- Если вам его жаль,- в отчаянии воскликнул старый Уортон,- так зачем его преследовать, дорогой сэр! Он не шпион, только желание повидаться с близкими заставило его изменить свои внешний вид и уйти так далеко от своего полка в регулярной армии. Оставьте его с нами! Я с радостью вознагражу вас, я заплачу любые деньги!
- Сэр, только беспокойство за сына может извинить ваши слова, - высокомерно сказал капитан Лоутон.- Вы забываете, что я виргинец и джентльмен! - Обратившись к молодому человеку, он продолжал: - А вы, капитан Уортон, разве не знали, что наши пикеты уже несколько дней стоят здесь, на юге долины?
- Я узнал об этом, только когда поравнялся с ними, но уже было поздно возвращаться,- хмуро ответил молодой человек.- Я пришел сюда, как сказал отец, чтобы повидаться с родными; я думал, что ваши части стоят у Пикскилла, невдалеке от нагорья, иначе я не отважился бы на такой поступок.
- Возможно, что все это истинная правда, но дело Андре заставляет нас быть настороже. Когда в предательстве замешано командование, защитники свободы обязаны быть бдительными, капитан Уортон.
В ответ на это замечание Генри молча поклонился, а Сара решилась сказать несколько слов в защиту брата. Драгунский офицер учтиво, даже сочувственно выслушал ее и, чтобы избежать бесполезных и неприятных для него просьб, успокоительно сказал:
- Я не командир отряда, сударыня. Майор Данвуди решит, как поступить с вашим братом; при любых обстоятельствах с ним обойдутся вежливо и мягко.
- Данвуди!- воскликнула Френсис, и бледность сменилась румянцем на ее испуганном лице.- Слава богу, значит, Генри спасен!
Капитан Лоутон смотрел на нее со смешанным выражением восхищения и сострадания, потом, недоверчиво покачав головой, добавил:
- Будем надеяться. С вашего разрешения, предоставим ему разобраться в этом деле.
Еще недавно бледное от беспокойства лицо Френсис засияло надеждой. Мучительный страх за брата уменьшился, но все же ее бросало в дрожь, она дышала часто и прерывисто, ею овладело необычайное волнение. Она подняла взгляд от пола, посмотрела на драгуна и тут же опять уставилась на ковер - она явно хотела что-то сказать, но не находила в себе силы вымолвить слово. Мисс Пейтон внимательно наблюдала за племян^ ницей и, подойдя с большим достоинством, спросила:
- Это значит, сэр, что мы скоро будем иметь удовольствие видеть майора Данвуди?
- Немедленно, сударыня,- ответил драгун, отводя восхищенный взгляд от лица Френсис.- Гонцы, которые сообщат ему о случившемся, уже в дороге, а получив известие, он тотчас явится сюда в долину, если только по каким-нибудь особым причинам его посещение не доставит кому-нибудь неудовольствия.
- Мы всегда рады видеть майора Данвуди.
- Конечно, он всеобщий любимец. Могу я по этому случаю разрешить моим солдатам спешиться и подкрепиться? Ведь они из его эскадрона.
Мистеру Нортону не понравилась эта просьба, и он отказал бы драгуну, но старику очень хотелось его задобрить, да и что толку отказывать в том, что, возможно, взяли бы силой. Итак, он подчинился необходимости и распорядился, чтобы желание капитана Лоутона было выполнено.
Офицеров пригласили позавтракать вместе с хозяевами; покончив со своими делами вне дома, они охотно приняли приглашение. Бдительные воины не забыли ни одной из мер предосторожности, которых требовало их положение. На отдаленных холмах повсюду ходили дозорные, оберегая своих товарищей, а те, благодаря привычке к дисциплине и равнодушию к удобствам, могли наслаждаться покоем, несмотря на грозившую им опасность.
За столом мистера Уортона было трое чужих. Офицеры огрубели от каждодневной тяжелой службы, но у всех были манеры джентльменов, поэтому, хотя уединение семьи и было нарушено вторжением посторонних, правила приличия соблюдались со всей строгостью. Дамы уступили свои места гостям, и те без излишних церемоний принялись за завтрак, отдавая должное гостеприимству мистера Уортона.
Наконец капитан Лоутон, усиленно налегавший на гречневые лепешки, на миг остановился и спросил хозяина дома, нет ли сейчас в долине разносчика Гарви Бёрча, который иногда там бывает.
- Только иногда, сэр,- с опаской ответил мистер Уортон.- Он бывает здесь редко, а я его вовсе не вижу.
- Вот странно! - произнес драгун, пристально глядя на смущенного хозяина, - Ведь он ваш ближайший сосед и, казалось бы, должен был стать своим человеком в вашем доме, да и дамам было бы удобно, если бы он заходил к вам почаще. Я уверен, что за муслин, который лежит на стуле у окна, заплачено вдвое больше, чем спросил бы у вас Бёрч.
Мистер Уортон в замешательстве обернулся и увидел, что кое-какие покупки еще разбросаны по комнате.
Младшие офицеры с трудом удержались от улыбки, но капитан с таким усердием снова принялся за свой завтрак, что, казалось, он не рассчитывает еще когда-нибудь поесть вдоволь. Однако необходимость в дополнительном продовольствии из кладовой Дины вызвала еще одну передышку, и капитан Лоутон не преминул ею воспользоваться.
- Я собирался побеспокоить мистера Бёрча в его уединении и утром побывал у него дома,- сказал он.- Если бы я его застал, то отправил бы в такое местечко, где ему не пришлось бы изнывать от скуки, во всяком случае, некоторое время.
- Что же это за место? - спросил Уортон, полагая, что следует поддерживать разговор.
- Гауптвахта,- сдержанно ответил драгун.
- А в чем провинился бедный Бёрч? - спросила капитана мисс Пейтон, подавая ему четвертую чашку кофе.
- "Бедный"! - воскликнул драгун.- Ну, если он бедный, значит, король Георг плохо вознаграждает за услуги.
- Его величество,- заметил один из младших офицеров,- задолжал ему, наверное, титул герцога.
- А Конгресс - веревку,- присовокупил капитан Лоутон, принимаясь за новую порцию лепешек.
- Я огорчен, что один из моих соседей навлек на себя немилость нашего правительства.
- Если я его поймаю,- крикнул драгун, намазывая маслом еще одну лепешку,- он у меня будет качаться на суку березы!
- Он послужит недурным украшением для собственного дома, если будет висеть на акации у входа,- добавил младший офицер.
- Как бы там ни было,- продолжал драгун,- я поймаю его раньше, чем стану майором.
Офицеры - это было совершенно очевидно - не шутили, и говорили они языком, каким свойственно выражаться людям их грубой профессии, когда они раздражены, и Уортоны решили, что благоразумнее переменить тему. Ни для кого из них не было секретом, что Гарви Бёрч на подозрении у американской армии и что его не оставляют в покое. О том, как он неоднократно оказывался за решеткой и так же часто ускользал из рук американцев при весьма загадочных обстоятельствах, слишком много толковали в округе, чтобы можно было это забыть. В сущности, раздражение капитана Лоутона в немалой степени было вызвано последним необъяснимым побегом разносчика, хотя капитан поручил караулить его двум самым верным своим солдатам.
Примерно за год до описываемых событий, как раз тогда, когда ждали важных передвижений войск, Бёрча видели у штаб-квартиры американского главнокомандующего. Как только об этом доложили офицеру, которому была доверена охрана дорог, ведущих к американскому лагерю, он тотчас послал вдогонку за разносчиком капитана Лоутона.
Знакомый со всеми горными переходами, неутомимый при исполнении своих обязанностей, капитан ценою огромных усилий и трудов выполнил возложенную на него задачу. С небольшим отрядом он остановился передохнуть на одной ферме, собственноручно запер пленника в отдельной комнате и оставил под охраной двух солдат, как уже было сказано выше. Потом припоминали, что недалеко от караульных какая-то женщина усердно хлопотала по хозяйству; особенно старалась она угодить капитану, когда тот с присущей ему основательностью уселся ужинать.
И женщина и разносчик исчезли; найти их не удалось. Обнаружили только короб, раскрытый и почти пустой, а маленькая дверца, ведущая в комнату, смежную с той, где заперли разносчика, была распахнута настежь.
Капитан Лоутон никак не мог примириться с тем, что его одурачили. Он и прежде яростно ненавидел врага, а это оскорбление уязвило его особенно глубоко. Капитан сидел в мрачном молчании, размышляя о побеre своего бывшего пленника, и машинально продолжал поглощать завтрак, хотя за это время он мог бы уже наесться досыта. Вдруг по долине прокатился звук трубы, игравшей воинственную мелодию. Капитан мгновенно встал из-за стола и крикнул:
- Джентльмены, по коням, это Данвуди! - и в сопровождении младших офицеров выбежал из дома.
Все драгуны, кроме часовых, оставленных караулить капитана Уортона, вскочили на лошадей и понеслись навстречу своим товарищам. Лоутон не забыл принять все необходимые меры предосторожности - в этой войне нужна была удвоенная бдительность, так как враги говорили на одном языке и не отличались друг от друга ни видом, ни обычаями. Приблизившись к отряду кавалерии, вдвое большему, чем его собственный, так что уже можно было различить лица, капитан Лоутон пришпорил коня и через минуту оказался подле своего командира.
Лужайку перед домом мистера Уортона снова заполнили кавалеристы; соблюдая те же предосторожности, вновь прибывшие поспешили разделить со своими товарищами приготовленное для тех угощение.
ГЛАВА VI
Великими победами своими
Прославлены навеки полководцы,
Но только тот действительно герой,
Кто, восхищаясь женской красотой,
Способен с ее чарами бороться.
Мур
Дамы семейства Уортон собрались у окна и с глубоким вниманием наблюдали за описанной нами сценой.
Сара смотрела на своих соотечественников с улыбкой, полной презрительного равнодушия; ей не хотелось отдавать должное даже внешнему виду людей, вооружившихся, как она считала, во имя дьявольского дела - мятежа. Мисс Пейтон любовалась великолепным зрелищем, гордая тем, что это были воины отборных полков ее родной колонии; а Френсис волновало лишь одно чувство, захватившее ее целиком.
Отряды не успели еще соединиться, как острый глаз девушки выделил из всех прочих одного всадника. Даже лошадь этого молодого воина, казалось ей, сознавала, что она несет на себе человека необыкновенного. Копыта чистокровного боевого коня едва касались земли - такой легкой и плавной была его поступь.
Драгун сидел в седле с непринужденным спокойствием, показывавшим, что он уверен в себе и в своей лошади; в его высокой, стройной, мускулистой фигуре ощущались и сила и ловкость. Именно этому офицеру рапортовал Лоутон, и они въехали бок о бок на лужайку перед домом мистера Уортона.
Командир отряда на мгновение задержался и окинул взглядом усадьбу. Несмотря на разделявшее их расстояние, Френсис разглядела его черные блестящие глаза; сердце ее забилось так сильно, что у нее перехватило дыхание. Когда всадник соскочил с коня, она побледнела и, почувствовав, что у нее подгибаются колени, присела на стул.
Офицер наскоро отдал распоряжения своему помощнику и быстро пошел по лужайке к дому. Френсис встала и покинула комнату. Он поднялся по ступенькам террасы и только коснулся входной двери, как она уже распахнулась перед ним.
Френсис уехала из города еще совсем юной, и ей не пришлось приносить в жертву тогдашней моде свою природную красоту. Ее густые золотистые волосы не были истерзаны щипцами парикмахера: они падали на плечи естественными, как у детей, локонами и обрамляли лицо, сиявшее очарованием молодости, здоровья и простодушия. Глаза ее говорили красноречивее всяких слов, но губы молчали; она с мольбой протянула руки, и ее склоненная в ожидании фигурка была так прелестна, что Данвуди на миг безмолвно застыл на месте.
Френсис молча проводила его в комнату напротив той, в которой собрались ее родные, живо обернулась к нему и, положив обе руки на его руку, доверчиво промолвила:
- О, Данвуди, как я счастлива, что вижу вас, счастлива по многим причинам! Я привела вас сюда, чтобы предупредить, что в соседней комнате друг, которого вы не ожидаете здесь встретить.
- Каковы бы ни были причины,- воскликнул молодой человек, целуя ее руки,- я очень рад, что мы с вами наедине, Френсис! Испытание, которому вы подвергли меня, жестоко; война и жизнь вдалеке друг от друга могут вскоре разлучить нас навеки.
- Мы должны подчиняться необходимости, она сильнее нас. Но теперь не время для разговоров о любви; я хочу сказать вам о другом, более важном деле.
- Но что может быть важнее неразрывных уз, которые сделают вас моей женой! Френсис, вы холодны ко мне... к тому, кто в дни суровой службы и в тревожные ночи ни на миг не забывал ваш образ.
- Дорогой Данвуди,- растроганная до слез Френсис опять протянула ему руку, и ее щеки снова загорелись ярким румянцем,- вы знаете мои чувства... Кончится война, и ничто не помешает вам взять эту руку навеки... Но, пока в этой войне вы противник моего единственного брата, я никогда не соглашусь связать себя с вами узами более тесными, чем узы нашего родства. Вот и сейчас мой брат ждет вашего решения: вернете ли вы ему свободу или пошлете на верную смерть.
- Ваш брат! - вздрогнув и побледнев, вскрикнул Данвуди.- Объяснитесь... что за страшный смысл кроется в ваших словах?
- Разве капитан Лоутон не сказал вам, что сегодня утром он арестовал Генри? - еле слышно продолжала Френсис, устремив на жениха взгляд, полный тревоги.
- Он доложил мне, что задержал переодетого капитана шестидесятого полка, не сказав, где и когда,- так же тихо ответил майор и, опустив голову, закрыл лицо руками, пытаясь скрыть свои чувства.
- Данвуди, Данвуди! - теряя уверенность и охваченная мрачным предчувствием, воскликнула Френсис. - Что означает ваше волнение?
Когда майор поднял лицо, выражающее самое глубокое сострадание, она продолжала:
- Конечно, конечно, вы не выдадите своего друга, вы не допустите, чтобы мой брат... ваш брат... умер позорной смертью.
- Френсис! - с мукой в голосе воскликнул молодой человек.- Что я могу сделать?
- Сделать! - повторила Френсис, с испугом глядя на него.- Неужели майор Данвуди отдаст в руки врагов своего друга... брата своей будущей жены?
- О, не говорите со мной так сурово, дорогая мисс Уортон... моя Френсис! Я готов отдать жизнь за вас... за Генри... но я не могу нарушить долг, не могу забыть о своей чести. Вы первая презирали бы меня, если бы я так поступил.
- Пейтон Данвуди,- произнесла Френсис, и ее лицо покрылось пепельной бледностью,- вы говорили мне... вы клялись, что любите меня...
- Я люблю вас,- горячо сказал молодой человек.
Но Френсис знаком остановила его и продолжала дрожащим от негодования голосом:
- Неужели вы думаете, что я стану женой человека, обагрившего руки кровью моего единственного брата!
- Френсис, вы разрываете мне сердце!- сказал майор и замолчал, чтобы совладать с собою; потом, силясь улыбнуться, добавил:- В конце концов, может быть, мы напрасно терзаем себя опасениями. Возможно, что, когда я узнаю все обстоятельства, окажется, что Генри военнопленный, и только; тогда я смогу отпустить его на честное слово.
Нет чувства более обманчивого, чем надежда, и, видимо, молодости принадлежит счастливое преимущество наслаждаться всеми радостями, какие она может принести. А чем больше мы сами достойны доверия, тем более склонны доверять другим и всегда готовы думать, что произойдет то, на что мы уповаем.
Смутная надежда молодого воина была выражена скорее взглядом, чем словами, но кровь снова прилила к щекам подавленной горем девушки, и она промолвила:
- О, конечно, нет никаких оснований для сомнения. Я знала... знаю... вы никогда не оставите нас в нашей страшной беде!
Френсис не смогла справиться с охватившим ее волнением и залилась слезами.
Одна из самых приятных привилегий любви - это обязанность утешать тех, кого мы любим; и, хотя проблеск надежды, мелькнувший перед ним, не очень успокоил майора Данвуди, он не стал разочаровывать милую девушку, прильнувшую к его плечу. Он вытирал слезы на ее лице, и к ней вернулась вера в безопасность брата и в покровительство жениха.
Когда Френсис оправилась и овладела собой, она поспешила проводить майора Данвуди в гостиную и сообщить родным приятную новость, которую уже считала достоверной.
Майор неохотно пошел за ней, предчувствуя беду, но через несколько мгновений он был уже в кругу родственников и старался собрать все свое мужество, чтобы с твердостью встретить предстоящее испытание.
Молодые офицеры поздоровались сердечно и искренне. Капитан Уортон держался так, точно не случилось ничего, что могло бы поколебать его самообладание.
Между тем неприятная мысль, что он сам в какой-то мере причастен к аресту капитана Уортона, смертельная опасность, грозившая его другу и надрывавшие сердце слова Френсис породили в душе майора Данвуди тревогу, которую, несмотря на все свои старания, он не мог скрыть. Остальные члены семейства Уортон приняли его тепло и по-дружески - они были к нему привязаны и не забыли об услуге, которую он недавно им оказал; к тому же выразительные глаза и зардевшееся лицо девушки, вошедшей вместе с ним, красноречиво говорили, что они не обманутся в своих ожиданиях. Поздоровавшись с каждым в отдельности, Данвуди кивком головы приказал уйти солдату, которого осторожный капитан Лоутон приставил к арестованному молодому Уортону, потом повернулся к нему и приветливо спросил:
- Скажи мне, Генри, при каких обстоятельствах ты перерядился в тот костюм, в котором тебя застал здесь капитан Лоутон, и помни... помните, капитан Уортон, что ответы вы даете совершенно добровольно.
- Я это сделал, майор Данвуди,- серьезно ответил английский офицер,- чтобы иметь возможность навестить своих близких, не подвергаясь опасности попасть в плен.
- Но вы переоделись только тогда, когда увидели, что приближается отряд Лоутона?
- Да, да,- с жаром вмешалась Френсис, в тревоге за брата забыв обо всех подробностях,- мы с Сарой переодели Генри, когда показались драгуны; его узнали лишь благодаря нашей неловкости.
Данвуди слушал объяснения Френсис, глядя на нее с любовью, и лицо его просветлело.
- Вероятно, вещи, которые вы дали ему, были у вас в доме,- продолжал Данвуди,- вы схватили в последнюю минуту то, что попалось вам под руку?
- Нет, все это было на мне, когда я уходил из Нью-Йорка,- с чувством собственного достоинства сказал капитан Уортон.- Я раздобыл эти вещи именно для этой цели и намеревался сегодня в таком же виде вернуться в город.
Увлеченная горячим чувством, Френсис стояла между братом и женихом, но, когда истина блеснула в ее сознании, она с ужасом отпрянула и опустилась на стул, глядя на молодых людей широко открытыми глазами.
- А пикеты... отряды на равнинах? - побледнев, спросил Данвуди.
- Я прошел мимо них переодетый. Я показал им пропуск, который я купил, а так как на нем стоит подпись Вашингтона, надо полагать, что он поддельный,