На Северо-Западном фронте
А память готова взорваться опять,
Лишь только ее вы затроньте.
Вы знаете, где нам пришлось воевать?
На Северо-Западном фронте.Над нами обугленный тлел небосвод
То в красном, то в белом накале.
Всю сырость псковских и демянских болот
С собой мы в подсумках таскали.Здесь леший беседовать с нами привык,
Качаясь на елочных лапах.
Из нас ни один еще санпропускник
Болотный не вытравил запах.Нам в грязь приходилось деревья валить,
Тащить из грязи волокуши.
Тогда еще бог не успел отделить,
Как следует, землю от суши.Мы жили в промозглых сырых погребах,
В сырые шинели одеты,
Курили сырой филичевский табак
И ели сырые галеты.Ни вешки какой, ни столба со звездой
Нельзя водрузить на могиле.
В траншеях, заполненных ржавой водой,
Мы мертвых своих хоронили.Три дня самолета с продуктами нет.
Покрепче ремень засупоньте.
Мы знаем теперь, где кончается свет, -
На Северо-Западном фронте.Сквозь серенький морок и вечный туман
Тащились обозные клячи.
У "эмок", засевших по самый кардан,
Летели к чертям передачи.Автобусы юзом ползли под откос,
Обратно вскрабкаться силясь.
Имея две пары ведущих колес,
Вовсю пробуксовывал "виллис".По этой лежневке прошлепав хоть раз,
Трехтонки нуждались в ремонте.
Нелегкое дело отыскивать нас
На Северо-Западном фронте.Кому приднепровские степи сродни,
Кто верен снегам Ленинграда.
Но эти замшелые кочки да пни
Кому-то отстаивать надо?!Поскольку наш фронт города не берет,
Нас всем обделяло начальство.
И сводки Советского информбюро
О нас сообщали не часто.Протерты у нас на коленях штаны,
Слиняли давно гимнастерки.
И если бывает фасад у войны,
То мы - фронтовые задворки.В фашистской, протянутой к нам пятерне
Торчали мы вместо занозы.
И если поэзия есть на войне,
Мы были страницею прозы.Мы, встав здесь однажды, не двигались вспять,
Решив не сдаваться на милость.
Наверно, поэтому нас убивать
По нескольку раз приходилось…Окопы уходят в траву без следа,
До дна высыхают болотца.
Быстрей, чем мгновенья, мелькают года,
Но это со мной остается.И вижу я вновь, как при сильной грозе,
И лес, и высотку напротив, -
И снова, и снова теряю друзей
На Северо-Западном фронте.
1974
АЛЫКУЛ ОСМОНОВ
(1915–1950)
С киргизского
Твоя поэма
Перевод И. Селъвинского
"Ты" - это все, с кем я всегда - на "ты",
Ты - воплощенье чести, прямоты.
Тебе храбрец сокровище доверит,
В хранителе узнав твои черты.Слова твои правдивы. В час невзгод
Ты верен клятве. Ты - святой народ!
И с легкою душой на сохраненье
Тебе джигит свой клад передает.Нет у меня ни клада, ни коня.
Возьми стихи в подарок от меня.
Они - твои, как и мои… Поэму
Ты сбереги до завтрашнего дня.
8 декабря 1945 г.
Койсары
Я - корабль
Перевод М. Синельникова
Я - торопливый тот корабль, который, бросив дом,
Прошел сквозь бурю и волны не зачерпнул бортом,
И слишком рано в порт пришел, и - море за спиной.
Стою на этом берегу, а молодость - на том.Я - торопливый тот орел, я - беркут быстрый тот,
Что слишком рано, на заре, закончил перелет.
Осталась молодость навек в затерянном краю
Отвесных скал, зеленых гор, обветренных высот.Совсем не думал я о том, что молодость прошла,
Простился, словно бы за ней еще одна была,
Оставил, бедную, в слезах, ее не приласкал
И не погладил в черный час высокого чела.Когда мы были вместе с ней, мы были хороши,
От старости не уберечь ни плоти, ни души,
Но молодость моя живет, играя, веселясь,
Там, посреди орлиных гор, в заоблачной глуши.
17 октября 1948 г.
Чолпон-Ата
Памятник
Перевод М. Синельникова
Кургана нет - запомнят ли меня
И где мой след? Так вспомнят ли меня?!
Я отплыву однажды на закате
Моей судьбой назначенного дня.Да, немота могильная темна,
Но пусть чуть-чуть расступится она,
И высота моя для посвященных
Взойдет, и углубится глубина.Пусть ложе - из песка, и слеп туман -
Словам достойным выход будет дан.
Надгробье расколю одним ударом
И рысью понесусь, как буудан.
1949
КАРА СЕЙТЛИЕВ
(1915–1971)
Переводы А. Кронгауза
С туркменского
Фраги
Вот он, ясный, пронизывающий взгляд,
И жемчужные строки за рядом ряд,
Твой дестан,
Что летит над землей, крылат,
И песок,
Что твоею ступней примят.
Там, где конь твой скакал столько лет назад,
След его и доныне камни хранят.Оживляет седые камни мечта.
По ущельям петляет моя мечта -
До чего же тропинка к тебе крута,
А в конце недоступная высота.Взяли юноши горный родник в кольцо.
В роднике оживает твое лицо.
На земле драгоценнее нет кольца,
Чем поэзии жаждущие сердца.
Им ты песни готов дарить без конца.
И воздвигнут в хранилищах их сердец
Для творений Фраги золотой дворец.Как и прежде, журчат родники сейчас,
Как и прежде, звучат ручейки у нас,
И то громче, то тише звучанье их,
И то ниже, то выше журчанье их.
Их знакомые звуки ловил не раз,
Я в них голос Фраги уловил не раз.Может, моря, а может, реки волна
Стих хранят удивительной чистоты.
Может, звезды, а может быть, и луна
Песни звонкие слушают с высоты.
Петь хотели бы многие дотемна
И хотели бы так же журчать, как ты,
Но для них это только одни мечты.Как тебе не завидовать сотни лет,
Если жил на планете такой поэт,
Если каждое слово певца людей
Словно кровью питает сердца людей?
В твоей песне отвага юнца звучит
И размеренный пульс мудреца звучит,
Это сердце уж сколько веков стучит!
Песня вместе с народом слезу прольет
И умрет, если выйдет на смерть народ.
Но, ожив,
Пережить она сможет всех.
Только, если веселью придет черед, -
Засмеется народ -
Будет в песне смех.Вот каков ты, избранник наш и певец,
И народ тебе славы плетет венец
И короной сплетает цветы, любя,
Чтобы этим венком увенчать тебя.
Ведь в далекие годы народных бед,
Когда стоны и вопли затмили свет,
Ты отваги учителем был, поэт,
Смело встал на защиту родной земли…
Ты и этим нам дорог,
Махтумкули.
1941
Человек и время
День минувший укорачивает жизнь,
Но с утра опять торопимся вперед.
Год минувший укорачивает жизнь,
Но торопимся увидеть новый год.
Мы торопимся всегда вперед и ввысь,
Хоть и этим укорачиваем жизнь.Как же нам не торопиться снова вдаль,
Где великих дней мерцают маяки, -
В океане том и радость и печаль,
В нем приливы и надежды и тоски,
Наступающего времени печать,
И - о смерти забывают старики.Что такое счастье?
Это - утром встать
И увидеть назревающий восход,
В ногу с солнцем зашагать…
Любая прядь
Под его лучами рдеет и цветет.
Счастье - знать,
Что завтра сможешь ты опять
Встретить солнца назревающий восход.
1970
Человек и тайны
В космос улетают смельчаки -
Изучают тайники Вселенной.
И геологи бурят пески
В поисках той тайны сокровенной,
Что Земли окутали слои.
А никто не знает достоверно
Тайны сердца,
Таинства любви.И достигнут звездолеты звезд, -
Не такое мы еще осилим.
Но не проще всей Вселенной - мозг:
Миллионы клеток,
Сеть извилин.
Сколько в нем еще таится гроз,
Сколько в нем еще таится грез
И находок -
Кто узнает это?
Может быть, никто и никогда
Не осилит этого труда…
Разве что
Когда-нибудь -
Поэты.
1970
Человек и совесть
Баловала сына мать,
Посадив на плечи.
И отец любил играть,
Посадив на плечи.
Баловала Родина сына с детских лет
И песков качала гладь,
Посадив на плечи.С материнской шеи слезь,
Дай передохнуть!
И с отцовской шеи слезь,
Отправляйся в путь!
Слезь ты с шеи
Родины, бороды стыдясь.
Совесть поимей и честь
И мужчиной будь.
1970
КОНСТАНТИН СИМОНОВ
(Род. в 1915 г.)
"Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…"
А. Суркову
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди,Как слезы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: - Господь вас спаси! -
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.Ты знаешь, наверное, все-таки родина -
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Впервые война на проселках свела.Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала: - Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем."Мы вас подождем!" - говорили нам пажити.
"Мы вас подождем!" - говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирают товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.
1941
"Жди меня, и я вернусь…"
В. С.
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души…
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.Жди меня, и я вернусь
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: - Повезло. -
Не понять не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой, -
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
1941
"Словно смотришь в бинокль…"
Словно смотришь в бинокль перевернутый -
Все, что сзади осталось, уменьшено.
На вокзале, метелью подернутом,
Где-то плачет далекая женщина.Снежный ком, обращенный в горошину, -
Ее горе отсюда невидимо;
Как и всем нам, войною непрошено
Мне жестокое зрение выдано.Что-то очень большое и страшное,
На штыках принесенное временем,
Не дает нам увидеть вчерашнего
Нашим гневным сегодняшним зрением.Мы, пройдя через кровь и страдания,
Снова к прошлому взглядом приблизимся.
Но на этом далеком свидании
До былой слепоты не унизимся.Слишком много друзей не докличется
Повидавшее смерть поколение.
И обратно не все увеличится
В нашем горем испытанном зрении.
1941
"Если бог нас своим могуществом…"
Если бог нас своим могуществом
После смерти отправит в рай,
Что мне делать с земным имуществом,
Если скажет он: выбирай?Мне не надо в раю тоскующей,
Чтоб покорно за мною шла,
Я бы взял с собой в рай такую же,
Что на грешной земле жила, -Злую, ветреную, колючую,
Хоть ненадолго, да мою!
Ту, что нас на земле помучила
И не даст нам скучать в раю.В рай, наверно, таких отчаянных
Мало кто приведет с собой,
Будут праведники нечаянно
Там подглядывать за тобой.Взял бы в рай с собой расстояния,
Чтобы мучиться от разлук,
Чтобы помнить при расставании
Боль сведенных на шее рук.Взял бы в рай с собой все опасности,
Чтоб вернее меня ждала,
Чтобы глаз своих синей ясности
Дома трусу не отдала.Взял бы в рай с собой друга верного,
Чтобы было с кем пировать,
И врага, чтоб в минуту скверную
По-земному с ним враждовать.Ни любви, ни тоски, ни жалости,
Даже курского соловья,
Никакой, самой малой малости
На земле бы не бросил я.Даже смерть, если б было мыслимо,
Я б на землю не отпустил,
Все, что к нам на земле причислено,
В рай с собою бы захватил.И за эти земные корысти,
Удивленно меня кляня,
Я уверен, что бог бы вскорости
Вновь на землю столкнул меня.
1941
Хозяйка дома
Подписан будет мир, и вдруг к тебе домой,
К двенадцати часам, шумя, смеясь, пророча,
Как в дни войны, придут слуга покорный твой
И все его друзья, кто будет жив к той ночи.
Хочу, чтоб ты и в эту ночь была
Опять той женщиной, вокруг которой
Мы изредка сходились у стола
Перед окном с бумажной синей шторой.
Басы зениток за окном слышны,
А радиола старый вальс играет,
И все в тебя немножко влюблены,
И половина завтра уезжает.
Уже шинель в руках, уж третий час,
И вдруг опять стихи тебе читают,
И одного из бывших в прошлый раз
С мужской ворчливой скорбью вспоминают.
Нет, я не ревновал в те вечера,
Лишь ты могла разгладить их морщины.
Так краток вечер, и - пора! Пора! -
Трубят внизу военные машины.
С тобой наш молчаливый уговор -
Я выходил, как равный, в непогоду,
Пересекал со всеми зимний двор
И возвращался после их ухода.
И даже пусть догадливы друзья -
Так было лучше, это б нам мешало.
Ты в эти вечера была ничья.
Как ты права - что прав меня лишала!
Не мне судить, плоха ли, хороша,
Но в эти дни лишений и разлуки
В тебе жила та женская душа,
Тот нежный голос, те девичьи руки,
Которых так недоставало им,
Когда они под утро уезжали
Под Ржев, под Харьков, под Калугу, в Крым.
Им девушки платками не махали,
И трубы им не пели, и жена
Далеко где-то ничего не знала.
А утром неотступная война
Их вновь в свои объятья принимала.
В последний час перед отъездом ты
Для них вдруг становилась всем на свете,
Ты и не знала страшной высоты,
Куда взлетала ты в минуты эти.
Быть может, не любимая совсем,
Лишь для меня красавица и чудо,
Перед отъездом ты была им тем,
За что мужчины примут смерть повсюду, -
Сияньем женским, девочкой, женой,
Невестой - всем, что уступить не в силах,
Мы умираем, заслонив собой
Вас, женщин, вас, беспомощных и милых.
Знакомый с детства простенький мотив,
Улыбка женщины - как много и как мало…
Как ты была права, что, проводив,
При всех мне только руку пожимала.
…………………….
Но вот наступит мир, и вдруг к тебе домой,
К двенадцати часам, шумя, смеясь, пророча,
Как в дни войны, придут слуга покорный твой
И все его друзья, кто будет жив к той ночи.
Они придут еще в шинелях и ремнях
И долго будут их снимать в передней -
Еще вчера война, еще всего на днях
Был ими похоронен тот, последний,
О ком ты спросишь, - что ж он не пришел? -
И сразу оборвутся разговоры,
И все заметят, как широк им стол,
И станут про себя считать приборы.
А ты, с тоской перехватив их взгляд,
За лишние приборы в оправданье,
Шепнешь: "Я думала, что кто-то из ребят
Издалека приедет с опозданьем…"
Но мы не станем спорить, мы смолчим,
Что все, кто жив, пришли, а те, что опоздали,
Так далеко уехали, что им
На эту землю уж поспеть едва ли.Ну что же, сядем. Сколько нас всего?
Два, три, четыре… Стулья ближе сдвинем,
За тех, кто опоздал на торжество,
С хозяйкой дома первый тост поднимем.
Но если опоздать случится мне
И ты, меня коря за опозданье,
Услышишь вдруг, как кто-то в тишине
Шепнет, что бесполезно ожиданье, -
Не отменяй с друзьями торжество.
Что из того, что я тебе всех ближе,
Что из того, что я любил, что из того,
Что глаз твоих я больше не увижу?
Мы собирались здесь, как равные, потом
Вдвоем - ты только мне была дана судьбою,
Но здесь, за этим дружеским столом,
Мы были все равны перед тобою.
Потом ты можешь помнить обо мне,
Потом ты можешь плакать, если надо,
И, встав к окну в холодной простыне,
Просить у одиночества пощады.
Но здесь не смей слезами и тоской
По мне по одному лишать последней чести
Всех тех, кто вместе уезжал со мной
И кто со мною не вернулся вместе.