендатурой…
В кабинете Рысин потрогал тибетскую картину на палочках, спросил участливо:
- Тоже персидская?
- Центральный Тибет, - сказал Желоховцев.
- Любопытно, любопытно, - проговорил Рысин.
При этом на его бледном лице не промелькнуло и тени интереса.
Он вернулся к двери, постоял над железным ящиком - крышка его была откинута.
- Значит, коллекцию вы здесь хранили? Желоховцев утвердительно помычал - он устал от бесполезных разговоров.
Ему вообще было непонятно, зачем понадобилось Рысину осматривать его кабинет. Чего тут смотреть? Конечно, отыскать Трофимова не так-то просто…
- Где замок? - спросил Рысин. Желоховцев пожал плечами.
- Не знаю… Пропал куда-то.
- Это был простой замок?
- Нет, наборный.
- Код кто-нибудь знал?
- Я никому не говорил, но могли подсмотреть, - Желоховцев подошел к окну. - Глядите, осколки лежат на полу. Следовательно, стекло высадили с внешней стороны. Вот и пожарная лестница рядом…
Рысин подобрал один из осколков.
- Кабинет сегодня прибирали?
- Я ничего не велел здесь трогать.
- Очень хорошо… Скажите, профессор, вы читали когда-нибудь записки начальника петербургской сыскной полиции Путилина?
- Не имел счастья, - Желоховцев аж задохнулся от бешенства.
- Жаль, жаль. Необыкновенно полезное сочинение. Ведь историк, я полагаю, тот же следователь… Вот посмотрите на пол. Вчера и сегодня ночью шел дождь. А где засохшая грязь от сапог похитителя? Не ищите, не ищите. Я внимательно обследовал пол перед ящиком. И на подоконнике ее тоже нет.
- А как же стекло?
- Его могли разбить и изнутри. Для этого достаточно встать на подоконник и просунуть руку в форточку… Через окно преступник не вошел, а вышел…
- Но как он в таком случае пробрался в кабинет? Моя печать на двери была цела, - Желоховцев достал маленькую печатку, сделанную из восточной монеты, показал Рысину. - Не сквозь стену же он прошел?
- Как раз это я и хочу выяснить… Здесь есть другая дверь?
- Нет.
- Предположим, - Рысин пошел вдоль стены, осматривая пол. Возле шкафа остановился.
- Невероятно!
- Что именно? - встревожился Желоховцев.
- У Путилина описан такой же случай!
На этот раз Желоховцев с большей терпимостью отнесся к упоминанию о начальнике петербургской сыскной полиции. Он подошел к Рысину, сосредоточенно посмотрел ему под ноги, но ничего примечательного не увидел.
- Царапины, - сказал Рысин. - Свежие царапины… Вы давно двигали этот шкаф?
- Вообще не двигал.
- За шкафом должна быть дверь. Желоховцеву стало неловко - как же он забыл про это.
- Вы правы. Упустил из виду… Дверь действительно есть. Но ее заставили года два назад и с тех пор ни разу не открывали.
- Куда она выходит?
- В аудиторию номер семнадцать.
- У кого ключи от аудиторий?
- Они не запираются. Там нет ничего, кроме столов и скамей.
- Понятно, - Рысин подобрал в углу дужку от замка. - Этот замок висел на ящике?
- Да, - подтвердил Желоховцев.
- Все правильно… Вы покупали этот замок в скобяной лавке Калмыкова?
- Откуда вы знаете? - удивился Желоховцев.
- Калмыков снабдил такими замками половину города. У меня дома такой же. Их код известен каждому мальчишке: "зеро".
- И что из этого следует? - Желоховцев почувствовал себя сбитым с толку.
- Ровным счетом ничего. Повреждений на дужке нет. Значит, замок был открыт, а не сорван. Но это мог сделать кто угодно. Гораздо важнее царапины. Очевидно, преступник с вечера спрятался в аудитории, ночью, отодвинув шкаф, проник в кабинет и выбрался с добычей по пожарной лестнице. Осколки на полу - попытка ввести нас в заблуждение.
- Это все? - спросил Желоховцев.
- Разве мало? - обиделся Рысин. - Теперь и я убежден, что кража совершена кем-то из ваших коллег или студентов.
- Я же говорил с самого начала… - Желоховцев уже не скрывал своего разочарования.
- Что за человек ваш швейцар? - спросил Рысин.
Желоховцев повел ладонью из стороны в сторону:
- Исключено!
- Тогда попрошу сообщить адрес и место службы вашего Трофимова, - Рысин достал записную книжку.
На ее обложке золотыми славянскими буквами вытиснено было: "Царьград".
- Мне это неизвестно, - сказал Желоховцев.
- У него есть родственники в Перми?
- Нет, он родом из Соликамска.
- Кто мог бы помочь его найти?
"И скажу, - с внезапной злостью подумал Желоховцев. - Если так, скажу. Нечего тут церемониться!"
- О нем может знать смотрительница научно-промышленного музея. Зовут ее Лера, фамилию не помню.
4
В ресторане при номерах Миллера на Кунгурской улице народу было немного. На вешалке висело несколько шляп и офицерская фуражка с помятой тульей. Костя выбрал столик рядом с латанией в кадке. Обклеенная фиолетовой фольгой кадка стояла на табурете, заслоняя столик со стороны входа.
Есть хотелось зверски.
Он взглянул на часы - четверть шестого. Лера обещала быть около шести. Волнующие запахи долетали с кухни, и Костя, чувствуя легкие уколы совести, попросил принести себе суп и жаркое. Разговаривая с официантом, он успокаивал себя тем, что когда придет Лера, можно будет повторить заказ… Собственно говоря, назначать ей встречу здесь, в самом центре города, было по крайней мере неосторожно. Но так хотелось увидеть ее именно здесь! Осенью шестнадцатого года они иногда встречались у Миллера. Лера шепотом читала Блока и Северянина, а он со страстью делился своими научными планами. Раза два он даже приводил Леру домой к Желоховцеву, где она очаровала Франциску Алексеевну умением готовить лепешки на кислом молоке. Приходил Сережа Свечников, еще кое-кто из студентов. Пили чай, спорили, и Желоховцев, что Косте было невыразимо приятно, в разговоре называл Леру "коллегой"…
Едва Костя придвинул к себе дымящуюся тарелку, из-за соседнего столика к нему пересел могучего сложения поручик в погонах карательных войск. Спросил, наливая себе водку из прихваченного графинчика:
- Юрист?
- Историк, - сказал Костя.
- Тогда вам должна быть известна моя фамилия, - поручик склонил голову. - Тышкевич! Мы ведем свой род от князя Гедимина…
- Я не силен в генеалогии, - Костя прикрыл ладонью свою рюмку.
- И зря, - Тышкевич медленно, посапывая, выпил водку. - Вот вы, господин студент, рассуждаете, наверное, так: ну и пьяницы эти офицеры! Пропьют Россию! Признайтесь, случаются такие мысли?
- Случаются, - согласился Костя.
- А почему? Да потому, что пришли вы, скажем, к Миллеру. Видите, сидят поручик с капитаном. Пьют, естественно. Штатские тоже пьют, но на них вы внимания не обращаете. Погоны слепят. Через две недели опять пришли. И опять видите: сидят поручик с капитаном. Но что это другой поручик и другой капитан - не замечаете. Так?
- Допустим.
Тышкевич внезапно помрачнел.
- Для вас мы все на одно лицо, как китайцы!
От хлопка входной двери дрогнули листья латании. Не снимая фуражки, в конец залы прошел высокий капитан. Его спина неуклюже круглилась под ремнем портупеи, складчатая шея выпирала из воротника. Рядом, то пропуская капитана вперед, то лавируя между столиками, следовал молодой человек в зеленом люстриновом пиджаке. С его затылка косицами свисали прямые черные волосы.
"Это же Мишка Якубов! - Костя низко склонился над тарелкой. - Нужно уходить, пока не заметил…"
- Калугин! Мое почтение! - привстав, Тышкевич помахал капитану салфеткой. Потом кивнул в сторону его спутника. - Взгляните-ка. Первый признак плебейского происхождения - это плоский затылок…
Мишкин отец держал в Кунгуре гостиницу второго разряда. Один раз он приходил в университет и на глазах у студентов разговаривал с сыном строго, как с собственным номерным.
- Мне пора, - Костя поднялся. - Не откажите в любезности уплатить!
Он положил на стол длинный билет омского правительства, похожий на аптечную наклейку, и вышел из залы, спиной ощущая на себе пристальный взгляд Мишки Якубова.
У выхода налетел на Леру.
- Разве я опоздала? - она обиженно отстранилась.
- Сейчас объясню, - Костя подхватил ее под руку и повел через улицу, к часовне Стефана Великопермского.
Мимо них проехал казачий патруль. До обеда не переставая лил дождь, и ноги у лошадей были в грязи по самые бабки.
Ворота, флигеля, сараи, хлопающее на ветру белье, цветочные горшки у самых ног в окнах полуподвалов, истаявшие за зиму поленницы, куры с чернильными метками на перьях - Костя через проходные дворы вел Леру к Каме.
- Понимаешь, - говорил он, - там был Якубов. Мишка Якубов… Мы однажды видели его у Желоховцева. Это как раз ют человек, с кем лучше не встречаться. Я и в университет из-за него идти опасался. Как тебе объяснить, не знаю… В общем, Мишка ко мне Желоховцева ревновал. Я был любимый ученик, ну и так далее. Потом он как-то похвастал, что с университетским дипломом легко получит место на одном из столичных аукционов. Как знаток древностей. А Желоховцев каким-то образом про этот разговор узнал. Я тут, ей-же-богу, ни при чем, но Мишка во всем обвинил меня - выслуживаюсь, дескать, наушничаю… Однако это все мелочи. Как я позднее понял, он еще в восемнадцатом году был связан со "Студенческим союзом". А только что я видел его у Миллера с каким-то капитаном…
- Слушай, - Лера остановилась, отняла руку. - По-моему, уже пора сказать, что ты делаешь в городе!
- Хотел спасти твои коллекции.
- А если серьезно?
- Вполне серьезно.
Накануне боев под Глазовом, когда на фронте явственно наметился перелом, Костя пришел к командиру полка, кизеловскому шахтеру Гилеву. Штаб полка размещался прямо в лесу. Гилев сидел на чурбаке за столом из серых неструганых досок. Два дня назад, в случайной перестрелке ему пробило пулей щеку, выкрошило несколько зубов и повредило язык. Поверх бинтов он носил черную косынку, завязанную узлом на макушке. Эта косынка с ее торчащими, словно рожки, хвостиками придавала командиру полка удивительно мирный, домашний вид. Говорить он не мог и писал распоряжения на клочках бумаги.
- Товарищ командир! - Костя с некоторым злорадством подумал, что теперь уж Гилев его не прервет, даст договорить до конца. - Помните, вы обещали отпустить меня в Пермь? Нынче самое время. Когда возьмем Глазов, будет поздно. Белые начнут эвакуацию. А у меня есть шансы помешать им вывезти художественные ценности из университета и музея…
По правде говоря, он довольно смутно представлял себе, как это сделать.
"Развей мысль", - написал Гилев.
- Сокровища культуры должны принадлежать пролетариату! - отчеканил Костя, памятуя пристрастие командира к лаконичным формулировкам.
Гилев быстро черкнул: "Попадешься, расстреляют".
- Не попадусь, - заверил Костя. - Будьте покойны!
Гилев перевернул бумажку: "Кого оставишь заместо себя?"
- Лазукина, - Костя предвидел такой вопрос. Лазукин был грамотный боец и вполне мог заменить его на должности ротного комиссара.
Гилев поморщился - не то от боли, не то от названной фамилии. Однако написал: "Черт с тобой. Езжай". Он протянул Косте руку. Ладонь у командира была бугристая, влажная. Рукав его гимнастерки оттянулся назад, и на запястье открылось синее солнышко татуировки…
Солнце, день, ветер.
- Ты думаешь, что теперь экспонаты канули безвозвратно? - спросила Лера.
Костя ничего не ответил. Укрывшись за вереей, он осмотрелся. Отсюда видна была Кама. У причалов - пусто. Ушли на юг, к Каспию, английские канонерки, поглазеть на которые месяц назад сбегалась половина города. Лишь одинокий буксир с нелепо торчащими на носу и на корме стволами пушек медленно тащился вверх по реке. Ветер доносил запах паровозного дыма, отдаленное чавканье колесных плиц.
Свернув в какой-то двор, Костя открыл дверь во флигелек, бревенчатый и потемневший от времени. Узколицый коренастый человек лет тридцати встал им навстречу из-за стола.
- Знакомьтесь, - сказал Костя. - Лера… Товарищ Андрей.
- Прошу, - хозяин широким жестом указал на стол. - Чаю хотите?
- Спасибо, не стоит, - стараясь не наступать на чистую войлочную дорожку, Лера прошла к столу, села.
- Тогда к делу, - Андрей тоже присел. - Значит, вам сказали, что на станцию свозят все ценности, предназначенные к эвакуации?
- Да, - подтвердила Лера.
- Куда они от вас поехали - по Соликамской вниз или вверх?
- Вверх.
- Выходит, к нам, на главную… Но вот какое дело - никаких ценностей у нас на станции пока нет.
- Ты что-то не то говоришь, - заволновался Костя. - Твои ребята все проверили?
- Если я говорю, что нет, значит, нет!
- Тут вообще какая-то странная история получается, - сказала Лера. - В городской управе ничего не знают о том, что экспонаты уже вывезены. Сегодня оттуда приходил доктор Федоров.
- Ничего странного, - Костя ходил по комнате, пригибая голову под скошенным потолком. - Просто у них начинается паника. Правая рука не знает, что делает левая… Проверьте-ка на Сортировке, а? - он повернулся к Лере. - А ты сходи в управу, поинтересуйся!
- Между прочим, я вас помню, Лера, - сказал Андрей. - Вы ведь Агнии Ивановны дочка, Сынишка мой у нее в школе учился… Как она сейчас?
- Мама зимой умерла.