А если страшно, то боятся.
Где души, словно струны, рвутся,
Где струны рвут, а звуки – длятся.
Где только пробило двенадцать,
А тыква – вот она на блюдце.
Возьми ее за рупь за двадцать!
Вышел месяц из тумана
Огни догорели. Зима отступила в туман.
И месяц, подумавши, ножик достал из кармана.
Он трезв тривиальнейшим образом. Даром что пьян
Его собутыльник – погонщик ночных караванов.
По пьяному делу мне чудится – всюду обман!
Не видно ни зги, и не чувствую я ни бельмеса.
Мотивчик все крутится пошленький: трам-тарарам
(слова: темным лесом идем за каким интересом?).
По трезвому делу он ножик вострит и вострит:
Отрежем все лишнее, чтоб наконец-то осталось
Хоть что-то помимо разбитых корыт.
Разбитых сердец. Мелочевки на долгую старость.
Это только дождь
…Потому что дождь – он и в Африке дождь,
Как его ни жди, он придет нежда -
Нным. И если ты под дождем уйдешь,
Это будет шутка, старая, как вражда
Между Капулетти и Монтекки.
Не уходи, будь человеком.
Но этот мир – он вообще шутник,
Обхохочешься, живот надорвешь.
Если что и течет по щекам и за воротник,
Это только дождь.
Это подтекает из Дантова круга.
Не уходи, будь другом.
А вслед за дождем постучит и снег,
И метеосводки берут на испуг.
Мгла, туман – где он, твой человек,
Туман, мгла – где он, твой друг…
С полпути вернись: это ложный путь.
Не уходи, будь…
Весточка
Ты думал добежать до Фермопил,
Но падок ты на мед, страдаешь от падучей,
И сколько б ты монеток ни скопил,
Потратишь до одной под этот случай.
Из Марафона, с Фермопил летит гонец,
Кроссовки в дыры протирая,
С той весточкой, что у бескрайнего есть край,
У бесконечного – конец,
Что ад совсем недалеко от рая.
Что вечности песчинки сочтены,
Что Валтасар уже увидел буквы,
Эдема яблоки навряд ли лучше брюквы,
И жизнь у нас – умеренной длины.
"Хотел бы в рай…"
Хотел бы в рай – да не пускает грех.
И воля, и покой нам только снятся.
А есть ли за скорлупкою орех?
Всю жизнь пытаюсь в этом разобраться.
Хотел софитов, так хотел оваций!
Но в перепонках больше свист да смех…
Хотелось и утех: и тех, и тех,
Но для потехи – стоит ли стараться?
Да пусть себе. Свистеть или смеяться -
Не худшие из перечня реакций
У человечества на человека.
А ты всегда – ответчиком за всех -
Бредешь, бредешь в виду все тех же вех,
Что нам даны от века. Нам – от века.
Л и Т
Город на букву Л,
Река на букву Т.
Это не пропасть, не предел,
Это горизонт вдалеке.
Тут не пропасть, не проспать
За суматохой дел.
Вот дуврских скал мел,
Ежели смел – съел.
Для костей хорошо, говорят.
Выпей воды из Т -
Ни козлом, ни козленком не стать -
Не худшая из вестей,
Для кишок хорошо, говорят.
Воздух такой здесь -
Можно хоть пить, хоть есть.
Я передать рад:
Для души хорошо, говорят.
Тоже благая весть.
"Навигации, лоции…"
Навигации, лоции,
Прочая пурга,
Очевидная опция:
Никому ничего ни фига
(Как Баба-яга).
Навигация, братцы,
По весне началась,
Как новые – станции,
Как старая – грязь.
Лоцией зовется
Сцилл и Харибд
Знание. Меж раций и эмоций
Мы без нее не смогли б.
Лоции, навигации…
До́роги берега сии,
Любы порты и портики
Греческие и как бы.
Встречи – они короткие.
А по весне мы слабые…
Ё-мое!
Может, что и остается?
Из одежки, из белья?
Иль бездонные колодцы
Поглощают все, что хотца,
И в пространстве – мимо лоций -
Лишь летит пророк Илья?
Или я совсем бесследно
Кану в космос голубой?
Или я стою над бездной,
Голый, странно молодой?
(Что ты, милый, бог с тобой.)
Иль Илья поделит время:
День убавит, ночь вернет?
Пламя, знамя, вымя, семя -
Может, властна не над всеми
Смерть? И вырастет растенье,
И из семени взойдет
Что-нибудь, что не умрет?
Может, есть – чинить одежку
И отстирывать белье -
Смысл? И будет – хоть немножко -
Навсегда хоть что мое?
Ё-моё! Протянешь ножки.
Эх, Алешка, это всё.
Беззубый
Что с беззубого взять? У него ни зубов, ни речи
Внятной. Лишь невнятица – только всего.
Столько высказать хочет или хотя бы перечить,
Подперчить бы ту речь, сделать годной не для одного.
А руками-то машет – мамаши, детей уводите,
Не ровён час, заденет руками он ваших детей.
Я смотрю на него – я довольно удачливый зритель,
В меру пьян, в меру молод, ну, склонен чуток к полноте.
В должностях преуспел, и успехом горжусь, и надеюсь
На дальнейшее. Женщины прям-таки льнут.
Слава, деньги, охота, рыбалка, домашний уют…
Что еще?.. Я стою перед зеркалом. Бреюсь.
Тесто
По этой дороге ходил я немало.
По этой дороге шагал я вполне.
А сесть на пенек приходилось устало -
Не ел пирожок, но глоточек отравы
Всегда позволял. Хорошо было мне!
И радостно шел по пути к магазину.
И важно шагал, отоварясь уже.
Но этот мой путь, как и всякий – недлинен.
А кто ж там упал между выцветших линий?
Да, в общем-то, тот же, кто пил в гараже.
На ярмарку, с ярмарки – словно невесту:
Сначала берешь, а потом выдаешь.
Все было с избытком: и время, и место.
Хотел пирожка? Поднялось твое тесто,
Сбежало из кадки – назад не вернешь.
Офелии
Офелия, похмелие мое,
Мое безделие и лицемерие
Кружит над нами, словно воронье.
Я лишь на час прикинусь соловьем,
А в остальном – совсем, совсем Емеля я.
Вот видишь, на дележку опоздал
И калача давно не ведал запах.
И стрелки – на восток, а то – на запад,
Не рай, конечно – попросту вокзал.
Я заметался: где же эта нить,
Все времена связующая, то есть,
Печальней есть ли, в самом деле, повесть?
И – в самом деле – быть или не быть?
"И кажется тебе, что невесом…"
И кажется тебе, что невесом,
Взлететь пытаешься – попытка за попыткой,
Чтоб повторилось все, как явь или как сон,
С любовью медленной и с ненавистью прыткой.
Чтоб пел не Магомаев, так Кобзон,
Чтоб были оправданье и резон,
Чтоб дни тянулись, как волы,
А лучше – как улитки.
Чтоб ощущался ветер головы
С любовью медленной и с ненавистью прыткой.
Открытку? – Подпишу. Утешь лозой
И – чем там наполняете канистру.
Хочу еще "Метель", а также "Выстрел",
Хочу еще, чтоб обошел разор
И гладь, и мор, и воронье, и крысы.
Хочу еще укрыться за кулисы,
Хоть это, говорят, такой позор!
Вам триста лет окучивать газон,
А мне уйти, уйти за горизонт
И присылать оттуда вам открытки
С напоминаньями – зимой или весной,
С любовью медленной и с ненавистью прыткой.
Побег
Давно, усталый раб, замыслил я побег,
Да вот – не накопил достаточно денег,
А что же за побег без грошей!
Побег – читай – бамбук, читай – мундштук
Из вишни. В целом – ничего хорошего.
В бега, в бега – в Козельск, потом – в Астапов,
В Саратов, в глушь, в деревню, к тетке, наконец.
Как ночь всю ночь бежит на мягких лапах,
Как разгоняется отмеренный свинец.
И прибежишь, и лбом с размаху – в стену
Стеклянную, за коей повторяют сцену:
Покой и воля. Воля? Voila -
Покой лишь там, где все уже покойны,
А воля – это слово непристойно
В родимых весях, градах и полях.
Попытка оправдания
Ты скажешь: я искал красы и чести.
Не там искал, не то плескал, дурашка.
Ты думал отыскать со всеми вместе,
А отыскал лишь буквам промокашку.
Ты думал тискать дев, статейку тиснуть,
И это оправдание для жизни?
Оно полезно, словно ртуть и висмут,
Которые припасены для тризны.
И ты писал любимой имя. Имя
Желанной. Запечатывал в конверте.
Ты в жизни думал оправдаться ими,
А это оправдание для смерти.
"Все будет хорошо…"
Все будет хорошо.
Все будет:
Вершок, а то и корешок
На блюде.
Ты, корешок, мне мозг не правь -
Не вправе
Мы отделять: вот сон, вот явь,
Вот злак, вот травы.
Все будет как всегда.
Все будет.
Уйдет осенняя вода
В полюдье.
А зимник, он ведь тем хорош -
Вот скромник! -
Все, что к Харону не возьмешь,
Хоронит.
Все будет хорошо.
Все будет…
Пойдем, что ль, – видишь, снег пошел.
К простуде.
Ничтожная сделка
А что тут можно, что нельзя?
Нам души просятся в друзья,
В подружки вам. Неосторожно
Мы сделку делаем навек,
Но бог ли или человек
Вдруг назовет ее ничтожной,
А то и вовсе притворной.
Мы чин по чину, муж с женой,
Идем в палату регистраций.
А там уж занесли печать,
Хоть трудно буквы различать,
Все официально – за рупь двадцать.
И вот, с душой разлучены,
Бредем мы, спутники луны,
И бесконечна та прогулка.
И бесконечно длится час.
Мы без души, душа без нас,
Хоть и в Всехсвятском переулке.
Электрички и трамваи
Нам эти волненья и страсти
Нужны, как медведице здрасте,
Полезны, как венерокожник,
Приятны, как "дембель отложен".
Но мы с регулярностью странной
Навстречу спешим постоянно.
Все эти волненья и страсти
Ни в нашей, ни в божеской власти,
А мы всё спешим по привычке,
Как утренние электрички.
И вновь опоздать успеваем,
Как позднодневные трамваи.
"Перрон уж тронулся…"
Перрон уж тронулся. Вагончик остается.
Певец занарядил свой флот.
Поверишь ли, плывет он, как поет,
Помимо и поверх всех нот и лоций.
Перрон обетованный. Ранний час.
Харон-Перуном огненным назначен.
А мне – один билет. One way. На все. Без сдачи.
А класс?.. В котором квасят – первый класс.
Не для Трои
Это не хвоя,
А так – листва.
Если не ноя,
Пустяк, блестяк.
Если не воя,
Как сделать так,
Чтобы не Троя?
Если не горе -
Беда. Вода -
Если не море.
Вот ерунда!
Взмолится, взмолит,
Чтоб не урон.
Чтоб не Илион.
Ты, коли зрячий,
Так не Гомер,
И не иначе.
Софий и Вер,
Надежд и Любовей
Хватит для тысячи Одиссей.
Но не для Трои.
Курилка
Поэт в России
Больше? Меньше?
Поет Россини,
Любит женщин.
(А если спросите
Про Верди,
Скажу такое -
Не поверите.)
Полет валькирий
Переменчив,
Но постоянен,
Непреложен
Один бурьян
Над вечным ложем.
Над ложной?
Истинной могилкой?
Да я бы тоже
"Жив курилка"
Твердил бы,
Если б помогало.
Вот жил да был,
Да мало, мало!
"Мила дуга…"
Мила дуга,
От края
Небес протянутая сквозь снега
К другому краю
Подобьем рая.
Мела, рога
Трамвайных дуг свергая,
Метель,
Готовя нам постель,
Родная.
Елабуга,
Она ведь вот какая.
Нейдет сюда народ.
Нейдет,
Я знаю.
Там, кажется, "Ока"
На Каме?
Тоска,
Нашла коса
На камень.
Там гуси, тесно: пух,
Перо, перины.
Там места не находит дух
Марины.
Санки
Эта жизнь – ожидания зал.
Да и есть ли в ней что-нибудь, кроме
Дороги, плевков, вокзала. А вокзал
Сам своих мертвецов хоронит.
У Харона фуражка, как маков цвет,
Он животик наел не одним тобою.
Проверено: ни мин, ни мыслей, ни чувств нет.
Минеты – есть. А любовь вся осталась в Трое.
Стройся по́ трое, строй свою Трою, рой свой приют,
Свой ковчег – деревянной одежкой себя побалуй.
Стикс примет твой челн, но плата за каждую из минут
Твоей дрянненькой жизни отнюдь не покажется малой.
Эта жизнь – ожиданье (инь-янь:
Инь – за нас, янь – за фрицев-гадов).
Тело – тлен, дело – дрянь.
Что ты, милый, расстраиваться не надо.
Мы тебе приготовили лучшую из одежд,
Этот пурпур – он даже царям не снился.
Ты же сам говорил: был ты юным невежд -
Ой (ой-ей-ей!)
И тебе этот путь от утра до поминок все длился, и длился,
и длился…
Но конечен любой маршрут. Бесконечна тьма
За окошком вагонным. Вокзал растворится в дымке.
…А продуло тебя на санках. Помнишь, была зима?
Помнишь, катались – Оська, Алешка, Димка?
Не герой
…И вот оно – открытие! – От крыш
Воздушной тетивой, тугой и тугоплавкой,
В июльский воздух брошен – и паришь,
Мечтаешь, грезишь – ангел на полставки.
И ты уже готов по ангельскому праву
Порядок навести, законы учредить.
Ты смел, и прям, и оч. скор на расправу,
И счастье общее, конечно, впереди.
Так размечтаешься в плену у грез невинных!
Но грезы коротки (июльская гроза!),
А следом настает черед раздумий длинных,
И правды, колкой, как песок в глазах.
Ну, понатужься, ну, ответь, малыш,
Готов ли ты, такая, в общем-то, козявка,
Сразиться с веком-волкодавом, с веком-шавкой?
Конечно, нет. Я лишь готов, как мышь,
Все грызть, и грызть, и грызть постылую удавку.
Сидеть тихонько, впрочем. Ведь по лавкам -
То у меня – сам-семь. Прости меня. Простишь?
Я не герой. Я лишь носитель грыж.
Болтливость
А за окошком крепкий материал:
Меркаторова карта – контуры, название Россия.
Кому пожаловаться мне на линии косые
Домишек, дыма, ливня, матерясь,
На злую беспредельность бытия
И на предельность осознания? Мессия?
Невыполнима миссия сия.
Сияет нимб, под нимбом-то пустоты.
А счастье нам отмеривают жмоты.
Счастливых россиян – как марсиан.
На Марсе будут яблони цвести -
Мы пели песни, в ямбе заходились.
Куда все это деть, скажи на милость?
Нет чтоб еще разочек мне вмастить
Предельность, беспредельность, так – болтливость…
"Пожелай же ты мне…"
Пожелай же ты мне
Безучастности, легкой походки,
Свежей водки (огурчики
Веруют в вечный рассол),
И чтоб, только приеду я в рай,
Мне оставили шмотки.
Мне бы лучше в своем:
Так я буду хорош новосел.
Пожелай Млечный путь
Мне заесть milky way\'ем,
Завяжи рюкзачок мой
Манером морского узла.
Ну, прощай – я спешу.
Я, надеюсь, поспею
На перрон,
На казанско-рязанско-за-райский вокзал.
И еще пожелай мне,
Чтобы плату Харон не накинул.
Две медяшки -
Должно бы хватить за глаза.
С глаз долой – две медяшки,
На сдачу – закуски и вина.
Новоселье. Спешу. Не нажимай тормоза.
Пожелай (je t\'aime) мне…
"Нет в книжке моей самой главной страницы…"
Нет в книжке моей самой главной страницы.
Ну, выбрось в окошко. Увы! Брысь! Лети!
Чому же ты плачешь, княгиня-зегзица?
Чому ж мне не плакать, чому ж не платить.
Я потно проснусь в лоскутном одеяле
(Я плотно поужинал, выпил – и в сон).
А как мы рубились на темной Каяле,
Об этом ни слова. Мальчишка! Гарсон!
Добавь нам по двести. Вот это, брат, дело!
…Но в полночь никто не приходит на зов,
А ты унеси мое бренное тело
Туда, где в обратку не ходит засов.
Пусть замысел скверен и шуточки плоски
(Не выправить златом плацкарту на рай),
Одежд цвета мела и цвета известки
Для этой загвоздки у нас через край.
Сожги, как сжигаются дести и доски,
Но только собакам меня не бросай
Песок и суглинок
А нужно-то самую малость,
На радость мы младость займем.
Гляди-ка, немного осталось
Песочка в флаконце твоем.
Покуда, последней песчинкой,
Ньютона всемирного враг,
Я тщусь устоять на стремнине,
Пока не забили суглинком
Болтливый мой рот и в овраг
Не кинули бренное тело,
Я буду – хотя и несмело,
С оглядкой, а то наобум -
Вершить небессмертное дело:
Бумагу, пока не истлела,
Менять на березовый шум.
На звездной дороги извивы,
На кожу прохладную жен,
На ивы. На то и плакучие ивы,
Чтоб плакать над нами – такими наивными, -
Кто был предупрежден, но не вооружен.
До Балаклавы
Что же, начнем с мадеры? Мадера Крыма
Лучше исходной, а херес, куда как лучше
Он Ореанды, а будто бы олеандра.
И, если будет по жизни собачьей не песий случай,
Я угощу в июле под амбр лаванды.
Мы с сыновьями ходим до Балаклавы.
Сорок футов под бушпритом, а сколько еще под килем!
Там есть в море черная дырка – черный ход в Черном море
К русской подводной славе.
Двадцать миль от Фороса,
И, знаешь, на каждой миле
Краски такие, что держат крепче заставы,