Хесин. Да почему же – с одним. А с другим ушла другая.
Юрий Геннадьевич смотрит вопросительно.
Хесин. У меня было два… телевизора.
Акт 4
Действие перемещается новую однокомнатную квартиру на пятом этаже красивого сталинского дома. Уже совсем темно. Ночь. Фальцвейн лежит на диване. Рядом с ним калачом свернулась кошка. Фальцвейн не спит и рассматривает большую фотографию Иосифа Бродского, прилаженную в раме на стене напротив. Свет фонаря кокетливо освещает половину хитрого поэтова лица – Бродскому на фото лет двадцать. Рыжий. В умопомрачительной кепке и пиджаке. Рядом – Фальцвейн. Большегубый. Высокий. Молодой. Кошка рядом потягивается во сне и выпускает когти.
Фальцвейн(в сумрак, тихо, почти шепотом). …он не сердился на доносчиков, но те умножались и, мужая, становились страшны. В сущности, темный для них, как будто был вырезан из кубической сажени ночи, непроницаемый… поворачивался туда-сюда, ловя лучи, с панической поспешностью стараясь так стать, чтобы казаться светопроводным… то, что не названо, – не существует. К сожалению, все было названо…
На кухне шумно застонала во сне Тамара Ираклиевна. Фальцвейн замолчал, прислушиваясь к тому, как успокаивается ее дыхание и как выходит скрестись на улицу первый предрассветный дворник. Шурррр-шурррр…
Фальцвейн. …что я тебе скажу? – продолжал он думать, бормотать, содрогаться. – Что ты мне скажешь? Наперекор всему я любил тебя, и буду любить… и после, – может быть, больше всего именно после, – буду тебя любить… и когда-нибудь уж как-нибудь мы сложимся с тобой, приставим себя друг к дружке и решим головоломку: провести из такой-то точки в такую-то… чтобы ни разу… соединим, проведем, и получится из меня и тебя тот единственный наш узор, по которому я тоскую. Я так тоскую по тебе, Осенька…
Рассвет. Занавес.
Действие третье
Акт 1
Трамвайная остановка между Соколом и Тушинской. Совсем раннее утро: еще темно и горят фонари. По Волоколамскому шоссе едут первые машины. Бывшее здание Гидропроекта – как раз напротив остановки – заслоняет пол предрассветного неба. Выглядит цитатой из Герберта Уэллса. Холодно. На скамейке внутри остановки сидя спит Хесин. Он изрядно нетрезв. Запах алкоголя. Поминутно кутается в черную кожаную куртку-косуху и натягивает на лицо кепку. Какое-то время он сидит один. Потом из сумерек появляется Фальцвейн – в черном новом пальто, клетчатом шарфе и с большим дорожным чемоданом. Смотрит на Хесина. Садится рядом. Достает из кармана папиросу и обхлопывает себя в поисках зажигалки. Не находит. Снова смотрит на Хесина. Тот кутается в куртку.
Фальцвейн(тихим басом). Простите меня, огонька не найдется?
Хесин(резко просыпаясь, узнает голос и моментально трезвеет). Да, будет. (Роется за пазухой, достает Cricket.) Вот. (Наблюдает за тем, как Фальцвейн прикуривает и возвращает зажигалку обратно.)
Хесин смотрит на Фальцвейна, Фальцвейн закрыл глаза и с наслаждением вдыхает дым.
Фальцвейн(не открывая глаз). Славная вещица.
Хесин. Ага. Какая?
Фальцвейн(поворачиваясь к нему). Ваша куртка и зажигалка тоже. Бурные девяностые, да? (Улыбается могучей улыбкой, покряхтывает.)
Хесин. Ну да, вроде как. Я вообще-то анархист. Просто куртка удобная. И все.
Фальцвейн(щурясь, могучим басом). Славная все-таки вещица!
Хесин. Первый автобус будет только через полчаса. Едете куда-то?
Фальцвейн. В общем да. Можно сказать и так. А вы?
Хесин. А я уже приехал. Я тут живу недалеко. Но идти до дома сил нет. Жду, когда придет трамвай.
Фальцвейн. Давно я уже не ездил так… чтобы – с билетом и вообще…
Хесин. У меня тоже когда-то была машина, но я ее продал. Нужны были деньги – книгу выпустить.
Фальцвейн. Так вы писатель?
Хесин. В некотором роде. А вы – далеко едете?
Фальцвейн. Пока не решил. Я полчаса назад впервые ушел из дома. (Хесин трезвеет еще больше и начинает слушать внимательно) Просто собрался и ушел. Пока все спали. И теперь – не знаю. У вас так бывало?
Хесин. Ну, всякое бывало (улыбается). Уходил дважды, и дважды квартира оставалась за ней.
Фальцвейн. Разведены?
Хесин. В некотором роде. А вы далеко ушли? В смысле – надолго?
Фальцвейн(повторно затягиваясь и кашляя). Далеко. Очень далеко. Хотите папиросу?
Хесин. Хочу. Благодарствую.
Хесин берет из рук Фальцвейна дорогую импортную папиросу.
Хесин. "Парламент" курите? Шикарно. Завидую.
Фальцвейн. Да это так… баловство. А вас какими судьбами – с утра пораньше?
Хесин. С работы возвращался не вовремя. Метро закрыли. Поймал машину – довезли только до Сокола. Теперь сижу – жду. Смело вы – на трамвае в светлое новое будущее! Трамвай – он же дальше рельс ни-ни!
Фальцвейн. Да я и не помню, где они рельсы эти кончаются. (Тихо улыбается. Смотрит под ноги.) Я здесь мало жил. Раньше я жил в другом красивом городе, среди других людей – как будто это и в жизни совсем другой, не этой было. Так иногда случается. Молодой человек – восторженный, глупый… и по Неве корабли такие сказочные ходили… я часто не успевал к разводу мостов и сидел на набережной – летом, когда только еще светает и хочется спать, и от этого как-то радостно во всем теле – точно тебе обещали удивительное путешествие с непременным приключением…
Хесин морщится.
Фальцвейн. Знаете, где львы на мосту сидят, крылатые львы?
Хесин(соображая). Ну.
Фальцвейн. Там гуляла Анна Андревна. Ахматова.
Фальцвейн смотрит, какое впечатление слова произвели на Хесина.
Хесин. Ну?
Фальцвейн(торжественно). Я ведь знал ее.
Хесин(изображая удивление). Да ну?
Вдалеке показывается трамвай.
Хесин. Здорово, наверное, когда так – с живым классиком… вместе гуляешь…
Фальцвейн. Вы ведь мне не очень верите, да?
Хесин. Отчего же. Я вам верю. Даже представить себе не можете, как я вам верю.
Фальцвейн. …Какой-то старик утром на трамвайной остановке рассказывает вам об Ахматовой… я бы поостерегся!
Фальцвейн густо и могуче смеется. Кашляет.
Хесин(замечая трамвай). Вот и карета подана! Прошу!
Помогает Фальцвейну с чемоданом. У открытых дверей.
Хесин(чешет в затылке). А знаете, я вдруг подумал, почему бы нам не поехать ко мне? Я, конечно, не знаю, где эти рельсы кончаются точно, но около моего дома они еще идут. Все равно вам решить нужно – куда дальше. Отдохнете. Как, согласны?
Фальцвейн(недолго думая). Может, все так и должно быть. Так. Ведите меня, друг мой!
Хесин – лицом обращенный к зрительному залу, на лице – выражение озадаченности. Заносит ногу на ступеньку.
Занавес.
Акт 2
Маленькая комната в блочной многоэтажке. Высоко. В окно видно только небо – и ни одной крыши. Возле стены – диван. На диване лежит Фальцвейн и мирно спит. Рядом с ним стоит нераспакованный чемодан. В дверном проеме, держась за притолоку обеими руками, стоит Хесин. Сосредоточенно смотрит на Фальцвейна. Тот продолжает спать. Хесин выходит на кухню, снимает со стены телефонную трубку и набирает номер. Фальцвейн в это время переворачивается на другой бок.
Хесин(в трубку). Витька? Витька, это Хесин, здорово. Да, нормально, а ты? Угу… Витька, у меня проблема. На трамвайной остановке утром я подобрал ушедшего из дома Юрия Фальцвейна, и теперь он у меня при полном параде спит на диване, что мне делать? Что… что ты ржешь мне в трубку? Очумел совсем? Я не шучу. У меня серьезно Юрий Фальцвейн в… (приоткрывает дверь в комнату, выглядывает, смотрит, закрывает дверь) …коричневом пиджаке, красной рубашке, черных брюках и полосатых носках спит лицом к стене. Витька, это всё пахнет историей литератур, понимаешь? Если всё до вечера не уладить – будет скандал. Скандал, говорю, будет! Ты что – думаешь, я издеваюсь? Зачем я его подбирал? А ты что, предлагаешь его обратно отвезти, чтобы он уехал куда-нибудь, заблудился, и мы потом сообща делали поминальную полосу? "Погиб поэт – лучший друг Иосифа Бродского, ученик Ахматовой…" Ты мне это предлагаешь? Нет, я спокоен, я совершенно спокоен. Мирный, что делать? Что делать? Что? Ты гений! Я тебя люблю. Позвони ей. Да. Пускай потихоньку приедет и заберет его. Без шума. Все. Прощай.
Хесин вешает трубку и некоторое время стоит в задумчивости. Потом проходит в комнату, садится в старое облезлое кресло напротив дивана и смотрит на спящего Фальцвейна. Фальцвейн переворачивается на спину и открывает глаза.
Хесин. Доброе утро. Я забыл постелить вам по-человечески.
Фальцвейн. Не страшно, дорогой, не страшно. Я хорошо подремал. Давайте хотя бы познакомимся с вами. Я – Юрий, а вас как?
Хесин. Иосиф.
Фальцвейн еле заметно вздрагивает.
Хесин. Да, у меня папа был одесский еврей. Эмиль. Вот и получился в результате Осип Эмильевич. Как Мандельштам.
Фальцвейн. Как забавно получается иногда, подумать только! А меня тоже когда-то давно звали иначе. Потом – болел и принял второе имя, чтобы смерть не забрала. Я ведь тоже – иудей.
Хесин. Да я догадался.
Фальцвейн. И чем вы, Осип, занимаетесь?
Хесин(бросает взгляд на стену. На стене – фотографии. На них – Хесин в обнимку с разными известными писателями. Фотографии неформальные).…Да я… (движется вдоль стены и встает так, чтобы закрыть головой и плечами большую часть из них)… да так, по-разному. Какое-то время трудился в котельной. В армии служил. Учился.
Фальцвейн. И чему учились?
Хесин. Плавить сталь (улыбается). В смысле – в Стали и сплавов. В армии был танкистом. Маленький и легкий потому что. Удобно в люк запихивать. А вы, наверное, были каким-нибудь начальником, да?
Фальцвейн(начинает хохотать и долго не может остановиться). Это вы почему решили? Пальто? Чемодан?
Хесин. Да нет. Скорее – осанка (показывает руками, какая внушительная у него осанка). И… речь. Очень хорошая речь.
Фальцвейн. Да у вас тоже. Для танкиста.
Смотрят друг на друга с тенью подозрения.
Хесин. А хотите чаю? У меня есть пряники. Могу вам яичницу поджарить. Хотите?
Фальцвейн. С удовольствием! Правда, я ведь не завтракал еще. Один живете?
Фальцвейн встает с дивана, поправляет одежду.
Хесин. В общем, да. (Увлекая Фальцвейна на кухню.) У меня рыбка была золотая. Недавно подохла. Я ее очень любил. Плакал даже. Положил в целлофановый пакет, пристроил в морозилке до поры. Скоро соберусь хоронить. (Смотрит на Фальцвейна) Только я – не псих. Совсем не псих. Просто рыба ведь тоже домашнее животное. Для малогабаритных квартир вроде моей. Я так думаю.
Фальцвейн. Абсолютно с вами согласен! Абсолютно! (Усаживается на табуретку возле кухонного стола, чешет в затылке.) Но мне интереснее кошки. Они больше похожи на человека.
Хесин(разбивая яйца над сковородкой). Ну, это – вопрос. Мой Шлемазл был похож на того, кто его подарил. Такой же (осекается, подыскивая слово помягче) нервный.
Фальцвейн(обследуя чайник на предмет заварки). Как вы сказали?
Хесин. Что сказал?
Фальцвейн. Шле… как-то вы его назвали, я не понял.
Хесин(испугавшись, что и вправду сболтнул лишнего). Ах, это… Шлемазл. Красивое русское имя. (Ласково.) Он был самочкой. И любила она меня безоглядно и страстно. Так уж, верно, никто любить больше не будет. И правильно сделает. Потому что – дурак я. Простите. (Сосредотачивается на яичнице.)
Фальцвейн(невозмутимо). У вас, наверное, с этим какое-то горе связано. Я не хотел, прошу, забудьте. Вещи иногда напоминают нам чересчур живо…
Хесин(скрипуче). Да она не вещью была. Она была… (думает)… впрочем, ее больше нет и точка. Хотите колбасы?
Фальцвейн. Я бы закурил, если вы не возражаете.
Хесин. И это тоже – неплохо.
Фальцвейн. А вы – хотите рассказать мне? Я готов послушать вас. Как в поезде. Встретились и разошлись.
Хесин(усаживается, ставит на стол сковородку, облокачивается на стол). С чего же начать… В детстве моя властная мама запрещала мне заниматься оральным сексом. Одергивала и грозила пальцем. "Что ты всякую гадость в рот тащишь?" И я подавил свою личность, сформировавшись эгоистичным, замкнутым и способным на любое преступление человеком. Подростком любил мучить соседскую собаку, играя на губной гармошке. В котельной однажды специально "перегрел" целый дом по адресу улица Маршала Катукова, 12/3. Регулярно издеваюсь над молодыми, привлекательными женщинами за, то, что в большинстве случаев не нравлюсь им. А еще раз в месяц ухожу в запой. Потому что жизнь – прекрасна и удивительна, как поется в песне одного моего друга.
Оба молча съедают по ломтю яичницы.
Фальцвейн(подбирая хлебом крошки с тарелки). А вы – веселый человек, Иосиф.
Хесин(осклабясь). Да ну что вы! Я невоспитан и груб.
Фальцвейн. Однажды я знал человека – вашего тезку. И он был геодезистом. По крайней мере, по профессии. И как-то раз судьба его невероятным образом изменилась. (Долго смотрит на Хесина). Но в детстве он, правда, любил кошек и собак. Особенно кошек. Это я так. К слову.
Звонит телефон. Включается автоответчик. В динамике узнаваемо звучит голос известного прозаика Елеева. Хесин и Фальцвейн смотрят друг на друга. Елеев между тем оговаривает условия интервью и поздравляет Хесина с наступающим Днем Рождения, вспоминая имениннику какую-то шутку с прошлого праздника. Щелчок. Конец связи.
Хесин(отваливаясь на спинку стула). …а еще я постоянно притворялся. По любому поводу. А вы?
Занавес.