Он возвращается в каморку, садится на стул и тупо смотрит в окошко. Напротив видны такие же оконца. Поэтому и завешивает Рябой свое окно рядном – не хочет, чтобы видели, чем он тут занимается. Но ведь снаружи можно увидеть лишь окно и подоконник, не более… Зачем же бережливый Рябой озаботился приобретением рядна?
В это время на подоконнике появляется крохотная мышь. Она выкатывается откуда-то из-за кувшина и в две короткие перебежки оказывается возле огарка. Кукша по привычке всех домовичей топает, чтобы спугнуть ее, и она исчезает, будто растворяется в воздухе.
Откуда же она, однако, взялась на подоконнике? Кукша встает, подходит к окну и снова берет кувшин. На этот раз он замечает в углу между камнями щелку, достаточную, чтобы могла пролезть мышь. Еще он замечает, что, начинаясь от щелки, по подоконнику идет едва различимый зазор, который можно было бы принять за трещину, если бы он не был слишком ровным. Ясно, что один из камней подоконника не скреплен известкой с другими…
Кукша пробует его пошевелить, но камень не поддается. Тогда Кукша засовывает конец меча в мышиную щелку. Камень сдвигается без особого труда. Под ним открывается тайник, в котором лежит увесистый холщевый кошель, а рядом – бронзовый ларчик, изукрашенный гроздьями винограда и длиннохвостыми павлинами. На крышке ларчика чернеют несколько катышков мышиного помета.
Глава двадцать вторая
НАПАДЕНИЕ РУСИ
Восемнадцатого июня 860 года от Рождества Христова на Царьград напала безбожная Русь. Русы приплыли на двухстах кораблях, в каждом из которых помещалось сорок воинов, и обложили город. Часть их кораблей вошла в залив Золотой Рог, преодолев цепь, протянутую между Царьградом и Галатой, его предместьем. Очевидцы рассказывают: русы разгоняли корабль и перед самой цепью быстро перебегали на корму, нос корабля задирался, русы перебегали на нос, и корабль благополучно переваливал через цепь.
Говорят, что, войдя в Босфор из Евксинского Понта, северные варвары начали с того, что разорили дотла деревню Леосфений и разрушили храм, воздвигнутый еще аргонавтами в честь гения, оказавшего им помощь. Продвигаясь к Царьграду, русы не пощадили ни одного даже самого малого селения. Путь их отмечен дымом пожарищ и кровью христиан. Теперь они рыщут по окрестностям Царьграда, разоряют селения и монастыри и убивают жителей. Особенную неприязнь у варваров вызывают монахи. Русы распинают их, отрубают им головы, расстреливают их из лука, вбивают им в черепа гвозди. Предводительствуют русами нечестивые князья Оскольд и Дир.
Русы свалились как снег на голову вскоре после того, как было выполнено приказание царя и уничтожен световой вестник. Нежданно-негаданное нападение обрушилось на столицу, словно кара небесная за безумства молодого царя. А сам царь, как на грех, недавно отправился в поход в Малую Азию против сарацинов и забрал с собой в числе прочих войск большую часть царьградского гарнизона. Друнгарий флота Никита Орифа спешно послал царю в Малую Азию весть о нападении русов, но царя все нет и нет.
Великий Царьград охвачен страхом и тоской. День и ночь жители столицы молят Господа ниспослать избавление от невиданного врага. День и ночь горят у образов тысячи лампад и восковых свечей и возносится к небу благоуханный синий дым ладана.
Патриарх Фотий во главе длинной вереницы служителей Церкви и горожан обходит с иконой городские стены и просит небо даровать стенам прочность, а людям – мужество. Он идет во Влахернскую церковь, что стоит в глубине бухты Золотой Рог возле Влахернского дворца, и всю ночь горячо молится перед образом Пресвятой Богородицы, имеющей, как известно, особое попечение о главном городе христианского мира.
Церковь полна молящихся горожан. Среди них и Андрей Блаженный со своим учеником Епифанием. Над молящимися к куполу восходит синий дым ладана, дым этот мало-помалу сгущается в некие очертания, и вот уже можно различить стоящую в воздухе Богородицу с пророками, апостолами и ангельскими ликами, осеняющую людей своим честным покровом.
– Видишь? – тихо спрашивает Андрей.
– Да, – так же тихо отвечает Епифаний.
Наутро патриарх и царьградское священство берут ризу Богородицы – величайшую святыню, постоянно хранящуюся во Влахернской церкви, с пением обносят ею Царьград по городским стенам и, вернувшись к Влахернскому дворцу, выносят ее за пределы города и погружают в воды Золотого Рога.
Небеса сегодня не пылают яркой синевой, как обычно, они будто подернуты легкой целомудренной дымкой. Мир объят умиротворенной тишиной, словно природа решила явить всем враждующим образец неземной любви и кротости.
Те из варваров, что прорвались в бухту, держатся все-таки ближе к выходу в Босфор, чтобы не отрываться от основных сил, а Влахернский дворец и Влахернская церковь расположены в глубине бухты. Возможно, язычники и видят издали, что у христиан происходит какое-то непонятное действо, возможно, даже догадываются, что затевается что-то против них, но помешать они не в силах – слишком велико расстояние.
Внезапно разыгрывается страшная буря, небывалая в эту пору года. Волны, как вырвавшиеся из клеток дикие звери, набрасываются на корабли русов, швыряют их на берег и разбивают вдребезги о камни и скалы. Русы гибнут во множестве. Счастливее других сейчас те, кто находится в закрытом от ветров Золотом Роге, но и им достается. Когда буря стихает, появляется наконец долгожданный царь Михаил с войском и наносит русам большой урон. Остатки русов отступают от города и намереваются отплыть восвояси.
Царьград ликует. По церквам вместе с синим кадильным дымом к небесам возносятся благодарственные молебны. Неожиданно являются послы от нечестивых князей Оскольда и Дира. Это светлоглазые люди завидного телосложения. У большинства русов бритые головы, оставлена только длинная прядь – чуб. Видно, что они стараются отрастить и чуб и усы подлиннее. А бород не носят вовсе. На них долгие рубахи льняного полотна, расшитые на груди, и широкие шаровары, подвязанные под коленями. Голени у них от востроносых мягких башмаков и до колен вперехлест оплетены сыромятными ремешками.
Но есть среди послов также длинноволосые и бородатые, эти в рубахах без вышивки, зато с золотыми пряжками. Обуты они в короткие сапоги, и голени их тоже оплетены ремешками.
Царь принимает послов в особой палате Большого дворца, называемой Магнавра. Трудно придумать более подходящее помещение, чтобы поразить воображение бедных варваров. Для этого оно, собственно, и предназначено. Русы поднимаются по мраморной лестнице и входят в Магнавру. Забыв про необходимость соблюдать воинское достоинство, они с дикарским любопытством разглядывают то, что открывается их взорам.
Торцовая стена залы – это огромная ниша в виде раковины, по обе ее стороны две колонны поддерживают тяжелые занавесы. Несколько ступеней ведут к возвышению в глубине раковины. Там стоит золотой престол, сверкающий драгоценными каменьями, на котором никого не видать. Несмотря на это, справа и слева от престола застыли царские телохранители, вооруженные дубинками. У возвышения, поднявшись на задние лапы, стоят два позолоченных льва, на золотых деревьях сидят искусно сделанные диковинные птицы, издали похожие на яркие цветы.
Ряды колонн из красного мрамора, тянущиеся вдоль стен залы, отделяют от нее два узких прохода, над которыми тянутся галереи. Там, в галерейном сумраке, пожирая чужеземцев глазами, сидят придворные дамы.
Невесть откуда появляется царь, владыка полумира, то ли он незаметно выходит из-за занавеса, то ли чудесным образом возникает из воздуха. У него бледное, бескровное лицо, его шелковые одежды, расшитые золотом, алмазами и жемчугом, светятся и переливаются всеми цветами радуги, обут он в пурпуровые сапожки, а на голове у него золотой сверкающий венец. Царь всходит на престол, и львы сразу начинают рычать, как живые, а птицы оглашают залу дивным пением.
Сейчас послам полагалось бы упасть ниц перед наместником Бога на земле, и толмач свистящим шепотом умоляет их об этом, но, может быть, чересчур нов и необычен для северных дикарей такой обычай или слишком уж оглушило их великолепие греческого царя и убранство залы, механические львы и птицы, только русы, словно не слыша толмача, по-прежнему стоят в оцепенении, круглыми от изумления глазами разглядывая рычащих львов и поющих птиц. А бледный юноша безучастно сидит на престоле и смотрит куда-то поверх голов этих неотесанных варваров.
Вдруг русы видят, что царский престал поплыл ввысь. Теперь их внимание приковано к царю. Послы, разинув рты, поднимают головы вслед за улетающим на небо властелином великой империи. Наконец толмачу удается уговорить русов, они опускаются на колени и касаются лбами пола. Толмач возглашает, что его царственность повелитель ромеев изъявляет милостивое согласие выслушать послов.
Послы сообщают, что русские князья Оскольд и Дир, прозревшие от своих языческих заблуждений, желают принять Святое Крещение и просят помочь им в этом.
В продолжение разговора царь на своем престоле парит под сводами потолка. Послы не замечают, чтобы у него хоть раз зашевелились губы, однако толмач говорит, что государь растроган просьбой и готов выполнить ее.
Но по обычаю Православной Церкви пожелавший принять Святое Крещение должен сперва пройти оглашение, во время которого он познакомится с основами христианского учения. Если князья Оскольд и Дир желают, их огласят хоть завтра. Им разрешается войти в город в сопровождении свиты, состоящей не более, чем из пятидесяти человек без оружия. Прочих русов, которые пожелают пройти оглашение, огласят в церквах за пределами города.
Глава двадцать третья
Оскольд и Дир
Возле святой Софии толпятся жители Царьграда, пришедшие поглазеть на варварских князей Оскольда и Дира. Любопытных так много, что все не поместились в соборе. Среди толпы зевак и гвардеец Георгий-Кукша. Люди поднимаются на цыпочки, толкаются, взгляды всех устремлены на главные врата. Наконец раздаются крики:
– Выходят, выходят! Вон они!
В церковных вратах появляются варварские князья. Один из них небольшого роста, черноволосый, похожий на жителей юга, другой высокий и белокурый, по облику настоящий северянин. Шлемы князья держат в руках, но сразу по выходе из крытого притвора надевают их на головы. На князьях синие корзна с малиновой подкладкой. Князей сопровождает вереница воинов, все они тоже при выходе покрывают головы шлемами. Странно видеть воинов в шлемах, но без мечей, копий, щитов и прочего. Безоружный воин словно стрекоза, у которой оборваны крылья.
Кукша всматривается в лица князей, они кажутся ему знакомыми. А князья меж тем приближаются, вот они проходят рядом, и Кукша узнает в них Хаскульда и Тюра.
С этого мгновения Кукша теряет покой. Ведь Хаскульд и Тюр приплыли из Тавроскифии, а там его родина! Они княжат в Тавроскифии и, конечно, возвратятся туда же. Не посылает ли ему добрый распятый Бог возможность вернуться на родину за то, что он принял Святое Крещение?
Надо скорее повидаться с Хаскульдом и Тюром, не век ведь они будут прохлаждаться в Царьграде! Однако Кукша не решается отправиться к ним в одиночку, ему неизвестно, что они думают о его исчезновении в Луне и о гибели Свана. На всякий случай он берет с собой своих друзей Страшка и Некраса – не станут же викинги, ищущие мира с царем, убивать троих его гвардейцев.
Страшко и Некрас тоже мечтают вернуться на родину, но византийские цари не любят отпускать наемников и чинят препятствия тем, кто хочет уехать. Обыкновенно варвары, состоящие на царской службе, до того привыкают к беззаботной жизни в Царьграде, что забывают о родном доме. Накопив денег, они женятся и навек остаются среди греков. Однако Страшко ни о чем, кроме родного дома и Волхова, думать и говорить не может, а Некрас всегда думает и говорит то же, что и Страшко.
По дороге к русским кораблям Страшко рассказывает:
– Вечером лягу спать, глаза закрою и мечтаю: течет Волхов наш полноводный, а на берегу мовни рубленые стоят. И самая большая мовня – наша. И в ней дело, тятя и дядья. Хлещут друг друга вениками без жалости, сыплют шутками-прибаутками. Я еще маленький, а туда же. Помню, выскакивает дедо из мовни и меня на руках выносит. А дело осеннее. Кидает он меня в студеную воду, как щенка, а я еще плавать не умею. Без мала утонул. Воды я тогда нахлебался – еле отходили. И зимой не хуже. Дедо, бывало, учит меня в снегу крутиться, сам красный, что твоя малина спелая! А тут даже снегу путем не бывает… Да как же без снегу-то?
– Что правда, то правда, – откликается Некрас, – без снегу никак нельзя.
Страшко и Некрас уже рассказывали Кукше, как они очутились в этой бесснежной стране. Несколько лет тому назад они приплыли с товаром в Корсунь, а там толстый красивый грек, складно говоривший по-словеньски, расписал им прелести жизни в Царьграде и предложил наняться на службу в царскую гвардию. Друзья, не долго думая, согласились – кому неохота новых краев посмотреть, хлебнуть незнакомой сладкой жизни?
– Толстый грек не обманул, – говорит Страшко, – все так и есть, как он сказывал. Однако посмотрели, погуляли, пора и честь знать. Дома нас, небось, заждались! Только, сказывают люди добрые, не любит царь отпускать своих гвардейцев: ведь надо на их место где-то новых брать, да пока узнают службу… да то, да се… Словом, может, твои друзья и нас заодно прихватят?
И вот все трое сидят в княжеском шатре. Здесь же, кроме Хаскульда и Тюра, присутствует еще несколько воинов, иные из них знакомы Кукше. В черной бороде Тюра появились серебряные нити, а Хаскульд как будто и не изменился, только весь его облик стал еще более властным. Оба не скрывают изумления и радости при виде Кукши, хотя викингу и подобает сдержанность. Когда проходят первые мгновения удивленных громких возгласов, наступает очередь рассказов. Гости и хозяева сидят на корабле, пьют темно-красное греческое вино и беседуют.
Кукша рассказывает Хаскульду и Тюру, как он потерял Свана во время разгрома Луны. Не найдя его, он решил вернуться на корабль и в лодке уснул, точно усталый берсерк. Его унесло в море, где он был подобран сарацинами. Сарацины дважды продавали его, и так он оказался в Царьграде.
Тюр в свою очередь рассказывает, что после разграбления Луны они с Хаскульдом пережили еще немало приключений, побывали во многих краях, вернувшись же в Норвегию, помирились с Кукшиным другом конунгом Харальдом, а после вступили в дружину ютландского конунга Рюрика, которого позвали княжить те же племена, что прежде платили дань Одду Стреле.
Одд Стрела хотя и был доблестным вождем, однако плохо кончил – его данники возмутились против него, перебили всю его дружину, а самого привязали к двум пригнутым деревьям и, отпустив их, разорвали пополам. Кукша помнит, небось, как он ударил Одда ножом? Хаскульд понял тогда этот знак судьбы, и они вовремя покинули ладожского конунга. После гибели Одда Стрелы викинги, вспоминая Кукшу, называли его Вещим.
Рюрик сперва княжил в Ладоге, а потом ему удалось осуществить то, о чем мечтал Одд, – завладеть Хольмгардом. Хольмгард – это торговый город при истоке Волхова из Ильмень-озера. Местные прежде называли его Словеньск, а после того, как Рюрик построил там новую твердь, стали называть Нов-город.
Хаскульд и Тюр отпросились у князя Рюрика в поход на Царьград, а по дороге захватили Киев и стали в нем княжить.
Нынешней весной в Корсуне побывали киевские торговые люди и узнали от корсуньских жителей, что греческий царь со всем своим войском недавно переправился из Царьграда через узкое Царьградское морю на другой берег и отправился в поход против сарацин. Из такого похода он скоро не воротится…
Русы и варяги постоянно опустошали берега Русского моря и разоряли прибрежные богатые города, однако у них давно уже была заветная мечта – захватить и разграбить Царьград. До сих пор никто на это не решался. И вот судьба посылает такой удобный случай – как его упустить?
Хаскульд и Тюр, не мешкая, собрали большое войско из варягов, полян, русов, словен и прочих, разослали в разные края борзых посланцев, призывая тамошних удальцов участвовать в походе на Царьград, и спустились вниз по Днепру. В Днепровском лукоморье и в устьях Днестра и Дуная к ним присоединились разноплеменные удальцы, и все вместе великой ватагой они отправились походом на Царьград.
За время своих странствий Хаскульд и Тюр успели убедиться, что христианская и магометанская вера больше, чем языческая, способствуют процветанию власти конунгов. Однако, судя по рассказам бывалых людей, величие и могущество греческого царя затмевает все, что только доступно человеческому взору. Неудивительно, что они, сами ставшие конунгами, давно уже подумывали о принятии христианства. А когда христианский Бог наслал на них эту ужасную бурю, напоминая им об их давнем намерении, у них больше не осталось колебаний и намерение стало твердым решением.
– Мы трое, – говорит Кукша, – хотим покинуть греческого царя. Согласны ли вы увезти нас тайно, если царь не захочет нас отпустить?
Хаскульд усмехается.
– Ты мог бы об этом и не спрашивать, – отвечает он. – Мы увезли тебя от конунга Харальда, увезем теперь и от царя Михаила. А эти люди, раз они твои друзья, всегда могут рассчитывать на нашу помощь.