В 1774 году английский генерал-губернатор Уоррен Гастингс отправил в Шигазе своего доверенного агента Джорджа Богля, которому удалось снискать доверие самого паньчэнь-ламы. Это вызвало беспокойство в Пекине. Тогдашний китайский император резко ограничил самостоятельность Тибета во внешних сношениях, и миссия Богля потерпела провал.
Тогда Гастингс послал еще одного агента - капитана Самуэла Тернера, который также не смог преодолеть сопротивления китайской администрации и повернул назад.
В 1792 году на Тибет напали завладевшие Непалом гурки. Китай усмотрел в этом тайные интриги англичан. Возможно, не без оснований. Во всяком случае, это событие послужило Пекину поводом для окончательного закрытия индо-китайской границы. Потом эта мера была распространена и на границы Тибета с другими странами. Таким образом, политика замкнутости была делом рук китайского правительства. Но потом ее усвоили и правители Тибета. С тех пор она проводится в жизнь со всей строгостью.
И все же англичане не оставили своих попыток проникнуть в Тибет. Сразу же после закрытия границы с Индией в Лхасу сумел пробраться Томас Мэннинг, который своими медицинскими познаниями буквально очаровал китайского генерала, имевшего резиденцию в пограничном с Бутаном городе Пзрицзоне. В 1811 году генерал взял Мэннинга с собой в Лхасу. Мэннинг был первым европейцем, который удостоился чести повидать далай-ламу. Китайская агентура донесла об этом Пекину. Мэннинга отослали в Индию, а его покровитель генерал попал в опалу.
Но цель была достигнута. Англичане получили достоверную информацию о Тибете. Оставалось лишь взвесить, насколько игра стоит свеч. Но это был уже вопрос высокой политики. Сбор стратегической информации не зависел от его решения. Эту информацию все равно нужно было собирать на всякий случай. Особенно важна была проблема путей сообщения.
Но после Мэннинга лишь лазаристы Гюк и Габэ смогли пробраться в Тибет. В 1846 году, переодевшись паломниками, они пересекли границу китайской провинции Синин и по одной из западных дорог направились в Лхасу. Но недалеко от цели были разоблачены и по приказу амбаня с конвоем препровождены в Дацзяньлу по южной дороге, ведущей на Джямдо, Лхари и Чамдо.
Попытки проникнуть внутрь Тибета, которые делались в течение всего XIX столетия, неизменно терпели неудачи. Граница с Индией была на замке. Путешественникам пришлось изучать Тибет по рассказам побывавших там людей. Кемпбелл, Хукер, Кэннингхэм, Вилсон, Иден, Уилкокс, Гриффитс, Крик, Купер, Нидхэм, Фрешфильд, Уэддель, Доналдсон и много-много других - все они обогатили этнографию и английскую секретную службу важными сведениями о Тибете, добытыми в пограничных районах с Индией.
Западные границы Тибета прощупали братья Шлагинтвейны и венгр Александр Чома, всецело посвятивший себя изучению тибетской литературы. Долгие годы провел он в преддверии желанной страны, но так и умер, не сумев пересечь границу.
Неглубокие рейды к озерам Манасаровар (Цо-Мапьам) и Ракастал (Цо-Ланак) совершил на юго-западе сначала Муркрофт, а затем Стрэчи и Винтерботтом.
На востоке довольно подробно удалось изучить территорию, населенную тибетцами и подвластную сычуаньскому генерал-губернатору. Эти земли считались входящими в состав собственно Китая, и запрет на посещение их иностранцами соблюдался не так строго. Путешественники попадали сюда обычно из Дацзяньлу, расположенного в собственно Китае. В 1868 году таким путем достиг Батана Купер, в 1877 году - капитан Джилл, Пратт, миссис Бишоп и другие. Большой успех в изучении страны выпал на долю французских миссионеров, учредивших католическую миссию в Бонга. На первых порах им удалось проникнуть даже в Чамдо и Гарток, но китайцы быстро ограничили их деятельность. Теперь они могут действовать лишь вблизи Батана. Благодаря их стараниям был составлен столь важный для исследователя Тибета тибетско-латинско-французский словарь.
Большое значение для изучения Восточного Тибета имела экспедиция, снаряженная в 1877 году графом Сэчени, в состав которой входили топограф Крейтнер и геолог и ботаник Лоччи.
Но совершенно новая эпоха в исследовании Тибета началась с тех пор, как русские путешественники вновь обратили внимание мира на возможность проникновения в Тибет с севера по пути первых католических миссионеров.
Поскольку из-за характерной индусской внешности и других не менее важных обстоятельств для Р. Н. этот путь был неудобен, он лишь бегло ознакомился с русскими документами, да и то лишь с теми, где говорилось об обычаях местного населения. Тем более что Лхасы русские так и не достигли.
Получит он разрешение на "паломничество" в Лхасу или нет, все равно его путь будет лежать только через южную границу. С юга, только с юга сможет он пробраться в страну лам.
Смелый прорыв южной границы совсем недавно осуществил Генри Сэвидж Лендор. Из северо-западных провинций Индии он через перевал Лумпия-ле, обогнув с юга озера Ракас-тал и Манасаровар, пошел на восток, в долину Брахмапутры. Таким путем никто еще не решался идти. И все же у села Дуксам Лендора арестовали, избили и той же дорогой выпроводили восвояси.
Год спустя, в 1808 году, канадский миссионер Рэйнхарт направился в Тибет вместе с женой и малолетним сыном. В августе они выехали из Танкара и по западной дороге прибыли в Нагчу, потеряв в пути ребенка. Здесь их задержали и велели им возвратиться назад. Но они направились на восток. Вскоре вблизи монастыря Ташигомба они сбились с дороги, и миссионер отправился поискать какого-нибудь жилья. Жена прождала его три дня, но он так и не вернулся. Она была вынуждена продолжить путь и вышла в конце концов к Дацзяньлу.
Наконец, уже в этом году уроженцы Бадена Футтер и Гольдерер обследовали область, лежащую между озером Кукунор и рекой Хуанхэ.
Такова история в большей части безуспешных попыток достигнуть Лхасы. Дело было бы безнадежным, почти безнадежным, если бы не одна лазейка, долгое время остававшаяся неиспользованной.
Дело в том, что правительства Пекина и Лхасы, закрыв Тибет для иностранцев, сделали исключение для азиатов, исповедующих буддизм. Этим воспользовались англичане. В 1865 году по инициативе полковника Монтгомери индийское геодезическое бюро Trigonometrical Survey начало готовить индийских подданных британской короны для "самостоятельных географических исследований", или, говоря иными словами, для разведки Тибета и других закрытых для европейцев областей Гималаев.
В целях конспирации эти ученые-пандиты именовались лишь условными буквами. Переодетые паломниками и снабженные необходимыми материалами и инструментами, они свободно пересекали границу и довольно легко пробирались в Лхасу.
С разных сторон, кроме северной, углублялись пандиты в Тибет, и если теперь есть какие-то карты этой страны, в том заслуга пандитов. Собранные ими материалы считаются секретными и не подлежат опубликованию в течение 30 лет. Р. Н. эти материалы были, конечно, предоставлены.
С большим интересом прочел он превосходные путевые журналы пандитов А-, A-к, ламы Учжень-чжяцо.
А- в течение десяти лет (1865–1875) совершил три путешествия. Он подробно исследовал западную провинцию Нгари и дважды прошел по центральным районам с запада на восток. Дважды он побывал в Лхасе и был принят далай-ламой.
A-к побывал в Тибете в 1878–1882 годах. Его маршрут представляет собой гигантский четырехугольник с вершинами: Лхаса, Сачжоу (к северу от Цайдама), Дацзяньлу, граница с Ассамом. Осенью 1878 года он посетил Лхасу и составил первый подробный план этого загадочного города.
К концу работы Р. Н. мысленно мог представить себе каждый перевал, каждый поток и мост на дорогах Тибета. Он говорил по-тибетски столь же легко, как на языках Индии или на английском языке. Китайским языком он тоже владел довольно свободно. План Лхасы врезался в его память так прочно, что ему не надо было бы спрашивать там дорогу у посторонних.
К этому времени английское правительство собралось снарядить посольство в Пекин. Чтобы испросить разрешение на такое посольство, к китайскому императору был направлен неофициальный посланник, сопровождать которого было поручено Р. Н.
В Пекине он жил в кумирне, находящейся за воротами Аньдин и называемой Си-хуан-сы, где обычно останавливаются все тибетские торговцы. Он носил одежду китайского ламы, и его действительно принимали здесь за ламу из Качэ (Кашмира). Это была первая попытка жить под чужим именем в чужой стране. Английский друг Р. И. называл это "легализацией".
Знание тибетского языка и буддийских источников помогло Р. Н. сблизиться с видными китайскими ламами. Особенно он дорожил расположением главы ламаитов Китая Чжан-цзя-хутухту.
Между тем переговоры о посольстве протекали не так, как хотелось англичанам. "Английский друг" вынужден был возвратиться в Индию, так и не достигнув поставленной цели.
Тем не менее заслуги его были высоко отмечены. Р. Н. тоже был пожалован индийским правительством титул Rai Bahadur, а англичане наградили его орденом индийской империи.
Разрешение на поездку в Тибет все еще не было получено. Оставалось готовиться к путешествию под видом паломника. К этому времени у Р. Н. состоялся важный разговор с одним английским полковником, на которого была возложена ответственность за будущую тайную миссию. Беседа протекала приблизительно так:
Полковник. Надеюсь, гуру, вы готовы?
Р. Н. Да, сэр. Вполне. Хоть завтра.
Полковник. В таком случае я бы хотел сделать некоторые дополнения к вашему заданию. Вы не возражаете?
Р. Н. Буду рад выслушать вас.
Полковник. Нам бы хотелось, чтобы вы обратили внимание на расположение местных и особенно китайских гарнизонов.
Р. Н. Я уже ранее отказался выполнять любые поручения, связанные с военным шпионажем. Для меня "тайны Тибета" - это этнографические, культурные, религиозные тайны, но не более.
Полковник. Относится ли это и к путям сообщения?
Р. Н. В известной мере. Все, что касается передвижения по тибетским дорогам небольшой группы людей, я буду внимательнейшим образом отмечать и изложу потом в отчете. Одним словом, я постараюсь облегчить путь всем, кто пойдет по моим стопам. Но я не намерен пролагать дорогу военной экспедиции.
Полковник. Считаете ли вы возможным посредничество между нами и местной или китайской администрацией? Я имею в виду тех представителей духовенства и светской власти, которые готовы или будут готовы сотрудничать с нами?
Р. Н. Речь идет о подкупе?
Полковник. Как об одной из возможных мер.
Р. Н. Я не считаю порочным для себя покупать людей, которые продаются. Весь вопрос в характере необходимых сведений. Сведения, интересующие меня, а вы знаете, что меня интересует, я готов купить. Но не военные секреты. Думаю, что нет нужды повторяться.
Полковник. Безусловно. Мы слишком хорошо знаем и уважаем вас, сэр, чтобы питать сомнения по поводу ваших слов. Позвольте мне задать вам еще один, совсем неофициальный вопрос?
Р. Н. Прошу вас, сэр.
Полковник. Вы верующий человек, гуру?
Р. Н. В известном смысле да. Но эта вера вне исповедания, и смысл ее вряд ли будет понятен постороннему.
Полковник. Если я правильно понял, речь идет скорее о комплексе этических норм?
Р. Н. Это и так и не так. Но считайте, что вы поняли правильно.
Полковник. Тогда еще один и самый последний вопрос. Отдаете ли вы себе отчет в том, что сведения об этнографии, морали и религиях Тибета, равно как и подробности топографического и климатического характера, являются сведениями разведывательного характера и могут быть использованы… Вы меня понимаете, гуру?
Р. Н. "На этом свете есть двоякий путь, как мною было сказано и ранее, о безгрешный: единение санкиев через познание и единение йогов через действие. Человек не достигнет свободы отречением от действия и одним отречением не поднимется до совершенства. Никто даже на один миг не может остаться истинно бездействующим, ибо все беспомощно влекутся к действию свойствами, от природы исходящими". Так говорит бог Кришна в "Бхагавад Гите", полковник. Что может сказать человек?
Полковник. Эти строки о достижении совершенства напоминают учение Будды.
Р. Н. Буддизм не возник на пустом месте. Он такой же цветок Индии, как брахманизм.
Полковник. И он цветет теперь под небом Тибета.
Р. Н. Тибетский буддизм - это лишь отраженный, стократ преломленный свет Индии.
Так мирным богословским разговором закончилась эта беседа, которая столь угрожающе началась. Полковник хорошо знал Индию и ее культуру, чтобы настаивать там, где настаивать бесполезно.
Впрочем, при этом разговоре никто не присутствовал. Данная версия рисует в выгодном свете и самого Р. H., и даже полковника. Это вызывает известное сомнение. Тем более что Р. H., как и предполагалось, отправился в Тибет как тайный агент.
Колесница Махаяны
Нельзя забыть про зло Вся суть:
Следить, как зреет черный злак.
Тем светел восьмеричный путь,
Ведущий к прекращенью зла.Дхаммапада, XIV, 191
Ты можешь яд в руках нести,
Пока шипом не ранишь кожи.
Избегнуть злобы тот лишь может,
В ком зло не смеет прорасти.Там же, IX,124
При рождении он был наречен именем Гаутама. Однако впоследствии ревностные почитатели дали ему новое имя - Сиддхартха. Он принадлежал к небольшому племени шакьев, состоявшему, по преданию, из одних кшатриев - воинов. Среди шакьев не было ни брахманов, ни представителей других каст. Поэтому прирожденные воины должны были сами заниматься земледелием, торговлей и другими неподобающими их касте делами. Все шакьи, том числе и их вождь - отец Гаутамы, сами ходили за плугом. Шакьи выбирали своих предводителей по принципу очередности. Отец Гаутамы не был царем, хотя и звался "раджанья" - повелитель. Но так могли звать и любого кшатрия, имеющего право стать вождем. Это потом легенда превратила Гаутаму в сына царя - принца Сиддхартху, родившегося в роскошном дворце и выросшего среди развлечений и утонченных удовольствий.
Простой народ назвал его Шакья-Муни - "отшельник из племени шакьев", а он нарек сам себя Буддой, что означает на санскрите "осененный истиной".
Буддийская легенда рассказывает, что после бесконечного множества перерождений грядущий Будда явился в мир со спасительной миссией указать человечеству выход из страданий. Последнее это перерождение и свершилось в образе Сиддхартхи - отпрыска знатного рода Гаутамы.
Шакьи жили на небольшой территории, расположенной по обе стороны теперешней индо-непальской границы, в районе нынешних округов Басти и Горакхпур. Земли их были покрыты девственным лесом, с которым приходилось вести упорную борьбу.
Жена вождя шакьев Майя однажды увидела во сне, что ей в бок вошел белый слон. Она не придала сну значения и вскоре забыла его. Но как-то она искупалась в священной пушкаре шакьев - искусственном водоеме с лотосами, после чего родила в роще деревьев сал, посвященной богине-матери, мальчика, который вышел из ее бока. Новорожденный сразу же встал на ножки и издал ликующий львиноголосый клич. А через семь дней Майя умерла.
Юный Гаутама получил обычное для всех кшатриев воспитание. Он прекрасно научился управлять боевой колесницей, владеть оружием, усвоил племенные обычаи. Он женился на девушке своего племени, Каччане, принадлежавшей к знатному роду, и она родила ему сына Рахулу.
Отец Гаутамы Шуддходана, как мог, ограждал сына от теневых сторон жизни. Он помнил пророческие слова мудреца Аситы: "Я смеюсь от радости, что спаситель явился на Землю, и плачу оттого, что мне не выпадет счастья дожить до свершения его подвига".
Потерявший любимую жену Шуддходана не хотел утратить и сына, даже если тому и надлежит совершить подвиг. Поэтому жизнь Гаутамы (ему еще предстояло оправдать имя Сиддхартхи, которое значит "выполнивший назначение") протекала легко и счастливо. Но однажды, проезжая на колеснице, окруженный друзьями и поющими девушками, Гаутама увидел кровоточащие язвы на теле калеки, скорбную процессию, которая следовала за лежащим в гробу покойником, согбенного годами старца и погруженного в размышления аскета-саниаси.
Это были четыре встречи Будды. Острой молнией ранила его сердце мысль о предназначенных человеку страданиях. Кто мы? Откуда мы? Куда идем? В чем конечный смысл наших страданий? И безнадежная тоска затмила его. Он задумался о муках тела и души, о всех утратах, которые ожидают человека на Земле, задумался о том безжалостном и бессмысленном уничтожении, которое люди называют смертью.
В ту же ночь он решил стать отшельником-саниаси, чтобы в размышлениях обрести путь, ведущий к избавлению от мук. Он покинул тайком свой дом и ушел в леса и пещеры.
Шесть лет он метался в поисках этого неведомого пути. Он искал истину в священных тайнах брахманов, искал ее в себе, умерщвляя свою плоть голодом и бичеванием. Подолгу жил он в джунглях, где одни только звери могли слышать его. И вдруг на него снизошло откровение. Случилось это, когда он сидел, погруженный в себя, под деревом пипалой на берегу реки Неранджары.
Гаутама сделался Буддой. Он познал "четыре благородные истины": 1) существование страдания - существовать значит страдать; 2) причина страдания - желание, которое только возрастает при удовлетворении; 3) прекращение страдания - уничтожение; желаний; 4) путь, ведущий к такому уничтожению, - три стадии или последовательных состояния совершенства, которые заключаются в знании и соблюдении "благого закона", исполнении дисциплины буддизма и его морали и в нирване, где уже нет существования.
Демон зла, бог смерти Мара, наслал на "просветленного" страшные бури. Но страха не было в сердце Будды. Мара послал ему своих дочерей, которые стали соблазнять отшельника всеми радостями жизни. Но желание было убито в сердце Будды. Только сомнение могло еще отвратить его от избранного пути. Четыре недели, днем и ночью, ходил Будда вокруг дерева, пытаясь победить сомнение. И победил.
В "оленьем парке", близ Бенареса, Будда произнес свою первую проповедь перед пятью учениками и двумя оленями. Высокая истина была высказана. Отныне путь к спасению от страданий открывался перед людьми. Будда привел в движение колесо дхармы. Сорок пять лет бродил он по городам и деревням, проповедуя свое учение. Со всех концов Индии к нему стекались ученики. Одних он оставлял при себе, других посылал проповедовать в самые отдаленные концы страны. И они несли людям дхарму, что следует понимать как закон жизни.
Умер Будда в восьмидесятилетием возрасте в Кушинагаре. Он лег под деревом пипалой в позе льва и обратился к монахам и мирянам: "Теперь, монахи, мне нечего сказать вам больше, кроме того, что все созданное обречено на разрушение! Стремитесь всеми силами к спасению".