* * *
Комментарий
В древнеегипетских папирусах периода Нового царства упоминается о каком-то договоре Эхнатона с жрецами Амона. Был ли он зафиксирован документально или носил устный характер, точно неизвестно, но ясно только одно: царь с семьей и верными ему вельможами перебрался во вновь построенный Ахетатон, куда посторонним путь был закрыт. Территория Ахетатона (а по сути царских владений) была обозначена по периметру 14-ю камнями с надписями, обозначавшими не только границы владений Эхнатона, но и содержавшими слова его клятвы никогда не покидать Ахетатон. Неизвестно, насколько это верно, но есть мнение, что Эхнатон уже до самой смерти не выезжал за пределы этих пограничных камней.
Трудно себе представить, каким образом фараон, многие годы не выезжавший за пределы столицы, управлял всей страной. Однако в Египте все еще продолжалось развитие архитектуры, скульптурной и живописной культуры, техники, где широкое применение получили орудия труда и предметы быта из бронзы.
Не найдя поддержки у жрецов и вельмож - приверженцев бога Амона, Эхнатон начал окружать себя новыми приближенными, среди которых были и так называемые свободные бедные. Они действительно были настолько бедны, что нередко не имели достаточно одежды или нормального жилья - его могла заменять глиняная хижина без крыши. Кстати, такие жилища сохранились в некоторых местах и поныне, там прямо на полу, на циновках, спят целыми семьями.
Эти бедняки на самом деле были свободны и даже имели трех-четырех рабов, выполнявших тяжелые работы. Их также можно было отдать кому-нибудь в наем. Рабами обычно становились пленные из других государств, попадавшие в Египет в результате войн и набегов. Немху (свободные бедные), попав каким-то образом на службу к фараону, очень этим дорожили, так как царь, по словам одного из них, сохранившимся в надписи на камне, "давал кров и пищу".
Описанная в главе сцена беседы Нефертити и Сета - авторский домысел, но вполне возможно, что такой Верховный жрец (или главный жрец храма Амона) был и позднее сумел достичь трона - имя фараона Сета занесено в официальные списки царей Египта.
Второй наследник
Нефертити проснулась рано, но не хотела вставать - остатки вчерашних сомнений все еще волновали ее. Когда солнце уже поднялось над горами, к ней заглянула обеспокоенная Тии - только она имела право войти сюда без приглашения царицы.
- Красавица моя, ты сегодня бледна, - запричитала Тии. - Чувствую: душа твоя тоскует. Тебе надо посетить храм Ипетсут и дотронуться до священного скарабея. Ты же знаешь, он посылает благополучие в любви и вообще в жизни и… и… предотвращает измену.
Нефертити поняла, что Тии догадывается о причине ее душевного волнения, она отвела глаза и горько усмехнулась:
- Разве я не была там перед замужеством?
- Столько лет прошло! Я думаю, что у тебя и сейчас нет причин для беспокойства, но… лучше еще раз побывать там.
- Это так далеко, Тии, за Фивами. А мы уже десять лет не переступаем границ Ахетатона - фараон верен своей клятве не покидать города.
- Так это он! А ты же такую клятву не давала!
- Я царица, Тии…
- Да, да, я понимаю… А вот Тейе, как захочет, так и заказывает себе корабль, плывет в Фивы и живет в том дворце, сколько ей захочется.
- Tейe уже давно не сидит на троне, она не связана придворным этикетом и может жить где угодно и так, как считает нужным.
- Это верно.
- А я - великая царица, я обязана все разделять со своим царственным супругом - радости, успехи, неприятности и даже горести. Его клятва - это и моя клятва.
- Не спорю, красавица моя. Но фараон спрятался в загородном дворце, чтобы военачальники и вельможи не донимали, а ты тут одна…
Ее слова прервал какой-то шум, доносившийся из анфилады вестибюлей.
- А вот и он! - радостно воскликнула Тии. - Сейчас он тебя обнимет и, как всегда, скажет: "Я по тебе скучал, Нафтита".
Нефертити, успевшая одеться с помощью кормилицы, вместе с ней, улыбаясь, вышла из своих покоев и остановилась. Улыбка слетела с ее лица: по залам к выходу в сопровождении рабынь шла Тейе. Увидев Нефертити, она остановилась со словами:
- Приветствую тебя, великая царица.
Она произнесла это быстро, равнодушно, словно заученную формулу. В ее голосе не только не чувствовалось почтения, но даже, как показалось Нефертити, сквозила небрежность, и поэтому она с подчеркнутым смирением ответила:
- Можно и без церемоний, матушка. Вы, кажется, куда-то собрались?
- Хочу немного пожить во дворце в Фивах, - ответила Тейе, - здесь что-то совсем скучно стало… Сына не вижу по нескольку дней кряду… Где он опять? Все в загородном дворце? Как видно, здесь его мало что интересует.
Нефертити старалась не обращать внимания на ядовитые уколы свекрови, которая, по-видимому, тяжело мирилась с положением "отставной" великой царицы. Сдержалась она и на этот раз, спокойно ответив:
- У него творческое вдохновение.
- У него вдохновение, а у меня скука. В Фивах мне веселее, там много придворных дам, с которыми мне интересно. И там мое озеро…
Нефертити догадалась, что речь шла об озере, которое лично для нее выкопали за пятнадцать дней по приказу Аменхотепа III. Тогда она, Тейе, была любимой женой и великой царицей, могла повелевать и желать чего угодно. А сейчас ей трудно смириться с тем, что ее место на троне заняла Нефертити. Конечно, незавидная участь: еще при жизни сойти с такой высоты и стать чуть ли не приживалкой при собственном сыне и невестке.
Глядя вслед удалявшейся Тейе, Нефертити вдруг подумала, что и она когда-нибудь может оказаться в таком положении. Эхнатон что-то часто стал болеть… Если его место займет Сменхкара, великой царицей станет Меритатон. С тех пор, как Эхнатон объявил брата и свою старшую дочь наследниками египетского трона, Нефертити порой стала замечать в дочери какие-то непривычные нотки то ли высокомерия, то ли отчужденности. Не рано ли Меритатон начала чувствовать себя правительницей Египта? Небрежность дочери, с какой она иной раз слушала мать, обижала Нефертити, но она прощала ее - в шестнадцать лет все склонны к преувеличениям. А пока что она, Нефертити, великая царица и не собирается никому уступать свое место.
Фараон вернулся из загородного дворца к обеду. К трапезе стали собираться и все вельможи, которым полагалось обедать вместе с царской семьей. Эхнатон выглядел посвежевшим, отдохнувшим и был в каком-то радостном возбуждении. Едва царские носилки поставили в вестибюле, как Эхнатон нетерпеливо подставил ноги носителю сандалий и, обувшись, обратился к входившим Эйе, Тии, Пенту, Нефертити:
- Прежде чем мы сядем за стол, я хочу прочитать вам свою оду, которую только вчера закончил. По-моему, она великолепна!
Все прошли в соседний зал. Фараон сел в кресло, Нефертити - тоже. Остальные стояли в ожидании. Когда царь в таком узком кругу читал свои вирши, о дворцовых церемониях забывали и внимательно слушали поэта. И хотя Эхнатон не подошел к Нефертити, не обнял ее, как прежде, не сказал ей нежных слов, она разом успокоилась, увидев, с каким нетерпением он ждет, когда можно уже будет начать читать оду. Он действительно был в плену поэзии - наверное, этим и объясняется его теперешнее отношение к ней. Ничего серьезного, только поэзия… Эхнатон стал читать, обращая свои слова к Атону:
Как прекрасно на небе сияние твое,
солнечный диск живой, положивший начало всему!
Ты восходишь на небосклоне восточном,
наполняя всю землю своей красотой!
Ты прекрасен, велик, светозарен
и высок над землей,
ты лучами своими объемлешь все страны,
то есть все, что ты создал один!
Ода была длинной, но никто не смел прервать царя. А он то заглядывал в папирус, то читал по памяти:
Плывут корабли на юг и на север,
все открыты дороги, когда ты сияешь,
рыбы выходят из вод посмотреть на твой лик,
а лучи твои проникают в морскую пучину!
В эти минуты Нефертити готова была простить ему многое, потому что такие красивые и звучные стихи мог сочинить не каждый профессиональный поэт, а голос фараона продолжал звучать:
Все города и селения, поля, дороги, и реки -
зрят тебя все, живой солнечный диск!
Но лишь в сердце моем твои повеленья,
и нет никого, кроме сына, кто познал бы тебя, -
этот сын твой "Прекрасны образы Ра, Ваэнра",
ты только ему разрешил познавать свои мысли и силу!
Наконец он умолк. На его лице выступили капельки пота - видимо, от излишнего возбуждения. Эхнатон обвел всех взглядом в ожидании похвалы. Первым выступил вперед Эйе:
- Я уже приказал высечь на стенах своей гробницы один из твоих великолепных гимнов, а теперь прикажу добавить к нему эту оду. Если бы ты не родился царем, то был бы прекрасным поэтом.
Щеки Эхнатона порозовели от удовольствия. Он повернулся к Нефертити:
- А ты что скажешь, Нафтита?
- Скажу, что ты не зря провел столько долгих дней в загородном дворце - наверное, действительно для творческого вдохновения необходимо уединение. Твоя новая ода прекрасна, как и все прежние.
За этими словами похвалы посыпались и от других. А затем все отправились обедать. После долгого перерыва в этот день на трапезу, как обычно, вся царская семья, включая детей, собралась за большим длинным столом. В этой же комнате за отдельным столиком сидели Эйе и Тии - такая привилегия была у начальника колесничного войска и его супруги. Остальные высокопоставленные вельможи обедали в соседней комнате, куда дверь из столовой фараона была открыта. Нефертити видела, как они, снимая парики, рассаживались за столами, и их бритые головы напоминали ей масляные лепешки. Лишь голова Абделя с темной копной волос мелькнула в дверном проеме - он почему-то на этот раз не остался обедать во дворце. Выполняя особые поручения царя, Абдель не забывал и о своих обязанностях военачальника, руководившего одним из боевых отрядов.
Эйе проводил взглядом Абделя и покачал головой - его, как и молодого военачальника, очень беспокоило, что во время прошлой встречи с фараоном вопрос об усилении северных границ так и не решился, и неизвестно, решится ли сейчас, после этой трапезы. Думая об этом, он негромко сказал жене:
- Жаль, наш царь не в отца пошел. Его отец держал в страхе соседей и даже у самых ярых врагов вызывал уважение. Он был силен друзьями, на которых опирался, хотя и властвовал безраздельно. А этого не поймешь: то требует безоговорочного подчинения, то сникнет и не желает никого слушать, ничего обсуждать. Если бы не Нефертити, налаживать отношения с соседями было бы еще труднее. Но замечаю: стал он груб с царицей…
- Ты, наверное, знаешь, почему, - прервала его Тии.
- Недавно фараон просил меня и Пенту поговорить с царицей, - как-то нерешительно, словно боясь выдать тайну, произнес Эйе.
- О чем? - настороженно спросила Тии.
- Не будем об этом сейчас говорить, - решительно сказал Эйе, - еще рано.
- Ты скрываешь какую-то тайну? - спросила Тии.
- Не я скрываю. Тайна скрывается в загородном дворце… Пока…
- Не говори загадками, скажи мне, что там за тайна, - настойчиво потребовала Тии.
Эйе отрицательно замотал головой и занялся едой. Больше Тии не смогла ничего от него добиться. Она подумала, не сказать ли о намеках Эйе царице? Но потом решила: будет лучше, если сначала она сама узнает, что это за тайна. А сердцем чувствовала, что это как-то связано с Нефертити. Ее раздумья вдруг прервал крик Меритатон:
- Что с тобой, Сменх?!
Тии и Эйе быстро подняли головы и посмотрели в сторону большого стола, где за обедом сидела царская семья. Принц Сменхкара привалился к плечу юной супруги, он стал мертвенно бледен, и казалось, вот-вот потеряет сознание.
- Его отравили! - закричала Меритатон. - Его отравили!
- Спокойно, спокойно, - пыталась успокоить ее Нефертити, - мы все едим одну и ту же пищу…
- Его отравили! - настаивала Меритатон. - Кто-то не хочет, чтобы Сменх был наследником фараона. Его хотят погубить!
- Врача, скорее! - распорядилась Нефертити, видя, что Меритатон готова впасть в истерику, хотя Сменх уже стал приходить в себя, выпрямился и дрожащей рукой вытирал со лба пот.
Пенту уже спешил к принцу из соседней комнаты. Он склонился над ним, взяв за руку и считая пульс, потом произнес:
- Сердечные перебои. Ничего страшного, ему надо выпить лекарство и лечь в постель.
Слуги подхватили ослабевшего принца под руки и увели в его покои, Меритатон и Пенту последовали за ним. Тии, обращаясь к мужу, сказала:
- И царь, и наследник нездоровы. Если с ними случится самое страшное, кто же будет править Египтом?
- Охотники всегда найдутся, - буркнул Эйе, - но ты права: над этим надо подумать.
После трапезы он сразу подошел к царю:
- Государь, надо кое-что серьезно обсудить.
- Нельзя ли это отложить? - чуть не захныкал фараон.
- Нельзя, - твердо заявил Эйе.
- У тебя деловой разговор или приватный?
- Деловой.
- Но для этого существуют министры…
- Этот разговор не для ушей вельмож.
- Ну, хорошо, - согласился, наконец, фараон. - Тогда пойдем в мою любимую беседку у фонтана под ливанским кедром, мне нужна прохлада.
Когда они оказались в беседке и Эйе убедился, что поблизости никого нет, кроме наемных стражников, стоявших в отдалении по кругу, Эхнатон полулежа устроился на подвесном ложе, а Эйе сел в кресло напротив.
- На этот разговор меня натолкнул сегодняшний случай за обедом, - начал Эйе.
- Ты имеешь в виду Сменха? - перебил царь.
- Да, твоего наследника. Подумай, кому ты хочешь передать царство, нашу великую страну. Принц явно нездоров.
- Да я-то еще не умер! - перебил его Эхнатон.
- Сам знаешь, - дипломатично продолжал Эйе. - О наследниках заботятся заранее. Ты должен передать государство в крепкие руки. А сможет ли Сменх управлять страной так успешно, чтобы не растерять славу Египта? К тому же, он не прямой наследник… Не лучше ли закрепить наследование трона за Нефертити? У нее большой опыт управления государством.
- Нет! - закричал фараон. - Ей и так хватает власти! И разве ты забыл, о чем я просил тебя поговорить с Нефертити?
- Я помню. Но мне казалось, что это несерьезно.
- Нет, это очень серьезно. Я уже решил, кто будет вторым наследником.
- Ты говоришь о Туте? - с какой-то странной заминкой спросил Эйе.
- Да, о Тутанхамоне. У него есть право…
Нефертити видела, как Эхнатон и Эйе направились к беседке. Она подумала, что, возможно, там, у прохладной воды, в тени огромного дерева, царь, как бывало прежде, встретит ее словами: "Иди ко мне, Нафтита, посиди рядом". Она сядет, и он станет читать ей свои оды. И, может быть, без всяких объяснений они снова станут близки. После некоторого раздумья Нефертити последовала за ними. Когда она подходила к фонтану, то услышала разговор царя с начальником колесничного войска. Слова Эхнатона ее насторожили. Нефертити приостановилась. За деревьями ее не было видно, а она отчетливо слышала, о чем продолжали говорить царь и военачальник.
- Возможно, ты прав… - в раздумье проговорил Эйе. - Но лучше будет, если он женится на одной из твоих дочерей, на Анхенсенпаатон, например. Она подходит по возрасту, и они очень дружны. Но как воспримет это Нефертити?
- Опять Нефертити! - взорвался фараон. - Какое мне дело, что она подумает?
Царица поняла: сближения не будет. И что за странность - объявить наследником Тутанха, этого мальчика лет шести, который действительно очень дружен с их дочерью? Фараон обмолвился о его праве на трон… О каком праве он говорил?
Царица никогда не обращала особого внимания на этого мальчика, игравшего со всеми детьми, которые росли при царском дворе. Беспокойное любопытство потянуло ее на площадку, где резвились дети. Оставив царя и Эйе продолжать беседу, она прошла по красивой тенистой аллее к небольшому бассейну, в котором плескались дети. Сначала Нефертити отыскала взглядом дочь и увидела, что Анхен держит за руки Тута. Они что-то весело кричали друг другу, и их четкие профили ясно обозначились на белоснежной стене бассейна. Впервые увидев их вместе так близко, она изумилась: они были так похожи, эти два ребенка! И, странное дело, только сейчас Нефертити увидела, что голова Тутанхатона в профиль напоминает маленькую тыковку, как у… Эхнатона! Эта мысль поразила ее как предчувствие беды. Она вспомнила, как около шести лет назад по дворцу поползли какие-то неясные слухи о том, что фараон приблизил к себе златоволосую чужестранку, очень юную, то ли танцовщицу, то ли девушку из числа пленниц, взятых после очередной стычки на северной границе. Это стало причиной ее первой ссоры с Эхнатоном. Но он все отрицал и продолжал относиться к Нефертити с прежней нежностью. И царица, поверив ему, не интересовалась, откуда во дворце, где всегда росло много детей, появился этот мальчик. А теперь в голове раскаленным шариком вертелся вопрос: чей он сын, кто он такой, этот Тутанхатон?
* * *
Комментарий
В этой главе цитируется ода, слова которой высечены на стенах усыпальницы Эйе. Кто ее автор, доподлинно неизвестно, но некоторые из найденных стихотворных произведений приписываются Эхнатону. Обеденная трапеза в царском дворце описана в соответствии с ритуалом.
Что касается наследников египетского трона, то Эхнатон, действительно, назначил двух: сначала своего брата и чуть позже - Тутанхамона, которому, судя по всему, тогда не могло быть более шести лет. В документах зафиксировано, что Сменхкара царствовал три года. Если вопрос о втором наследнике решался Эхнатоном, а до Тутанхамона трон три года занимал брат умершего царя, значит вступивший на египетский престол в девятилетнем возрасте Тутанхамон, действительно, был объявлен наследником в шесть лет, когда его происхождение было покрыто тайной.