- Ежели б я стоял перед дулом, ты б и то должен стрелять! - рявкнул поручик, вырывая фитиль и сам поднося его к пальнику. Тотчас орудие, подпрыгнув, изрыгнуло огонь. За ним второе, третье, четвертое… Затем, без перерыва, последовала вторая очередь картечей. В каждом заряде было по двести кованых чугунных пуль. Первый выстрел, лишь частью задевший гренадер, был встречен криком "ура!" и ответным залпом, но остальные, направленные точнее, в середину построений гренадер и московцев, произвели ужасные опустошения. Многие десятки убитых валялись на земле, сотни были ранены.
Гренадеры кинулись на Галерную, столкнувшись с павловцами. Напор был столь велик, что бегущие прорвались до того места, где стоял эскадрон конно-пионер во главе с Зассом. Конные пионеры стали рубить бегущих гренадер, редко получая в ответ выстрел или укол штыком. Константин Константинович тоже решил размять руку. Он приметил человека громадного роста, увлеченного толпой бегущих, точно мощное дерево, увлекаемое половодьем. Этот человек, размахивая палашом, пытался привести бегущих в чувство, сплотить их для отпора. Направив своего скакуна в сторону незнакомца, Засс взмахнул палашом, стремительно обрушив его вниз. Не было, пожалуй, человека, который смог бы отразить эту стальную молнию. Но удар был молниеносно отпарирован палашом с такой силой, что златоустовский клинок полковника преломился. Затем в левой руке незнакомца появился пистолет, и, когда он поднял взгляд на Засса, полковник узнал в нем того майора Подольского кирасирского, что разгуливал у Бельведера в обществе Лунина. Одновременно с воспомининием вспыхнул выстрел, и полковник почувствовал, что его конь валится наземь, увлекая всадника и придавливая его ногу к земле… Через минуту пионеры выручили своего командира, но майора он уже потерял из вида.
Между тем забили дробь пальбе из пушек.
- Преследовать бегущих! - распорядился Николай. Несколько эскадронов Конного полка поскакали вслед бежавшим солдатам по Английской набережной. Московцы попрыгали на лед Невы, и там Александр Бестужев попытался построить их повзводно для того, чтобы попытаться взять Петропавловку. Но к Исаакиевскому мосту выкатили пушки и сделали выстрелы ядрами, разбившими лед под ногами солдат. Солдаты стали проваливаться под лед и обратились в дальнейшее бегство.
Между тем и Кавалергардский полк собрался ударить в тыл бегущим гренадерам. Но путь ему пересек внезапно стронувшийся с места Второй Преображенский батальон Шипова, который направился как бы с той же целью, но и сам запоздал, и не позволил кавалерии обрушиться на бегущих. Николай не стал сразу реагировать на этот случай, пообещав себе позднее разобраться.
Два орудия были выдвинуты к Исаакиевскому мосту и наведены на занимавших его финляндцев барона Розена. Так как никто не знал, что зарядов уже нет, финляндцы быстро очистили мост, устрашенные предыдущими событиями.
Деморализованных ужасной катастрофой моряков Гвардейского экипажа взял в плен без единого выстрела выдвинувшийся Измайловский полк.
К полудню на площади, кроме убитых и раненых, остались лишь верные или не проявившие склонности к бунту войска.
- Александр Христофорович! - обратился Николай к генералу Бенкендорфу. - Берите четыре эскадрона конногвардейцев и еще конно-пионеров Засса и отправляйтесь ловить изменников на Васильевском острове. Назначаю вас его генерал-губернатором. Два эскадрона останутся на этой стороне с тем же заданием, ими под вашим командованием пусть руководит Орлов.
- Слушаюсь! - Генерал-адъютант взял под козырек.
Генералу Васильчикову Николай велел оставаться у Сената и отдал ему в команду Измайловский и Павловский полки и часть артиллерии. У Гороховой, на Адмиралтейской площади оставил лейб-гвардии Егерский полк и за ними четыре эскадрона Кавалергардского полка. Зимний был окружен артиллерией, на Дворцовой площади у парадного подъезда стал Преображенский полк, левее - два эскадрона кавалергардов. Во дворе находились саперы.
В это время из-за города подошли Драгунский полк под командой полковника Чичерина и Гусарский под командой старшего полковника полка Арпсгофена.
Санкт-Петербург тем временем превратился в арену поиска и захвата беглецов. Бенкендорф действовал энергично, со сноровкой настоящего полицейского, повсюду рассылая конные и пешие патрули и расставляя караулы. Он сбил несколько команд и отправил по городским линиям, дав четкие инструкции. Солдаты не вламывались в дома, а обшаривали дворы и подвалы, где могли укрыться беглые рядовые. Главное было лишить противника живой силы - мятежными офицерами можно заняться после. Захваченных солдат противной стороны, частью на площади, частью в городе, в колоннах вели в Петропавловскую крепость и набивали ими казематы. Петербургский полицмейстер Александр Шульгин, пьяный более чем обыкновенно, был у Бенкендорфа на посылках. Ему же дали неприятное поручение: разобрать завалы у Исаакия и убрать трупы от собора, с площади и с прилегающих улиц. Немедленно были вызваны пожарные, которые вместе с полицейскими занялись разборкой руин и складыванием трупов у ограды. Пьяный Шульгин ничего лучше не придумал, чем сбросить их в реку с наступлением темноты, о чем и отдал приказ.
Вечером мороз усилился. Дворцовая, Адмиралтейская и Сенатская площади выглядели как стан в завоеванном городе - горели многочисленные костры, возле которых оставленные в карауле гвардейские солдаты грелись и ели принесенный из казарм горячий обед. По краям площадей были протянуты цепи застрельщиков, по углам стояли караулы и при них заряженные орудия. Повсюду ходили военные патрули.
Всю ночь подчиненные Шульгина, крестясь, сбрасывали трупы в проруби на Неве.
Глава 29
В поисках убежища
В горячке столкновения главным инстинктом Петра было выбраться из потерявшей всякую команду толпы солдат. Как только Ломоносов миновал свалку, еще он не остыл, как перед ним встал вопрос дальнейших действий. Он видел, как на льду Александр Бестужев строит солдат для отчаянной попытки штурма Петропавловки и как его люди уходят под лед, разбитый ядрами, а уцелевшие разбегаются. Петр понимал, что схватка проиграна, попытка собрать людей для отпора бесполезна и приведет только к новым потерям. Также он знал, что сейчас начнется беспощадная охота за людьми, которых будут искать повсюду, неотступно и упорно, тем более что продолжает существовать угроза со стороны армейских частей, принявших сторону Константина. Надо было скрыться. Однако пробираться за город в крестьянском платье, пожалуй, было делом столь же бесперспективным, что и скрываться в квартирах своих новых знакомых, куда наверняка вскоре направятся наряды жандармов и полиции.
Однако первым делом следовало убраться с улицы. Он с некоторым сожалением воткнул в снег так хорошо ему послуживший кирасирский палаш, однако от пистолетов избавляться не спешил. Проверив свою одежду и убедившись, что внешне она почти не пострадала, разве что помялась, Петр принял спокойный вид и направился в сторону площади Большого театра на Мойке. Там, в районе театра, проживал известный не только ему, но и всему Петербургу драматический актер Василий Каратыгин. Ему удалось без помех добраться до трехэтажного дома, в котором квартировал Каратыгин. Он знал, что дворники доносят в полицию, поэтому с облегчением увидел, что здешний Аргус отлучился. Не теряя времени, он поднялся черным ходом на третий этаж и постучал в дверь каратыгинской квартиры. Трудно сказать, чтобы он предпринял, не окажись хозяина дома, но дверь открылась и прозвучал знаменитый каратыгинский бас:
- Входите!
Петр быстро вошел, сразу заперев за собой дверь. Каратыгин был дома, в халате. Перед Ломоносовым предстал высокий и статный молодой красавец - недаром он был любимцем столичной публики, - он был такого же роста, как Петр. В театре ему доставались роли Петра Великого, Михайлы Ломоносова и других великанов. За рост и пластичное перевоплощение его впоследствии весьма ценил император Николай.
- День добрый, Василий Андреевич! - поздоровался Ломоносов. - Вы один?
- Да. Но кто вы, сударь? Зачем вы ко мне пришли? - удивился актер.
- Пять лет назад я был среди тех, кто аплодировал вашему блистательному дебюту на театральной сцене…
Актер был польщен, но являлся человеком неглупым и понимал, что посетили его не с тем, чтобы расточать похвалы.
- Но в настоящее время какая вам нужда во мне?
- В данном случае я нуждаюсь не в вашем актерском даре, но в искусстве гримера. Мне надо скрыться от глаз полиции за чужой личиной. Одна моя надежда на вас.
- А ежели я скажу "нет"? - Каратыгин откуда-то из-за спины добыл увесистую дубинку, орудие весьма суровое в этакой ручище.
- В настоящее время я являюсь государственным преступником и такой ответ не приму. - Петр достал из-под полы пистолет. - К тому же речь не обо мне одном - мои друзья в беде, и им может потребоваться моя помощь. Поэтому я не собираюсь пока оставлять пределы губернии. Ради чего мне и необходимо изменить внешность.
- Вы правы, - заметил актер, откладывая дубинку в сторону. - Проходите. Что произошло?
- Сцепились два цесаревича, один из которых - тот, что в Петербурге, - имеет менее прав на престол, но выиграл, благодаря дьявольскому ходу - взорвав Исаакий, возле которого стояла часть наших войск.
Каратыгин, казалось, еще колеблется.
- Так вот что это взорвалось! Но что, если станет известно мое участие в вашем деле?
- Кто, кроме вас и меня, об этом узнает? Меня никто не видел: дворника, по счастью, не было. А я даю слово дворянина, что не скажу. Кстати, надеюсь, и вы меня полиции не выдадите? Ведь моим друзьям не составит труда найти вас впоследствии.
- Хорошо, - наконец согласился актер, в котором, как во всяком простом русском человеке, было сочувствие к людям, преследуемым властями.
Он усадил Ломоносова на табурет и принялся за работу. Гримировка заняла два часа. Наконец Каратыгин, отступив в сторону, предложил полюбоваться результатом в трюмо.
Из глубины зеркала на Ломоносова глядело чужое лицо. Оно было украшено крестообразным шрамом на левой щеке, покрыто какими-то бугорками, одно ухо криво, нос украшен красными жилками, выдающими пьяницу. Волосы стрижены неровно, подбородок украшала десятидневная щетина.
Словом, являлся образец то ли купчика третьей гильдии, то ли мастера с верфи - словом, свободного россиянина без всяких сословных преимуществ.
- Однако! - промолвил потрясенный результатом Петр. - Всякое умение должно быть оплачено. Не могли бы вы дать мне урок такого мастерства? Я согласен вам его оплатить, - и он положил два четвертных банковских билета на трюмо.
- Охотно. - Каратыгин, как человек простого происхождения, в юности весьма нуждавшийся, был к деньгам неравнодушен.
Занятие продолжалось еще час. Потом гость заплатил актеру еще за нашедшийся в чулане мещанский полушубок, чекмень, партикулярные портки и теплые коты и поменял одежду. Голову преображенного Ломоносова украсила плоская шляпа. Снятые вещи были уложены в дрянной чемоданишко. На минуту Ломоносов попросил перо и бумагу и составил короткое письмо. Затем Петр распрощался с гостеприимным хозяином и спустился вниз по скрипучей лестнице. Тут возникло небольшое затруднение - открыв дверь, он увидел спину дворника, стоящего у ворот, точно цербер. Выход был найден быстро. Из кармана появилась фляжка с водкой, которая была щедро разбрызгана по платью и физиономии для создания соответствующего амбре.
- Ах-х! И хор-роший же человечище тв-вой хоз-яин! - Дышащая водкой громада надвинулась на невысокого дворника и облапила его. - С утрева мы с им угошшались, и ен мне раб-боту д-дает в киятре! Ну! - Затем качающаяся фигура продвинулась дальше, исчезая за углом. Поскольку пьяная болезнь актеров широко известна, никаких сомнений у дворника эта история не вызвала.
Теперь Петр шел в сторону Фонтанки, стараясь миновать улицы до темноты. Наконец, он остановился перед домом, принадлежавшим президенту Академии художеств, сенатору, государственному секретарю Алексею Оленину. Он подозвал привратника и, дав ему полтину, попросил:
- Передай барыне письмо, милай челавек!
- Ты кто таков будешь? - сурово спросил хранитель священных врат, чей лик украшали пышные бакенбарды.
- Псковской мещанин, по конской части мы.
- Ну ладно. Передам.
- А я ответ здеся подожду. - Челобитчик отошел к ограде.
В письме содержалась рекомендация псковскому мещанину Алексею Окладникову в том, что он первостатейный мастер по конской части. Рекомендация была подписана рижским дворянином Пьером Каслене.
Петр ожидал, что любопытная челядь не преминет сунуть нос в бумагу.
Примерно через полчаса поспешно подошел лакей и позвал Ломоносова с собой. К этому времени пришлый человек успел промерзнуть и истоптал снег на том месте, где стоял, непрерывно переступая с ноги на ногу.
С наслаждением Петр вошел в тепло хорошо натопленного особняка. Его провели прямо в хозяйские комнаты.
Елена Оленина, вторая жена сенатора, была молодо выглядевшей красивой русоволосой женщиной лет тридцати. У нее было овальное бледное лицо и зеленые глаза. Она сидела в кресле и при виде вошедшего на ее лице выразилось нетерпение, сменившееся разочарованием и даже отвращением при виде неприглядной физиономии вошедшего.
- Кто вы такой? - спросила она.
- Так, Алексей Окладников, мещанин псковской, конюший господина Каслене был.
При звуке этого голоса Елена слегка переменилась в лице.
- Иван, можешь идти! - обратилась она к лакею. Тот вышел, слегка удивленный, чем мог столь отталкивающий тип заинтересовать хозяйку. Между тем она просто перевела на русский язык французскую фамилию рекомендателя и получила фамилию: "Ломоносов".
- Итак, это вы? - негромко спросила женщина Петра.
Тот молча склонил голову.
- Чем вызван этот маскарад? Разве между нами не кончено?
- Я пришел, чтобы просить у вас помощи. Меня преследуют, мои друзья схвачены. Я должен оставаться в Петербурге, чтобы попытаться помочь им.
- Значит, эта стрельба на Сенатской с вами связана? Это мятеж?
- Нет, но нас наверняка так ославят. Мы пытались отстоять для Константина русский престол, но были разбиты…
- Мне, впрочем, все равно. Но вы можете подвести мужа. У нас бывает весь Петербург!
- Я прошу места на конюшне, и этого с меня достанет.
Женщина задумалась. Некоторые женщины, порвав с возлюбленным, тут же наполняются холодом и враждебностью к бывшему предмету страсти. Другие же и спустя десятилетия сохраняют добрые чувства к старому сердечному другу. Елена Оленина, носившая тогда другую фамилию, была близка с Петром до великой войны. Именно с нею был связан проступок, приведший его из гвардейской кавалерии в армейскую пехоту. А его любовь - вышла замуж за блестящего сенатора старше ее в три раза…
Прошло десять лет, но, даже не видя его настоящего лица, она вспомнила свое чувство к нему.
- Хорошо. Только не подведите мужа.
Она позвонила в колокольчик:
- Иван! Отведите Алексея на кухню покормить, и приставьте его к нашим лошадям. Ночует пускай на конюшне.
Иван, имевший долю с кучерами в разворовывании фуража, с неудовольствием взглянул на чужака, но против хозяйкиной воли возразить не посмел.
Перед крепостными аборигенами конюшни новичок предстал человеком скромным, несмотря на свой рост и вид. Тот же, кто решил было жестоко пошутить над ним, сразу лишился двух зубов и преисполнился уважения к степенному мастеру конного дела. Пока полиция и филеры по всему Петербургу ловили участников "мятежа", один из активнейших из них находился в получасе хода от Зимнего дворца.
Глава 30
Аресты
Вернувшись в Зимний, Николай первым делом обнял жену и сына.
- Все в порядке, милая, - сказал он Александре Федоровне. Затем он вынес сына, одетого в саперный мундирчик, к саперам и поднял над головой под громовое: "Ура!"
После этого он вернулся во дворец и, поднявшись в покои Марии Федоровны, сказал почтительно:
- Ну что, матушка, я победил. Побил всех ваших конфидиентов. Не ваш ли сей перстенек? - Он положил на инкрустированный столик кольцо с портретом покойного государя. - Это с пальца покойного Милорадовича сняли и мне поднесли.
- Вы будете великим государем, сын мой, - сказала вдовствующая императрица, пристально глядя на Николая. - Таким же, каким был Петр Жестокий.
- Спасибо, матушка. - Новый император поцеловал ее руку и вышел.
Встретив генерала Евгения Вюртембергского, он бросил ему:
- Ну, и чего стоят разговоры о либерализме, кузен, если за ними нет пушек? - Дал он понять, что в курсе генеральского интереса к тем, кто был нынче разбит на площади.
Вскоре начали приводить пленных: одним из первых Шепина-Ростовского в изорванном парадном мундире. Потом Михаила Бестужева, Александра Сутгофа, взятого еще днем Якубовича, нескольких гвардейских мичманов. Потом доставили схваченного у себя на квартире Рылеева (он не стал скрываться).
Со связанными руками их приводили в кабинет Николая, перед которым стоял караул саперов. Здесь их допрашивал сам хозяин кабинета, а генерал Толь записывал, сидя за туалетным столиком. Потом их передавали для более подробного расспроса генералу Василию Левашову, после чего отправляли в крепость.
Статс-секретарь министерства Карл Васильевич Нессельроде, крючконосый коротышка, угрожая вторжением в австрийское посольство, выковырял князя Трубецкого у графа Лебцельтерна.
Сделав перерыв в допросах, Николай вызвал к себе Сперанского и спросил его с армейской непосредственностью:
- Как вы думаете, с точки зрения государственных интересов, как все-таки будет лучше поступить - расстрелять всех мятежников, или все-таки повесить? С одной стороны, они офицеры. А с другой - все-таки мятежники.
- Думаю, что лучше всего судить их, каждого по его вине - одних повесить, других отправить в Сибирь, а иных и простить: так вы разделите их и составите о себе мнение человечности в глазах публики, - ответил умудренный жизнью законник.
- Вы правы, черт возьми, - судить - это не приходило мне в голову!
Всего в этот день было взято полтора десятка офицеров, но на основании полученных сведений маховик следствия о заговоре начал раскручиваться. Для этой цели был создан Тайный следственный комитет под началом самого императора, в который вошли его младший брат Михаил, генерал фельдцехмейстер, военный министр Александр Иванович Татишев и генерал-адъютанты Павел Голенищев-Кутузов (вскоре назначенный столичным генерал-губернатором), Александр Бенкендорф, Василий Левашов и министр просвещения, бывший обер-прокурор, действительный тайный советник князь Александр Николаевич Голицин.
Впоследствии в комитет добавили генералов Алексея Потапова и вернувшегося в столицу Александра Чернышева, а также начальника Главного штаба Павла Ивановича Дибича. Правителем дел (секретарем) был назначен старательный и неглупый чиновник для особых поручений при военном министре Александр Дмитриевич Боровков. Впоследствии, однако, его отодвинул в тень укрепившийся на первой роли усердный флигель-адъютант, императорское око, полковник Владимир Адлерберг.