На тычок обернешься с ленцою:
"Не из лесу ли, часом?" – "Вестимо".
Но навряд ли запомнишь лицо у
Человека, идущего мимо.Это слово нам стало паролем,
Это слово навеки любимо,
Оттого мы о чаше и молим:
"Пронеси ее, Господи, мимо".Мы услышаны. В чем же загвоздка?
Чем нам жребий не нравится наш?
Мы проносимся мимо киоска
По раздаче означенных чаш.Ветер ломит в раскрытые окна,
Постарательней горло укутай.
Ну, пускай простудился, продрог, но
Не отправлен к Харону цикутой.Невралгически спину изгорби,
Что поделать, испорчена рама,
Но зато не упрятана в торбе
Криминальная чаша из храма.Из-за чаши тебя не погубит
По дороге мелькнувший ларек,
Из-за чаши тебе не разрубит
Головы полудикий царек.Ты не станешь следит из-за чаши
За походкою уличной тетки,
Недоучка студент, изучавший
Лишь начала, зады и ошметки.Показалось лицо – но дыра там.
Ты молился? Твоя и вина в том,
Что не станешь Эзопом, Сократом,
Даже воином и алконавтом.Вот зачем божество умолимо:
Проскользнуло в молитву словцо.
Человека, прошедшего мимо,
Сам Господь не узнает в лицо.
6. Пейзаж
Дева, струю нагнетая,
свою опрокинула чашу…
А. Смирнов
…Вновь я посетил
Тот уголок, где трепаный Парни
Лежал недалеко от треуголки,
И треугольник смуглого лица
Распаренно склонялся над страницей.
Здесь царствует гармония, не то
Что в Петербурге, городе контрастов.
Кувшин, разбитый вдребезги, и тот
В нее не вносит дребезжащей ноты.
Зефир пускает ветры столь изящно,
Что заплясала, подбоченясь, нимфа,
Опернутая на изрядный пень.
В Екатери… Пришел на ум мне, кстати,
Отменный бюст, который заприметил
Я в Третьяковке, шубинской работы.
Как раз Екатерина № 2
Весьма напоминала героиню,
Которая (простите за избыток
Союзных слов, но что же есть стихи,
Как не союз меж автором и словом?)
Работала в Лицее, кем – неважно.
Я где-то перебился, ну и пусть.
Здесь, в Пушкине, все Пушкиным и дышит.
Египетские, например, ворота,
Мне кажется, здесь только потому,
Что прадед был рожден неподалеку;
Чесменский столп – затем, чтобы Державин,
Передавая лиру, не забыл,
Что в гроб сходить пора ему настала;
А имена товарищей по курсу
Начертаны на кельях для того,
Чтоб оправдать великолепный список
Блестящих эпиграмм и посвящений.
Пока еще вовсю подлунный мир
Насилуют бесстыдные пииты,
Не позволяя зарасти тропе,
Какая нас ни треснула б дубина
И как бы ни огрело помело,
Все те же мы. Нам целый мир – кабина
Скользящего вдоль неба НЛО.
7. Кафе
Любовь выбирает окольные тропы,
Плетется по краешку, сходит на нет.
Поэт выбирает фигуры и тропы,
Балладу, канцону, секстину, сонет.И фрукты, и злаки, и всяческий овощ
Рождает земля с сорняком наравне.
Сон разума Гойи рождает чудовищ,
Сон чувства героев – чудовищ вдвойне.Стола эпоха прогулок на лоне
Природы, на фоне картин городских,
И в чашечке кофе с сосиской в "Сайгоне"
Была максимальная близость для них.Их мнительность, их нерешительность, вялость,
Ненужная холодность, плоский расчет…
Ах, он сомневался, она сомневалась,
Вода обжигает, а время течет.Ах, он не в ударе, она не в ударе,
Слепец не помощник другому слепцу,
А рядом летают тошнотные твари,
Колючим крылом норовя по лицу.Под столиком пол обживают мокрицы,
Крестовый поход объявляет паук,
За стойкой вампир фиолетоволицый
На новую ночь намечает подруг.Чета василисков сошлась в поединке,
Седой францисканец сосет карбофос,
Сирена отставила в угол ботинки
И когти стрижет, напевая под нос.И разухаебистый этот мотивчик
Летит через зал в отдаленный конец,
Где вместо панамы использует лифчик
Единый в двух лицах сиамский близнец.В разбитое зеркало самка дракона
Глядит, отражению пальцем грозя.
Любить без оглядки – иного закона
В таком балагане придумать нельзя.Не стать в этом сонмище вещью трофейной,
Испуганно в сторону взгляд не кидать,
Не дать утопить себя в гуще кофейной,
Любить, и хоть этим снискать благодать.Нет хуже – увязнуть в своем хронотопе,
В клубящейся бездне, бездонной глуби.
Люби. И не думай о близком потопе.
Он был и еще повторится. Люби.
8. Общее собрание
Жил человек с лицом енота,
Несвеж, плешив и полнотел.
Когда была к тому охота,
Он басни плел, столы вертел.И, проживая с дочкой вместе
(Любовью оной был вокал),
Нелепым слухам об инцесте,
Смешно признаться, потакал.Все то, чего коснулась порча,
В нем возбуждало аппетит,
Любая разновидность торча
Его тянула, как магнит.Раз в месяц, скажем, в третью среду,
Сзывал он кухонных светил.
Герой, бывало как к соседу
К нему их слушать заходил.Установив подобье круга,
Легко выстраиваем связь:
Так, героинею подруга
Хозяйской дочери звалась.А в дочь, сухую, как картонка,
Зато поющую с пелен,
Наш персонаж безумно, тонко
И безнадежно был влюблен.Теперь о прочих. Завсегдатай
Там был специалист по ню,
Как все маэстро, бородатый
И датый десять раз на дню.Гремел по потайным салонам
Шедевр в классическом ключе:
Девица с газовым баллоном
На темно-розовом плече.Там был поэт. Увы, длинноты
Его томительных рулад
Рождали тягостные ноты,
Душевный кризис и разлад.Был композитор. Сбивши свистом
Авторитеты наповал,
"Фон" оставлял он пейзажистам
И только "како" признавал.Сходилось человек по двадцать
Извлечь дымок из папирос,
Попить вина, романсик сбацать
И духа вызвать на допрос.Зашел однажды спор не новый:
Где ставит божество печать?
Как недурное от дурного
В литературе отличать?За полчаса дошли до хрипов.
Тогда художник молвил: "Ша!
У вечных образов и типов
Должна быть вечная душа".И плетью ворона по перьям,
Пса по ушам, коня по ребрам
Енот ударил. "Что ж, проверим, -
Сказал он голосом недобрым, -Мы вызовем его". "Кого же?" -
Спросил томительный поэт.
И дочь Енота из прихожей
Внесла потрепанный берет.И вот он полон предложений.
Перемешали раз, другой,
И выпал пушкинский Евгений,
Но не Онегин, а изгой.Стол опустел, и свет погашен,
Сидят, как чудища в ночи.
И только, одинок и страшен,
Змеится огонек свечи.Был в этом зыбком переплясе
Какой-то шип, какой-то шорох.
И вдруг на воздух поднялася
Свеча и пламенем на шторахЧертит причудливые знаки,
И – сверк, и нет ее нигде.
Но буквы светятся во мраке:
"Любви бегите. Быть беде".
9. В коридоре
Старый, испытанный трюк -
Выбрал и пользуйся им, -
Сердце повесив на крюк,
Мы за прилавком стоим.Свет, отмыкающий звук.
Стадо спустилось к реке.
Старый, испытанный друг,
Как тебе там, на крюке?Долгий, как бич, коридор,
Рыжий оскаленный плюш,
Ставит диагноз прибор -
Вечно великая чушь.Чу! Ультрастон, инфрачих,
Чучело чахнет в пыли,
Чуть оступился, затих -
Чукнулось геково "пли".Разве узнает, какой
Может открыться сезам,
Тот, кто поводит рукой,
Как по стеклу, по глазам?Нить. Половица. Обрыв.
Омут. Ловушка. Затон.
Нас отправляют в заплыв
Шар, шарлатан, Шарантон.Пряничный домик. Коржи -
Карты в руке игрока.
Скоро отчалим. Держи -
Вот тебе руль и рука.
10. Невстреча
Выхожу я раз на Невский…
В. Гаврильчик
Вдоль по Невскому проспекту
С разных следую концов
Наши бедные герои,
Воздух мрачен и свинцов.Героиня, выпив сока,
Переходит на пломбир,
Наблюдательное око
Озирает мокрый мир.Вылезает из кареты
Вместе с дочерью Енот,
Вынимает из цилиндра
Пачку новеньких купюр.Мнет и тискает с усмешкой,
Расплатился: мол, пускай!
Вот бы солнце – этой плешкой
Только зайчики пускай.На мосту стоит автобус,
Ядовитое пятно.
Подошел другой – и оба с
Моста обана – на дно!Суматоха, развлекуха,
Будочники, доктора.
Как попало, выплывают
Пассажиры по частям.Часть вторая. Про героя.
Он идет. Все решено.
Тетя Туча просыпает
Сверху мерзлое пшено.Сквозь поднявшуюся вьюгу,
Сквозь накинутую сеть
Голубки летят друг к другу,
Им никак не долететь.Вдруг маэстро. Он просверлен
Взором, брошенным в упор.
Что он врет, как сивый Мерлин?
Что он тянет разговор?Персонаж попался. Что-то
Мелет, мелет на ветру,
Он талдычит про Енота,
Про интриги и игру.И пошло растущим комом,
Накатило, как волна:
Всем знакомым, незнакомым
Надо, надо, надо. На!Уплывающее тело.
Тонешь, только оступись.
Надо-ело, надо-ело,
Надо-ело. Остопиз…Уносящее теченье
Над телами верх берет.
Встреча может быть случайной,
Как у зайцев на бревне.
11. Эпилог. Натюрморт
Холодная кухня. Стандарт.
Но нет, никаких философий.
Колода засаленных карт
И чашка остывшего кофе.
Брошюра. Ах, да, гороскоп.
Тарелка, следы винегрета.
В розетке одна сигарета.
И зеркальце рядом. Но стоп.Картинка другая. Кувшин,
Бог весть, молока или пива.
Грудинка, румянясь игриво,
Иной предлагает аршин.Солонка, салфетка, салат
И горка домашнего плова,
На стуле висящий халат,
И все. О героях ни слова.
1993.
"В этом городе только и ранили…"
В этом городе только и ранили
Остриями наверший и виршей,
Или тем, что, как будто их наняли,
Надрываются чайки над биржей;Или тем, что упаришься пробовать,
А за пробой – немедленный вычет,
И твоя прямодушная проповедь
Отменяет тебя и кавычит;Или тем, что меж типов углюченных
Нет такого, чтоб за нос не велся,
И мосты закипают в уключинах,
Над водою взлетая, как весла;Невсамделишный груз переносится
На прозрачных распиленных соснах,
Существующее переносится
Лишь в значеньях своих переносных;И когда мы лишались невинности,
Постигая величье немого,
Догадались уже, что не вынести
Ничего однозначно прямого.
"Если бы я родился в соседнем квартале…"
Если бы я родился в соседнем квартале
И дал бы однажды клятву ни разу не пересечь дороги,
Был бы у меня шанс (не великий, конечно, но в общем)
Сдержать хотя бы одну клятву в жизни.Если бы я родился в соседнем квартале,
Учился бы в школе, в которой и так учился,
Получил бы паспорт в отделении милиции,
в котором и так получил паспорт,
Покупал бы еду в магазинах, в которых и так покупаю еду.Если бы я родился в соседнем квартале,
Пошел бы работать грузчиком в "Академкнигу"
(Собственно, почти так и было, только в другом
соседнем квартале),
А по вечерам пил бы пиво на детской площадке.Если бы я сошел с ума от книг и пива,
Меня лечили бы в родном квартале в психдиспансере,
А если бы подрался на детской площадке,
Заключили бы в обезьянник, по соседству с которым
мне выдавали паспорт.Так что же меня спасло от бунтарства и от безумья?
Неужели то, что я не родился в соседнем квартале,
И у меня не было возможности дать клятву не пересечь дороги?
(В моем-то квартале нет ни милиции, ни диспансера, ни магазина.)И что в итоге? Я нарушал клятвы, пересекал границы,
Пиву предпочел коньяк, книгам – другие книги,
И в сравнительно здравом уме, счастливо избежав заключенья,
Пишу стихи о соседнем квартале, в котором я не родился.
"Всю дорогу просвистав-прощелкав…"
Всю дорогу просвистав-прощелкав
И невразумительное мня,
Вдруг я понял, что рубцы проселков -
Собственно следы господнего ремня.Нет, едва ли мне страшны все эти злые елки,
Я ж не интеллектуал какой-то, типа парикмахер-сомелье,
Но ужасно испугался оказаться на таком проселке,
По не знаю что увязнуть в колее.Кажется, все то же – хвоя там, береста,-
Только каждый пес – чужой и воет, как койот.
Вот земля, что и своя не очень-то берется,
И другая не дает.Знаешь, родина, порви меня на мелкие волокна,
Выскажи свое отрыжистое "фе",
Ты первей всего мой потолок отечный и разрушенные окна,
Городской газон убогий и щербатый стол в пластмассовом кафе.А потом уж – рельсы-рельсы, шпалы-шпалы, занавески,
Вот коза мелькнула чья-то, вот меланхоличный гусь.
Хорошо, что я вернулся из еще одной поездки
И опять нигде не окажусь.
"Тверь да Тверь кругом. Не то, что мир безумный…"
Тверь да Тверь кругом. Не то, что мир безумный -
Вовсе нет, но лучше отползи.
Хорошо, что фотоаппарат жены почти беззумный:
Как нам эту жизнь разглядывать вблизи?Где травой подернуты пути трамвая,
На кривом заборе вывеска роскошная "Свадебный салон",
Неизвестный никому номер обрывая,
Подходящий затяну псалом.Тверчество мое не без слабинки;
Порча затаилась в нитках да во швах.
Только разве ради этого я из самой глубинки
К Господу воззвах?Мы с женой – туристов пожилая пара, в -
Прочем, это я – увы; она еще в соку.
А ведь мы с ней вместе прожили больше лет,
чем было комиссаров,
Тех, которых отловили в солнечном Баку.Я стучался в эту Тверь, последнее сграбастав,
Все сжимал, что оставалось, в болевой комок.
Я-то думал, ты поможешь мне, городок контрастов;
А и правда, что помог.
Мелодии Уткиной заводи
1. Марш Уткиной заводи
Течет, говорите, то слизь, то не слизь,
Такая погода лет сорок, хоть тресни.
Я шел, наблюдая, как годы неслись,
Не с песней по жизни, а с жизнью по песне.Ведь я не Родриго какой-нибудь Руй
Из пылью подернутой песни о Сиде;
Когда мне в упор говорят: маршируй, -
Всегда марширую за рюмкою сидя.Пройдем над останками песни ничьей,
Отрыжкой густой салютуя фастфуду.
Пусть зомби трясется, прося палачей:
Простите, ребята, я больше не вуду.Мы вудем, мы воем над жирной Невой,
Мы хором привыкли и харкать, и хавать.
И мы поднимаем, как знамя, наш вой
Про черную нежить и Уткину заводь.И я марширую над мертвой травой,
Дохну – насекомая стая завьется.
Я вуду, я вою, вот этот-то вой
У нас в просторечии песней зовется.
2. Вальс Уткиной заводи
За рекою – жилье, не жилье, -
Не люблю я советских гостиниц,
Но смотрю и смотрю на нее,
Туристических войск пехотинец.Нет, я свой, я работаю здесь,
Не приехал пытать я судьбу к вам.
Но клубится прибрежная взвесь
И влечет к неразборчивым буквам.Что там – слава? Призыв к мятежу?
Лоб наморщив, лицо перекорчив,
В эти буквы гляжу и гляжу,
Оттого что и сам неразборчив.В череде однотипных досад -
Горизонт исказившая призма,
Этот грязный бетонный фасад
И стеклянный оскал коммунизма.И напрасно глаза напрягу,
И гостиница эта дрянная, -
Манит имя на том берегу:
То ли "Вечная", то ли "Речная".
3. Танго Уткиной заводи
Тут рядом с заводью стоит один заводик,
Но только ветер по цехам нытье заводит,
Давно продуто все, парарам-парурам.
Возможно, раньше тут звучал веселый гомон,
Мол, типа жизнь идет, – сигналил за стеклом он,
Но вот фасад обрушен, кайф обломан -
Осталось пару рам.Тут подле заводи, подлее, чем зевота,
Водила вынырнет и впилится в кого-то,
В того, кто впилится в того, кто впереди.
И вновь пешком иду по берегу тогда я,
И жизнь проносится, как ветер, молодая,
И только шоферня стоит, страдая
До судорог в груди.Тут возле заводи зловещая промзона, -
Такая плешь с опушкой жидкого газона,
Какая разница – июль или февраль?
И только чахлая, как смерть Кощея, ива
Макает прутики во что-то цвета пива,
И танго закругляется игриво:
Ля-ля теплоцентраль.
4. Рок-н-ролл Уткиной заводи
Человек-паук вспоминает все – преимущественно в 3D.
Он мечтает, видимо, о любви и не знает, что счастье – в труде.А ведь он классный парень и мог бы стать
вождем обездоленных масс,
А его правой и левой руками были бы Микки Маус и Фантомас.В бетонном туннеле творят искусство Бэтмен и Супермен.
Они недавно окончили школу и больше не ждут перемен.Они ждут Женщину-кошку, звезду подвалов и крыш,
Но мать послала ее в магазин купить средство от крыс.Я знаю: счастье в труде. Я сам приезжаю сюда за рублем
На автобусе, в котором Синдбад всегда сидит за рулем.Он и раньше странствовал, привозил какой-нибудь порошок
Или так любил свой автомат, что часто менял рожок.Он учит меня своим примером, его вид говорит: потей.
Но дело в том, что я тоже учу – среди прочих, его детей.Я знаю, что счастье в труде, и нигде иного я не встречал.
Куда ж нам плыть? Да в Уткину заводь, ведь это и мой причал.Так пусть рокочут Пол Макаревич, Фредди Кинчев и Элвис Цой,
И утка глотает мелкую рыбку, и Утка течет с ленцой.
Человек со свойствами
1. Забытая сестра
Если память – костер, я сгорю не на этом костре.
Я не то, что забыл о сестре; я забыл, что забыл о забытой сестре.Если помнить, тогда подскажите, о чем и о ком.
Не о том ли, как ты обучала меня помидоры запивать молоком?Не о том ли, как ночью вскочили, почувствовав некий симптом,
А потом не слезали с горшков до утра. Не о том?А о чем? Не о том, как не ладили наши отцы
И заочно друг друга оценивали, допустим, до хрипотцы?Впрочем, с уст матерей тоже едва ли слетала взаимная похвала;
Только старость объединяет то, что молодость развела.Так о чем я должен был помнить? Об этом, как его, ну,
За кого выходила замуж, рожала, уезжала в чужую страну,Разводилась, меняла любовников, с некоторыми из них
Даже знакомила; особенно показался забавен
твой предпредпоследний жених -Маленький упитанный лавочник, горячий, точно хамсин.
"Made in Marocco" – это, оказывается, не только про апельсин.Кстати, о муже. Всегда был прост, жовиален и груб.
Несколько лет назад на улице нашли его труп.…Да, так о чем я должен был помнить? О доме на склоне холма?
На расстоянии выстрела от него стоят другие домаДругого народа; однако языковая – это ведь тоже семья,
И этот народ помнит о тебе все время. Не то, что я.