Советская поэзия. Том второй - Антология 27 стр.


"Я предчувствую…"
Перевод Б. Окуджавы

Я предчувствую:
во мне назревают стихи.
Я предчувствую это,
как час любви,
когда, еще не видны и тихи,
уже плывут
ее корабли.
Я предчувствую это,
как в голосе дрожь,
как запах цветка,
как крик коня,
как дверь, в которую не был вхож,
но уже распахнутую для меня.
Пересыхает моя гортань.
Я словно зверь в голубом лесу,
внезапно почуявший:
где-то лань
робкая,
рога на весу.
И я замираю.
И меня уже нет.
Я весь - ожидание, трепет, боль…
Где моей лани тревожный след?
Что меня ждет:
тишина или бой?
Я разобраться в этом стремлюсь:
все ближе оно,
вот оно - в груди,
оно захватило…
И я молюсь:
только не выдай, не подведи!
Чтоб в кажущейся тишине
не обратилась любовь в игру,
не показался бы ланью мне
суслик,
прячущийся в нору,
чтоб не пришлось мне, оторопев,
выдохнуть искаженным ртом
вместо песни -
скучный напев
и раскаиваться потом.

1962

ВИКТОР ГОНЧАРОВ
(Род. в 1920 г.)

"Мне ворон черный смерти не пророчил…"

Мне ворон черный смерти не пророчил.
Но ночь была,
И я упал в бою.
Свинцовых пуль трассирующий росчерк
Окончил биографию мою.
Сквозь грудь прошли
Расплавленные пули.
Последний стон зажав тисками скул,
Я чувствовал, как веки затянули
Открытую солдатскую тоску,
И как закат, отброшенный за хаты,
Швырнул в глаза кровавые круги,
И как с меня угрюмые солдаты
Неосторожно сняли сапоги…
Но я друзей не оскорбил упреком.
Мне все равно. Мне не топтать дорог.
А им - вперед. А им в бою жестоком
Не обойтись без кирзовых сапог.

1944

"Я скажу, мы не напрасно жили…"

Я скажу, мы не напрасно жили,
В пене стружек, в пыли кирпича,
Наспех стеганки и бескозырки шили,
Из консервных банок пили чай.
Кто скрывает, было очень туго,
Но мечтами каждый был богат.
Мы умели понимать друг друга,
С полувзгляда узнавать врага.
Свист осколков, волчий вой метели,
Амбразур холодные зрачки…
Время! Вместе с нами бронзовели
Наши комсомольские значки.
Да, когда нас встретит новый ветер
Поколений выросших, других, -
Я скажу, что мы на этом свете
Не напрасно били сапоги!

1949

"Дыши огнем, живи огнем…"

Дыши огнем, живи огнем,
Пусть правды убоится тайна.
Случайно мы с тобой умрем,
Все остальное - не случайно.

Смотри, как, напрягая слух,
Над Дикой балкой месяц вызрел.
Не говори: "случайный друг",
"Случайный день",
"Случайный выстрел"…

Я вижу, над твоим крыльцом
Гнездится час твой черной птицей.
Не лги, а то умрешь лжецом!
Не убивай - умрешь убийцей!

Нет, не случайно, боль тая,
Идет ко мне тропой печальной
На кладбище любовь моя,
Которую я звал случайной.

1958

"Опять пришла пора дождей…"

Опять пришла пора дождей,
Листвы, летящей в воду,
Когда спокойней, но острей
Мы чувствуем природу.

И сожаленья нет во мне,
Что лето миновало,
Оно расплавилось в огне
И чем-то прошлым стало.

Во мне осеннею порой
Спокойно зреют чувства,
И это ближе к грани той,
Где властвует искусство.

И этот моросящий дождь,
И лес в рассвете раннем
На полотно легли, как дрожь
Пред вечным увяданьем.

1973

"- Эй ты, - мне кричат, - Подорожник!.."

- Эй ты, - мне кричат, - Подорожник! -
Но я улыбаюсь в ответ,
Я - это усталый художник,
Завьюженный жизнью поэт.

Я знал, что недолго я буду
Земную вдыхать благодать,
И мне, как ребенку, повсюду
Хотелось скорей побывать.

И все я изъездил, что можно,
Куда невозможно - летал.
И сам вдруг травой придорожной,
Сухим подорожником стал.

На этих горластых, зеленых
Гляжу я с печалью живой.
Какою для ран воспаленных
Их жизнь обернется травой?

1975

"Вот Перховское озеро…"

Вот Перховское озеро,
В нем темная вода.
На самом дне его дрожит
Печальная звезда.
Вот-вот
Она уже всплывет,
Вот-вот
Со дна взовьется.
Взлетит
И с млечной тишиной
И вечностью сольется
Давно она
На темном дне
Одна дрожать устала.
Взлетит!
А люди скажут, что
Звезда на дно упала…

1975

ЯАН КРОСС
(Род. в 1920 г.)

С эстонского

"Я - дом пустой…"
Перевод Л. Тоома

Я - дом пустой:
Входи хозяйкой в двери,
Я - парусник,
А ты - желанный берег.
Я - муки жажды,
Я - беззвучный крик
Потрескавшихся губ,
А ты - родник.

1942

"Тот, кто перевидел тыщи…"
Перевод Д. Самойлова

Тот, кто перевидел тыщи
И еще раз тыщи разных лиц,
Может не узнать кого-нибудь из близких
И пройти мимо.

А в чужие лица вдруг проникнет
И узнает,
Кто они.

1960

Старый блиндаж
Перевод Л. Тоома

Застрял ячмень в кукушкиной гортани,
Застыло в оторопи на поляне
Стволов кольцо…
Блиндаж… Как страшен он в лесном
покое -
Страшней безумного рисунка Гойи!
Как мертвенно безглазое такое,
Бетонное лицо!

Инициалов, тут переплетенных,
Сердец, амуровой стрелой пронзенных,
Не обнаружишь, сколько ни смотри,
Блиндаж безжизненный в песке утоплен,
И рот его застыл в квадратном вопле.
И мрак внутри…

Тут больше пулемет не застрекочет
И миномет в ответ не загрохочет,
Тут еле слышен тихий шепот почек,
Однако - чу!
Ты различаешь этот крик безгласный.
- Я мертв, я мертв! -
кричит блиндаж
безглазый. -
Но быть живым хочу!
Но быть как лес хочу!..

1960

"Паутинок в воздухе паренье…"
Перевод Д. Самойлова

Паутинок в воздухе паренье.
Лет тончайших ниток или прядок.
Это словно мыслей сотворенье -
В воздухе летает их зачаток.

Горы валунов серы и мшисты.
Камень. Корень. И лесной шиповник.
Тишина. И так надежды чисты
На полях, и оттого светло в них.

Капелька росы в сосновых иглах.
Тишина. Безветрие. Мгновенье.
И весь мир вот в этой капле, в мигах, -
Мир и миллион стихотворений.

Капелька трепещет на иголке.
В трещину песок скользнул и замер.
Взвыл на взлете, пригибая елки,
Реактивный ястреб.

Вновь земля, пропитанная хвоей,
Тишины ненарушимой хочет.
Тишину мы охраняем с воем,
Если невозможно - молча.

1962

Все-таки она вертится
Перевод Б. Слуцкого

"Мир неподвижен!" - клир провозгласил.
"Аминь!" - орало верующих стадо.
И Галилей, уже лишенный сил,
из пыточного взятый каземата,
пробормотал, что правду говорят,
не вертится… Но вдруг остатки крови
прихлынули к лицу, и вспыхнул взгляд,
и заявил он: "Эппур си муове!"
…Теперь еретикам пришла пора кричать
о неподвижности планеты.
Толпа смеется. Клир кричит: "Ура!
В полете мир! Ему предела нету!"
Властителем мыслитель не судим -
тиранов вывели из обращенья,
но все же Галилей необходим,
чтобы напомнить про Земли вращенье.

1965

Дождь творит чудеса
Перевод Б. Слуцкого

ДОЖДЬ ТВОРИТ ЧУДЕСА

Дождь закроет цветы,
а зонты раскроет,
дождь умоет лица пожилых каменотесов.
Дождь сплетет волосинки
на моей груди обнаженной
с хохолками мха на стене городской.

ДОЖДЬ ТВОРИТ ЧУДЕСА

Дождь в рояль превращает
крышу и во флейту желоб.
Дождь не пропустит и церковь.
Дождь с травой перешепчется: тсс…
Похохочет с асфальтом.

ДОЖДЬ ТВОРИТ ЧУДЕСА

Дождь - эстет,
дождь заставит женщин
приподнять свои юбки,
чем красивей колени,
тем выше.
Дождь глупцу отольет: тсс…
На макушку.

ДОЖДЬ ТВОРИТ ЧУДЕСА

Дождь характеры завершает.
Дождь печальней печального, злого злее,
а веселого сделает веселее.
Дождь готовит людей для поэтов,
шелуху с них смывает.

1966

ДЖУБАН МУЛДАГАЛИЕВ
(Род. в 1920 г.)
Переводы В. Савельева

С казахского

"С казахского нелегок перевод…"

С казахского нелегок перевод…
Но в нем самой эпохи назначенье.
С казахского нелегок перевод…
Но он рождает мысли и горенье.

Любуйся, мир, бездонностью слезы!
Какой другой язык постигнет это?
Простор наш дал Баян и дал Козы
Задолго до Ромео и Джульетты.

Простые предки, песнями горя,
Овец отары торопили в дали.
В груди носили синие моря
И жажду из наперстка утоляли.

А гении в минувшие века
Не видели, как шло богатство прахом.
Казахского не знали языка,
А значит, и самой души казаха.

Нам всюду внемлют ныне
Млад и стар,
Хоть край наш для поэзии не тесен.
Тревожат высь Абай, Джамбул, Мухтар
Созвездьями над родниками песен.

С казахского нелегок перевод…
Но смог и он на знаниях сказаться.
С казахского нелегок перевод…
Но есть казах, и есть язык казахский!

Да, есть язык - горам подобен он,
Цветам, и солнцу, и небесной сини.
Вам, языки друзей, земной поклон -
За перевод с казахского спасибо.

Прославить имя друга я готов:
Ведь два поэта, правды не нарушив,
Звучат как доноры прекрасных слов,
Мешая с кровью кровь, с душою душу.

О русский наш язык!
Живи в веках:
Как сад - плоды, ты щедро даришь славу.
Теперь звучат на многих языках
Прозренья наших песен величавых.

Ты - океан, не знающий оков,
Готовый с другом поделиться тайной.
И, внемля шуму мелких ручейков,
Я от стыда сгораю не случайно.

Ты выгоды не ищешь хмурым днем,
Не видишь в криках о себе резона.
Ты чтишь язык - пусть говорят на нем
Хоть тысяча людей, хоть миллионы.

Ты сам не языком ли Октября
Проник в надежды, в знания и в дали?
Не будь тебя, по правде говоря,
Мои б стихи над степью лишь звучали.

С казахского нелегок перевод…
Но верит гордость языку-батыру!
С казахского нелегок перевод…
Но есть и нам о чем поведать миру!

Плоды раздумий - дети всех живых.
И я стихи, исполненные света,
С других - перевожу на свой язык,
На мой, казахский, на язык поэтов.

Голос во мне

Я, друзья, на досуге и в честной работе,
Как влюбленный, счастливых часов не таю:
Все мне кажется, я не из клеточек плоти,
А из клеточек долга теперь состою.

Я в долгу перед Евой, Адамом, планетой,
Перед плеском воды и дыханьем огня.
Перед высью и глубью, зимою и летом,
Перед соком эпохи, вспоившим меня.

Я в долгу перед солнцем, цветами и небом,
Перед полднем и ночью, зовущей ко сну.
Долг кумысу, и соли, и черному хлебу -
Как, друзья, и когда этот долг я верну?

Все, что светлого есть у меня и со мною,
Я другим отдаю и судьбу не корю.
Но какою же будет оплачен ценою
Долг народа и долг моему Октябрю!

Новый миг начинается в новой заботе,
Предвещая и правду, и долг, и борьбу.
Если скажет мне время:
"С тобой мы в расчете!" -
Я верну ему жизнь, обрывая судьбу.

День за днем убывают года постепенно.
Увядая, отходят цветы в забытье.
И звучит во мне,
Кровь разгоняя по венам,
Голос долга, как гулкое сердце мое.

Стих

Ты не у горной ли реки
Берешь характер одичало?
Твои глаза - что огоньки,
Во тьме горящие ночами.

В себе и молнию сведя,
И гром над нашей стороною,
Ты - плодородие дождя,
К земле спешащего весною.

Таишь ты в тихие часы
Сердец разбуженных волненье
И шелка девичьей косы
Тревожное прикосновенье.

Ты счастьем проникаешь в грудь.
Как смерть, слепишь слезой горячей.
Но чтоб зарнице полыхнуть,
Должны столкнуться туча с тучей.

Печали, радости, тоска
Должны излиться откровеньем,
Чтоб стихотворная строка
Вдруг забурлила вдохновеньем.

Ты в сложном мире - как боец,
Возвышенность дарящий веку.
Не от горящих ли сердец
Огонь достался человеку?…

"Колдунья ты моя…"

Хоть прошла моя оспа, все жаждет спина,

Чтоб ее почесала девчонка одна…

Из шуточной песни

Колдунья ты моя,
Мой врач и сладость меда,
И воздух мой,
И яд, разящий наповал!..
Рыдать или шутить я должен в эти годы,
С успехом одолев опасный перевал?

"Все юные сердца в одном порыве слиты…"

Чтоб сон не отпугнуть холодною рукой,

Я шелковым платком нарушил твой покой…

Из народной песни

Все юные сердца в одном порыве слиты,
Тая в себе и страсть,
И чувств орлиный взлет.
Где благородство душ,
Там рыцарю-джигиту
Красавица и жизнь, как сердце, отдает.

"Верность клятве и руки, сплетенные туго…"

Забудешь ли меня когда-нибудь?

Тогда, мой друг, и бога позабудь!..

Из народной песни

Верность клятве и руки, сплетенные туго,
Для казахов священны.
Недаром у нас Не хулили жених и невеста
Друг друга,
Даже если размолвка случалась подчас.

Верность клятве и руки, сплетенные туго,
Были святы.
Не зря оскорбленье и страсть
Лишь законами чести судили
Друг друга,
Почитая любовь, словно высшую власть.

АЛЕКСЕЙ ПЫСИН
(Род. в 1920 г.)
Авторизованный перевод Глеба Пагирева

С белорусского

В наступлении

Передний край. Чужой. Пустынный, странный,
Как полюс мерзлоты, как мерзлота.
На серый снег легли меридианы -
Армейские прямые провода.

А в них - фронтов неровное дыханье,
Бессонные командные басы,
Слова приказа, что на завтра станет
Дыханьем ураганной полосы.

Сегодня небу жарко… В наступленье
Весна и мы - в колоннах штурмовых.
На горизонте вздыбленные тени
Убийц вчерашних - мертвых и живых…

Звенели птицы где-то на опушке,
Чуть зеленел оттаявший курган,
И наш связист с наполненной катушки
Наращивал земной меридиан.

Иван-чай

Манит незнакомая дорога,
И себе ты скажешь: примечай.
А когда дорог на свете много,
Друг мой иван-чай?

Я своих смоленских не забуду -
Снег и слякоть, мокрое жнивье.
Трижды брали мы деревню Буду,
Трижды умирали за нее.

А под Будой - братские курганы,
А под Будой многие легли
Алексеи, Викторы, Иваны -
В глину, на сырую грудь земли.

Поднялись травой и горицветом -
То ли в сказке, то ли наяву?
Вот Иван стоит по-над кюветом,
Головой кивает мне: "Живу!

Не дивись, мои услышав стоны:
Восемь ран - я кровью весь истек…
Скоро осень. Каркают вороны.
Желтый возле ног лежит листок.

Угощу, коль хочешь, нашим чаем,
Я ж теперь навеки водохлеб".
Нет, Иван, мы с чаем заскучаем,
Закурить сейчас - вот хорошо б!

Мы цигарку скрутим по-былому,
Пустим сизый дым на провода.
Первая затяжка мне, живому, -
Столько в сердце горечи - беда.
…………………
Цвет багровый - смелость, правота.

Позывные

Расщебетались птицы не ко дню.
Вновь ожило забытое до срока.
Друзьям-товарищам я позвоню,
Товарищам, что от меня далеко.

Перед глазами все, я вижу их,
Как на снегу, - и призрачно, и ярко.
Я не забыл давнишних позывных:
"Сосна" и "Сокол", "Буря" и "Фиалка".

Я ожидаю, вызов повторив,
А даль молчит, а тишина немеет.
Ищи же вновь на линии обрыв,
Зови - кто два конца срастить сумеет.

"Гул вокзалов. Облака в зените…"

Гул вокзалов. Облака в зените.
Бесконечность рельсов познаю.
Поезда ночные, покажите
Маленькую станцию мою.

За окном берез густое коло
С громом, с дымом кружится - взгляни.
В кутерьме лесного частокола
Гулкие проносятся огни.

И меня березовой весною
Подхватила эта карусель.
Тысяча земель передо мною,
И за мною тысяча земель.

Вот гляжу я со своей площадки
На дожди, на рощи под дождем.
Сколько лет забрали пересадки
С неким бесполезным багажом!

Мне б туда, где осень на полянах
Жжет воспоминаний листопад.
Память, греешь ты в своих карманах
Две руки, простертые назад.

До зари чего-то ожидаю,
До зари кого-то все молю.
Под щекой, сдается, ощущаю
Маленькую станцию мою.

"В сизой мгле над поймою днепровской…"

В сизой мгле над поймою днепровской
Промелькнуло платьице твое…
Начинать весну совсем не просто,
Как не просто выдумать ее.

Над водой играют переправы,
Бьет вода в немые берега.
Вновь дымятся летошние травы,
Летом не попавшие в стога.

Давнее с сегодняшним сплелося,
След над следом…
И сдается мне:
Это все со мною, все сбылося -
Вплоть до белой ласточки в окне.

Зимнее

Зимний ветер - парус полотняный
Вновь поет, трепещет над стрехой.
На окне сибирские лианы
День рисует смелою рукой.

Все ясней, рельефней с каждым часом
Свет зимы над сгорбленным мостком.
Я в давнишней дружбе с ясноглазым
Живописцем, с этим мастаком.

Назад Дальше