Имя Тимофея Акундинова, выдававшего себя за сына царя Василия Шуйского, в перечне русских самозванцев стоит наособицу. Акундинов, пав жертвой кабацких жуликов, принялся искать деньги, чтобы отыграться. Случайный разговор с приятелем подтолкнул Акундинова к идее стать самозванцем. Ну а дальше, заявив о себе как о сыне Василия Шуйского, хотя и родился через шесть лет после смерти царя, лже-Иоанн вынужден был "играть" на тех условиях, которые сам себе создал: искать военной помощи у польского короля, турецкого султана, позже даже у римского папы! Акундинов сумел войти в доверие к гетману Хмельницкому, стать фаворитом шведской королевы Христиании и убедить сербских владетелей в том, что он действительно царь.
Однако действия нового самозванца не остались незамеченными русским правительством. Династия Романовых, утвердившись на престоле сравнительно недавно, очень болезненно относилась к попыткам самозванцев выдать себя за русских царей… И, как следствие, за Акундиновым была устроена многолетняя охота, в конце концов увенчавшаяся успехом. Он был захвачен, привезен в Москву и казнен…
Содержание:
Часть первая - БЕГЛЫЙ ПОДЬЯЧИЙ 1
Часть вторая - ХОЖДЕНИЕ ЗА ТРИ МОРЯ… 26
Часть третья - ДОРОГА НА ЛОБНОЕ МЕСТО 53
Примечания 81
Евгений Шалашов
ДЕСЯТЫЙ САМОЗВАНЕЦ
Часть первая
БЕГЛЫЙ ПОДЬЯЧИЙ
7154 год от Сотворения мира (1646 год от Рождества Христова).
Москва.
Сухонький, как лущеная шишка, боярин сидел за длинным столом и мял листы дорогой немецкой бумаги. Не удержавшись - запустил комком в стоящего перед ним дьяка и пристукнул твердым кулачком:
- Из Константинополя грамотка пришла - у турок русский царевич объявился!
Борис Иванович Морозов, царский дядька, коему покойный Михаил Федорович велел заботиться о сыне, был, почитай, главным боярином. Да что там - и на Руси, и в Европе знали, кто нынче настоящий царь в Москве…
Назарий Чистой, думный дьяк и глава Посольского приказа, благоразумно помалкивал, а Морозов повысил голос чуть ли не до визга:
- Почему ж вы, дьяки посольские, головы ученые, самозванца проспали? Или знали, да не докладывали? А?! Отвечай, когда спрашивают?!
Борис Иванович закашлялся, схватил стоявший на столе корец с квасом и принялся пить, словно хотел вымыть из горла гнев.
"Ну, вроде выдохся!" - решил дьяк и начал оправдываться:
- Прости, Борис Иванович, - не ведали мы о самозванце. Истинно - ни сном ни духом не ведали! Послы константинопольские, сиречь стамбульские, нам не подчиняются и отписок в приказ не шлют…
- Знаю, что не подчиняются… - буркнул Морозов, успокаиваясь. - Иначе - другой бы разговор был: не то что с шапкой бобровой, а с головой бы распростился. Ладно, садись, - смилостивился боярин.
Назарий Петрович с опаской присел на край тяжелого табурета.
- Так вот, думный дьяк Чистой, - продолжил между тем боярин Морозов. - Должен ты сего самозванца сыскать и к нам доставить!
- Что за самозванец-то? - осторожно спросил дьяк. - Кто таков-то?
- Ну, если бы я знал… - фыркнул боярин, поправляя высокую шапку. - Посланник, князь Телепнев, пишет, что зовется Иоанном Каразейским-Шуйским.
- А точно самозванец-то? - осторожно поинтересовался дьяк. - Вдруг - правда…
- Не вдруг, а точно! - прикрикнул Морозов. - Не было у царя Василия сыновей. Точно тебе говорю! Было у него от жены две девки, да обе во младенчестве померли. Да и молод, чтобы сыном Шуйского-то быть…
- Князь Телепнев сам-то вора ловить не пытался? - деловито спросил Назарий Петрович.
- Ну, как же, пытался. Только, - развел боярин руками, - разве ж они выдадут?! Им, басурманам, на руку, чтобы новая Смута у нас завелась.
- А может, - подумав, предложил дьяк, - подкупить кого - из тех же турок али татар? Дело нехитрое… Ну а разве нашего беглого ворья в Османской империи мало? Там же такие есть, что за полушку родную мать удушат. Вот ежели серебра не жалеть, то и нового самозванца прирежут. Ну, а что бы не обманули, так пообещать, что ежели, мол, голову-то сюда привезут, так и вовсе - награда царская будет.
- Ну, это - как уж пойдет, - помотал головой Борис Иванович. - Для начала узнай - кто таков, самозванец-то этот. А не то государь-то спросит - что я отвечу? Телепнев даже имени настоящего узнать не смог. Как узнаешь, так и ловить-то легче будет! Вот, забери все отписки от послов, всех приказных хомутай. И - с Богом! - заключил боярин, провожая дьяка…
…Вернувшись в приказ, дьяк для начала просмотрел бумаги, скопившиеся на столе. Самозванец - самозванцем, но ежели есть дело, что требуется выполнить немедля, так самозванец обождет. Ждал, чай, с год, так лишний час не помеха - не убежит.
Обнаружив, что стол с ножками, как у индийского слона, завален лишь грамотками, что могут полежать день-другой, а то и неделю, Назарий Петрович немного успокоился. Выглянув за дверь, крикнул:
- Я обеда-то седни дождусь?
Было слышно, как с рундучка, стоявшего в сенях, упал проснувшийся Гринька Котошихин - молодший приказной, должный следить за порядком да бегать в харчевню.
- Так ведь ничего еще не принесено, - сунул Гринька в дверной проем опухшую от сна рожу. - Я ж думал, что ты, Назарий Петрович, позже приедешь… Сон мне тут давеча приснился, что к батюшке-царю тебя вызывали, за наградой великой… Вот, стало быть, - принялся рассказывать подьячий, а у самого по морде было видно - только что все придумал: - Приходишь ты к государю великому да становишься впереди бояр да окольничих, а царь-батюшка тебе и говорит - жалую тебя, слуга мой верный Назарий, чином думного дворянина! И выносят тебе бояре шапку песцовую! И сам боярин Морозов возлагает, батюшка-дьяк, на головушку твою…
В другое время дьяк с интересом послушал бы Гринькино вранье, но сегодня было не до этого, да и брюхо начинало подводить…
Чистой хмуро посмотрел на подьячего, раздумывая: то ли на двор отправить - с приказными мужиками дрова рубить, то ли - сразу в конюшню, навоз убирать…
- Э, не извольте беспокоиться, - переменился в лице Котошихин. - Щас, в харчевню сгоняю…
- Я ведь тебя в приказ-то почему взял? - задушевно было начал дьяк, глядя в глаза непутевому приказному. - Взял, потому что батька твой на коленках ползал, просил к делу дурня приставить. А дурень-то, что даже перо не может очинить, совсем уже и страх и совесть потерял. Видел же, что дьяк приехал, а время обеденное? И что, сообразить не мог? Лень-то матушка вперед тебя родилась? Может, к батьке тебя отправить, обратно?
Приказной мелко затрясся. Знал, паразит, что ежели разозлившийся дьяк отправит его к батьке, старому дворянину Котошихину, имевшему и без того троих сыновей, перебивавшихся с хлеба на квас, в захудалых имениях, будет худо… На него земли у отца не хватит. Тогда останется только подаваться в стрельцы либо, плюнув на гордость и честь дворянскую, идти к кому-нибудь в холопы. Ну, можно еще в монастырь или на дорогу, с кистенем… А в приказных Гринька худо-бедно имел ежегодно три рубля - на хлеб-квас да, на одежу хватало. Ну, перепадало еще и праздничных да наградных (хотя этих нечасто). Мог бы, конечно же, давным-давно получать и больше, только - был парень глуп как баран. Чистой из уважения к отцу не гнал дурня, определив его в личные посыльные. Ну, грамотку там из приказа в приказ доставить да обед из харчевни для боярина притащить - на это ума у парня хватало. Ну а еще врать он умел как сивый мерин.
- Назарий Петрович! - возопил Гринька, бухаясь на колени. - Прости меня, дурака! Прикажи лучше в батоги меня бить без жалости, но к батьке не отправляй!
Ладно, - вздохнул дьяк, - к батьке погожу отправлять. Но, - нахмурил он бровь, - из молодших подьячих переведу я тебя обратно - в неверстанные писцы…
- Назарий Петрович, да я щас, мигом! - радостно возопил Гринька, срываясь с места.
- Стой! - рыкнул Чистой, а когда тот встал как вкопанный, строго заметил: - Судочки-то небось грязью да паутиной поросли? Так ты, лодырь, их так в харчевню-то и понесешь… А там - кто же их мыть будет? Так ведь и плюхнут прямо в грязное! Нет уж, всю посуду намоешь да золой надраишь, а опосля мне покажешь. Понял?
- У-гу-у, - радостно завыл лодырь, срываясь с места.
- От дурень, - беззлобно сказал дьяк вслед Котошихину.
А когда Гринька гордо предъявил начищенные до блеска медные судки, Назарий Петрович остался доволен и вроде бы его простил.
- На-ко, - протянул дьяк копеечку. - Возьмешь сегодня щи да каши на троих, а потом скажешь Ерофею Ивановичу да Унковскому Ваське, чтобы на обед ко мне шли.
…Приглашенные к столу понимали, что дьяк их зовет не на особливый пир, а потому, что есть срочное дело. Дьяк Посольского приказа Ерофей Иванов, коего все, кроме начальника, звали Алмазом, послал домой татарчонка предупредить жену, чтобы обедать не ждала и послала бы чего-нибудь к столу. Ну а та и расстаралась рыбными пирогами да кашей с черносливом (день-то постный). Унковский, старший подьячий, был вдовцом и потому приволок к столу копченого леща и квас.
Помолившись, все трое принялись за постные щи, принесенные Гринькой.
- Поварню бы завести? Что мы все - по харчевням да по трактирам, прямо как стрельцы холостые, - задумчиво сказал думный дьяк, отодвигая пустую миску.
- Неплохо бы, - согласился Унковский, а Ерофей-Алмаз, которому было все равно, промолчал.
От каши с черносливом дьяк решил отказаться, зато пирога с осетром отведал с удовольствием.
- Мастерица супруга-то у тебя! - похвалил Чистой, на что Иванов горделиво кивнул.
- Только ежели поварню-то заводить, так ведь и место под нее нужно, - отметил Унковский, обдирая леща. - Это ж тогда пристройку надобно делать…
- И - повара брать и мужиков кухонных, - согласился начальник приказа, запивая обед квасом.
- А для Васьки - повариху погрудастей! - хохотнул Алмаз Иванович.
- По мне, так лучше позадастей! - не стал спорить Унковский, вдовствовавший уже второй год.
- Ну, приказной люд, ерунды не болтать! - с нарочитой строгостью насупился дьяк. - День-то не скоромный, а вы…
Подчиненные притворно притихли, а Назарий Петрович продолжил рассуждать о поварне:
- Ну, надо бы все обдумать да обсчитать, а там уж и решать - челобитную государю подавать или нет. Даст боярин Морозов денег - тогда можно. Ну а ежели не даст? Ну да ладно, - заключил он, - поварня от нас не уйдет. Жили мы как-то без нее и еще проживем…
- Дело, стало быть, спешное есть, - вздохнул Алмаз Иванович.
- Ну, может, не столько спешное, сколько важное, - кивнул Чистой, вытирая руки рушником. - Помолимся да поговорим…
Поблагодарив Господа за трапезу крикнули Гришку, чтобы тот убрал со стола. А после того, как Котошихин сгреб всю посуду и протер столешницу, посольские чины принялись за дело. Бумаги, присланные из Константинополя-Стамбула, читались вслух самим дьяком, а потом перечитывались наособицу.
- Не густо примет-то Телепнев накопал, не густо… - вздохнул Назарий Петрович. - Лет, может, под тридцать, а может, чуть поболе… Волос черен, лицо продолговатое… Хм. Нет бы шрамы какие там на теле… Или пятна там, родинки. Как искать-то будем?
Алмаз Иванович читал грамотки более вдумчиво, посему первым нашел кое-какую зацепочку:
- А вот, Назарий Петрович, пишет Телепнев, что переводчик при посольстве, Зульфикар-ага, сказал, что сей самозванец по-турецки говорит чисто, но так, будто татарский язык вначале учил… И вот, еще… Хвастал оный самозванец, что в Польше бывал и язык польский разумеет, впрочем, обронил еще в беседе, что Москву тоже хорошо знает.
- Ну и что? - пожал плечами Чистой. - Ну, знает… И что с того, что знает-то? Чем нам это помочь-то сможет?
- Так подумать нужно, чем… - задумался Иванов. - Может, прикинуть, кто у нас такой умный-то может быть? Кто ж он таков-то - Иоанн Васильевич Каразейский-Шуйский?
- Ну так где тут зацепочка-то? - хмуро сказал начальник приказа. - Ну, то, что не Шуйский, - понятно. А Иван? Иванов-то у нас пруд пруди. А может, имя-то совсем другое… Из княжат или из детей боярских? Ну, из этих-то - вряд ли… Телепнев бы узнал.
- Может, из купцов? - предположил Унковский. - Купцы-то могут и языки хорошо знать. Как считаешь, Алмаз Иванович?
- Может, - согласился приказной дьяк Иванов, который и сам был из московских гостинодворцев. - Только что-то не припомню такого…
Алмаз Иванов задумался, но, не упомнив, кто из знакомцев мог бы подойти под описание вора, покачал головой.
- Может, из приказных? - предположил Унковский.
- Из приказных? - недоверчиво спросил Назарий Петрович. - Много ли приказных, чтобы по-татарски, по-турецки да по-польски говорить умели? Ну, по-татарски, положим, - принялся рассуждать думный дьяк, - многие знают да понимают. А по-польски? Тоже есть такие. А так, чтобы сразу да три языка? Наш ежели приказ взять, так и то - не более пяти-шести человек наберем. Грамотный да иноземную речь знающий? Вот я таких за двадцать лет службы не упомню.
- А Костка Конюхов? - вспомнил вдруг Алмаз Иванович. - Умнейшей головы мужик был, хоть и пьяница. Все грамотки, хоть русские, хоть иноземные, читал как Псалтырь. Пропал он, не то три, не то четыре года назад.
- Да нет, - покачал головой Чистой. - Не Костка это. Тому, сколько помню, и лет-то уже к полcта, да и приметы другие. Длинный он, сутулый, да и волос не черный. Он, помнится, весь уж седой был. Вроде бы спился да помер. А так… светла головушка была! Васята, а ты что скажешь?
- А что сказать? - спросил Унковский, которому было не впервой работать "гончим псом" Посольского приказа. - Среди беглых приказных надо искать. Сейчас возьму молодших подьячих да по приказам разошлю. Поспрошают, списки составят - всех, кто без вести пропал али в бега подался. Потом приметы их сверять будем… А вот Алмазу Ивановичу - в Разбойный бы приказ сходить. Пусть приказные тамошние посмотрят - нет ли у них кого похожих людей в розыске, с такими вот приметами. Мне-то могут и не сказать… Ну, чует мой нос, что что-нибудь там да должно быть - такое… такое… любопытственное. Может, где-нибудь да и всплывет рыбка-то наша…
* * *
- Ну, нашли чего? - с надеждой посмотрел Чистой на вошедших в палату дьяка Иванова и старшего подьячего Унковского.
- Вроде бы… - неопределенно ответствовал Унковский, вытаскивая из-за пазухи несколько грамоток.
- Ну садитесь да толком разъясните, - осерчал дьяк. - Почитай, цельную неделю по приказам лазили, так не тяните кота за хвост! Меня же нонеча боярин грозился к царю отвести, чтобы о деле потолковать…
- Алмаз Иванович, ты начнешь али я? - почтительно спросил Унковский.
- Ну, давай я вначале скажу, а ты - продолжишь, - предложил Иванов. - Пришел, значит, я в приказ Разбойный да попросил, чтобы рассказали - не было ли каких-нибудь с приказными происшествий? Может, пропадал кто, может - убили. Вначале-то они поворчали: мол, таких случаев в Москве - пруд пруди. Ну где ж им всех приказных упомнить? Каждый год бегут, кто - в Литву, кто - на Дон да на Запорожье. А уж мертвыми-то кажий месяц одного-другого находят. А я им тут приметы-то и обсказал… Старшой подьячий сразу тут вспомнил, что был у них мужик с такими приметами. Только вроде погиб мужик-то - года три назад пожар на Тверской случился. Может, помнишь, Назар Петрович?
- Ну, где же мне все пожары-то на Москве упомнить? - буркнул было дьяк, но тут же спохватился: - Постой-постой… Это не тот ли пожар, когда дом шведского посланника едва не сгорел? Еле-еле отстояли. Ну и что же?
- А вот что! Разбойный приказ, когда сыск по пожару чинил, обнаружил, что начался-то он с дома Тимошки Акундинова. Уголья да бревна горелые разобрали да там труп нашли. Он хотя и горелый весь, но видно, что бабий. Соседи по одеже да жуковиньям опознали, что труп тот супружницы Тимошкиной, Таньки. Ну, а Тимошкина-то тела нигде не нашли. А в доме, окромя Акундиновых, жил еще Костка Конюхов. Так вот, Конюхов-то тоже куда-то делся. Смекаешь, господин дьяк?
- Конюхов? - заинтересовался думный дьяк, припоминая, что разговор о Костке Конюхове и его знании иноземных языков у них уже был. - Хм… А Тимошка, что это за гусь?
- Мужик, говорят, грамотный, родом из Вологды, стрелецкий сын. Отец его, Демид Акундинов, во дворе у владыки Вологодского и Великопермского жил. Ну а за сына Демидова владыка свою внучку, что крестницей у боярина Ивана Патрикеева была, замуж отдал. Приданое хорошее дал да и самого Тимоху к Патрикееву в службу отдал. Патрикеев, до того как в Новую четверть сесть да боярином стать, в Вологде, при воеводе Лыкове служил. Ну а сам князь Лыков Тимоху грамоте-то и обучал.
- Лыков, Лыков… - задумался Чистой. - Если тот, что в Вологде, в воеводах был - так его князь Михайло звали. А князь Михайло, помнится, греческий да латынь хорошо знал! И ежели он Акундинова грамоте обучал, то мог и языкам иноземным научить. Как мыслишь?
Цепкая память да прежний опыт помогали Чистому держать в уме сказки едва ли не на всех служилых людей Российского царства.