1. Стихотворения. Коринфская свадьба. Иокаста. Тощий кот. Преступление Сильвестра Бонара. Книга моего друга - Франс Анатоль "Anatole France" 2 стр.


Почти каждое стихотворение из книги "Золотые поэмы" как бы соперничает с живописью или скульптурой.

Куропатка, умирающая в камышах под выжидательно застывшей мордой охотничьей собаки; столетний дуб с прогнившим, пустым стволом и юркая ящерица, бегущая от него прочь в поисках нового жилья, - все эти образы даны Анатолем Франсом в типично парнасском духе. Поэт озабочен тем, чтобы придать им наибольшую пластическую завершенность. Редко-редко прорывается в таких стихах лирическое волнение автора.

Когда в "Золотых поэмах" появляется человек, он зачастую виден как бы в некотором отдалении, кажется перенесенным в поэзию не непосредственно из жизни, а с полотна картины. Недаром одному из подобных стихотворений сам автор дает название, заимствованное из живописи, "Марина" (то есть "Морской пейзаж").

Можно доказать, что стихотворение "Олени" воспроизводит со всеми подробностями известную картину Г. Курбе "Битва оленей" (1861) - вплоть до высунутого языка у побежденного оленя, падающего на вспоротый живот, вплоть до неожиданных, при весеннем пейзаже, рыжих листьев, сохранившихся по воле Курбе на деревьях. Такую же непосредственную связь можно установить между сонетом "Римский сенатор" и картиной Ж. Жерома "Смерть Цезаря" (1859), да и посвящен этот сонет "Жерому, художнику".

Как нередко бывает у парнасцев, при таком вторичном отражении - от зеркала к другому зеркалу - мир утрачивает в стихах Франса свои свежие краски, живая теплота солнечных лучей зачастую сменяется холодным зеркальным блеском.

Парнасскою чеканкой блещет стихотворная форма "Золотых поэм", их строгие двенадцатисложные строки (так называемый александрийский стих), нередкая у молодого поэта сонетная композиция. Но Франс не ограничивался в своих стихах одним лишь искусством словесной пластики или ритмической чеканки. Его стихи насыщены мыслью. Его мир уже в этот, первый период - мир материалиста. Недаром так увлекает его при создании "Оленей" картина Курбе - передового художника Франции, ко времени выхода в свет "Золотых поэм" заплатившего за свою приверженность Коммуне 1871 года разорением и изгнанием. Этот интерес Франса к Курбе тем более важно отметить, что сам Франс не был в те времена приверженцем Коммуны. К Коммуне 1871 года Франс отнесся враждебно, не понял и не хотел понять ее высокого социального смысла, уехал в те исторические дни из Парижа. В этом сказались консервативные политические взгляды молодого писателя. Отрицательное отношение к Коммуне 1871 года отразилось в повести Франса "Желания Жана Сервьена". Она вышла в свет лишь в 1882 году, но написана была, как сообщил в предисловии автор, лет за десять до того. Из предисловия также видно, что уже к началу 80-х годов Франс пересмотрел многое из того, что было высказано в его ранней повести. Все же, как он сам указывает, первоначальная основа сохранилась. "Эта основа, - говорит Франс, - заключает в себе нечто резкое и жестокое, что мне не нравится в настоящее время. Я проявил бы теперь больше мягкости".

Из биографии Франса мы знаем, как он в юности увлекался теорией Дарвина, какое могучее очарование было для него в мысли о неустанной борьбе, происходящей в природе и создающей все новые, более совершенные формы жизни. Непосредственный отклик юношеского увлечения Франса теорией Дарвина обнаруживаем мы в концовке "Оленей", где человек, достигший высот мысли, рассматривается как прекрасное завершение непрерывной смены животных видов. Материализм и гуманизм Франса органически сливаются в этой концовке.

Но все очень еще спокойно в поэтическом мире автора "Золотых поэм". Если временами можно уже предчувствовать в них будущего Франса, мастера литературной формы, поклонника художественных ценностей, созданных человечеством, знатока исторических деталей, то боевой дух великого сатирика еще никак не ощущается в его "Золотых поэмах".

Драматическая поэма "Коринфская свадьба", отделенная от "Золотых поэм" лишь тремя годами, представляет собою уже новый шаг, сделанный Франсом. Поэма эта принципиально отличается от первой книги франсовских стихов всем своим характером, всею своей направленностью.

"Коринфская свадьба" вышла через несколько лет после разгрома Коммуны 1871 года, когда политические нравы Третьей республики достаточно определились, когда, в частности, католическая реакция достигла полного разгара. Заодно с клерикалами в Третьей республике действовали монархисты, что особенно наглядно проявилось в начале 1877 года, когда в программу коалиции монархических партий входило установление в городе Риме светской власти папы.

В критических и литературоведческих работах, посвященных Франсу, распространено мнение, что антиклерикальные тенденции появляются в его творчестве достаточно отчетливо лишь к 90-м годам. Утвердилось такое мнение потому, что критики и исследователи не обратили должного внимания на "Коринфскую свадьбу" и не заметили ее антиклерикального смысла. Правда, сам поэт - по всей вероятности, из цензурных соображений - постарался его несколько завуалировать.

В предисловии к поэме он называет религию иллюзией, лживой мечтой человечества. Но это атеистическое высказывание смягчено некоторой дозой эстетизма и скептицизма: "Если мечта прекрасна, какое значение имеет то, что она лжива?" - спрашивает Франс.

Однако то, что Франс смягчает в предисловии, он совсем не смягчает в самой поэме. "Коринфская свадьба" - произведение, всем своим замыслом направленное против христианского аскетизма. Поэт не только изобразил в поэме трагическую гибель Дафны и Гиппия по вине матери Дафны, исступленной христианки Каллисты, принесшей в жертву Христу счастье и любовь двух молодых существ; в "Коринфской свадьбе" мрачной аскезе христианства, отвергающей всякую земную радость, противопоставлен светлый мир душевной гармонии, человечности, наслаждения всеми дарами земли, всей прелестью любви и мирной жизни.

Читая драматическую поэму Франса о любви Дафны и Гиппия, загубленных мрачной религиозной нетерпимостью Каллисты, особенно же - сцену последней их встречи в гробнице, не раз вспоминаешь шекспировских "Ромео и Джульетту". Но сходством фабулы и основной психологической ситуации двух этих произведений только подчеркивается некоторая абстрактность образов в поэме Франса. Дело тут не в хронологической отдаленности изображаемой эпохи (мы знаем, как впоследствии умел осовременивать историю автор "Харчевни королевы Гусиные Лапы" и "Острова пингвинов"); дело не в наличии у Франса мифологических персонажей, встречающихся и в произведениях Шекспира (к тому же они у Франса являются Гиппию во сне). Дело в том, что личная драма Дафны и Гиппия обобщается не в борьбе персонажей, а при помощи лирической патетики и символики.

В "Коринфской свадьбе", как и в "Золотых поэмах", еще трудно угадать черты будущего сатирика. В поэме немало страниц, звучащих прямым обличением религиозного фанатизма, но обличение это не конкретизируется в сатирических образах. Лишь кое-где в репликах Гермия звучит ирония по отношению к Каллисте.

И все же "Коринфская свадьба" в условиях католической реакции 70-x годов имела несомненно актуальный смысл. Это значение ее сразу же почувствовала Жорж Санд. Прославленная писательница в письме к начинающему поэту приветствует выход "Коринфской свадьбы" в свет, подчеркивая ее роль в борьбе с католической реакцией во Франции.

Еще не реалист в глубоком смысле этого слова, еще не сатирик, еще не мастер иронии, Франс только начинает в "Золотых поэмах" и "Коринфской свадьбе" свой литературный путь. Однако если в свое время трудно было бы предугадать во Франсе-поэте будущего Франса-прозаика, то все же теперь, обозревая весь путь Анатоля Франса, можно узнать во Франсе-поэте многие черты будущего Франса - и черты немаловажные. Это черты гуманизма.

Как бы ни была капризна творческая мысль Анатоля Франса, в какие бы противоречия ни впадал он с самим собою на протяжении своего долгого литературного пути, какую бы двойственную позицию ни занимал оп в отношении ко многим вопросам социальной жизни, человеческой мысли, искусства, морали и т. д., гуманистические идеалы сохраняли для него неиссякаемое обаяние. Франс полон противоречий, - это верно. Но глубоко неверно на этом основании объявлять его "Дон-Жуаном мысли", как это делает французский буржуазный литературовед Ж. Мишо, автор книги об А. Франсе. "Дон-Жуану мысли" читатели не стали бы писать в своих поздравительных письмах к восьмидесятилетнему юбилею Франса: "Вы были хлебом насущным для моей души", "Вы помогли мне осмыслить жизнь", "Вы указали мне смысл жизни". Горький и Франс - писатели, казалось бы, столь несхожие друг с другом, а между тем Горький, прекрасно видя и противоречивость Франса и проявляющуюся временами склонность его к социальному пессимизму, разглядел в нем и то здоровое жизненное начало, каким он "всесторонне и глубоко связан с духом своего народа", разглядел в нем любовь к жизни, любовь к родине, любовь к человеку и к свободной человеческой мысли. Именно поэтому Горький и мог назвать сатирическую деятельность Франса "прекрасной работой разрушения". "Работа разрушения" велась Франсом-сатириком не во имя скептического безверия, а во имя его преданности гуманистическим идеалам. Сам же скептицизм, какой бы острый характер ни принимал он временами у Франса, был все же лишь средством в этой жизнеутверждающей "работе разрушения".

Для такой работы Франс не мог бы удовлетвориться попытками переубеждать противника при помощи образов поэтически абстрагированных, перенесенных в далекое историческое прошлое, хотя по существу и подсказанных современностью.

В полную меру творческие возможности Франса развернулись в его реалистической прозе, где главнейшее место заняла сатира. Пристрастие к образам исторического прошлого, свойственное Франсу-поэту, сохранилось и в творчестве Франса-прозаика, но приобрело там иной, более жизненный и боевой характер, смело сочетаясь с сатирой и реалистическими образами современности.

Начиная с 1879 года и до конца своей жизни Анатоль Франс, как писатель, целиком отдается прозе.

Первая книга его художественной прозы вышла в 1879 году. Она содержала две повести: "Иокаста" и "Тощий кот". Здесь уже можно обнаружить характерные черты будущего автора "Современной истории", хотя далеко не все.

В "Иокасте" фабула занимает более значительное место и психологии героев уделено больше внимания, чем в последующих произведениях Франса. Но уже в этой ранней повести имеется эпизод, чрезвычайно характерный по вложенному в него смыслу для всего художественного мировоззрения Франса, как оно проявилось на протяжении долгих лет его творческой деятельности. Героиню повести приводит к самоубийству, конечно, весь комплекс обстоятельств, но последним толчком служит не какое-либо событие ее внешней или внутренней жизни, а отрывок из трагедии Софокла, заданный на урок ее племяннику.

В рассказе Франса "Красное яйцо", вошедшем в сборник "Валтасар", доктор П., напоминая своему собеседнику об одном его произведении, в котором мы без труда узнаем повесть "Иокаста", передает почти дословно всю сцену со стихами Софокла и замечает по этому поводу: "Один стих Софокла убил вашу героиню".

В "Иокасте" мы таким образом уже обнаруживаем удивительную особенность, в высшей степени свойственную и позднему Франсу: прошлое человеческой культуры, к каким бы отдаленным векам оно ни относилось, для него - не только прошлое, - многовековая культура человечества в художественном сознании Франса живет бок о бок с современностью, образы и идеи далеких веков вступают в живое взаимодействие с образами и идеями современности. Проявилась в повести и другая черта франсовского гуманизма: вера в силу человеческого слова, вера в человеческое слово как фактор действительности. Правда, впоследствии эта вера порою ослабевала у Франса под воздействием социальных разочарований писателя (что мы видим, например, в его книге "Сад Эпикура"), порою чрезмерно разрасталась в ущерб реалистической убедительности его художественного мира (рассуждения г-на Бержере о социализме в "Современной истории"), но все же эта вера в силу человеческого слова, то есть человеческой мысли, составляет подлинный пафос франсовского творчества, придает ему какое-то особое интеллектуальное обаяние.

В первой книге франсовской прозы намечается уже - правда, лишь несколькими чертами и притом не самыми существенными - и облик привычного героя последующих книг Франса. В повести "Тощий кот" выводится литератор Годэ-Латеррас, собирающийся изучать со своим питомцем творения латинских авторов. Человек, плохо приспособленный к практической жизни, Годэ-Латеррас как бы и не замечает жизненных невзгод, весь погруженный в свои литературные замыслы. Персонаж этот, наделенный чертами чудачества, еще не занимает в произведении того значительного места, какое занимают в более поздних произведениях Франса такие персонажи, как Сильвестр Бонар, аббат Куаньяр или профессор Бержере. Их тоже писатель изображает в комическом плане, но, подшучивая над этими своими героями, над их неприспособленностью к практической жизни буржуазного общества, Франс одновременно и возвеличивает их над жизненной практикой, противопоставляет окружающей действительности те гуманистические ценности, носителями которых они выступают. С точки зрения своего гуманизма они судят окружающую их действительность - и осуждают ее. Они в высшей степени наделены мудрой, зоркой иронией и благородным пафосом, что придает чрезвычайную значительность и глубокий смысл этим чудаковатым персонажам. В повести "Тощий кот" намечается лишь одна, юмористическая сторона той темы, которая в дальнейшем займет видное место у Франса, - темы столкновения между миром ученого и миром жизненной практики.

Можно обнаружить в повести "Тощий кот" и первые проявления сатирического искусства Анатоля Франса. Великолепен сатирический образ Алидора Сент-Люси, "адвоката, бывшего министра народного образования и морского министра, члена Палаты депутатов, председателя Художественной комиссии о-ва Гаити", как торжественно гласит его визитная карточка, который лавирует у себя на родине между противоположными партиями, расстреливает "без всякой злобы" своих единоплеменников, а затем, после падения старого правительства и установления нового, создает проект воздвигнуть памятник в честь "жертв тирании". "Среди этих жертв имелись и такие, кому бывший императорский прокурор особенно обязан был воздвигнуть памятник", - язвительно замечает Франс. В обрисовке кровавого прокурора-карьериста, жуирующего в Париже под предлогом забот о памятнике своим же собственным жертвам, чувствуется уже будущий мастер социальной сатиры, едкого парадокса. Но основная фабула повести связана с Францией, преимущественно с Парижем, сатира же связана с гаитянскими событиями, а они даны лишь в "предыстории" к повести; поэтому для сатиры здесь еще нет достаточного простора. Дальнейший путь Франса - путь все большего углубления и расширения и гуманистических идей писателя и его сатиры на буржуазную современность.

"Преступление Сильвестра Бонара" - роман, выпущенный Франсом уже в довольно позднем возрасте, тридцати семи лет (1881); только в этом произведении впервые с полным блеском развернулось прозаическое мастерство Анатоля Франса.

Критика того времени отметила в романе своеобразие его центральной фигуры - Сильвестра Бонара, члена Института.

Мир Сильвестра Бонара - это мир ученого, проводящего дни в библиотеках, среди рукописей и фолиантов, мир рассеянного чудака, углубленного в размышления. Герой Франса делает лишь случайные вылазки в жизнь, он неловко себя чувствует при этом, он неуклюж и смешон за пределами своего кабинета. Однако вылазки в практическую жизнь, случайные для героя Франса, отнюдь не случайны для авторского замысла. Именно с ними связано все основное идейное содержание романа, они определяют и его своеобразную композицию.

Отмечая новизну и свежесть материала в романе Франса, критика настойчиво отмечала композиционную недовершенность "Преступления Сильвестра Бонара". Этот упрек раздавался впоследствии и в отношении других романов Франса. При всем признании литературного мастерства писателя критики согласно отрицали за ним (да и теперь еще нередко отрицают) мастерство в области фабульного построения, развития интриги и т. п. Одно из первых таких суждений принадлежит Ипполиту Тэну, известному критику-натуралисту. В личном письме к Франсу Тэн упрекает его в том, что две части романа "плохо скреплены одна с другой". Жюль Леметр, тоже весьма влиятельный критик в те времена, пошел еще дальше и безапелляционно говорил о первой и второй частях "Преступления Сильвестра Бонара", как о двух маленьких романах.

Такие отзывы основаны на одном неправильном допущении - на том, что композиция отожествляется с фабулой. Несвязанность фабульных нитей действительно бросается в глаза. Первая часть, носящая заглавие "Полено", совершенно заканчивается в фабульном отношении, когда Сильвестр Бонар получает драгоценную для него рукопись "Золотой легенды". Фабула второй части связана с появлением нового персонажа: молоденькой девушки, которую Сильвестр Бонар выручил из беды. Но от отсутствия единой фабулы нельзя еще умозаключать к отсутствию единой композиции.

Что же заставило Франса объединить под общим заглавием две фабульно разрозненных части? На чем основано их единство в романе? Некоторые из критиков отмечали, что главное внимание читателей "Сильвестра Бонара" было направлено не на фабулу, а на психологическую сторону романа, на обрисовку своеобразной личности главного героя, на анализ его характера.

Необычный, новый в литературе персонаж, столь не похожий на "героя романа" и, однако же, избранный Франсом в герои, конечно, не мог не заинтересовать читателей. Сильвестр Бонар не раз с удивлением отмечает, как он не похож на окружающих его людей. Человеческая жизнь приобретает в восприятии одинокого чудака ученого совершенно неожиданные пропорции, перспектива смещается, и то, что другим кажется привычным, второстепенным, перерастает для него свои нормальные размеры. Одна из самых ярких черт, связанных с подобного рода восприятием, - любовь к науке, к историческим документам. К ним он пылает подлинной страстью. "Золотая легенда" в неизвестном дотоле списке, которую разыскивает Сильвестр Бонар, превращается для него в далекую возлюбленную, он стремится к ней со всем пылом нетерпеливого любовника. Сильвестр Бонар изображен Франсом с тонким и доброжелательным юмором, полным любви и уважения к благородному, чистому сердцем, одновременно и мудрому и детски-наивному энтузиасту ученому. По мягкости, даже какой-то нежности, юмористического изображения героя роман "Преступление Сильвестра Бонара" можно сравнить разве что с "Записками Пиквикского клуба", при всем несходстве между героями этих двух книг, при всем несходстве между Франсом и Диккенсом. Такая нежность к своему герою в сердце Франса, столь не склонного к нежности, очень знаменательна. Франс любит Сильвестра Бонара как хранителя гуманистических заветов, как человека, свободного от власти мракобесия, от своекорыстных расчетов, от тупости догматизма.

Назад Дальше