Молодую принцессу окружал ее двор: офицеры, державшие под уздцы лошадей, и придворные, обнажившие головы. Они чувствовали себя свободно, держали друг друга под руки и едва слышно переговаривались между собой.
Бледный от волнения Филипп де Таверне с важным видом приблизился к дофине.
- Ваше высочество! - обратился он к ней. - Имею честь представить вам моего отца, господина барона де Таверне-Мезон-Руж, и мою сестру, мадемуазель Клер Андре де Таверне.
Барон низко поклонился, обнаружив знание того, как надлежит приветствовать королев. Андре присела в грациозном реверансе с присущей ей скромной и ласковой вежливостью, выражая своим видом самое искреннее уважение.
Мария Антуанетта разглядывала молодых людей. Памятуя об их бедности, о которой ее предупреждал Филипп, она догадалась, что им сейчас тяжело.
- Ваше высочество! - с достоинством произнес барон. - Вы оказываете слишком большую честь замку Таверне. Наше скромное жилище не заслужило посещения столь знатной и прекрасной дамы.
- Я знаю, что нахожусь в гостях у старого солдата, защищавшего Францию, - отвечала принцесса. - Моя мать, императрица Мария Терезия, которая вела много войн, рассказывала мне, что у вас в стране самые отважные бывают, как правило, самыми бедными.
С невыразимой грацией она подала свою точеную ручку Андре; та поцеловала ее, преклонив колено.
Барон, находившийся под влиянием своей идеи, не переставал ужасаться при виде огромной свиты, которая должна была вот-вот наводнить его домишко, а ему, барону, даже некуда было их посадить.
Принцесса вывела его из затруднительного положения.
- Господа! - воскликнула она, обращаясь к свите. - Вам не следует терпеть все мои прихоти и не следует пользоваться привилегиями, которыми обладает дофина. Прошу вас ждать меня здесь. Я вернусь через полчаса. Следуйте за мной, дорогая Лангерсхаузен, - обратилась она по-немецки к той даме, которой она помогла выйти из кареты. - Проводите нас, - приказала она господину в черном.
Человек, к которому она обращалась, выглядел необычайно элегантно, хотя на нем было простое платье. Ему было около тридцати лет; это был красивый мужчина с приятными манерами. Он отступил на шаг, пропуская принцессу вперед.
Мария Антуанетта взяла Андре под руку и знаком приказала Филиппу идти рядом с сестрой.
Барон оказался рядом со знатным - без сомнения! - вельможей, которому принцесса оказывала честь, пригласив сопровождать ее.
- Так вы из рода Таверне-Мезон-Руж? - спросил он барона, с аристократической небрежностью поправляя великолепное жабо из английских кружев.
- Как мне вас называть: сударь или монсеньер? - не уступая в бесцеремонности господину в черном, спросил барон.
- Можете говорить мне просто принц, - отвечал тот, - или ваше высокопреосвященство, если вам так больше нравится.
- Прекрасно! Так вот, ваше высокопреосвященство, я из рода Таверне-Мезон-Руж, самый настоящий Таверне, - произнес барон все тем же насмешливым тоном, который он редко менял.
Его высокопреосвященство, обладавший тактом знатного вельможи, сразу смекнул, что имеет дело с мелкопоместным дворянином.
- Это ваша летняя резиденция? - продолжал он.
- Летняя и зимняя, - воскликнул барон, желавший как можно скорее покончить с неприятным разговором; он сопровождал каждый свой ответ низким поклоном.
Филипп время от времени беспокойно оборачивался и смотрел на отца. Дом неумолимо становился все ближе, угрожающий и жалкий, готовый предстать во всей своей беспощадной нищете.
Барон приготовился было, смиренно протянув руку к парадному крыльцу, пригласить гостей в дом. В это самое мгновение принцесса обратилась к нему:
- Простите, сударь, но мне не хотелось бы заходить в дом. В этой тени так хорошо, я готова провести здесь всю жизнь! Мне надоели комнаты. Вот уже две недели меня принимают в комнатах, а я так люблю свежий воздух, тень деревьев и аромат цветов!
Затем она обратилась к Андре:
- Мадемуазель! Прикажите принести сюда чашку молока, прошу вас!
- Ваше высочество! - воскликнул, бледнея, барон. - Как можно предлагать вам столь скромное угощение?
- Это как раз то, что я люблю. Молоко и свежие яйца - вот чем я любила полакомиться в Шёнбрунне.
Внезапно сияющий и важный Ла Бри в великолепной ливрее, с салфеткой, перекинутой через руку, появился на пороге беседки, обвитой жасмином, прохлада которой, кажется, уже привлекла дофину.
- Ваше королевское высочество, завтрак подан! - провозгласил он с непередаваемым выражением спокойного благоговения.
- О, так я попала к волшебнику! - со смехом воскликнула принцесса.
Она почти бегом устремилась к благоухавшей беседке.
Обеспокоенный барон, забыв об этикете, оставил вельможу в черном и бросился вслед за принцессой.
Филипп и Андре обменивались удивленными и в еще большей степени тревожными взглядами.
Оказавшись под зелеными сводами, принцесса не смогла не выразить изумления.
Барон, шедший за ней следом, облегченно перевел дух.
Андре уронила руки с таким видом, точно спрашивала: "Господи, что все это значит?"
Юная дофина краем глаза наблюдала за этой пантомимой; ум ее был достаточно проницателен, чтобы проникнуть во все тайны, если только сердце уже не подсказывало ей разгадку.
В зарослях ломоноса и жасмина, которые оплели узловатые стволы и густые ветви жимолости, был накрыт продолговатый стол овальной формы, сверкавший белизной узорчатой скатерти и столовым серебром с позолотой.
Десять приборов ожидали столько же сотрапезников.
Их внимание прежде всего привлекло редкое сочетание изысканнейших кушаний.
Тут были экзотические фрукты в сахаре, варенья со всех уголков земли, бисквиты из Алеппо, мальтийские апельсины, лимоны и цитроны невиданных размеров; все это было разложено в огромных вазах. Благородные вина знаменитых на весь мир марок переливались, словно рубины и топазы, в четырех восхитительных графинах персидской работы.
Молоко, заказанное дофиной, было налито в кувшин золоченого серебра.
Принцесса оглянулась на хозяев и заметила, что их лица бледны и растерянны.
Придворные восхищались зрелищем, ни о чем не догадываясь, да и не пытаясь что-либо понять.
- Так вы меня ждали? - обратилась ее высочество к барону де Таверне.
- Я, ваше высочество? - пролепетал он.
- Ну да! За десять минут всего этого не приготовить, а я нахожусь у вас не более десяти минут, не так ли?
С этими словами она взглянула на Ла Бри, словно желая сказать: "Особенно если в распоряжении имеется один-единственный лакей".
- Ваше высочество! - отвечал барон. - Я в самом деле ожидал вашего прибытия, вернее, был о нем предупрежден.
Принцесса обернулась к Филиппу.
- Так, значит, господин Филипп успел вам написать? - спросила она.
- Нет, ваше высочество.
- Никто не знал, что я собираюсь у вас остановиться, даже я. Я скрывала это намерение от самой себя, не желая причинять вам беспокойства, которое я обычно вношу с собой. Я говорила об этом с вашим сыном сегодня ночью. С тех пор он находился при мне, отлучившись лишь час назад. Ему, вероятно, удалось опередить меня всего на несколько минут.
- Да, ваше высочество не больше чем на четверть часа.
- Значит, какая-нибудь добрая фея вам обо мне сообщила? Ваша крестная мать, мадемуазель? - с улыбкой прибавила принцесса, взглянув на Андре.
- Ваше высочество! - произнес барон, жестом приглашая принцессу за стол. - Об этой счастливой случайности нас уведомила не фея, а…
- Кто же? - спросила принцесса, видя, что барон колеблется.
- Клянусь честью, это был некий волшебник!
- Волшебник! Не может быть!
- Я ничего в этом не понимаю, потому что не интересуюсь магией, однако именно ему, сударыня, я обязан возможностью оказать вашему высочеству более или менее приличный прием, - признался барон.
- Так, значит, мы не можем ни к чему прикоснуться, - проговорила Мария Антуанетта, - потому что стоящее перед нами угощение - следствие колдовства. Его высокопреосвященство слишком поторопился, разрезав этот страсбурский пирог, - прибавила она, поворотясь к господину в черном, - мы, конечно, не станем его есть. А вы, моя дорогая, - обратилась она к фрейлине, - не пейте этого кипрского вина. Лучше последуйте моему примеру.
С этими словами дофина налила в золотой кубок воды из пузатого графина с узким горлышком.
- А ведь ее высочество права! - с испугом произнесла Андре.
Не имея понятия о том, что произошло накануне, Филипп дрожал от нетерпения и удивления, переводя взгляд с отца на сестру и пытаясь прочесть в их лицах то, о чем они сами едва догадывались.
- Это противоречит догмату веры, - сказала принцесса, - как бы господин кардинал не согрешил!
- Ваше высочество, - отвечал прелат. - Мы слишком близки к свету - я говорю о… князьях Церкви, чтобы верить в Божий гнев из-за еды; кроме того, мы слишком человеколюбивы, чтобы сжигать на костре любезных колдунов, которые нас так вкусно кормят.
- Не шутите, монсеньер, - произнес барон. - Могу поклясться, что человек, который все это приготовил, - настоящий колдун; примерно с час назад он мне предсказал прибытие ее высочества, а также приезд моего сына.
- С час назад, вы говорите? - переспросила принцесса.
- Да, самое большее.
- И вам хватило этого времени, чтобы накрыть такой стол, выставив фрукты со всех концов земли, приказав доставить вина из Токая, Констанцы, Кипра и Малаги? В таком случае вы еще больший колдун!
- Нет, ваше высочество, это все он.
- Как это он?
- Да, по его приказанию словно из-под земли появился накрытый стол, тот самый, за которым вы сидите!
- Поклянитесь! - потребовала принцесса.
- Клянусь честью! - вскричал барон.
- Да что вы? - совершенно серьезно воскликнул кардинал, отодвинув тарелку. - Я было подумал, что вы шутите.
- Нет, ваше высокопреосвященство.
- Так у вас живет колдун, настоящий колдун?
- Настоящий! Я не удивлюсь, если окажется, что золото на этих приборах - его работа.
- Так ему, верно, известна тайна философского камня! - вскричал кардинал, в глазах которого мелькнула алчность.
- Ах, как это было бы кстати для господина кардинала, - проговорила принцесса, - ведь он всю жизнь его ищет, и все без толку!
- Должен признаться вашему высочеству, - заметил кардинал, - что я не знаю ничего интереснее сверхъестественных вещей, ничего любопытнее вещей невозможных.
- А я, кажется, задела вас за живое, - проговорила принцесса, - у каждого великого человека есть свои тайны, особенно у дипломатов. Предупреждаю вас, что я чрезвычайно сильна в магии, я даже иногда угадываю вещи если не невозможные или сверхъестественные, то, по крайней мере, такие… в которые трудно поверить.
Это был, по-видимому, намек, понятный одному кардиналу: он смутился. Надобно заметить, что когда принцесса с ним заговорила, в ее глазах вспыхнул огонек, свидетельствовавший о бушевавшей в ее душе ярости.
Однако она овладела собой и продолжала:
- Итак, господин де Таверне, покажите же нам для полноты праздника своего чародея. Где он? В какой табакерке вы его прячете?
- Скорее уж он запрячет меня и весь мой дом в какую-нибудь табакерку, ваше высочество! - заметил барон.
- Откровенно говоря, вы раздразнили мое любопытство, - призналась Мария Антуанетта. - Я желаю его видеть!
Мария Антуанетта умела придавать очарование своим речам, однако тон у нее был властный. Барон, оставшись стоять вместе с сыном и дочерью и прислуживая принцессе, это уловил. Он подал знак Ла Бри, который, вместо того чтобы ухаживать за именитыми гостями, вознаграждал себя за двадцать лет службы без жалования тем, что рассматривал их, разинув рот.
Ла Бри поднял глаза.
- Ступайте к господину барону Джузеппе Бальзамо, - приказал Таверне, - и передайте ему, что ее высочество желает его видеть.
Ла Бри исчез.
- Джузеппе Бальзамо! - повторила принцесса. - Какое необычное имя, не правда ли?
- Джузеппе Бальзамо! - задумчиво повторил кардинал. - Мне кажется, я уже слышал это имя.
Пять минут прошли в полной тишине.
Внезапно Андре вздрогнула: она раньше других услыхала шаги.
Ветви раздвинулись: Джузеппе Бальзамо оказался лицом к лицу с Марией Антуанеттой.
XV
МАГИЯ
Бальзамо низко поклонился. Подняв умные, выразительные глаза, он остановил почтительный взгляд на принцессе, ожидая ее вопросов.
- Если вы тот человек, о котором нам только что рассказывал господин де Таверне, - проговорила Мария Антуанетта, - то подойдите ближе, чтобы мы могли видеть, как выглядит колдун.
Бальзамо сделал еще шаг и снова поклонился.
- Вы занимаетесь тем, что предсказываете будущее? - спросила дофина, рассматривая Бальзамо с любопытством, видимо большим, чем она бы хотела показать, и продолжая маленькими глотками пить молоко.
- Я не занимаюсь этим, ваше высочество, - отвечал Бальзамо, - мне случается предвидеть, вот и все.
- Мы воспитаны в святой вере, - сказала принцесса, - единственная тайна, в которую мы верим, - это таинства католической церкви.
- Они достойны всякого уважения, - почтительно проговорил Бальзамо. - Однако господин кардинал де Роган может, как князь Церкви, сказать вашему высочеству, что это не единственные таинства, заслуживающие уважения.
Кардинал вздрогнул: он никому из присутствовавших не назвал своего имени, никто его не произносил, однако незнакомцу оно было известно.
Казалось, Мария Антуанетта не обратила на это обстоятельство никакого внимания.
- Вы не можете не признать, что это единственные таинства, которые нельзя опровергнуть, - сказала она.
- Наряду с верой существует уверенность, ваше высочество, - все так же почтительно и вместе с тем твердо заявил Бальзамо.
- Вы выражаетесь слишком туманно, господин колдун. Я настоящая француженка душой, но пока еще не разумом: я не очень хорошо понимаю тонкости языка. Правда, мне обещали, что господин де Бьевр займется со мной. Однако пока я вынуждена просить вас не говорить загадками, если вы хотите, чтобы я вас понимала.
- А я осмелюсь просить у вашего высочества позволения оставаться непонятым, - с грустной улыбкой возразил Бальзамо, качнув головой. - Мне бы так не хотелось приоткрывать великой принцессе будущее, которое, возможно, не оправдает ее надежд.
- О, это уже серьезно! - проговорила Мария Антуанетта. - Господин желает раззадорить мое любопытство, чтобы я велела ему предсказать свою судьбу!
- Напротив, Боже сохрани, если я буду вынужден это сделать! - холодно возразил Бальзамо.
- Неужели? - рассмеялась принцесса. - А вам что же, не хочется?
Смех ее постепенно затих: присутствовавшие молчали - они находились под влиянием необыкновенного человека, который привлекал к себе всеобщее внимание.
- Признайтесь откровенно! - сказала принцесса.
Бальзамо молча поклонился.
- Говорят, вы предсказали мое прибытие в дом господина де Таверне? - с едва заметным нетерпением продолжала Мария Антуанетта.
- Да, ваше высочество.
- Как это было, барон? - обратилась дофина к Таверне. Ей не хотелось продолжать разговор с Бальзамо. Она уже пожалела, что начала его, но не могла остановиться.
- Ваше высочество! - воскликнул барон. - Клянусь Небом, все было очень просто: господин Бальзамо смотрел в стакан с водой…
- Это правда? - взглянув на Бальзамо, спросила она.
- Да, ваше высочество, - отвечал тот.
- В этом и состоит все ваше колдовство? Это, по крайней мере, неопасно, лишь бы ваши предсказания были столь же безобидны.
Кардинал улыбнулся.
Барон приблизился к принцессе.
- Вашему высочеству нечему учиться у господина де Бьевра, - заметил он.
- Дорогой хозяин! - весело проговорила принцесса. - Не льстите мне или, напротив, говорите смелее. Я не сказала ничего особенного. Давайте вернемся к нашему разговору, - обратилась она к Бальзамо.
Казалось, что-то влечет ее к нему помимо воли: так порой тянет к месту, где нас ожидает несчастье.
- Раз вы прочли будущее господина барона в стакане воды, не могли бы вы и мне предсказать судьбу… ну хоть, скажем… читая в графине с водой?
- Конечно, ваше высочество, - сказал Бальзамо.
- Отчего же вы с самого начала отказывались?
- Будущее неясно, ваше высочество, а я заметил небольшое облачко…
Бальзамо замолчал.
- И что же? - спросила дофина.
- Как я уже имел честь сообщить вашему высочеству, мне не хотелось огорчать вас.
- Вы видели меня раньше? Мы где-то встречались?
- Я имел честь видеть ваше высочество, когда вы еще были ребенком. Это было у вас на родине, вы стояли рядом с вашей матерью.
- Вы видели мою мать!
- На мою долю выпала эта честь. Ваша матушка - могущественная королева.
- Императрица, сударь!
- Я хотел сказать, что она - королева сердцем и разумом, однако…
- Что за недомолвки, сударь, да еще когда речь идет о моей матери!
- И у великих людей, ваше высочество, бывают слабости, в особенности, когда они думают, что дело идет о счастье их детей, - вот что я имел в виду.
- Надеюсь, потомки не заметят ни единой слабости у Марии Терезии, - возразила Мария Антуанетта.
- Потому что история никогда не узнает того, что известно императрице Марии Терезии, вашему высочеству и мне.
- У нас троих есть общая тайна? - с пренебрежительной улыбкой спросила принцесса.
- Да, ваше высочества, она принадлежит нам троим, - спокойно отвечал Бальзамо.
- Что же это за тайна?
- Если я отвечу вам вслух, это перестанет быть тайной.
- Все равно, говорите.
- Ваше высочество настаивает?
- Да.
Бальзамо поклонился.
- В Шёнбруннском дворце, - сказал он, - есть кабинет, который носит название Саксонского благодаря стоящим там восхитительным фарфоровым вазам.
- Да, и что же? - спросила принцесса.
- Этот кабинет является частью личных апартаментов ее величества императрицы Марии Терезии.
- Вы правы.
- В этом кабинете она имеет обыкновение заниматься частной перепиской…
- Да.
- Сидя за великолепным, работы Буля, бюро, который был подарен императору Францу Первому королем Людовиком Пятнадцатым…
- Все, что вы до сих пор сказали, верно. Однако то, о чем вы говорите, может знать кто угодно.
- Наберитесь терпения, ваше высочество. Однажды, около семи утра, когда императрица еще не вставала, ваше высочество вошли в этот кабинет через дверь, известную лишь вашему высочеству, так как из всех августейших дочерей ее величества императрицы ваше высочество - самая любимая.
- И что дальше, сударь?
- Вы, ваше высочество, подошли к бюро. Ваше высочество, должно быть, помнит об этом, потому что с тех пор прошло ровно пять лет.
- Продолжайте.
- Вы, ваше высочество, подошли к бюро, где лежало незапечатанное письмо, которое императрица написала накануне.
- И что же?
- Ваше высочество прочли это письмо.
Принцесса слегка покраснела.