запугать евреев, чтобы дать нам понять, что наше при-
сутствие здесь нежелательно. Власти не то что не пы-
тались остановить погромщиков, но даже не арестова-
ли ни одного из них.
– Власти меняются, а люди остаются, – сказал
Гарри, обнимая Лею за плечи. – Они пытаются по-
такать националистам, чтобы заиметь еще бóльшую
поддержку в стране, но постоянно продолжаться все
это не может.
– Но, Гарри, – ответила Лея, высвобождаясь
из объятий, – до сих пор ходят слухи, что погромы
периодически вспыхивают в разных городах Германии.
Подумай обо мне, о детях, наконец. Разве ты не по-
нимаешь, что дело идет к большой войне? Нам нужно
последовать примеру твоих родителей, переехавших
жить в Голландию после прихода нацистов к власти.
Они пишут, что и нам там будет лучше и безопаснее.
– Вся Европа охвачена сейчас националистиче-
ской и антисемитской истерией, и от нее никуда не де-
нешься, – холодно заметил Гарри. – Майнц – ма-
ленький город, где практически все жители знают друг
друга. Зачем нам покидать те места, где мы выросли
и учились?
– Я настоятельно прошу, чтобы ты все еще раз
взвесил. Завтра, когда приедут твои родители на день
рождения наших близняшек, мы обязательно вернем-
ся к этому вопросу.
– Вам все равно не удастся меня переубедить,
и переезжать я никуда не хочу, – отрезал Гарри.
В этот момент в комнату зашла Моника в черном
платье, а следом за ней – Хелен в белом. Напряжен-
ное лицо Гарри сразу разгладилось, и он улыбнулся.
– Какие вы у меня красивые, – произнес отец.
– Папа, скажи, что я в черном платье выгляжу
лучше, чем Хелен в белом.
– Вы обе очень красивые: и ты в черном платье,
и Хелен в белом.
Девочки еще несколько минут крутились по кухне
в новых нарядах, пока наконец Лея не отправила их
в комнату переодеваться.
– Я красивее, я красивее! – кричала Моника, бе-
гая по комнате.
* * *
Вернувшись после премьеры, первым делом Джули
поставила цветы в вазу. И тут зазвонил телефон. Ко-
нечно же, это был мистер Гоулд.
– Джули, большое тебе спасибо. Ты так сыграла,
что женская половина зала просто не смогла сдержать
эмоций и расплакалась в финале.
– Это все ваша заслуга, – с улыбкой проговорила
в трубку Джули. – Вы расставили правильные акцен-
ты. Не знаю, как вам это удается, но вы подмечаете те
вещи, на которые я даже не обращаю внимания.
– Это все приходит с опытом, – пошутил мистер
Гоулд.
– Зал так бурно аплодировал… Да, это успех.
Даже мистеру Дрейсону ничего не оставалось, как при-
знать ваш высокий талант, – сказала актриса.
– Ну, про успех еще рано говорить, нужно до-
ждаться отзывов критиков в утренних газетах. Знаешь,
как бы парадоксально ни звучало, но эти несколько че-
ловек сейчас решают, удался наш спектакль или нет.
– Критики, в конце концов, тоже люди. Думаю,
что спектакль не оставит их равнодушными…
– Будем надеться, но я в любом случае с нетерпе-
нием дожидаюсь утренних газет, – после небольшой
паузы мистер Гоулд спросил: – Джули, что ты соби-
раешься делать завтра вечером?
– Пока не знаю. Завтра у меня выходной. По-
читаю немного, полюбуюсь картинами, а потом лягу
спать и буду отсыпаться.
– Давай съездим в рыбный ресторан. Я уже и сто-
лик на четверых забронировал, – предложил мистер
Гоулд. – Мне не хочется коротать этот вечер в одино-
честве, да и тебе незачем сидеть одной. Я и Чака с же-
ной пригласил. Вдобавок ко всему у меня есть к тебе
важный разговор.
– С удовольствием, мистер Гоулд.
– Хорошо, тогда завтра без десяти шесть я заеду
за тобой.
Седьмая глава
Четверг
Джули, как и планировала, после премьеры проспала
до полудня. А затем, по старой традиции, отправи-
лась по магазинам женской одежды, чтобы побаловать
себя новыми нарядами. В этот раз бюджета актрисы
хватило на платье, а также пару туфель к нему. Сидя
в кафе, неторопливо наслаждаясь салатом из свежих
овощей, глядя через окно на людей, идущих по своим
делам, а также на проезжающие туда-сюда машины
и автобусы, она размышляла о жизни. Думала, в част-
ности, и о том, почему ей так и не удалось создать се-
мью, и в итоге свободное время заполнялось работой
в театре. Джули поняла, что за всю жизнь так никого
и никогда не любила по-настоящему… Поток мыслей
прервал зазвеневший мобильник.
– Здравствуйте, мисс Уотсон, – раздался в труб-
ке мужской голос.
– Здравствуйте, – ответила Джули.
– Вы прекрасно вчера сыграли. Наша семья была
просто в восторге. Весь город только о спектакле
и говорит…
– Спасибо, а кто это? – поинтересовалась Джу-
ли, думая, что это назойливый журналист.
– Это Вольф, из багетной мастерской.
– По телефону вас совсем не узнать, – засмея-
лась Джули.
Не обращая внимания на слова актрисы, Вольф
продолжил:
– Спешу вас обрадовать: сегодня утром привезли
багет, и ваша третья картина готова.
– Спасибо вам огромное! Когда можно будет ее
забрать?
– Не беспокойтесь. Задержка произошла по моей
вине, поэтому мой работник доставит картину вам
домой в любое удобное время – сегодня, завтра
или в любой другой день.
– Сегодня, – не задумываясь, произнесла Джули.
– Хорошо. Во сколько?
Джули посмотрела на часы:
– Сейчас ровно четыре. Вы можете привезти кар-
тину к пяти? Думаю, к этому времени я уже буду дома.
Но постарайтесь не позже шести, потому что в шесть
я ухожу.
– Да, непременно, – проговорил Вольф.
Мастер записал адрес Джули и пообещал, что ра-
ботник перед доставкой обязательно позвонит и преду-
предит о своем приходе.
Поблагодарив Вольфа, Джули доела салат, а за-
тем, немного погуляв по улицам города, отправилась
домой.
Майнц, Германия, 4 ноября 1939 года
После ужина, достав из кладовой полотно и краски,
Гарри пошел в салон, чтобы приступить к написанию
новой картины. Лея начала наводить порядок. Она со-
бирала посуду со стола, когда услышала шумный смех
вернувшихся на кухню Моники и Хелен.
– Девочки, почему вы еще не сняли платья? -
спросила Лея.
– Мама, пожалуйста, разреши нам еще немного
побыть в платьях, мы в них такие красивые… – нежно
произнесла Хелен.
– Я сейчас буду мыть посуду, а папа собирается
рисовать в салоне, – спокойно сказала Лея. – Так
что если вы останетесь на кухне, я могу случайно
на вас что-нибудь опрокинуть, и вы испачкаете оде-
жду. А если вы пойдете с папой, то на вас может по-
пасть краска. Завтра вам нужно выглядеть хорошо -
и утром в детском саду, и потом, когда приедут бабуш-
ка и дедушка.
– Хорошо, мама, я уже иду переодеваться, но мож-
но мы потом посидим с тобой и папой до того, как на-
ступит наш день рождения? – спросила Хелен.
– Доченька, сейчас девять вечера, ваш день
рождения наступит только через три часа. Вы можете
посидеть с нами немного, но через полчаса вам нужно
лечь спать, так как завтра рано идти в детский сад.
– Я не буду переодеваться, а также не собираюсь
идти спать, и вообще с вами скучно, – сказала Мони-
ка, – я пойду к папе.
– Переоденься! – крикнула Лея вслед Монике,
но та побежала в салон, где Гарри уже приступил к ра-
боте. – Хелен, а ты не хочешь спать? – спросила Лея
у внимательно наблюдавшей за мытьем посуды дочки.
– Пока не очень. Мама, можно я сниму платье,
а затем тоже пойду посмотрю, что рисует папа? Мне
очень хочется посидеть с вами, а потом, как только ты
скажешь, я лягу спать, – тихо попросила Хелен.
– Да, доченька. Переоденься, чтобы не испачкать-
ся, и иди к папе. Я сейчас все домою и тоже приду.
– Спасибо, мама.
Переодевшись и пройдя в салон, Хелен присела
около Моники, которая, устроившись на диване, вни-
мательно наблюдала за работой отца. Через пятнадцать
минут к ним присоединилась и Лея, закончившая мыть
посуду на кухне. Она увидела, как Гарри продолжал
наносить очередные мазки на новую картину, а дочки
внимательно наблюдали за движениями его рук. Лея,
не отвлекая Гарри от работы, присела к дочкам на кро-
вать, обняла их и тоже стала наблюдать за созданием
картины, сюжет которой уже прояснялся. Гарри ста-
рательно вырисовывал на холсте опускающееся за го-
ризонт солнце, пустой парк и какую-то птицу на ветке
безлистного дерева.
– Папа, а кто это сидит на дереве? Белка? – зада-
ла вопрос Моника.
– Нет, это сова, – ответил Гарри, продолжая ра-
ботать кистью. – Может быть, не совсем хорошо по-
лучилась. Я так и хочу назвать эту картину – "Сова".
– У тебя все картины про животных, – задорно
засмеялась Моника. – Первая называется "Мишка"…
– Не "Мишка", а "Медведь", – поправил отец.
– Вторая – "Рыбы", а эта – "Сова".
– Все правильно, доченька: первая – "Медведь",
вторая – "Рыбы", а эта – "Сова".
– Хелен, а ты почему молчишь? – спросил Гар-
ри, продолжая рисовать. – Тебе не понравилось?
– Папа, ты очень красиво рисуешь, но эта картина
какая-то темная. Мне она не очень нравится, – сказа-
ла Хелен, которая все это время молча сидела и, как се-
стра, следила за движениями отцовских рук.
– Зато мне очень нравится, – сказала Моника. -
Я все папины картины люблю, папа у нас рисует луч-
ше всех в мире.
– Девочки, прекратите, – улыбнулась Лея.
Гарри, увлеченный процессом, все же решил сде-
лать небольшой перерыв и, положив кисточку в банку,
наполовину наполненную водой, спросил у Хелен:
– Доченька, а какая картина тебе нравится?
– Та, где рыбы, – повеселев, ответила девочка.
– И мне, – поддержала ее Лея. – Там ясный
солнечный день, необъятное море и две рыбы посреди
него… А здесь у тебя все получилось почему-то в бо-
лее темных тонах.
Гарри еще раз бросил взгляд на картину, где и в са-
мом деле преобладали темные тона, а затем, повернув-
шись к жене и полоща кисть в банке с водой, произнес:
– Лея, ты же прекрасно знаешь, что я не выду-
мываю сюжеты, а рисую то, что вижу во сне. Первая
моя картина была связана со сном, в котором я убе-
гал от медведя. Вторая картина, с рыбами, нарисована
в 1932 году, семь лет назад. Кстати говоря, как бы это
ни показалось странным, но сон я увидел в ту ночь, ког-
да после двадцатилетнего перерыва посетил синагогу.
– Ты так хорошо все это помнишь, потому что ста-
вишь даты на передней стороне холста? – спросила
Лея, поглаживая головы близняшек, примостившихся
у нее на коленях.
– Даты только напоминают год написания карти-
ны, а так каждая из них со своей историей. И несмотря
на то, что прошло уже столько лет, я помню практиче-
ски все детали, касающиеся моих картин.
Гарри повернул голову в сторону стены, где висе-
ли картины, и внимательно смотря на них, сказал:
На следующий день после того, как мне приснил-
ся медведь, я встретил тебя на свадьбе Клауса и Тиль-
ды. А вторая картина, с рыбами, связана с тем тяже-
лым днем, когда сначала мы с тобой были у гинеко-
лога, потом я пошел на работу, а после – в синагогу.
Вернувшись домой, я увидел, что ты спишь, лег рядом,
обнял тебя и тоже заснул.
– Как интересно, – задумчиво сказала Лея. -
Раньше ты никогда об этом мне не говорил.
– Да, это был непростой день… Мне бы не хоте-
лось вспоминать те не самые лучшие времена нашей
совместной жизни. Я только помню, что был такой
уставший, что сразу же уснул. И во сне я увидел себя,
сидящим на берегу и смотрящим в прозрачную воду,
сквозь которую проходили лучи солнца, окрашивая ее
в желтый цвет. И в этой прозрачной воде плыли две
большие рыбы. Когда я проснулся, то быстро записал
сюжет этого сна на листок бумаги, а потом перенес
свои впечатления на холст.
– А куда повесишь свою новую картину?
– Между этими двумя, – ответил Гарри, визуаль-
но представляя на стене и третью картину, снова взгля-
нув на картины "Медведь" и "Рыбы".
Папа, ты так красиво рисуешь, научи и меня, по-
жалуйста, – произнесла внимательно следящая за от-
цом Хелен.
– И меня! Когда вырасту, тоже буду, как папа, ри-
совать свои сны, – сказала Моника.
– Мои умницы, – нежно произнесла Лея. -
Папа обязательно вас научит рисовать, но для того,
чтобы увидеть сон, нужно идти спать.
– Я не хочу идти спать, буду сидеть с папой, -
скрестив руки и отодвинувшись от Леи, грозно сказала
Моника.
– А ты, Хелен?
– А я хочу. Мама, уложишь меня? Пожалуйста,
полежи рядом хоть немного, обещаю, что быстро за-
сну. Мне всегда так хорошо, когда ты укладываешь
меня, гладишь по голове и поешь песенки.
– Да, доченька, конечно, уложу, – нежно сказа-
ла Лея. А ты Моника собираешься спать, посмотрев
на старшую из дочерей? – спросила Лея.
– Нет, пускай она идет, а я останусь с папой, -
сказала Моника, встав с дивана, где сидели Лея и Хе-
лен, и усевшись на стул около Гарри.
– Моника, почему ты не слушаешься маму? Она
же сказала, что нам нужно спать, – обратилась Хелен
к сестре.
– Ну и иди спать, раз тебе так хочется, а я не пой-
ду, и в детский сад завтра не хочу идти, – твердо ска-
зала Моника.
– Завтра мы будем читать стихи, – возразила Хе-
лен. – Мы же с тобой так долго их учили.
– Не хочу спать, не хочу читать стихи и в детский
сад завтра тоже не хочу, – повторила Моника, скре-
стив руки на груди.
– А что же ты хочешь делать завтра? – шутли-
во спросил Гарри, наносивший последние штрихи
на картину.
– У меня день рождения, и я хочу сидеть дома,
а потом поехать с тобой за бабушкой и дедушкой.
– Моника, завтра ты пойдешь в детский сад, а по-
сле, вечером, ты увидишь бабушку и дедушку, – вме-
шалась в разговор Лея.
– Папа, ну скажи ей, ну пожалуйста. Я не хочу
завтра идти в детский сад: у меня же день рождения!
– А я пойду, – повторила Хелен.
Гарри повернулся к жене и попросил разрешить
Монике остаться дома в честь дня рождения – в виде
исключения. Лея вначале возмущалась и возражала,
но потом поддалась уговорам мужа и разрешила доче-
ри пропустить один день.
– Я остаюсь, а ты идешь завтра в детский сад, -
поддразнила сестру Моника.
– Да, я пойду, потому что мама сказала, что дет-
ский сад пропускать нельзя, а я всегда ее слушаюсь.
И еще фрау Ивон говорила, что все будут читать стиш-
ки, и если ты не расскажешь, тебе не дадут конфету.
– Ну и пусть, папа мне купит много конфет, а еще
я завтра пойду с ним на работу… Папа, ты же возь-
мешь меня с собой на работу, а потом встречать ба-
бушку и дедушку?
– Да, возьму: у тебя же день рождения, и я дол-
жен исполнять твои желания, но сейчас послушайся
маму и иди вместе с Хелен спать.
После того как девочки решили, кто идет в дет-
ский сад, а кто остается дома, Лея увела их в комнату,
чтобы уложить спать и позволить Гарри в одиночестве
закончить работу над картиной.
Гарри завершил работу ближе к полуночи,
и они с Леей, вернувшейся в салон, чтобы продолжать
с восхищением наблюдать за картиной своего мужа,
душевно побеседовали. Когда они прибрались в салоне
и спрятали все художественные принадлежности в кла-
довку, оставив только картину, на которой должны были
подсохнуть краски, то и сами отправились в постель.
Лея крепко спала, когда в третьем часу ночи к ее
кровати в белой длиной пижаме подошла Хелен и про-
тяжным тихим голосом спросила:
– Мама! Мам, ты не спишь?
– Что случилось, доченька? Почему ты здесь? -
еще толком не проснувшись, сказала Лея.
– Мам, пожалуйста, ты можешь немного поле-
жать рядом? Мне страшно.
– Что такое? Тебе приснился страшный сон?
– Полежи со мной немного, пожалуйста, пока
я не засну.
– Хорошо, доченька, – тихо встав с кровати и на-
кинув халат, сказала Лея.
Она провела Хелен в детскую комнату и легла
рядом с ней. Чтобы понять, что произошло, она еще
раз спросила: – Доченька, тебе приснилось что-то
страшное?
Девочка крепко обняла маму, но ничего не ответи-
ла. По ее щекам потекли слезы.
– Расскажи, что ты видела во сне, и тебе станет
легче, – попросила Лея.
Немного успокоившись, Хелен сказала:
– Я видела плохой сон про папу и Монику, и мне
стало очень страшно.
– Это всего-навсего сон, – попыталась успо-
коить дочку Лея. – Ты же видишь, что Моника спит
на соседней кровати, а папа спит в соседней комнате.
Хелен, не плачь, – поглаживая дочку по голове, тихо
говорила Лея, – ты же знаешь, что я и папа всегда
рядом, и мы никому не дадим тебя обидеть.
– Мне было так страшно, но я не хотела тебя бу-
дить. Вначале собиралась сказать Монике, но она так
крепко спала, и я разбудила тебя, – всхлипывая, про-
говорила девочка.
– Ты правильно поступила, что пришла ко мне.
Я же твоя мама, и я всегда буду рядом с тобой.
– Спасибо тебе, мама, – продолжая плакать, про-
говорила Хелен.
– Ну все, моя деточка, успокойся и засыпай, все
хорошо, – гладя девочку по голове, говорила Лея.
– Хорошо, я постараюсь. Ты же знаешь, что я всег-
да тебя слушаюсь, – вытирая слезы, сказала Хелен.
– Хелен, если вдруг опять станет страшно
или грустно, всегда помни: если что – я в соседней
комнате, и незамедлительно зови.