Мальчики насупились, как подравшиеся коты, и молча сидели, отвернувшись друг от друга. Все, что случилось сегодня, жестокие и невероятные события привели к тому, что Андреа, хоть и на пустой желудок, тихо сполз с борта на жесткий пол и быстро уснул. Легкая вибрация корпуса шебеки, несущейся на всех парусах на юг, только убаюкивала. Сон, глубокий и исцеляющий, постепенно погрузил всех пленников в небытие. Даже корабельные крысы, вышедшие на промысел, когда утихли люди, не смогли потревожить это больное царство Морфея.
Разбудили Андреа гортанные крики, топот ног по палубе. Шебека выполняла резкий маневр, люди в трюме, не ожидавшие его, покатились по пайолам. Затем раздался грохот пушек на палубе, да такой, что заложило уши. А потом начался ад. С треском разлетелась обшивка на борту - ядро пробило пиратский корабль насквозь, чудом не убив никого из пленных. Крики возбуждения на палубе сменились воплями страха и боли. Раз за разом громыхали пушки, раздавались взрывы. В какое-то мгновение Андреа заметил через пробоину, как в море мелькнул громадный корабль, окутанный клубами порохового дыма. Топо вцепился в руку приятеля то ли от страха, то ли от восторга и радостно воскликнул:
- Англичане! Сейчас они этим покажут!!!
Корпус корабля сотряс сильный удар, и теперь звуки на палубе изменились. Канонаду сменили выстрелы из пистолей, резкие, словно удары по жестяному листу палкой. Раздался звон клинков, это значило, что начался рукопашный бой и пошло в дело холодное оружие. Крики с палубы становились все ожесточенней и, достигнув апогея, словно оборвались. В тишине, накрывшей корабли, были слышны только стоны раненых.
Топо, движимый скорее любопытством, чем жаждой свободы, крадучись поднялся по лестнице к люку и, толкая его вверх, попытался открыть. Мальчик только налег плечом, но тут люк распахнулся словно по волшебству. Прямо в нос Топо уткнулся ствол пистолета.
- Мы пленники, мы свои! - закричал он, сразу поняв, что схватка на палубе окончена и пираты побеждены. Сильная рука в перчатке рывком выхватила Топо за шиворот и вознесла его на палубу.
- Кто вы есть будете? - на очень плохом итальянском спросил Топо человек, выдернувший его из трюма.
- Я Топо, - только и сообразил ответить мальчик. - Я из Баколи, меня похитили…
Только тут он осмотрелся. Палуба была усеяна трупами. Видимо, после нескольких залпов большинство мавров разорвало на куски пушечными ядрами. Снесенные под корень обе мачты лежали поперек корабля. Пиратов, оставшихся в живых после бомбардировки и абордажа, собрали на полубаке под охраной вооруженных мушкетами людей. Среди уцелевших оказались Амирал-паша и Эстебан. Пиратская шебека, намертво привязанная канатами к борту громадного галеона, являла собой печальное зрелище. На расстоянии нескольких сотен футов стояли еще два боевых корабля с английскими флагами. А на воде догорали остатки пиратского флота. Кораблю Амирал-паши повезло больше других. Его не пустили на дно, как остальные. Топо понял, что эти два корабля и разгромили в молниеносной схватке пиратов.
- Там мой товарищ! - закричал мальчик. - Там, я сейчас!
Оторопевший англичанин не успел его остановить, и Топо и вправду как мышка юркнул в трюм и через мгновение вытащил смущенного и упирающегося Андреа.
- Вот это мой товарищ! Он все расскажет! Он и по-английски понимает, - тарахтел Топо без умолку.
- С чего ты взял, что я говорю по-английски? - возмутился Андреа.
- Ты из Британии? - перебил мальчиков строгий голос.
Голос принадлежал статному человеку в широкополой шляпе с белым плюмажем. Высокие ботфорты из мягкой кожи делали его фигуру стройнее. Рука лежала на эфесе шпаги, усыпанной бриллиантами. Изумрудный жилет оттенял белизну шелковой рубахи с широкими рукавами. Только алое пятно крови на рукаве напоминало о том, что этот человек только что участвовал в кровавой схватке.
- Нет, я из Амалфи, - на безупречном английском ответил Андреа. - Меня зовут Андреа, я воспитанник монастыря капуцинов. Был воспитанником.
- Ты мало похож на жителей Тирренского побережья. Но это дело твое, не хочешь - не говори. Ты можешь рассказать, что произошло в Амалфи? Я капитан Питер Стейтс, к вашим услугам. - Капитан несколько церемонно и нарочито поклонился. - Тебя проводят в мою каюту, где я с интересом послушаю твой рассказ.
Стейтс жестом отдал приказ одному из офицеров, и тот проводил Андреа на корму через дверь, ведущую вниз, в капитанскую каюту. Андреа, никогда не бывавший на корабле, чуть не упал, споткнувшись о высокий комингс.
Мальчик, проведший всю свою жизнь в монастыре и не видевший жилья менее скромного, чем монашеская келья, оторопел от роскоши капитанской каюты. Золоченые рамы, золотые и хрустальные кубки на столе, дорогое оружие на стенах, шелк с серебряным шитьем, устилающий кожаный диван, - все это было непривычно для него и поражало воображение. Мальчик скромно присел на дубовый табурет, стоящий возле капитанского стола. Невиданные никогда морские инструменты, громадная колба песочных часов и карта, украшенная в углу дивными рисунками, - Андреа чувствовал, что попал в чужой, странный и манящий мир. Мир приключений, морей и дальних странствий. Осторожно, чтобы не разбить ненароком, бывший воспитанник капуцинов перевернул часы. Заструился желтый песок из далекой Сахары, отсчитывая новое время. И новую жизнь.
Глава 2
Всему свое время… Время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать.
Еккл. 3:1,4
Галеон "Юникорн" несся под английским флагом по Средиземному морю на запад, к Гибралтару. В капитанской каюте Стейтс держал в руках хрустальный кубок венецианской работы, наполненный марсалой, и слушал рассказ Андреа о нападении мавров на Амалфи. Казалось, Стейтс относился совершенно бесстрастно к рассказу мальчика, но как только тот окончил, капитан вскочил и нервно заходил вдоль стола.
- Собаке собачья смерть! - прорычал он. - Пусть его грязная шебека с висельниками пугает всех мавров до скончания века!
Капитан посмотрел на недоуменное лицо мальчика и добавил:
- Пашу и этого изменника, Эстебана, мы повесили, а корабль их пустили в дрейф. Пусть поплавают. - Англичанин был очень взволнован. - Я был в Амалфи совсем недавно, я поклонялся мощам апостола Андрея. Мне невозможно представить, что мусульмане топтали святыню. Сожгли монастырь… Но ничего, я решил, что сделаю так, как вы и просите.
- Мы просим? - не понял Андреа.
- Твой друг Топо просил за себя и за тебя, и я согласен. Оставайтесь юнгами у меня на корабле. Вы станете хорошими моряками. Иди, твой друг ждет тебя на палубе.
Андреа, так и не закрыв рот от удивления, как сомнамбула, покинул капитанскую каюту.
На палубе, устроившись на рустере грот-люка, с независимым видом морского волка сидел Топо. Довольная физиономия мальчика говорила, что он уверен в том, что жизнь удалась.
- Ты что придумал? - набросился Андреа на Топо. - Какие юнги? Кто тебя просил? Мне надо в монастырь! Я не хочу быть моряком! Почему ты за меня распоряжаешься?
- Во-первых, не моряком, а капером! "Юникорн" - каперское судно. Во-вторых, в какой монастырь? Ты сам говорил, что его сожгли. И, в-третьих, кто отомстит за твоего аббата? - как ни в чем не бывало возразил Топо.
- Не твое дело! А ты о родителях своих подумал?
- Мой папаша только рад будет, что один из двенадцати его отпрысков слез с шеи. Ты думаешь, он вообще помнит обо мне? - Топо поднялся с люка и, отряхнув штаны, заявил; - Хватит скулить, пошли, шкипер нас ждать не будет! Пока ты там болтал у капитана, я тут все уже разведал!
Топо решительно зашагал к полубаку и, не доходя до него, нырнул в открытый люк. Задержавшись на лестнице, он жестом позвал за собой Андреа. Вздохнув и подобрав балахон, Андреа поплелся за Топо.
- Эй, отче, грехи не отпустишь? - раздался голос откуда-то сверху.
Андреа от неожиданности вздрогнул и перекрестился. Дружный хохот корабельной команды, которая все это время, рассевшись кто на шкафуте, кто на краю квартердека, кто и просто на бочках вдоль борта, наблюдала за мальчиками, смутил Андреа окончательно. Мальчик рванулся к люку, где его поджидал Топо, но, споткнувшись о плохо подобранный балахон, растянулся на палубе. Очередной взрыв хохота вывел его из себя. Оскорбленный Андреа вскочил, схватил первую попавшуюся под руку палку и, встав в боевую позу, закричал:
- Кому смешно, идите сюда, сейчас я отпущу грехи! - И вызвал еще больший смех.
- А ну, заткнитесь, уроды! Делать нечего? - раздался спокойный хриплый голос.
На плечо Андреа легла тяжелая рука. Мальчик затравленно оглянулся. У него за спиной стоял немолодой человек в черном камзоле грубого сукна, в треуголке без всяких украшений. Его короткие штаны были подвязаны узлом под коленями поверх серых чулок. Тупоносые туфли были начищены до зеркального блеска.
- Не обращай внимания, они люди грубые, но добрые, - успокоил мальчика человек, забирая у Андреа из рук швабру, которую тот продолжал держать с воинственным видом. - Я боцман, зови меня мистер Коэн. Ребята просто рады новому человеку в команде, вот и веселятся. Иди к своему дружку, получите обмундирование. Пусть потом шкипер вам покажет ваше место. Его зовут Голди, Джон Голди.
Поддержка боцмана успокоила Андреа, и он достаточно уверенно дошел до люка, где уже скрылась голова Топо, сбежавшего от насмешек. Шлепая сандалиями по палубе, мальчик спустился в темноту трюма.
- Сюда, - раздался голос Топо.
Открылась дверь, и огонь от фонаря упал желтой полосой в длинный узкий коридор. За дверью оказалась каптерка, в которой, ворча что-то под нос, орудовал толстяк в засаленной рубахе. Он был коренастый, с блестящей лысиной и широкой, аккуратно постриженной бородой. Перекладывая вещи, толстяк бормотал;
- Набрали ребятню на мою голову, а мне им амуницию подбирай. - Ворчание скорее было данью некоему ритуалу, чем искренним выражением недовольства. - А, явились, морские котята! А ну, помогите пожилому человеку! Чему вас только учили?
Андреа, воспитанный в послушании, почти инстинктивно дернулся, чтобы помочь шкиперу.
- Так. Вот вам задание. - Шкипер обрадовался, что можно переложить часть забот на плечи мальчиков, и отдал приказ уже строгим, командным голосом: - Всю амуницию отсюда на палубу - развернуть, встряхнуть, проветрить и сложить вот здесь, на пустой полке. Только чтобы аккуратно!
Андреа перевел слова бородача, и на лице Топо появилась унылая гримаса.
- А саблю? - дрогнувшим голосом спросил Топо.
Андреа перевел.
- Что саблю? - не понял шкипер.
- Саблю дадите? - не унимался Топо, не обращая внимания на то, что Андреа дергал его за рукав.
- А! Тебе сабля нужна? Ну как же я мог забыть! - Голди, казалось, обрадовался. Он опустился на четвереньки и зашарил под шкафом, запертым на большой замок.
Через мгновение толстяк, кряхтя, вытащил из-под шкафа громадный палаш. В меру ржавый и неимоверно тяжелый, что было видно даже со стороны.
- Так. Вот тут еще к нему ножны. - Моряк еще раз пошарил под шкафом и достал столь же неуклюжие ножны, скорее похожие на ящик. - Носить только в ножнах. Как работу окончишь - почистишь оружие и мне покажешь! Я проверю.
Топо, выслушав перевод, с восторгом принял оружие и немедленно с помощью веревки водрузил его себе на пояс. Андреа с ужасом заметил, что веревку Топо незаметно, прямо-таки с дьявольской проворностью, сдернул с его пояса, от чего капуцинский балахон повис бесформенным мешком.
- А ты, монашек, может, тебе мушкет дать? Очень помогает, когда надо белье просушить на палубе. - В голосе шкипера звучала издевка.
- Нет, спасибо, господин моряк, я не люблю оружие, - скромно ответил Андреа, не поняв английского юмора.
- Хм, - с удовлетворением произнес шкипер. - Ну, давайте работать! А то расселись тут!
- Извините, а можно я оставлю это здесь? - спросил Андреа, сбросив с себя балахон и оставшись в одних коротких брюках и застиранной холщовой рубахе.
- Давай сюда! - согласился Джон. - У меня не пропадет!
Он принял балахон из рук мальчика, пощупал добротную шерстяную ткань, довольно хмыкнул еще раз и небрежно бросил одежду на табуретку.
Андреа, не задерживаясь, схватил в охапку одежду, неаккуратно сложенную на полке, и, стараясь не споткнуться и не рассыпать белье в узком коридоре, направился на палубу. Там он выбрал место, хорошо освещаемое солнцем, быстренько разложил рубахи и панталоны, старясь, чтобы белье не смялось. Потом направился за второй партией обмундирования, но сначала помог Топо. Тот, схватив слишком много вещей, застрял в люке, заклинив себя своим громадным палашом намертво. Андреа принял у бедолаги груз и положил его на палубу, думая, что Топо в это время направится за новой порцией тряпок. Но с удивлением увидел, что товарищ, вытащив себя и палаш наружу, занялся фехтовальными упражнениями, изображая, судя по всему, битву трехсот спартанцев с персами. Андреа дождался, когда пала очередная сотня персов, и строго сказал:
- Рикардо! Ты поступаешь нехорошо, я не должен работать один и за тебя, и за себя.
- Ой, ой, подумаешь! Святой падре! Работает тот, кто не умеет обращаться с оружием! - ответил Топо. Но все-таки спрятал палаш в ножны и нырнул в люк.
Работа шла споро. После третьего похода в трюм Топо, изнемогая от веса своего страшного оружия, сначала предложил Андреа поносить палаш, потому что это очень почетно, а после четвертого захода как бы случайно забыл его в каптерке.
Амуниция, быстро просохнув под палящим средиземноморским солнцем, была скоро собрана и уложена на полках. Во время работы Андреа постоянно ощущал на себе взгляды матросов, которые с интересом следили за мальчиками. Конечно, новые члены команды вызывали любопытство, в однообразной жизни моряков появилось хоть какое-то развлечение.
- Молодцы, молодцы. - Голди хлебнул какой-то жидкости из мутной бутылки и продолжил: - Так. Ты, монашек, будешь у нас старшим юнгой, вот тебе и соответствующий мундир!
Шкипер, погремев ключом, отпер один из своих шкафов и извлек из него стопку одежды.
- А почему он старший? - раздался голос Топо. - Он ведь…
Джон Голди оглянулся и коротким движением отвесил чудовищный щелчок по лбу мальчишке.
- Не перебивай старших! - И, пока Топо выл от боли и, как ему казалось, от несправедливости, спокойно продолжил: - Вот это мундир юнги Его Величества Карла Первого, да покоится с миром его обезглавленное тело и да пребудет его душа в раю. Конечно, форма не очень новая, но качественная и хорошо кроена. И вот, юнга, возьми это от меня и помолись о душе старого Джона Голди.
Шкипер опять вернулся к шкафу и извлек из него футляр красного дерева. Откинув декоративный запор, он извлек оттуда кортик. Это было оружие тонкой дамасской работы. Не ритуальный кинжал с драгоценностями, бесполезный в бою и красивый на параде. Это было настоящее оружие. В скупом свете свечи кортик сверкнул травленой гранью на лезвии. Андреа показалось на минуту, что лезвие засияло своим, таинственным светом.
Мальчик с трепетом принял кортик и, положив его на табурет рядом с собой, прикоснулся к одежде, словно пытаясь оценить ее. Голубой камзольчик, золотое шитье, бархатные штаны, тонкие, брюссельских мастериц, кружева на сорочке.
- Спасибо, господин Голди, это очень красивая форма. Но мне кажется, что она не совсем подходит для того, чтобы в ней работать. Я бы оставил ее для торжественного случая. Не могли бы вы выдать мне что-нибудь попроще? - Андреа прекрасно понимал, что, вырядись он таким попугаем, команда на палубе, склонная к шуткам, долго бы не давала ему покоя. - Я могу остаться и в моих простых панталонах, но, боюсь, вид монашеского исподнего будет оскорбителен для команды…
- Разумно, разумно. Извини меня, парень. - Шкипер удовлетворенно кивнул. - Редко когда у нас бывали юнги, которым бы не хотелось покрасоваться в парадном мундире. Но видать, жизнь тебя учила правильным вещам.
Джон легко, словно ему не мешал большой живот, забрался по приставной лесенке на дальнюю полку и извлек на свет аккуратно сложенные штаны и рубаху.
- А теперь пойдем, у нас койки для юнг давно пустуют. - Голди подтолкнул мальчиков к выходу.
Тщательно заперев каптерку гигантским замком, шкипер двинулся по коридору до фок-люка. На палубе он подождал, пока его догонят ребята. Потом на удивление ловко для своей комплекции нырнул в узкую дверь под полубаком, исчез в темноте. Юнги двинулись за ним, прижимая к груди полученное имущество.
- Вот тут ваши хоромы. - Голди показал две узенькие лавки по обе стороны прохода, мало похожие на кровати. - Устраивайтесь и поступайте в распоряжение боцмана, он заждался. - Шкипер осветил спальные места фонарем и, не задерживаясь ни минуты, убрался восвояси. А мальчики остались в кромешной темноте после того, как за толстяком затворилась дверь.