- Вот смотрите! - Врач стал складывать карту по тем линиям, которые появились в призрачном свете. После нескольких перегибов из карты получился небольшой квадратный фунтик.
- А вот теперь самое главное - раскрыть оригами. Вот! - Доктор потянул за один уголок квадрата, и карта развернулась, но в виде цветка. На лице Травалини сияла улыбка восторга.
- Ну и? - спросил Андреа.
Сверху на лепестках соединялись между собой отрывочные фрагменты узора, который сначала был разбросан по всему полю карты с обеих сторон свитка.
- А теперь смотрите. - Травалини картинно указал рукой на прямоугольный каменный блок. - Вот куча черепов. Значит, на этом постаменте и было то самое древнее капище. А если вы проявите немного усердия, то сможете рассмотреть на его боковой стороне именно этот узор.
Врач, невероятно довольный и своим открытием, и самим собой, показал на рисунок, который образовался из сложенной карты.
- Я так думаю, это и есть решение нашей задачи. Здесь и находится цель нашего путешествия.
Андреа внимательно осмотрел каменную глыбу, провел рукой по шершавым завиткам. Каменное сооружение выглядело монолитным.
- Нож, возьми нож, - опять раздался голос Манко, который сидел на полу там же, где его побили.
Андреа недобро глянул на индейца, но все-таки достал каменный нож. Лезвие пыхнуло зеленоватым огнем, отразив струящийся со стен свет. Внимательно осмотрев узор на жертвеннике, юноша обнаружил посередине узкую, почти не видимую в сложном рельефе, щель. Андреа вставил в нее нож, и гигантский монолитный блок вдруг со скрипом раскрылся, как будто это была простая деревянная шкатулка. Внутри на горе золотых дисков стоял, призрачно светясь, нефритовый череп. Андреа протянул к нему руку, но тут пол завибрировал, стены загорелись ярче, раздался низкий гул. Одна из стен с грохотом отъехала в сторону, и в помещение ворвались клубы красного тумана. На какое-то время он полностью лишил людей способности ориентироваться. Но, словно от порыва свежего ветра, туман рассеялся, открыв стоящего посреди храма человека. В нем Андреа узнал гостя из своих ночных кошмаров. Манко с ужасом в глазах немедленно пал ниц. Потом он обернулся к Андреа и Травалини и страшным шепотом произнес:
- На колени, это Монтесума!
Но Андреа и не подумал преклоняться. Монтесума был в золотом одеянии, его голову украшал убор из золотых перьев, в руках он держал высокий посох. Взгляд Монтесумы, до сих пор устремленный в никуда, вдруг остановился на Андреа.
- Ты освободил меня, теперь ты тоже свободен, - произнес Монтесума.
Андреа готов был поклясться, что на лице ацтека не дрогнул ни один мускул и губы не шевелились. Но голос звучал в юноши прямо в голове.
- Отдай мне нож и иди, - заговорил Монтесума.
Андреа на секунду растерялся, но потом выхватил каменный нож из отверстия и, сделав над собой усилие, подошел к хозяину подземелья и протянул ему нож, держа его за лезвие.
Тот поднял руку и прикоснулся к рукоятке ножа. Тотчас словно тысяча чертей запели песню. Страшный вой ворвался в уши, ударил по барабанным перепонкам. Воздушный вихрь, как будто вырвавшись из ада, закрутил всех, оторвал людей от пола, бросил их на стену, с грохотом раскидал сотни черепов, которые с треском рассыпались в прах. Вихрь закружил Монтесуму, который растаял в нем бесследно. После этого стихия успокоилась. В помещении храма повисла смертельная тишина. Зеленое призрачное свечение погасло, но стена, из-за которой пришел Монтесума, не вернулась на место, оставив выход наружу, откуда шел обычный дневной, живой свет.
- Эй, тут есть кто живой? - раздался голос снаружи. Это был Торро Вальдес.
- Здесь! Сюда! - заорали Андреа и Травалини. Манко при этом хранил молчание, хотя тоже заметно обрадовался.
В проем разрушенной стены вошли остальные участники экспедиции. Они, как и было договорено, ждали у храма. Но ничего о происходящем не знали и не догадывались, пока взрыв, как им показалось, не разнес внешнюю стену.
- Грузите золото, надо уходить. - Андреа спешил покинуть это страшное место.
Сам он снял с мула свою поклажу и извлек оттуда белую холстину. В нее завернул череп и спрятал его надежно в переметную сумку на боках мула. Но тут из пирамиды раздались крики и звуки борьбы. Почуяв недоброе, юноша бросился обратно в храм. Там в сумраке он увидел, как Заморра с Хаби связывают руки поваленному на пол Травалини.
- Это что происходит?! - взревел Андреа.
- Спокойно, капитан, мы просто не умеем делить на восемь. Только на четыре, - раздался за спиной хриплый голос Торро Вальдеса. Ствол пистолета уперся в спину капитана.
- Ну и набрали мы сброда на Ямайке, - только и смог сказать Андреа.
Быстрыми и неприятными движениями руки Вальдеса обшарили карманы Андреа и сняли с перевязи шпагу.
- Пригнись! - раздался внезапно крик Манко.
Андреа, ведомый скорее инстинктом, чем разумом, рухнул на пол. А боевой топор ацтеков со свистом вошел прямо в лоб Вальдесу. Падая, тот в агонии все-таки спустил курок. Прогремел выстрел, но Андреа не стал разбираться, куда угодила пуля. Выдернув из головы Торро топор, он за один прыжок преодолел расстояние до лежащего врача. В бешенстве Андреа двумя ударами уложил предателей.
- Где четвертый? - крикнул Андреа.
- В углу. - Манко показал куда-то себе за спину. - Он меня связать хотел. Я ведь говорил, что придут только трое.
- Спасибо, Манко, ты спас мне жизнь. - Андреа протянул руку индейцу. - Но в морду я дал тебе по делу!
- Ты мне брат, я на брата не обижаюсь. - Манко ответил на рукопожатие.
Через час небольшой караван из десяти мулов и трех всадников двинулся на запад, к берегу Тихого океана.
Глава 20
Закрутили петлю ловко.
Леденеет кровь.
Перекинулась веревка.
"Ей, не прекословь!"
Под ногой - сухие корни,
А под носом - смерть.
Выше, виселица, вздерни
В голубую твердь!
Подвели: зажмурюсь, нет ли -
Думать поотвык.
Вот и высунул из петли
Красный свой языкАндрей Белый
Лагерь разбили на берегу живописной бухты Сиуатанехо, где путешественники должны были дождаться прихода "Диссекта". Золото на всякий случай спрятали в тайнике, вырытом в зарослях пальм, подступающих к самой кромке океана. Там же оставили мулов, соорудив временный загон из тонких стволов молодых акаций.
Неделя отдыха на райском побережье океана пошла Андреа, Манко и Травалини на пользу. Мучения перехода забылись, усталость прошла, раны затянулись, не оставив никаких следов, кроме нескольких мелких шрамов. Манко после событий в пирамиде изменился, от его замкнутой таинственности почти не осталось и следа, и по вечерам часто рассказывал смешные истории из ацтекского эпоса. Но каждый раз, когда Андреа намеками пытался поговорить с ним о том, что произошло в храме, индеец упорно уходил от вопросов. Наконец Андреа спросил его в лоб:
- Манко, я понимаю, что ты не хочешь мне ничего объяснять. Но я все-таки хочу знать, что произошло там, с какими силами мы столкнулись. Я прошу, объясни. - Андреа, сидя у костра, следил за реакцией индейца, освещенного пляшущими языками огня. - Я уважаю твою веру и традиции твоего народа, но поверь, в моем желании понять нет ни грамма желания владеть. Только знать.
- Много лет назад испанцы разорили нашу империю, и Монтесума предал нас, - неожиданно заговорил индеец.
- Предал? Я слышал, что он погиб, борясь с захватчиками.
- Монтесума думал, что умер. Но нет прощения предателю! - Манко, казалось, даже чуть поднялся в воздух над костром, столько возмущения и силы было в его глазах.
- Кого он предал? - спросил Травалини. - Великий Монтесума боролся в рядах освободительного движения…
- Он хотел принять вашу веру, - мрачно изрек Манко.
- А что, вера царя стоит жизни народа? - не унимался врач.
- Вера стоит жизни.
- Чья жизнь - цена веры?
- Того, кто верит.
- Во что, во что верит? В то, что если вырезать сердце у невинного юноши, то всем станет сразу хорошо?
- Юноша первый в это верит. Верил. И его жизнь была подвигом.
- Варварство не есть подвиг. Варварство - это потакание низменным инстинктам.
- А разве инстинкт может быть низменным?
На мгновение повисла пауза. Андреа не знал такого слова - "инстинкт", Травалини употребил его в силу своей природной склонности к академической дискуссии. Но вот то, что Манко знал это слово, - просто обрушило спор.
- Когда Монтесума решил принять вашу веру, он предал нас. Нельзя предать веру ради свободы - уперся Манко. - Вот Кетцалькоатль и проклял его. Монтесума умер, но его дух должен был сидеть взаперти до освобождения.
- Сидеть где? Манко, я все, конечно, понимаю, но уж если он стал христианином, дух Монтесумы не может быть нигде, кроме как во власти Бога!
- А он и не стал христианином. Он просто собирался нас предать.
- Манко, тысячу раз готов повторить: прийти в лоно истинной церкви - это не предать, это спасти ваши души.
- Это твоя вера. Вот ты и спас его.
- Что значит спас?
- Ты дал душе Монтесумы пойти туда, куда она хотела. Ты открыл храм его души.
- Ага, а дрался я с чертями?
- Ты его освободил. И отдал ему нож. Вот его дух и ушел к верхним людям.
- И что теперь?
- А теперь - все. Вы оба свободны.
- А почему именно я смог его освободить?
- Спроси у богов. Избранный богами часто изгой у людей. И наоборот. Но это все пашня не нашего плуга. Вон смотри, корабль!
Манко протянул руку, указывая куда-то в сторону океана.
- Как ты можешь увидеть корабль в темноте? - изумился Травалини.
Но тут словно в подтверждение слов индейца грянул пушечный выстрел. Во вспышке холостого заряда Андреа успел различить знакомые очертания "Диссекта". Юноша выхватил из костра ветку и стал ею размахивать, стараясь привлечь внимание команды корабля. К нему присоединился врач. Видимо, их сигналы увидели с фрегата. В ответ им помигали фонарем и опять грянул холостой залп пушки.
Через полчаса спущенная с борта фрегата шлюпка неслась на десятке весел по воде. Море приветливо фосфоресцировало, придавая встрече особую торжественность. На носу, раскачиваясь в такт гребкам, стоял человек с фонарем в руках. С берега было не видно, кто это, но все равно Андре, Травалини и даже индеец были готовы прыгать от радости.
- Это Санториус! Сайрус, мы здесь! - Андреа изо всех сил размахивал горящей веткой.
Однако и так было понятно, что шлюпка шла именно к ним. Через несколько минут Андреа уже обнимал своего офицера. На глазах Травалини даже навернулись слезы.
- Давайте погрузим все, и на борт. - Санториус, казалось, устал от объятий и поторапливал Андреа с товарищами. Команда шлюпки не сошла на берег, моряки сидели молча и сушили весла.
- Нет, сейчас на борт! В темноте тяжело грузиться! - Андреа спешил на свой корабль.
- А где все? - Санториус понял, что всего три человека ожидают на берегу.
- Потом, завтра утром! Давайте на борт!
Шлюпка, приняв пассажиров, устремилась на рейд "Диссекта".
- А что же Топо, почему он не пошел с вами? - спросил Андреа.
- Он готовит вам встречу на борту, - спокойно ответил Сайрус. - Сюрприз.
- Вот же неугомонный, - улыбнулся Андреа.
- И вправду неугомонный, - согласился Санториус.
Шлюпка глухо ударилась о борт, и Андреа взлетел на родной корабль, словно пилигрим, возвращающийся домой.
- Добро пожаловать на борт! - встретил Андреа голос Ван Фогта. - Рад видеть вас дома!
Андреа осмотрелся и понял, что все не так, как надо. У грот-мачты стоял штурман в дорогой одежде, не сняв шляпу, как это требовал этикет. Чуть дальше бизани стоял бледный даже в свете фонарей Топо. И еще на палубе стояли матросы, с пистолями за поясами, совершенно неуместными при встрече капитана.
- Штурман, почему встреча не по этикету? - голос Андреа предательски дрогнул.
- А так вышло, у нас власть поменялась, - гадко усмехнувшись, ответил Ван Фогт.
- Да? - Андреа сам для себя неожиданно успокоился. Все стало на свои места, и нервы немедленно пришли в порядок. Главное - не оставалось сомнений как действовать. - И кто теперь тут главный?
- Осмелюсь представиться, капитан "Диссекта" Ван Фогт. - Штурман шутовски снял шляпу и в поклоне расшаркался. - Прошу любить и жаловать.
Андреа молниеносным движением выхватил шпагу и точным ударом пронзил глаз штурмана, воткнув лезвие в мозг. Тот, не издав ни звука, рухнул на палубу.
- Кто еще хочет тут быть капитаном? - холодно и жестко спросил Андреа.
- Не хорохорься, мальчик, тут есть, кому командовать, - раздался из-за спины голос Санториуса, - ты потерял корабль, поэтому…
- А теперь послушайте меня, сволочи! - раздался громовой голос из глубины пушечной палубы. - Это говорю вам я, канонир Мокей!
Все повернулись на голос Мокея, пираты на минуту даже забыли об Андреа. Канонир стоял возле мортиры с запалом в руке.
- Вот смотрите, уроды! Мортира направлена в зенит. Если я сейчас поднесу запал, то через миг бомба весом в сотню фунтов рухнет на палубу. И от вас, сволочи, уже ничего не останется. Вы сомневаетесь в меткости вашего канонира?
- Мокей, не стоит суетиться, - прервал его Санториус. - Ведь мы же сохранили вашу жизнь…
- Боцман, хоть ты и сволочь, освободи Топо. - Андреа понял, что никто из команды не хочет погибнуть сейчас же, а намерения Мокея не оставляли сомнений.
- Да, капитан! - Хан-Вайер метнулся к Топо и разрезал веревку, связывавшую его руки.
Никто из моряков, вооруженных пистолями, не достал оружие. Андреа, отдавая команду, рисковал, но он рассчитывал, что, будучи уверенными в своем превосходстве, восставшие даже не удосужились зарядить пистоли.
Юноша, размяв онемевшие руки, спокойно отнял нож у боцмана и подошел к Санториусу.
- Вот посмотри, ублюдок, у меня в руке нож, только нож, а у тебя и пистолет, и шпага. А ты знаешь, что сейчас произойдет и почему?
- Ты сдохнешь. - Санториус отвел пистолет от головы Андреа.
И моментально лишился оружия, потому что капитан резким ударом выбил пистолет из рук лейтенанта.
Тут с легким свистом воздух разрезал летящий клинок. Лейтенант захрипел и упал на палубу со скальпелем в горле.
- Хирург должен уметь обращаться со своим инструментом, - весело сказал Травалини и развел руками.
- Эта сволочь убила Барбароссу. - На глазах Топо навернулись слезы. - Живого выбросил в море.
Он с легкостью, словно это был не мертвец, а мешок с сеном, перебросил труп Санториуса через планшир.
- Итак, кто еще недоволен капитаном? - Андреа повернулся к команде, стоящей в растерянности на палубе. - Давайте признавайтесь. Нас трое, а вас много. Ну?
Голос Андреа был жесток и не оставлял никаких надежд бунтовщикам.
И тут в толпе моряков раздался резкий всхлип. Команда расступилась. На палубе лежал труп с перерезанным горлом.
- Извините, капитан, тут был один, который… - промямлил Лимо Каннир. - Вот мы его и того… Мы люди подневольные. Мы всегда вас капитаном считали и считаем.
- Ладно, бог вам судья. Пока. А сейчас ты, - Андреа показал пальцем на Лимо, - Травалини и Манко, заберите оружие и всех в трюм, под замок.
- А что потом? - спросил Травалини.
- Утром разберемся. Но одно могу сказать: невиновных простят, виновных - повесят. Лучше будет, если дело не дойдет до властей. Всем по местам! Отбой! Мокей - на охрану моей каюты.
Когда за Андреа и Топо закрылись двери, капитан плеснул в кружку рома, залпом выпил его и спросил:
- Что происходит? Ты знаешь, сколько раз я уже задаю себе такой вопрос?! Как получилось, что корабль захватил этот сброд? Ты же нанимал людей в Порт-Ройале! Что произошло? Объясни мне, где Сайлер?
Рикки то ли вздохнул, то ли всхлипнул.
- Сегодня, когда вышли на рейд, Ван Фогт поставил условие: или я сделаю все, чтобы ты не догадался о бунте, или он… - Топо не стал говорить, "что он". - А Санториус взял Барри и просто вышвырнул его за борт. Потом связали меня и поставили у бизань-мачты. И сказали: одно мое неосторожное слово - и убьют всех вас сразу же.
- Что же они меня не убили?
- У них был договор: если ты всю добычу привезешь на борт - убить. Если же ты не привезешь золото сразу, то тогда, шантажируя тебя заложником, заставить привезти добычу или показать, где ты ее спрятал. Заложник - это значит я.
- А Мокей? Он был с ними, а потом передумал? Я понимаю, матросня, им все равно, с кем и куда, но канонир?
- Он весь переход прикидывался мертвецки пьяным. Ну, не то чтобы совсем уж прикидывался…
Андреа подошел к двери, распахнул ее и отдал команду:
- Канонира сюда!
Мокей, стоящий на страже, от неожиданности вздрогнул и вошел в каюту.
- Ну, заходи, заходи, - сказал Андреа, - рассказывай. А то от Топо, который в конуре просидел все время, подробностей не узнаешь.
- Да что тут рассказывать. То, что много гниленького народа набрали в Порт-Ройале, я сразу заприметил. Себе в пушкари я потому сам и набирал, чтобы на них положиться можно было. Но моих людей было мало. А как шхуну итальянскую выручили, так вся эта шваль по углам шептаться стала. Мол, почему удачу упускаем, где наша доля… Ну и приятелю вашему, Топо то есть, - Мокей кивнул в сторону юноши, - глотку перерезать хотели.
- А мне за что? - удивился Топо.
- Не любят любимчиков, да и уверены были, что ты поставлен присматривать за командой.
- А что за шхуна? - перебил Андреа.
- Я потом объясню, - ответил Топо. - Пусть он расскажет.
- Так вот, - продолжил Мокей. - Как Горн прошли, сами-то они боялись без Сайлера, так и устроили бунт.
- И ты пошел вместе с ними? - Андреа глянул строго прямо в глаза канониру.
- А на рожон переть славы мало, да и Топо пусть спасибо скажет, что жив остался. Это я Ван Фогту мыслишку кинул, что вас, капитан, трудно будет на борт заманить, если его не будет. И сказал еще, что помощника вашего и фельдшера отпустить надо, не по чести их убивать. Но вот он не даст соврать: когда напали на англичанина, я честно спрятался. Прикинулся пьяным. Пиратствовать, да еще на своих нападать - это не по мне.
- Так. Еще и англичане. Много взяли добычи? - Андреа с досады хлопнул себя по колену ладонью.
- Взяли-то много, но потом за неделю в Ла-Серене спустили.
- Это как же так? Английское судно вошло в испанский порт, да еще… - Андреа нервно заходил по каюте.
- У Фогта там свои люди были. Он все заранее продумал, - сказал канонир.
- А что же боцман? Тоже с ними заодно?
- Йорген Хан-Вайер лошадка темная. Вроде и за них, вроде и не очень. Не разбери-поймешь.
- Сколько в команде человек, активно участвовавших в бунте?
Капитан слегка успокоился и сел на диван, установленный вдоль кормовой застекленной галереи.
- Что там верещит? - Андреа повертел головой, услышав странный звук.
Он развернулся и открыл окно. С жалобным писком, мокрый и несчастный, в каюту вполз Барбаросса.
- Барри! - Топо подскочил, схватил своего кота и прижал к груди. - Живой! Ай, умница. Полотенце дайте!