В эти тяжёлые дни Герцен вновь мысленно обращается к России: "Начавши с крика радости при переезде через границу, я окончил моим духовным возвращением на родину. Вера в Россию спасла меня на краю нравственной гибели".
В книге "О развитии революционных идей в России" писатель излагает краткий очерк истории страны и её культуры. Он приходит к выводу, что талантливый и трудолюбивый русский народ ожидает большое будущее. Герцен считал, что путь нашей страны к успеху лежит через сельскую общину. Он выступил как основоположник русского социализма, как зачинатель движения народников. Вера в будущее вдохновляет писателя, и он решает употребить все свои силы и средства на благо России.
В 1853 г. в лондонской типографии Герцена печатается прокламация "Юрьев день" и брошюра "Крещёная собственность", направленные против крепостного права. В 1855 г. начинает выходить альманах "Полярная звезда" – открытый вызов царскому правительству. Название журнала и силуэты пяти казнённых декабристов на его обложке указывали на преемственность декабристских традиций.
С 1857 г. Герцен вместе с Огарёвым издает свою знаменитую газету "Колокол". Программа её выразилась в лозунге – "освобождение крестьян от помещиков, освобождение слова от цензуры". "Колокол" тайно ввозился в Россию, где очень быстро завоевал широкую популярность и огромный авторитет. Герцен сумел организовать в стране широко разветвлённую сеть корреспондентов. На многие события в России "Колокол" в Лондоне откликался быстрее, чем петербургские газеты, которые к тому же сильно притеснялись цензурой. В "Колоколе" были напечатаны многие статьи Герцена – здесь широко развернулся его блестящий талант публициста. Он создал за границей вольную русскую прессу, и его традиции не были забыты в XX в.
Когда в 1861 г. отмена крепостного права была осуществлена, когда стал ясен половинчатый характер реформы, "Колокол" ударил в набат. Он призывал ограбленных крестьян к восстанию, выдвигая требование установить в России демократическую республику.
В 1863 г. царское правительство расправилось с польским восстанием. "Колокол" оказал поддержку восставшим. В течение десяти лет всё передовое и свободомыслящее в России находило своё отражение на страницах "Колокола".
Последние годы жизни Герцен провёл в Париже. В январе 1870 г. он участвовал в демонстрации парижских трудящихся. Но увидеть события Парижской коммуны ему не довелось. Он простудился и умер.
Художественное творчество Герцена. Ярко выраженное художественное своеобразие произведений Герцена хорошо охарактеризовал Белинский: "Могущество мысли – главная сила его таланта… Деятельность такого таланта образует особую сферу искусства, в которой фантазия является на втором месте, а ум – на первом".
Отличительной чертой художественных произведений Герцена является постоянное присутствие иронии. На ещё одну особенность своего творчества указал сам Герцен: "Меня ужасно занимают биографии". Действительно, многие его произведения представляют собой ряд жизнеописаний персонажей. Особенно характерен в этом отношении роман "Кто виноват?" (1845).
Несмотря на небольшой объём, он отличается широтой охвата жизни, злободневностью, остротой проблематики. Герцен исследовал в нём животрепещущие вопросы русской жизни 1840-х гг.: крепостное право, бюрократизм, проблемы женской эмансипации, трагедию мыслящей личности.
Роман начинается жизнеописанием помещика Негрова – "толстого, рослого мужчины, который после прорезывания зубов ни разу не был болен… Одно правило гигиены он исполнял только: не расстраивал пищеварения умственными упражнениями". Герцен создаёт выразительный образ крепостника, паразитирующего на крестьянском труде. Образ жизни Негрова характеризует "пустота всесовершеннейшая".
Несмотря на жестокую цензуру, Герцен сумел нарисовать правдивую картину бесправия и нищеты крепостных. Он иносказательно пишет о помещике Карпе Кондратьевиче, который, как полководец, расправлялся с непокорными крамольниками, т. е. с крестьянами, и наносил врагу наибольшее количество ударов. Здесь с особой силой появляется разящая герценовская ирония. Как убийственна фраза: "Губернатор возненавидел Круциферского за то, что он не дал свидетельства о естественной смерти засечённому кучеру одного помещика".
Гоголевской сатирической силы достигает Герцен в описаниях чиновников города NN. Мертвящее равнодушие ко всему, что не касается их карьеры или благополучия, скука, тупость, злоба ко всему, что выходит за пределы их понимания, – вот главные черты облика этих верных слуг русского самодержавия.
Центральное место в романе занимает жизнеописание Любоньки Круциферской, незаконнорожденной дочери Негрова. Любонька рано стала мыслить, сравнивать, делать собственные выводы. Ещё девочкой она записывает в своём дневнике: "Не могу никак понять, отчего крестьяне нашей деревни лучше всех гостей, которые ездят к нам из губернского города и из соседства, и гораздо умнее их, а ведь те учились и все помещики, чиновники, а такие все противные".
Трудно складывается жизнь Любоньки. Через многие обиды и унижения пришлось пройти этому гордому и независимому характеру. Любонька Круциферская, считает М. Горький, – "это первая женщина в русской литературе, поступающая как человек сильный и самостоятельный".
Большая часть романа занята жизнеописанием Владимира Бельтова. Молодой человек из дворянской семьи получил прекрасное образование и воспитание. Его учитель швейцарец Жозеф внушил ему самые высокие представления о человеческом призвании, о долге, о чести, о любви. Полный возвышенных романтических идеалов, с открытой душой, готовый служить человеческому благу, Бельтов попадает в среду чиновников города NN. Перед читателем развёртывается ещё одна скорбная история русского мыслящего человека. В условиях самодержавно-крепостнического государства знания, талант, честность, принципиальность, доброта Бельтова оказываются в глазах российских обывателей смешными, а сам он – "умной ненужностью".
Кто виноват в том, что отупевшие жестокие бездельники пользуются всеми благами, в то время как жизнь лекаря Круциферского, например, была "огромным продолжительным геройским подвигом на неосвященном поприще, награда – насущный хлеб в настоящем и надежда не иметь его в будущем?"
Кто виноват, что трагична судьба умной, тонкой женщины Любоньки Круциферской?
Кто виноват, что Бельтов – образованный гуманный человек, жаждавший полезной деятельности, – не находит её?
Герцен беспощадно судит виновных. Белинский называл роман "мастерски изложенным следственным делом". Он утверждал, что главное в романе "Кто виноват?" – это "страдание, болезнь при виде непризнанного человеческого достоинства, оскорбляемого с умыслом и ещё больше без умысла… чувство гуманности и составляет, так сказать, душу творений Искандера".
Эта же мысль присутствует и в повести "Сорока-воровка" (1846).
Своеобразной завязкой повести служит спор между тремя молодыми людьми. Они горячо обсуждают вопрос – почему в России нет талантливых актрис? Один из них – стриженный в кружок (славянофил), другой – вовсе не стриженный (западник). Оба они далеки от истины, и тогда третий – стриженный под гребёнку – рассказывает им историю, составляющую содержание "Сороки-воровки".
Ярким драматическим дарованием наделила природа крестьянскую девушку Анету. С большим успехом выступает она в крепостном театре. Артист – человек тонкий, ранимый, а крепостное право грубо, жестоко, бесчеловечно. Анета становится жертвой своего хозяина – бессердечного крепостника князя Скалинского. Откуда же взяться в России хорошим актрисам?
Творчество Герцена 1840-х гг. отличается яркой антикрепостнической направленностью.
В 1868 г. Герцен заканчивает свой шестнадцатилетний труд "Былое и думы". Писатель скромно называет свою книгу "отражением истории в человеке, случайно попавшемся на её дороге". Нескончаемой чередой проходят перед нами события и люди, которых Герцен наблюдал в течение всей своей трудной и богатой впечатлениями жизни. "Былое и думы" – произведение, в котором представлены самые различные жанры: мемуары и роман-хроника, художественный очерк и публицистическая статья, дневник и письма.
Действие книги происходит в Петербурге, Москве, Владимире, Новгороде, Лондоне, Париже, Цюрихе и многих других городах. Колоссально количество действующих лиц, даны зарисовки из жизни всех слоёв русского общества. Но основное внимание уделяется русской интеллигенции. На страницах "Былого и дум" читатель встречается с Белинским, Огарёвым, Грановским, Щепкиным, Полежаевым и многими другими замечательными деятелями русской культуры и литературы.
В книге есть и главный герой. Это – сам Герцен. Страницы его биографии, авторские исповеди, споры о судьбах России, литературные оценки – всё это написано, по выражению Тургенева, "слезами, кровью, это горит и жжёт… Так умел писать он один из русских".
Но "Былое и думы" не только мемуары. Герцен и здесь остался борцом. Его произведение пронизано ненавистью к угнетению и насилию. Появление книги, несмотря на её ярко выраженное национальное своеобразие, было воспринято как факт всеевропейского значения.
Знаменитый французский писатель Виктор Гюго писал Герцену: "Ваши воспоминания – это летопись счастья, веры, высокого ума и добродетели. Вы мастер мыслить и страдать – два высших дара, какими может быть наделена душа человека.
Поздравляю Вас до глубины сердца. Ваша книга восхищает меня от начала до конца. Вы внушаете ненависть к деспотизму. Вы помогаете раздавить чудовище, в Вас соединились смелый боец и мыслитель. Я с Вами".
Художественное творчество Герцена – памятная страница в истории русской классической литературы XIX в. Герцен оказался одним из тех писателей, чьи произведения стали особенно актуальными в XX в.
Литература
Гинзбург Л.Я. "Былое и думы" (любое издание).
Дрыжакова Е.Н. Герцен в раздумьях о себе, о мире, о людях. М., 1972.
Бабаев Э.Г. Художественный мир Герцена. М., 1981.
Прокофьев В. Герцен // (ЖЗЛ).*
Герцен – мыслитель, писатель, борец. М., 1985.
Заключение
"Кому он нужен, этот Ленский?" – такой откровенный вопрос был поставлен перед редакцией молодёжной газеты группой её читателей-старшеклассников в совсем недалёком прошлом. Разумеется, ответ предполагался очевидный, поскольку космос бороздят рукотворные корабли, а в многочисленных лабораториях учёные совершают эпохальные открытия. Подобный вопрос, озвучен он или нет, сегодня всё чаще возникает перед учениками и, естественно, учителями литературы. Мучает он и руководителей народного образования.
Что случилось в мире? Почему все цивилизованные народы высоко ценят русскую классическую литературу, отдавая должное её усилиям объяснить читателю нравственно-эстетические принципы, способствующие формированию человеческой личности? Есть все основания утверждать, что в историческую победу над фашизмом внесла свой скромный вклад и русская литература.
Так что же изменилось в России? И опять-таки не слишком преувеличивая, можно сказать, что было время, когда литература спасала человека, и что пришло время спасать её самоё. В начале XX в. футуристы призвали "сбросить Пушкина, Толстого, Достоевского с парохода современности". Воспринятая современниками как эпатирующая, эта мысль сегодня, когда век закончился, оценивается как почти сбывшееся пророчество.
Тоталитаризм нанёс литературе в России огромный ущерб системой цензурных запретов и ограничений. Писатель был лишён главного, без чего вообще немыслимо художественное творчество, – внутренней свободы. Но пришло новое время. Казалось бы, нет цензуры, нет соцреализма, нет старых писательских союзов. Как сказал поэт: "Твори, выдумывай, пробуй". Не тут-то было!
Когда возник книжный рынок, буквально расцвела массовая литература. Уже более десяти лет в местах скопления народа – у станций метро, на рынках, у магазинов – можно наблюдать пёстрые книжные развалы. Разноцветные мягкие обложки, популярные имена на обложках: А. Маринина, Д. Донцова, Ф. Незнанский, Б. Акунин и многие-многие другие, не говоря уже о десятках малоизвестных переводных авторов. Массовая литература обрела статус социального явления. У неё свой жанровый репертуар: книги криминального содержания (детектив, шпионский роман, боевик, триллер); фантастические жанры (фэнтези, главным образом); "розовый", или как его ещё называют, дамский роман – литературный аналог телевизионных "мыльных опер"; костюмно-исторический роман, наследующий традиции В. Пикуля; порнографические издания, конкурирующие с видеопродукцией подобного же содержания, и некоторые другие.
Книги этих жанров, как правило, легко читаются, "проглатываются". Уровень их столь же пёстрый, как и их обложки. Главная особенность массовой литературы – её стандартный характер. Везде одни и те же или очень похожие сюжетные ходы и ситуации. Близнецы-герои неутомимо кочуют из одной книги в другую, объясняясь на некоем псевдорусском языке с обильным включением специфической лексики. Это уже не лёгкое – легчайшее чтение, не оставляющее никаких следов в памяти и чувствах читателя.
Обнаружилось, что серьёзная русская художественная литература находится в глубоком кризисе. Пальцев одной руки хватит, чтобы перечислить новые заметные таланты, заявившие о себе в 90-е годы. Резко снизилась творческая активность писателей, завоевавших себе имя в предыдущие годы – Айтматова, Рекемчука, Белова, Распутина и др. Вот как оценил один из них возникшую ситуацию: "Вместо залежавшихся в долгих ящиках мятежных литературных шедевров на прилавки книжных магазинов хлынул поток безобразного коммерческого чтива – порнуха, детективщина, сомнительная фантастика, – они сметали с прилавков даже классику
Ощущение невостребованности не ушло, а лишь усугубилось".
Кто бы мог помочь исправить положение? Конечно же, русская классическая литература, вечный, неиссякаемый источник мастерства и красоты! Но утратив необходимые навыки обращения с нею, никто не торопится их восстанавливать. Более того! В марте 1999 г. группа депутатов Государственной думы внесла предложение об изъятии литературы из школьной программы – за ненадобностью: "Кому он нужен, этот Ленский?" Деятели культуры во главе с академиком Д.С. Лихачёвым выступили в печати с доказательствами абсурдности депутатских инвектив. Инцидент исчерпан? Увы!
В 2001 г. журнал "Огонёк" опубликовал интервью с М. Черемисиновой, автором диссертации "Латентная гомосексуальность в русской классической литературе".
Несколько цитат: "… берём конкретно наших литературных героев: Онегин – типичный кидальщик. Ленский его на самом деле больше интересовал, чем женщины, и убил он его не потому, что хотел заполучить женщину (ему наплевать было и на Ольгу и на Татьяну), а просто из скрытой подсознательной ревности. Этакая собака на сене с пистолетом.
Печорин – тоже кидальщик. Как он с несчастной Бэлой обошёлся, вспомните, и с княжной Мери также".
Обломов и Штольц. "Типичная гомопара! И таких пар, кроме Обломова со Штольцем, в русской литературе видимо-невидимо. Иван Иванович и Иван Никифорович Гоголя. Базаров и Кирсанов Тургенева…Чертопханов и Недопюскин (фамилии-то какие говорящие!), Лежнев и Рудин"…
Главный вывод: "… в русской литературе явный голубой перекос… Но почему-то именно когда речь заходит о классике, то учителя благоговейно закатывают глаза к потолку. Что не может, по моему мнению, не отражаться на психике некоторых впечатлительных учащихся".
И о себе:"…такова судьба настоящего учёного: разрушать стереотипы, чтобы дать дорогу новому. И я совершенно уверена в своей правоте. А вы неужели ещё сомневаетесь?>>
Пока ошарашенный читатель решает, сомневаться ему или нет, многострадальная словесность получает удар от своих. Доктора и кандидаты филологических наук "открыли" новую область литературоведения. В издательстве "Олимп ACT" в Москве ещё в 1997 г. вышел первый девятисотстраничный том "Шедевры мировой литературы. Сюжеты и характеры в кратком изложении". На первой же странице составители заявили: "Перед вами не просто справочное издание, но и книга для чтения. Краткие пересказы естественно не могут заменить первоисточников, но могут дать целостное и живое представление о них". Аналогично и другое издание – "Энциклопедия литературных героев" (М.: АГРАФ, 1999).
По мнению этих "новаторов", читать художественные произведения студентам и школьникам больше не нужно. Им предложено знакомиться с содержанием шедевров по кратким аннотациям: о персонажах: Евгений Онегин – 3 страницы, Борис Годунов – 2 страницы, Чичиков – 3 страницы, Обломов – 3 страницы; о произведениях: "Пётр Первый" – 4 страницы, "Жизнь Арсеньева" – 3 страницы. Ну и далее в том же роде. О каком же "целостном и живом" представлении может идти речь?! И ведь спрос есть. На полках учебных библиотек стоят уже целые ряды роскошных фолиантов, пересказавших из мировой и русской литературы всё, что можно было пересказать на радость современным митрофанушкам! Ни "Илиаду" читать не надо, ни "Гамлета", ни "Войну и мир"!
Нельзя принять и многократно повторенную телевидением в 2003–2004 гг. передачу "Русская литература умерла". Литература не может умереть, пока жив народ, её породивший, пока существует язык, на котором она объясняется с читателем. Не может – и всё тут. Какая бы персона вдруг ни возжелала этого. В человеке с рождения заложены духовные потребности в самопознании, в прекрасном, в самовыражении, в творчестве. Теперь их востребуют редко и неумело. Но в удовлетворении этих потребностей художественной литературе принадлежит одно из первых мест, и она обязательно вернётся.
Русское общество перестало быть литературо-центристским, но это не должно огорчать. Литература первой половины XIX в. создала много подлинно художественных образов. Она преодолела и схематизм классицизма, и слезливость сентиментальной школы, и внешние эффекты романтического эпигонства. Отталкиваясь от разного рода литературных трафаретов, писатели XIX в. нарисовали живого человека во всей сложности его внутренней жизни. Это духовное богатство требует умелого и тактичного обращения. Тем более, что тенденции в развитии литературы, обнаруживающиеся в последнее время, свидетельствуют о её принципиально новом качестве – уходе от универсальности к более полному обнаружению и эффективному использованию чисто эстетических свойств, в первую очередь.
Оказавшись в мире, созданном талантливым писателем, читатель искренне, доверительно сомыслит и сопереживает всему происходящему в нём. Больше для начала ничего не надо. В душе человека всё должно происходить само собой. Он сам должен решать, и по большей части интуитивно, что хорошо, а что плохо. Но как трудно быть таким читателем! Гораздо легче, по необходимости следуя за учителем, учебником или критиком, просто согласиться с тем, что один персонаж – такой-то, а другой – иной.
Опираясь на высокие образцы предшествующей литературы, разъяснять с их помощью текущую жизнь и предчувствовать будущее, – вот путь художественной литературы. С оптимизмом и надеждой будем ожидать достойного продолжения великих традиций русской литературы – одного из самых сложных и ярких явлений мирового искусства, будем надеяться, что в культурной жизни своего народа она обязательно займёт лидирующее положение, принадлежащее ей по праву.