- Нет, я ничего не знаю и даже не догадываюсь, потому что мне некогда разгадывать твои загадки. Ты просишь моего согласия на брак, не так ли?
- Да, мадемуазель. Я прошу госпожу не сердиться на меня за то, что Жильбер меня любит.
- Да мне-то что, любит тебя Жильбер или нет? Послушайте, вы начинаете мне надоедать.
Николь подскочила, как петушок на шпорах. Долго сдерживаемая злость нашла наконец выход.
- Может, мадемуазель и Жильберу сказала то же самое? - воскликнула она.
- Да разве я хоть однажды разговаривала с вашим Жильбером? Оставьте меня в покое, вы, верно, не в своем уме.
- Если мадемуазель с ним и не разговаривает, то есть больше не разговаривает, то не так уж и давно.
Андре подошла к Николь и смерила ее презрительным взглядом.
- Вы битый час мне дерзите, я требую немедленно прекратить…
- Но… - взволнованно начала было Николь.
- Вы утверждаете, что я разговаривала с Жильбером?
- Да, мадемуазель, я в этом уверена.
Мысль, которую Андре до сих пор не допускала, показалась ей теперь вероятной.
- Так несчастная девочка ревнует, да простит меня Бог! - рассмеялась она. - Успокойся, Леге, бедняжка, я не смотрю на твоего Жильбера, я даже не знаю, какого цвета у него глаза.
Андре готова была простить то, что уже считала не дерзостью, а глупостью.
Теперь Николь сочла себя оскорбленной и не желала прощения.
- Я вам верю, - отвечала она, - ночью нелегко было рассмотреть.
- Ты о чем? - спросила Андре, начиная понимать, но еще отказываясь верить.
- Я говорю, что если мадемуазель говорит с Жильбером только по ночам, как это было вчера, то, конечно, трудно при этом рассмотреть черты его лица.
- Если вы не объяснитесь сию минуту, то берегитесь! - сильно побледнев, проговорила Андре.
- О, нет ничего проще, мадемуазель! - сказала Николь, забывая всякую осторожность. - Сегодня ночью я видела…
- Тише! Меня кто-то зовет, - перебила ее Андре.
Снизу в самом деле доносилось:
- Андре! Андре!
- Ваш отец, мадемуазель, - сказала Николь, - и с ним вчерашний незнакомец.
- Ступайте вниз. Скажите, что я не могу отвечать, потому что плохо себя чувствую, что я разбита, и немедленно возвращайтесь: я хочу покончить с этим нелепым разговором.
- Андре! - снова послышался голос барона. - Господин де Бальзамо хотел бы пожелать вам доброго утра.
- Ступайте, я вам говорю! - приказала Андре, властно указав Николь на дверь.
Николь беспрекословно повиновалась; так в доме повиновались Андре все, когда она приказывала, - без возражений и недовольства.
Но едва Николь вышла, как Андре почувствовала нечто странное. Несмотря на то что она твердо решила не выходить, неведомая сила заставила ее подойти к окну, которое оставалось приотворенным.
Она увидела Бальзамо. Он низко ей поклонился и смотрел на нее не отрываясь.
Она покачнулась и ухватилась за ставень.
- Здравствуйте, сударь! - в свою очередь отвечала она. Она произнесла эти слова в тот самый момент, когда Николь подошла к барону предупредить, что его дочь не может отвечать. Открыв рот, Николь в изумлении замерла, ничего не понимая в этом капризе.
Почти тотчас же обессилевшая Андре рухнула в кресло.
Бальзамо не сводил с нее глаз.
XII
ПРИ СВЕТЕ ДНЯ
Путешественник поднялся засветло, чтобы проверить, на месте ли карета, и справиться о самочувствии Альтотаса.
В замке все еще спали, за исключением Жильбера, притаившегося за оконной решеткой отведенной ему комнаты рядом с входной дверью. Он с любопытством следил за каждым движением Бальзамо.
Притворив за собой дверцу кареты, в которой спал Альтотас, Бальзамо куда-то ушел. Он был уже далеко, когда Жильбер выскользнул из дому.
Поднимаясь в гору, Бальзамо был поражен тем, как при дневном освещении изменился пейзаж, показавшийся ему таким мрачным накануне.
Небольшой замок, сложенный из белого камня и красного кирпича, был окружен непроходимыми зарослями смоковниц и альпийского ракитника. Их душистые плоды гроздьями падали на крышу замка и словно венчали его золотой короной.
Перед входом был расположен водоем, имевший около тридцати шагов в поперечнике. Он был окаймлен широким газоном и кустами цветущей бузины. Глаз отдыхал при виде этого великолепного зрелища; особенно хороши были высокие каштаны и осины, росшие вдоль дороги.
От обоих флигелей расходились широкие аллеи, состоявшие из кленов, платанов и лип. Они поднимались невысокой, но густой порослью. В их кронах нашло приют множество птиц. По утрам они будили своими звонкими трелями обитателей замка. Бальзамо отправился по аллее, отходившей от левого флигеля, и, пройдя шагов двадцать, оказался среди кустов сирени и роз, которые источали нежный аромат, особенно сильный после прошедшей накануне грозы. Сквозь заросли бирючины пробивались ветви жимолости и жасмина; под ногами расстилался терявшийся среди цветущей ежевики и розового боярышника ковер из ирисов вперемежку с дикой земляникой.
Так Бальзамо оказался в самом живописном месте. Его взору открывались развалины, по которым еще можно было судить о былом величии старинного замка. Наполовину уцелевшая башня возвышалась над грудой камней, густо поросших плющом и диким виноградом - верными спутниками разрушения, которых природа поселила в руинах, словно пытаясь доказать, что и в развалинах возможна жизнь.
Теперь владение Таверне площадью не более восьми арпанов выглядело вполне прилично и привлекательно. Дом напоминал пещеру, вход в которую природа украсила цветами, лианами и причудливыми нагромождениями камней; однако при ближайшем рассмотрении пещера испугала бы и могла бы оттолкнуть заблудившегося путника, пожелай тот остаться среди скал на ночлег.
Около часа побродив среди развалин, Бальзамо пошел по направлению к дому. Вдруг он увидел барона в широченном пестром ситцевом шлафроке. Барон выбежал через боковую дверь, выходившую на лестницу, и бросился через сад, не замечая роз и давя улиток.
Бальзамо поспешил к нему навстречу.
- Господин барон! - заговорил он; его вежливость становилась все изысканней по мере того, как он убеждался в бедности хозяина дома. - Позвольте мне принести свои извинения и вместе с тем выразить восхищение. Мне не следовало выходить раньше чем вы проснетесь, но я был очарован видом из окна моей комнаты: мне захотелось познакомиться поближе с чудесным садом и живописными развалинами.
- Развалины в самом деле весьма привлекательны, сударь, - согласился барон, отвечая на его приветствие. - Впрочем, это все, что здесь заслуживает внимания.
- Это старый замок? - спросил путешественник.
- Да, он когда-то принадлежал мне, вернее, моим предкам. Он назывался Мезон-Руж, и мы долго носили это имя вместе с именем Таверне. Баронский титул, кстати сказать, принадлежит Мезон-Ружу. Впрочем, дорогой гость, давайте не говорить о том, чего нет.
Бальзамо поклонился в знак согласия.
- Я желал бы со своей стороны принести вам свои извинения, - продолжал барон. - Мой дом беден, я вас предупреждал.
- Я себя чувствую здесь прекрасно.
- Это конура, дорогой гость, настоящая конура, - сказал барон. - Теперь это еще и прибежище для крыс, которые появились здесь с тех пор, как лисы, ужи и ящерицы выжили их из старого замка. Черт побери! - воскликнул барон. - Ведь вы колдун или что-то вроде этого! Что вам стоит одним взмахом волшебной палочки возродить старый замок Мезон-Руж, прибавив тысячи две арпанов близлежащих лугов и лесов. Держу пари, вы об этом не подумали, хотя были столь любезны, что провели ночь в отвратительной постели.
- Сударь…
- Не спорьте со мной, дорогой гость, постель отвратительна, я хорошо это знаю, ведь она принадлежит моему сыну.
- Готов поклясться, господин барон, что постель показалась мне превосходной. Во всяком случае, я тронут вашей заботой и хотел бы от всей души иметь случай доказать вам свою признательность.
Неутомимый старик не преминул пошутить.
- Что же, - подхватил он, указывая на Ла Бри, который подавал ему в это время стакан воды на великолепной тарелке саксонского фарфора, - вот вам удобный случай. Не угодно ли вам будет сделать для меня то, что Господь сотворил в Кане: обратите эту воду в вино, хоть в бургундское, например в шамбертен, это было бы сейчас неоценимой услугой мне с вашей стороны.
Бальзамо улыбнулся; старик по-своему истолковал его улыбку и одним махом выпил воду.
- Прекрасно! - воскликнул Бальзамо. - Вода - благороднейший напиток, господин барон, принимая во внимание то обстоятельство, что Бог создал воду прежде, чем сотворил мир. Ничто не может перед ней устоять: она точит камень, а скоро, возможно, мир удивится, узнав, что вода растворяет алмаз.
- Ну так и меня, значит, вода растворит! - воскликнул барон. - Не хотите ли выпить со мной за компанию, дорогой гость? У воды то преимущество перед моим вином, что ее еще много, не то, что мараскина.
- Если бы вы приказали принести стакан и для меня, дорогой хозяин, я бы, вероятно, смог быть вам полезен.
- Я не совсем понимаю! Вы не торопитесь?
- Отнюдь нет! Прикажите подать мне стакан воды!
- Вы слышали, Ла Бри? - вскричал барон.
Ла Бри, со свойственной ему проворностью, бросился исполнять приказание.
- Итак, - продолжал барон, повернувшись к гостю, - стакан чистой воды, которую я пью по утрам, содержит какую-то тайну, о чем я даже и не подозревал? Так, значит, я десять лет занимался алхимией, как господин Журден изъяснялся прозой, даже не подозревая об этом?
- Мне неизвестно, чем занимались вы, - серьезно отвечал Бальзамо. - Я знаю, чем занимаюсь я!
Обратившись к Ла Бри, уже стоявшему перед ним со стаканом воды, он произнес:
- Благодарю вас, друг мой!
Взяв в руки стакан, он поднес его к глазам и принялся изучать содержимое хрустального стакана, в котором солнечный луч дробился, рассыпая жемчуга, а по поверхности пробегала рябь, переливавшаяся алмазными гранями.
- Должно быть, вы увидели нечто весьма любопытное в этом стакане воды, черт меня побери! - вскричал барон.
- О да, господин барон, - отвечал Бальзамо. - Сегодня, во всяком случае, я вижу кое-что интересное!
Барон не сводил глаз с Бальзамо, который со все возраставшим интересом продолжал свое занятие, в то время как изумленный Ла Бри, забывшись, продолжал протягивать ему тарелку.
- Так что же вы там видите, дорогой гость? - насмешливо переспросил барон. - Признаться, я сгораю от нетерпения. Может, меня ожидает наследство, еще один Мезон-Руж, который поправит мои дела?
- Я вижу весьма важное сообщение, которое я вам сейчас передам: приготовьтесь!
- В самом деле? Уж не собирается ли кто-нибудь на меня напасть?
- Нет, однако сегодня утром вы должны быть готовы к визиту.
- Так вы, должно быть, пригласили ко мне кого-нибудь из своих знакомых? Это дурно, сударь, очень дурно! Должен вас предупредить: может так случиться, что сегодня не будет куропаток!
- То, что я имею честь сообщить вам, весьма серьезно, дорогой хозяин! - продолжал Бальзамо. - Очень серьезно! Важная персона направляется в этот момент в Таверне.
- Да с какой стати, о Господи! И что это за визит? Просветите меня, дорогой гость, умоляю вас! Должен признаться, что для меня любой визит нежелателен. Скажите точнее, дорогой господин чародей, точнее, если это возможно!
- Не только возможно, но и, должен заметить, чтобы вы не чувствовали себя слишком мне обязанным, это совсем несложно.
Бальзамо вновь вперил взгляд в стакан, по поверхности которого расходились опаловые круги.
- Ну как, видите что-нибудь? - спросил барон.
- Да, и очень отчетливо.
- Тогда говорите, сестрица Анна.
- Я вижу, что к вам едет весьма важная персона.
- Да ну? И эта важная персона прибывает просто так, без приглашения?
- Ей не нужно приглашения. Это лицо прибудет в сопровождении вашего сына.
- Филиппа?
- Так точно!
Барона обуяло веселье, весьма оскорбительное для чародея.
- В сопровождении моего сына? Это лицо прибудет в сопровождении моего сына? Вот тебе раз!
- Да, господин барон.
- Так вы знакомы с моим сыном?
- Нет, мы не знакомы.
- А мой сын сейчас…
- В полульё отсюда, даже в четверти льё, вероятно!
- От Таверне?
- Да.
- Дорогой мой! Сын сейчас в Страсбуре, несет службу в гарнизоне, если только не дезертировал, чего он никогда не сделает, могу поклясться! Так что мой сын просто не может никого привезти.
- Однако он кое-кого привезет вам в гости, - продолжал Бальзамо, не сводя глаз со стакана с водой.
- А этот кое-кто - мужчина или женщина?
- Это дама, барон, очень знатная дама… погодите-ка, там происходит что-то странное…
- И важное? - подхватил барон.
- Да, клянусь честью.
- Говорите же!
- Вам лучше удалить служанку, эту маленькую распутницу, как вы ее называете, у которой на пальчиках коготки.
- С какой стати я должен ее удалять?
- Потому что у Николь Леге есть нечто общее в лице с прибывающей сюда дамой.
- Так вы говорите, что эта знатная дама похожа на Николь? Вы же сами себе противоречите.
- В чем противоречие? Мне случилось однажды купить рабыню, которая до такой степени была похожа на Клеопатру, что подумывали даже о том, чтобы отправить ее в Рим для участия в триумфе Октавиана.
- Опять вы за свое! - вздохнул барон.
- Вы вольны поступать как вам угодно, дорогой хозяин. Надеюсь, вам ясно, что меня это не касается, это в ваших интересах.
- Однако я не понимаю, каким образом сходство с Николь может задеть знатную даму.
- Представьте, что вы король Франции, чего я вам не пожелал бы, или дофин, чего я вам желаю еще меньше; были бы вы довольны, если бы, приехав в какой-нибудь дом, увидели среди прислуги слепок с вашего августейшего лица?
- О черт! - воскликнул барон. - Непростая задача! Значит, из того, что вы говорите, следует…
- …что прибывающая дама, занимающая весьма высокое положение, была бы недовольна, если бы ей пришлось увидеть как бы свою копию в короткой юбке и простой косынке.
- Ну хорошо, - со смехом продолжал барон, - мы об этом подумаем, когда придет время. Во всей этой истории меня больше всех радует сын. Дорогой Филипп! Какой же счастливый случай может привести его сюда просто так, без предупреждения?
Барон совсем развеселился.
- Я вижу, - без улыбки заметил Бальзамо, - мое предсказание доставляет вам удовольствие? Я в восторге, клянусь честью! Однако на вашем месте, господин барон…
- Что на моем месте?
- Я отдал бы некоторые распоряжения, я подготовился бы…
- Вы не шутите?
- Нет.
- Я подумаю, дорогой гость! Подумаю!
- Самое время…
- Вы серьезно мне это говорите?
- Как нельзя более серьезно, господин барон; если вы хотите достойно встретить особу, которая оказывает вам честь своим посещением, у вас нет ни одной лишней минуты.
Барон покачал головой.
- Я вижу, вы сомневаетесь? - спросил Бальзамо.
- Должен признаться, дорогой гость, что вы имеете дело с крайне недоверчивым собеседником, клянусь честью…
Именно в эту минуту барон и направился к флигелю, где жила его дочь, - ему хотелось поделиться с ней предсказаниями гостя. Он стал звать ее:
- Андре! Андре!
Читатель уже знает, как девушка отвечала на приглашение отца и как пристальный взгляд Бальзамо увлек ее к окну.
Николь тоже стояла там, с удивлением поглядывая на Ла Бри, который в полном недоумении делал ей какие-то знаки, стараясь что-то дать понять.
- Дьявольски трудно поверить, - повторял барон. - Вот если бы можно было посмотреть…
- Раз вам непременно хочется увидеть, обернитесь, - предложил Бальзамо, указывая рукой на аллею, в конце которой появился всадник; в тот же миг послышался стук копыт.
- О! - вскричал барон. - В самом деле…
- Господин Филипп! - воскликнула Николь, поднимаясь на цыпочки.
- Молодой хозяин! - обрадовался Ла Бри.
- Брат! Это мой брат! - воскликнула Андре, протягивая из окна руки.
- Не ваш ли это сын, господин барон? - небрежно спросил Бальзамо.
- Да, черт побери! Он самый, - отвечал ошеломленный барон.
- Это только начало, - заметил Бальзамо.
- Так вы в самом деле колдун? - воскликнул барон.
На губах незнакомца заиграла торжествующая улыбка.
Всадник приближался. Вот лошадь замелькала среди деревьев и не успела замедлить свой бег, как забрызганный грязью молодой офицер среднего роста соскочил с разгоряченной быстрым бегом и взмыленной лошади и подбежал к отцу. Они обнялись.
- А, черт! Ах, черт меня подери! - повторял барон (куда делась его недоверчивость?).
- Да, отец, - проговорил Филипп, желавший рассеять последние сомнения, написанные на лице старика, - это я, точно я!
- Конечно, ты, - отвечал барон, - прекрасно вижу, что это ты, черт возьми! Но каким образом?
- Отец! - обратился к нему Филипп. - Нашему дому оказана великая честь.
Старик поднял голову.
- В Таверне с минуты на минуту прибудет именитая гостья. Скоро здесь будет эрцгерцогиня Австрии и дофина Франции Мария Антуанетта Иозефа.
Растеряв весь запас сарказма и иронии, барон обратился к Бальзамо:
- Прошу прощения, - смиренно произнес он, уронив руки.
- Господин барон, - сказал Бальзамо, поклонившись Таверне. - Позвольте мне оставить вас наедине с сыном, вы давно не видались; должно быть, вам много надо сообщить друг другу.
Он отвесил поклон Андре, которая обрадовалась приезду брата и бросилась ему навстречу. Затем Бальзамо удалился, знаком приказав Николь и Ла Бри следовать за ним. Они скрылись в аллее.
XIII
ФИЛИПП ДЕ ТАВЕРНЕ
Филипп де Таверне, шевалье де Мезон-Руж, был совершенно непохож на сестру; он отличался редкостной мужской красотой, она была прекрасна как женщина. Его глаза светились нежностью и гордостью; безупречно правильный овал лица, великолепные руки, ноги, достойные женщины, стройная фигура - все в нем было очаровательно.
Как во всех утонченных натурах, стесненных житейскими обстоятельствами, в Филиппе угадывалась печаль, которая, однако, была светлой. Очевидно, этой печалью он был обязан своей природной нежности. Не будь ее, он был бы властен, величествен, недоступен. Вынужденная жизнь среди бедных, равных ему по достатку, так же как среди богатых, равных по происхождению, смягчала его нрав, задуманный Творцом как жестокий, властный, самолюбивый (есть нечто пренебрежительное в благодушии льва).
Едва Филипп успел обнять отца, как Андре, выйдя из оцепенения благодаря радостному потрясению, бросилась молодому человеку на шею.
Все это сопровождалось рыданиями, свидетельствовавшими о том, как рада была этой встрече целомудренная девушка.
Филипп взял за руки Андре и отца и увлек их в гостиную; они остались одни.
- Вы растеряны, отец, а ты, сестра, удивлена, - усадив их рядом с собой, произнес он. - Однако это правда: через несколько минут госпожа дофина прибудет в наш бедный дом.