Ванюшин. Работать не могут, жить не могут… Старуха, кто у нас детей-то сделал такими? Откуда они? Наши ли?
Арина Ивановна. Уж я не знаю, что ты и говоришь…
Ванюшин. Для них старался, для них делал – и всем врагом стал.
Арина Ивановна. Грозен ты уж больно. Вон Алешеньку-то как перепугал.
Ванюшин. Грозен, боятся… А знают ли они, как смотреть-то на них жалко? Не чувствуют, ничего не чувствуют… Словно не отец я им.
Арина Ивановна. Я Алешеньке скажу.
Ванюшин. Не надо. Пусть думают что хотят про отца. Все равно, немного нам с тобой жить, как-нибудь доживем. Устал я сорок лет вести вас. Рукой на все махну. Пусть живут как хотят! И для чего работал? Для чего жил? Грош к грошу кровью приклеивал… Суетна ты, жизнь человеческая! (Задумывается.)
Арина Ивановна уходит в спальню и возвращается с бутылкой святой воды; мочит ему голову.
Ванюшин. Что ты?
Арина Ивановна. Водицей святой из ключа Семиозерной пустыни.
Ванюшин. Вот ты мочила бы детям-то головы, да не теперь, раньше… Оставь!
Арина Ивановна. Я за Костенькой пошлю.
Ванюшин. Не надо. Не смей говорить ничего никому. Мне больнее будет… Слышишь – не смей! Я пойду лягу. (Идет в спальню, Арина Ивановна его поддерживает.) А ты молись. Я люблю, мне легче, когда ты молишься.
Уходят.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
[Людмила решает покинуть отцовский дом и вернуться с мужем в Москву. Елена сообщает Константину, что она ждет ребенка и требует от него выполнить обещание жениться. Константин намеренно разглашает свою связь с Еленой, будучи уверенным, что Ванюшин выгонит племянницу из дома.]
Леночка робко входит. Ванюшин. Слышала? Что скажешь?
Леночка. Это, дядя, неправда. Я с Костенькой просто дружна… читаем, разговариваем…
Константин. Врут они оба! Они злятся на меня, – один за то, что я не одобряю его попрошайничества, а другой на каждого кинуться рад. Я не виноват, что тебя выгнали из гимназии!
Аня, до сих пор сдерживающая себя, выступает вперед. Дыхание ее учащенно, часто хватается за горло и с трудом может говорить: спазмы и слезы мешают ей говорить.
Аня. Не смеешь… не смеешь… Алешу обижать… тоже… папашу… в глаза…
Людмила. Полно, Аня… что с тобой?
Аня. Мы с Катей все знаем… мы дневник ее читали… письма… (Вскрикивает, обращаясь к Константину.) Нехорошо! Нехорошо… (С ней истерика, плачет и хохочет в одно и то же время.)
Щеткин и Людмила выводят ее из гостиной. Арина Ивановна, потрясенная всем слышанным, из доброй, кроткой старушки превращается в не похожую на себя женщину. С отчаянием, сжав кулаки, она подбегает к Леночке, кричит и топает ногами. Все удивленно смотрят на нее.
Арина Ивановна. Вон, греховодница, из дому! Вон! (За этой вспышкой следует мгновенный упадок сил. Она вся дрожит и с трудом стоит на ногах.)
Катя и Клавдия сажают ее на стул.
Константин. После таких сцен тебе нельзя здесь оставаться ни минуты. Чтоб прекратить этот скандал, я тебя отправлю домой. Едем на вокзал.
Леночка. Костенька!..
Константин. Едем. (Крепко сжимает ей локоть.) Только после твоего отъезда они все убедятся, что их догадки не имеют никакого основания. (Уводит Леночку.)
Клавдия. Мама, лягте. Катя, отведи ее.
Ванюшин. Отведите… да за доктором пошлите.
Клавдия и Катя уводят Арину Ивановну. Ванюшин опускается на стул, долго молчит и потом начинает рыдать как ребенок. Алексей подходит к нему.
Алексей. Не надо так огорчаться… вы ни в чем не виноваты.
Ванюшин. Как не виноват-то? Мои ведь вы!
Алексей. Вы делали все, что, по вашему убеждению, было нужно нам, трудились, работали для нас, кормили, одевали, учили…
Ванюшин. Так откуда же вы такие?
Алексей. Сверху. Вот в том-то и дело, папаша, что мы жили наверху, а вы внизу. Внизу вы работали, трудились, чтобы нам жилось спокойно наверху… и мы жили как кто хотел, как бог на душу положит.
Ванюшин перестает рыдать и внимательно слушает сына, покачивая головой.
Ванюшин. Так… так…
Алексей. Вы знали, что мы чему-то учимся, что-то читаем, где-то бываем, но как мы воспринимаем, где бываем – вы этого не знали. По крышам еще мальчишками мы убегали сверху и нередко взрослыми проделывали то же самое. Нас развращали няньки и горничные, мы сами себя развращали – старшие младших. Все это делалось наверху, и вы ничего не знали. Ванюшин. Так… так…
Алексей. Вы рождали нас и отправляли наверх. Редко мы спускались к вам вниз, если не хотелось пить и есть, а вы поднимались к нам только тогда, когда находили необходимым ругать нас и бить. И вот мы выросли, мы сошли сверху уже взрослыми людьми со своими вкусами, желаниями и требованиями; и вы не узнаете нас; вы спрашиваете – откуда мы такие? Как, должно быть, тяжело вам! (Опирается руками на ручку кресла, на котором сидит Ванюшин, и плачет.)
Ванюшин целует его в голову.
Вы целуете? Ведь это первый поцелуй отца! Папаша!.. (Склоняется перед ним на колени и целует руку.)
Ванюшин. Поезжай… куда хочешь поезжай, помогать буду… (Крепко прижимает его к груди.) Родной мой!
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
[В гостиной Ванюшиных все изменилось: Константин женится на дочери генеральши Кукарниковой и обустраивает дом по своему вкусу. Ванюшины готовятся к приезду невесты и ее матери, однако Ванюшин отрешен от общей суеты, он просит жену отправить крупную сумму денег для Елены и родившегося ребенка. Незадолго до приезда гостей Ванюшин уходит с тем, чтобы, по его словам, купить подарок невесте. Константин решает объясниться с Инной наедине.]
Константин. Вот видишь ли… (Проходит по комнате и садится на оттоманку к ногам Инны.)
Инна. Я жду.
Константин. Когда чай принесут. (Опять встает.)
Инна. Я не люблю, когда мямлют. Говори. Константин. Скажи мне: ты любишь меня? Инна. Люблю.
Константин. Я верю и потому только решаюсь сегодня рассказать тебе… я мог бы совсем не рассказывать, если бы не был уверен в тебе.
Инна. Ты меня пугаешь.
Константин. Повторяю, я мог бы не рассказывать, если бы не был уверен в тебе, но я счел своим долгом рассказать… да притом… я боюсь… слухи и сплетни постоянно искажают факты…
Инна. Я не люблю, кто мямлит. Говори.
Акулина подает чай и уходит.
Константин. Вот видишь ли…
Инна. Это скучно.
Константин. Я скажу прямо. Ты, понятно, настолько умна и настолько знаешь жизнь, что не представляешь себе мужчин какими-то безупречными ангелами…
Инна. Дальше. Вы хотите говорить о вашем бывшем романе? Начинайте прямо с нее… Кто она?
Константин. Вот видишь ли…
Инна. Ничего я не вижу. Кто она?
Константин. У нас здесь жила… моя родственница. Я был моложе, увлекся… думал сделать из нее человека…
Инна. И сделали из нее любовницу?
Константин. Я искренне увлекся, Инна, и, может быть, это увлечение не прошло бы до сих пор, если бы она была другой… Но она оказалась такой мелкой, мещанской натурой, узкой и эгоистичной, что я не нашел с ней ничего общего. Когда же я сходился, у меня были честные намерения: я мечтал образовать ее – она почти ничего не знала, – воспитать в ней себе жену по своему идеалу, но из этого ровно ничего не выходило. Каждый день я убеждался в ее природной тупости, в неспособности… ее буржуазные вкусы, наклонности возмущали меня, и я… Мы расстались. Ты, вероятно, услышала бы здесь эту историю в искаженной редакции, и я счел необходимым рассказать тебе.
Инна. Где она теперь?
Константин. Она уехала к матери в Самару. У нее три сестры; имеют мастерскую, сами шьют… Я помогаю. (Берет Инну за руку.) Прости меня. Чего я искал в ней, я нашел в тебе… Не разбивай моего счастья.
Молчание.
Не молчи, говори скорее мой приговор.
Инна. Благодарю вас. Константин. Оставьте шутки.
Инна. Я серьезно благодарю вас. Константин. За что?
Инна. Вы облегчили меня: я должна была вам тоже сказать… На все, что вы мне сказали, я отвечу русской пословицей: "долг платежом красен". Вы тоже у меня будете не первым…
Константин. Ты шутишь?
Инна. Нисколько.
Константин ошеломлен.
Константин. Но… я не верю.
Инна. Поверьте. Нам лучше теперь прекратить наш разговор. Я знаю про вас, вы про меня, – подумаем наедине, и если простим друг другу, то встретимся вновь друзьями. Приезжайте к нам в среду, а теперь довольно.
Константин. Но как же, Инна…
Инна. Дальнейший разговор на эту тему я считаю преждевременным. Советую, когда вы будете думать наедине, не забывать одного французского афоризма: tout comprendre cʼest tout pardonner. Займемся чем-нибудь. Ты говоришь, что у тебя много новых нот? (Подходит к пианино, выбирает ноты и играет.)
Константин остается на том же месте, где сидел.
(Взглянув на Константина.) Мы будем думать наедине, не теперь… Идите сюда!
Пауза. Константин не подходит к ней.
Нравится вам?
Константин. Я никак не могу представить…
Инна. Мы будем говорить об этом после. (Продолжает играть.)
Пауза. Из зала выходят Кукарникова, Арина Ивановна, Клавдия, Аня и Катя.
Кукарникова. Мы услыхали музыку и пришли вас слушать. Садятся. Аня подходит к окну.
Это любимая вещь Инночки. (Обращается к Клавдии.) Вам нравится?
Клавдия. Да.
Все слушают. Через некоторое время Инна перестает играть и украдкой смотрит на Константина, который все еще сидит в одной и той же позе.
Арина Ивановна. Костенька, что это папаши-то нет?
Константин (смотрит на часы). Половина десятого. Кто-нибудь задержал.
Кукарникова. Человек деловой, общественный деятель. Аня. Вот, кажется, калитка хлопнула. Это он. Константин. Да, вероятно, он. (Уходит.)
Пауза. Инна перебирает клавиши. Константин входит.
Нет, это не он.
Все становятся тревожнее.
Арина Ивановна. Не послать ли к Павлу Сергеевичу? Может быть, он у него?
Клавдия. Павлика дома нет, мамаша.
Арина Ивановна. Так где же Александр Егорович? Уж я не знаю.
Пауза.
Константин. Вы простите, мама. Вероятно, что-нибудь папашу задержало.
Кукарникова. Мы, кажется, не собираемся домой. Нас скоро не спровадишь. Вот Инна нам споет что-нибудь. Инночка, спой.
Инна. Дуэт с Костей.
Кукарникова. Да-да, Костя, покажите-ка свои таланты. Константин. Я не могу, мама: всего взял только десять уроков, пою упражнения.
Инна (обращаясь к Косте). Что хотите, чтоб я спела?
Константин (выбирает романс). Спойте вот это. Я слышал в Москве, как пела Фострём. Чудно!
Инна. Хорошо. (Поет) Аня. Его голос!.. Пришел.
Инна перестает петь. Все смотрят в зал и ждут. Пауза.
Константин. Должно быть, тебе послышалось.
Арина Ивановна выходит и скоро возвращается.
Арина Ивановна. Нет, не он…
Константин. Продолжайте, Инна.
Аня. Простите, я вам помешала петь.
Инна. Ничего. (Продолжает петь.)
Через некоторое время доносится какой-то неопределенный шум. По залу пробегает Акулина. Аня, Арина Ивановна и Константин прислушиваются к шуму. Инна продолжает петь. Шум ближе – ясно слышно топанье ног. Скоро в зале появляются незнакомые люди, кто-то из них говорит: "Сюда". Инна смолкает. В гостиной тишина. Вносят труп Ванюшина. Несут старик в лохмотьях, татарин и еще несколько человек из простонародья. В толпе заметен один только интеллигентный человек в цилиндре. Люди с трупом входят в гостиную.
Константин (не уясняя происшедшего, робко и тихо спрашивает старика). Что с ним?
Старик в лохмотьях (глухим голосом). Застрелился… в саду.
Константин делает шаг вперед и с искаженным от ужаса лицом смотрит на труп; Арина Ивановна остолбенела на месте; лицо Клавдии подергивают судороги; Аня сейчас вскрикнет и упадет в обморок. Кукарникова и Инна, недоумевая, глядят друг на друга. Страшная пауза. Еще момент – и трагедия их душ воплями и стонами вырвется наружу.
Занавес
1901
Ф.К. Сологуб (1863–1927)
Драматургическое наследие Ф.К. Сологуба, принадлежавшего к поколению "старших" символистов, обширно и не менее значимо, чем его поэтическое и прозаическое творчество. При жизни Сологуб был весьма популярным и репертуарным драматургом, в советский период его творчество, в том числе и его драматургическая составляющая, были несправедливо забыты, и новая волна интереса исследователей к произведениям этого автора появилась в последние десятилетия.
Как драматург Сологуб проявил себя в самых разных жанрах: литургия ("Литургия Мне", 1906), мистерия ("Победа смерти", 1907), балаган ("Ночные пляски", 1908; "Ванька-ключник и паж Жеан", 1908), трагедия ("Дар мудрых пчел", 1912).
Пьеса "Ванька-ключник и паж Жеан", сюжет которой заимствован Сологубом из русской народной песни, в полном соответствии с подзаголовком ("драма в двенадцати двойных картинах") состоит из двух вариантов однотипных эпизодов, составляющих в совокупности две версии развертывания единой интриги: "прелюбодеяния" ключника Ваньки (в параллельной версии – пажа Жеана) с женой князя (во втором случае – графа), которое по ходу действия пьесы разоблачается, но не влечет за собой наказания.
Примечательно, что к постановке этой сологубовской пьесы дважды обращался Н. Евреинов: в 1909 году он поставил ее в Театре В.Ф. Комиссаржевской, а в 1913 году – на сцене петербургского театра миниатюр "Кривое зеркало", но уже под названием "Всегдашни шашни". Помимо изменения названия, Сологуб по просьбе театра дописал к пьесе третий акт, где действовала уже пара современных автору любовников – Иван Иванович и Анна Ивановна, но неизменными оставались коллизии любовного треугольника, вечные любовные параллели. Эта пьеса не случайно привлекала внимание Н. Евреинова дважды, это был тот самый случай, когда стилизаторский дар драматурга счастливо совпал со стилизаторским даром режиссера. Ф. Сологуб мастерски имитировал и куртуазные манеры времен средневековой Европы, и старинный русский говор с его характерными словечками и оборотами речи. А режиссер и художник спектакля Бобышев, в свою очередь, любовно воссоздавали на сцене каждую эпоху в характерной цветовой гамме, звуковых красках и ритмической тональности. Стилистическая разноголосица в данном случае выявляла очевидность сюжетных параллелей.
Неудивительно, что критика, встретившая спектакль Н. Евреинова весьма доброжелательно, оценила его исключительно как искусную стилизацию и не увидела за этим искусно стилизованным сюжетом философский метасюжет, столь важный для драматурга-символиста. Режиссера-стилизатора, как ни странно, в данном случае подвела его увлеченность стариной: в постановке она стала самодовлеющей.
Пьесу Ф.К. Сологуба "Ночные пляски", написанную предположительно в 1908 году, можно поставить в один ряд с целой группой драматургических стилизаций, созданных русскими модернистами в этот период. Среди подобных стилизаций исследователи называют прежде всего "комедии" М.А. Кузмина второй половины 1900-х годов ("Комедия о Евдокии из Гелиополя", "Комедия о Алексее человеке Божьем", "Комедия о Мартиниане"), а также пьеса А.М. Ремизова "Бесовское действо над неким иноком, а также смерть грешника и смерть праведника, сие есть прение Живота со Смертью" (1907). Все названные произведения, по общему мнению специалистов, своими темами, мотивами, а также и по форме тесно связаны с древнерусской литературой или с устным народным творчеством.
Спектакль по пьесе "Ночные пляски" был поставлен в петербургском Литейном театре в 1909 году Н. Евреиновым в соавторстве с балетмейстером М. Фокиным и прошел лишь один раз на благотворительном вечере. В спектакле играли в основном любители, но сколь блестящ был этот "любительский" состав: лучшие петербургские поэты, писатели, художники Серебряного века. Главную роль – юного поэта, который стремится разгадать тайну двенадцати королевен, – исполнил С. Городецкий. "Чужеземных" королей и королевичей представили на сцене О. Дымов, Л. Бакст, И. Билибин, Б. Кустодиев, Г. Чулков, В. Нувель, М. Волошин, К. Сомов, М. Добужинский, М. Кузмин, А. Толстой, К. Эренберг, Ю. Верховский, А. Ремизов. Роли двенадцати королевен, которые пели, декламировали стихи и танцевали босиком, подражая Айседоре Дункан, сыграли сестры и жены названных выше поэтов, писателей и художников.
Создавая "Ночные пляски", Ф.К. Сологуб обращается прежде всего к фольклорным традициям и с присущей ему основательностью указывает на источник сюжета своей "драматической сказки в трех действиях": тема этой пьесы заимствована из сказки "Ночные пляски", которая помещена в книге "Народные русские сказки" А.Н. Афанасьева. Можно понять, чем привлек Сологуба сюжет этой сказки: поэт-символист прежде всего разглядел в нем любимую свою антиномию – противостояние мечты и действительности, сна и яви, дня и ночи. Но, кроме того, фольклорный источник позволил автору развернуть сценическое действо в духе народного "балагана", масочного представления, в котором занято более полусотни действующих лиц. Одной из доминантных черт художественного мира Сологуба исследователи называют сочетание иронии и лирики. В "Ночных плясках", поскольку в данном случае мы имеем дело с драматургическим произведением, эти два начала можно определить как "балаган" и "мистерию". Царство короля Политовского, мир дневной, – это царство "балагана", мир "личин", масок. Подземное царство заклятого короля, ход в который ведом двенадцати королевнам, мир ночной, – это мир "мистерии", мир приобщения к таинствам духовной жизни.
Небольшая одноактная пьеса Ф.К. Сологуба "Отравленный сад", текст которой в данной хрестоматии сохранен полностью, интересна прежде всего тем, сколь оригинальное продолжение, совершенно в духе символистских устремлений автора, получает в ней сюжет пушкинского стихотворения "Анчар". Декадентские отравленные цветы драматурга-символиста взросли на почве русской классической литературы, и следует обратить самое пристальное внимание на подобную драматургическую трансформацию известного пушкинского сюжета. В этой небольшой драме в полной мере проявились непревзойденное мастерство стиха и утонченный вкус одного из самых ярких русских поэтов Серебряного века.
Библиография
Волошин М.А. Лики творчества. М., 1988.
Павлова М. Писатель-Инспектор: Федор Сологуб и Ф.К. Тетерников. М., 2007.