А в двух шагах, в не топленном углу,
лежит подбитый унтер на полу.
И санитар его, покорного,
уносит прочь, в какой-то дальний зал,
чтобы он
своею смертью черной
нашей светлой смерти
не смущал.
И снова ниспадает тишина.
И новобранца
наставляют
воины:
- Так вот оно
какая
здесь
война!
Тебе, видать,
не нравится
она -
попробуй
перевоевать
по-своему!
Лошади в океане
И. Эренбургу
Лошади умеют плавать,
но - не хорошо. Недалеко."Глория" - по-русски - значит "Слава", -
это вам запомнится легко.Шел корабль, своим названьем гордый,
океан стараясь превозмочь.В трюме, добрыми мотая мордами,
тыща лошадей топталась день и ночь.Тыща лошадей! Подков четыре тыщи!
Счастья все ж они не принесли.Мина кораблю пробила днище
далеко-далеко от земли.Люди сели в лодки, в шлюпки влезли.
Лошади поплыли просто так.Что ж им было делать, бедным,
если нету мест на лодках и плотах?Плыл по океану рыжий остров.
В море в синем остров плыл гнедой.И сперва казалось - плавать просто,
океан казался им рекой.Но не видно у реки той края.
На исходе лошадиных силвдруг заржали кони, возражая
тем, кто в океане их топил.Кони шли на дно, и ржали, ржали,
все на дно покуда не пошли.Вот и все. А все-таки мне жаль их -
рыжих, не увидевших земли.
Голос друга
Памяти поэта
Михаила Кульчицкого
Давайте после драки
помашем кулаками:
не только пиво-раки
мы ели и лакали,
нет, назначались сроки,
готовились бои,
готовились в пророки
товарищи мои.Сейчас все это странно,
звучит все это глупо.
В пяти соседних странах
зарыты наши трупы.
И мрамор лейтенантов -
фанерный монумент -
венчанье тех талантов,
развязка тех легенд.За наши судьбы (личные),
за нашу славу (общую),
за ту строку отличную,
что мы искали ощупью,
за то, что не испортили
ни песню мы, ни стих,
давайте выпьем, мертвые,
во здравие живых!
Памяти товарища
Перед войной я написал подвал
про книжицу поэта-ленинградца
и доказал, что, если разобраться,
певец довольно скучно напевал.Я сдал статью и позабыл об этом,
за новую статью был взяться рад.
Но через день бомбили Ленинград -
и автор книжки сделался поэтом.Все то, что он в балладах обещал,
чему в стихах своих трескучих клялся,
он выполнил - боролся, и сражался,
и смертью храбрых,
как предвидел, пал.Как хорошо, что был редактор зол
и мой подвал крестами переметил
и что товарищ,
павший,
перед смертью
его,
скрипя зубами,
не прочел.
Сон
Утро брезжит,
а дождик брызжет.
Я лежу на вокзале
в углу.
Я еще молодой и рыжий,
Мне легко
на твердом полу.Еще волосы не поседели
И товарищей милых
ряды
Не стеснились, не поредели
От победы
и от беды.Засыпаю, а это значит:
Засыпает меня, как песок,
Сон, который вчера был
начат,
Но остался большой кусок.Вот я вижу себя в каптерке,
А над ней снаряды снуют.
Гимнастерки. Да, гимнастерки!
Выдают нам. Да, выдают!Девятнадцатый год рожденья -
Двадцать два
в сорок первом году -
Принимаю без возраженья,
Как планиду и как звезду.Выхожу, двадцатидвухлетний
И совсем некрасивый собой,
В свой решительный,
и последний,
И предсказанный песней бой.Привокзальный Ленин мне
снится:
С пьедестала он сходит в тиши
И, протягивая десницу,
Пожимает мою от души.
Старухи без стариков
Вл. Сякину
Старух было много, стариков было мало:
то, что гнуло старух, стариков ломало.
Старики умирали, хватаясь за сердце,
а старухи, рванув гардеробные дверцы,
доставали костюм выходной, суконный,
покупали гроб дорогой, дубовый
и глядели в последний, как лежит законный,
прижимая лацкан рукой пудовой.
Постепенно образовались квартиры,
а потом из них слепились кварталы,
где одни старухи молитвы твердили,
боялись воров, о смерти болтали.
Они болтали о смерти, словно
она с ними чай пила ежедневно,
такая же тощая, как Анна Петровна,
такая же грустная, как Марья Андревна.
Вставали рано, словно матросы,
и долго, темные, словно индусы,
чесали гребнем редкие косы,
катали в пальцах старые бусы.
Ложились рано, словно солдаты,
а спать не спали долго-долго,
катая в мыслях какие-то даты,
какие-то вехи любви и долга.
И вся их длинная, вся горевая,
вся их радостная, вся трудовая -
вставала в звонах ночного трамвая,
на миг
бессонницы не прерывая.
Физики и лирики
Что-то физики в почете.
Что-то лирики в загоне.
Дело не в сухом расчете,
дело в мировом законе.
Значит, что-то не раскрыли
мы, что следовало нам бы!
Значит, слабенькие крылья -
наши сладенькие ямбы,
и в пегасовом полете
не взлетают наши кони…
То-то физики в почете,
то-то лирики в загоне.
Это самоочевидно.
Спорить просто бесполезно.
Так что даже не обидно,
а скорее интересно
наблюдать, как, словно пена,
опадают наши рифмы
и величие степенно
отступает в логарифмы.
Сбрасывая силу страха
Силу тяготения земли
первыми открыли пехотинцы -
поняли, нашли, изобрели,
а Ньютон позднее подкатился.Как он мог, оторванный от практики,
кабинетный деятель, понять
первое из требований тактики:
что солдата надобно поднять.Что солдат, который страхом мается,
ужасом, как будто животом,
в землю всей душой своей вжимается,
должен всей душой забыть о том.Должен эту силу, силу страха,
ту, что силы все его берет,
сбросить, словно грязную рубаху.
Встать.
Вскричать "ура".
Шагнуть вперед.
Последнее поколение
Г. Дашковской
Выходит на сцену последнее из поколений войны -
зачатые второпях и доношенные в отчаянии,
Незнамовы и Непомнящие, невесть чьи сыны,
Безродные и Беспрозванные, Непрошеные и Случайные.Их одинокие матери, их матери-одиночки
сполна оплатили свои счастливые ночки,
недополучили счастья, переполучили беду,
а нынче их взрослые дети уже у всех на виду.Выходят на сцену не те, кто стрелял и гранаты бросал,
не те, кого в школах изгрызла бескормица гробовая,
а те, кто в ожесточении пустые груди сосал,
молекулы молока оттуда не добывая.Войны у них в памяти нету, война у них только в крови,
в глубинах гемоглобинных, в составе костей нетвердых.
Их вытолкнули на свет божий, скомандовали: "Живи!" -
в сорок втором, в сорок третьем и даже в сорок четвертом.Они собираются ныне дополучить сполна
все то, что им при рождении недодала война.
Они ничего не помнят, но чувствуют недодачу.
Они ничего не знают, но чувствуют недобор.
Поэтому все им нужно: знание, правда, удача.
Поэтому жесток и краток отрывистый разговор.
ГЕОРГИЙ СУВОРОВ
(1919–1944)
Первый снег
Веет, веет и кружится,
Словно сон лебедей,
Вяжет белое кружево
Над воронкой моей.Улетает и молнией
Окрыляет, слепит…
Может, милая вспомнила,
Может, тоже не спит.Может, смотрит сквозь кружево
На равнину полей,
Где летает и кружится
Белый сон лебедей.
1943(?)
Косач
Заря над лесом разлилась устало,
Бой отгремел, с огрызком сухаря
Я сел у пня, винтовка отдыхала
У ног моих, в лучах зари горя.Я ждал друзей, идущих с поля боя…
И вдруг… Где трав серебряная мгла,
В пятнадцати шагах перед собою
Я увидал два черные крыла.Потом кривая радужная шея
Мне показалась из сухой травы…
Рука - к винтовке, но стрелять не смею…
Ведь он один на берегах Невы…Земляк! И предо мною голубые
Встают папахи горных кедрачей,
Как бы сквозь сон, сквозь шорохи лесные
Я слышу ранний хохот косачей.Так, вспоминаю, в голубом томленье
Глаз не сводил я с полулунных крыл…
Легла винтовка на мои колени,
Поднять ее я не имел уж сил.Да и зачем? Мой выстрел, знаю, меток,
Но птица пусть свершает свой полет.
Охотник я. Я знаю толк в приметах:
"Кто птицу бьет, тот зверя не убьет".
1943
"Еще утрами черный дым клубится…"
Еще утрами черный дым клубится
Над развороченным твоим жильем.
И падает обугленная птица,
Настигнутая бешеным огнем.Еще ночами белыми нам снятся,
Как вестники потерянной любви,
Живые горы голубых акаций
И в них восторженные соловьи.Еще война. Номы упрямо верим,
Что будет день, - мы выпьем боль до дна.
Широкий мир нам вновь раскроет двери,
С рассветом новым встанет тишина.Последний враг. Последний меткий выстрел.
И первый проблеск утра, как стекло.
Мой милый друг, а все-таки как быстро,
Как быстро наше время протекло.В воспоминаньях мы тужить не будем,
Зачем туманить грустью ясность дней, -
Свой добрый век мы прожили как люди -
И для людей.
1944
АЛЕКСЕЙ ФАТЬЯНОВ
(1919–1959)
Соловьи
Пришла и к нам на фронт весна,
Солдатам стало не до сна -
Не потому, что пушки бьют,
А потому, что вновь поют,
Забыв, что здесь идут бои,
Поют шальные соловьи.Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат,
Пусть солдаты немного поспят…Но что война для соловья -
У соловья ведь жизнь своя.
Не спит солдат, припомнив дом
И сад зеленый над прудом,
Где соловьи всю ночь поют,
А в доме том солдата ждут.Ведь завтра снова будет бой,
Уж так назначено судьбой,
Чтоб нам уйти, недолюбив,
От наших жен, от наших нив.
Но с каждым шагом в том бою
Нам ближе дом в родном краю.Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат,
Пусть солдаты немного поспят,
Немного пусть поспят…
Где же вы теперь, друзья-однополчане?
Майскими короткими ночами,
Отгремев, закончились бои…
Где же вы теперь, друзья-однополчане,
Боевые спутники мои?Я хожу в хороший час заката
У тесовых новеньких ворот,
Может, к нам сюда знакомого солдата
Ветерок попутный занесет?Мы бы с ним припомнили, как жили,
Как теряли трудным верстам счет.
За победу б мы по полной осушили,
За друзей добавили б еще.Если ты случайно не женатый,
Ты, дружок, нисколько не тужи:
Здесь у нас в районе, песнями богатом,
Девушки уж больно хороши.Мы тебе колхозом дом построим,
Чтобы было видно по всему, -
Здесь живет семья советского героя,
Грудью защитившего страну.Майскими короткими ночами,
Отгремев, закончились бои…
Где же вы теперь, друзья-однополчане,
Боевые спутники мои?
1946
ГЕВОРГ ЭМИН
(Род. в 1919 г.)
С армянского
"Я в детстве шел и палкою в пыли…"
Перевод Н. Гребнева
Я в детстве шел и палкою в пыли
вел длинный след до своего порога,
а после люди шли, стада брели,
и след мой исчезал, прожив немного.Как этот след, след детства замела
седая аштаракская дорога.
1940
Первая книга
Перевод Л. Мартынова
Юнец, впервые девушку целуя,
Что думает? Спросите у него.
Он думает, что, кроме поцелуя,
Не существует в мире ничего.Юнцу такому может показаться,
Что даже старцы, бабки, бобыли
Спешат куда-то в парки целоваться
Иль со свиданья только что пришли.Вот так я с первой книжкою под мышкой
Иду сейчас по улице, - поэт! -
Воображая, что над этой книжкой
Уже склонился чуть не целый свет.
1940
"Я сам не знаю, что это такое…"
Перевод Б. Слуцкого
Я сам не знаю, что это такое
Меня столкнуло с торного пути,
Но я забыл о счастье и покое,
Чтобы путем поэзии пойти.
Любою болью времени болея,
Я беды мира на плечи взвалил.
Все, что достойно жалости, -
жалею,
Все, что любви достойно, -
полюбил.
Безоблачно счастливым был пролог,
За белым мотыльком мечты
я гнался,
А он предупредить меня не мог!
Он знал, куда летит, -
и не признался!
Куда меня все это завело?
Служение поэзии похоже,
Алхимики,
на ваше ремесло!
Ненастной ночью
или днем погожим
Глядишь в окно,
глотаешь серный дым,
Тяжелым инструментом руки трудишь, -
Так ты сидел когда-то молодым
И в старости
сидеть все так же будешь!
А золота все нет.
И нет покоя.
Ищу. Ищу. Ищу -
не нахожу.
И, словно серный дым,
от глаз
рукою
Мечты о тихом счастье отвожу.
1940
Погибшему другу
Перевод Ю. Левитанского
Мы с тобою дружили светло и гордо,
как река с рекою, рука с рукою.
Но одно припомнить мне нынче горько,
Но одно никак не дает покою.Мы в тот день поссорились.
Если б завтра
мы опять взглянули друг другу
в лица!..
Но уже для тебя не настало "завтра".
До сих пор эта глупая ссора длится.
1942–1943
"Ты бы в гости ко мне пришла…"
Перевод В. Звягинцевой
Ты бы в гости ко мне пришла,
Не была давно у меня.
Горе песней бы прогнала -
Прижилось оно у меня.Вьется горлица в тишине
Над оконницей у меня.
Я б увидел тебя во сне,
Да бессонница у меня.
1944
"Тот, кого ты так любишь…"
Перевод Ю. Левитанского
Тот,
кого ты так любишь во мне давно,
вовсе иные имеет черты
и склонности.
Мне,
на него похожему,
не дано
его доброты,
его чистоты
и скромности.Как я порой ревную тебя
к нему,
хоть он и носит имя мое
и отчество!
Если ты догадаешься,
почему -
холодом обоймет тебя
одиночество.Так не гаси же
в окнах своих
огня!
Крылья мои оставь мне
как утешение.
Чем лучше ты думаешь
про меня -
тем становлюсь и вправду я
совершеннее.
1956
"Я не могу. С меня довольно!.."
Перевод Е. Евтушенко
Я не могу.
С меня довольно!
За что мне эта боль дана?
И нет любви,
а больно,
больно,
Как будто есть еще она.
Любовь,
ты мстишь мне за утрату!
Так, через много-много лет,
Болит ночами у солдата -
Болит рука,
которой нет.
1956
Грядущему
Перевод Б. Слуцкого
Помоги же мне не ошибаться:
Если сплю - пораньше просыпаться,
Если делом занят - не лениться,
Если дверь открыта - не ломиться!
Помоги не сделанное дело
Не принять за счастье без предела.
Помоги мне! Дай большое право
Не кричать о славе прежде славы.
Если в сердце я стиха не выносил,
Ты не дай, чтоб на бумаге выписал.
Если камня из скалы не выломал -
Не хвалился бы, что стены выложил…
Помоги не показаться правым,
Если был я глупым и лукавым.
Дай мне не возжаждать награжденья
За ошибки или преступленья.
Помоги мне не казаться -
Быть!
Помоги мне правильно прожить.
1962
"Будь начеку вблизи высот!.."
Перевод Д. Самойлова
Будь начеку вблизи высот!
Запомни, каждый разговор
Подхватит эхо наших гор
И по долинам разнесет.Коль скажешь добрые слова,
Горы седая голова
Почтит тебя приветом, -
Не забывай об этом.А скажешь что-нибудь во зло -
Горы нахмурится чело
И древний кратер оживет, -
Будь начеку вблизи высот!Будь начеку вблизи высот!
И знай: опасна эта высь.
Узка тропа, что к ней ведет, -
Двум путникам не разойтись.И быстро превратится в прах,
Кто злобу на сердце несет…
Тропинки узкие в горах, -
Будь начеку вблизи высот!Будь начеку вблизи высот!
Мы здесь не ведали корон,
Здесь каждый сам себя венчал,
Не знали войсковых колонн,
Зато здесь каждый - генерал.
Здесь каждый горд, как вышина,
И каждый каждому собрат,
Здесь каждый сам себе - страна,
Пускай отторгнут и разъят,
Один - со всеми он един,
Когда непрошеных гостей
Манит страна седых вершин
И неприступных крепостей,
Страна, что он своей зовет…Будь начеку вблизи высот!
1962
"Я написать хочу слова…"
Перевод М. Петровых
Я написать хочу слова на музыку дождя,
Зарифмовать порывы ветра,
Найти мелодию легчайших дуновений,
Что слышатся в лесах порой осенней,
И вслух читать речитатив ручья.
Я рисовать хочу, как тополь тонкой кистью
Рисует в небе все, что скажут листья,
Хочу лепить движение и трепет,
Лепить, как ветер встречных женщин лепит,
Хочу понять все то, что после стольких дней,
и стольких слов,
и стольких слез
Неясно для меня в душе твоей.
В твоей душе, которой я объят,
Как этим небом, ветром и дождями,
И рощами, что тихо шелестят,
И речками, что шепчут меж камнями,
И прихотью тропинок, что всегда
Меня к тебе ведут как бы случайно,
К тебе, чья речь близка мне и чужда,
Как речь природы, простотой и тайной.
1962