Покуда на корабль, что шел к морям студеным,
Ее не взволокли под клики моряков,
И парус, яростный от ледяных ветров,
Над тельцем скрюченным не загудел бессонно?Так лихорадочный, видений полный бред
И голод, для души несущий очищенье,
И то высокое мгновенное прозренье,
Что озаряет мозг, даря предсмертный свет, -Бессмысленных племен наследницу немую
Неповторимою наполнили мечтой,
И день ее весны, весь солнцем залитой,
Ей напоил глаза, сияя и ликуя.Но там, под черепом, стоит ночная муть,
И челюсть нижняя отвисла каменея.
Внутри хрипит. А мрак все шире и чернее:
Ей полночь, час смертей, прольет покой на грудь.
КУРОПАТКА
Увы, давно ли здесь из-за нее весной
Кипел жестокий спор на пажити зеленой,
И победитель стал, еще окровавленный,
Вить дружно вместе с ней их домик травяной,И птенчиков она питала в летний зной!
А псы разрушили приют незащищенный.
Взлетела, но свинец, за нею устремленный,
Уже пронзает грудь ей дрожью ледяной.Священное тепло, что жизнь отогревало,
На перья нежные струится кровью алой,
И птица падает, бессильная, в камыш.Склонился в зарослях над нею пес проворный.
Ее окутали печаль, и мир, и тишь, -
И, отлюбив свой срок, она умрет покорно.
ДЕРЕВЬЯ
О вы, что, все в цвету, спокойною красой
Так оживляете лесов родимых сени,
Потомки тихие зеленых поколений,
Семья, вскормленная и солнцем и росой!Та страсть, которою зачата тварь земная,
Чтоб к свету ясному стремиться вновь и вновь,
Праматерь вечная, кем рождена Любовь,
Овеяла теплом и вас, благоухая.И вы, подобно нам, желаньем рождены, -
Желанье в эти дни священного цветенья
И души создало для вас из распыленья -
Но души, что себя постигнуть не должны.И облеченные материей безгласной,
Бессильные стопу от почвы оторвать,
Томясь по жизни - жизнь вы множите опять,
Но вполовину лишь ей сами сопричастны.
ПОКИНУТЫЙ ДУБ
Где в теплоте лесной разлит румяный свет,
Родоначальник-дуб, большой и узловатый,
Свой панцирь над холмом склонив шероховатый,
На солнце греется, осиротелый дед.Цветущий, он века питался перегноем
Сынов, задохшихся в тени его густой,
А темная глава дышала высотой,
И сок кипел в ветвях живительным настоем.Но ветви лучшие засохли, их скелет
Зловеще высится над кроною зеленой,
А в глубине груди, бессильно обнаженной,
Уж не один червяк прогрыз глубокий след.Когда забродит сок, то, язвы разъедая,
Он лишь тревожит дуб весеннею порой.
Там целый мир кишит за мшистою корой,
Повсюду - лишаи и ржа полуседая.Отжив на нем свой век, уже суки подряд
Трещат и валятся, - и вихри буревые,
Чтоб смерти завершить усилья вековые,
Быть может, и весь дуб сегодня сокрушат.Недаром поползли с вершины ненадежной
Зеленых гусениц нарядные полки.
И по стволу толпой забегали жуки,
Надкрылья синие уже подняв тревожно.А весь пчелиный рой взлетел еще вчера,
Покинув меж ветвей свое жилье лепное,
И шершни, дерево облюбовав иное,
Переселенцами спешат туда с утра.Вот ящерица, щель покинув, на мгновенье
Головку подняла, глядит - и скрылась прочь.
В окоченелый ствол нахлынувшая ночь
Уже торопит в нем труд плесени и тленья.
ФЕРА
Вот этот козий мех, о гость, наполнен туго
Живою влагою из гроздий золотых,
Что Фера смуглая, взметенная упруго,
Под солнце вознесла над пеной вод морских.Ни миртов нет на ней, ни падубов зеленых,
Полыни даже нет, что так мила стадам,
С тех пор, когда возник и в жилах раскаленных
Навек забушевал огонь Плутона там.Ее угрюмый лоб подернут тучей алой,
Ключам горячим грудь подставила она.
И Фера кажется вакханкой одичалой,
По чреслам девственным лозой оплетена.
МОРСКОЙ ПЕЙЗАЖ
Под мягкой дымкою, нависшей молчаливо
Над морем и песком, в полукольце залива
Проснулись под скалой дремотные суда.
Пылающим ковром разостлана вода
Пред солнцем, выплывшим из пропасти востока.
А волны алых дюн смеются издалека,
Сверкают стеклами прибрежные дома,
И зеленеет верх у каждого холма,
Едва коснется свет его листвы нарядной,
И небо каждый луч в себя вбирает жадно.
В пространстве шум растет, неясный и глухой;
Свой первый громкий крик бросает труд людской.
Вот - женщина в сабо, за ней идет другая;
Хлопочут рыбаки, свой невод расстилая,
И солнце серебрит трепещущий улов
В плетеных кузовах на спинах моряков.
Запел старик рыбак и паклею густою
Стал конопатить челн, пропахнувший смолою,
А выше, где холмы желтеют будяком,
Два стражника идут замедленным шажком.
Суденышко скользит по водам океана,
Латинским парусом белея из тумана;
Чтоб ветер попытать, уже взошел на бак
И руку вытянул немолодой моряк.
ВИДЕНИЯ СРЕДИ РАЗВАЛИН
Река, свободная, немая,
Стремит меж бледных тростников
Потоки влаги и песков,
Тот остров длинный обнимая,Что кораблем разбитым спит,
Обломком славным приключенья,
И, преданный навек забвенью,
Утрачивает смысл и вид.Лет журавлей, их клик тоскливый
Пронзает дымку облаков,
А стаи лебедей, чирков
Плывут по вольному разливу.Две старых башни и портал -
Для мрачных сов приют просторный.
Во мху, в плюще, их очерк черный
Неявственно и грузно встал.А камни длинных изваяний
Лежат меж ирисов густых.
Во сне, смежившем веки их,
Они сложили мирно длани.Теперь настойчивый борей
Снедает тех изображенье,
Что так любили смерть и тленье, -
Дев, ангелов, волхвов, царей.Во всей осанке их суровой
И в сухости бесплодных тел
Мы видим их былой удел -
Желать могильного покрова.Над островом прошли века,
Храня покой его священный,
Струясь безмолвно, неизменно,
Мосты обрушила река.Рос город, гордый и богатый,
Среди пустынных тех земель,
И вновь он спрятался когда-то
В неласковую колыбель.Но камни улиц, пристаней
Отобраны землей нещедрой, -
Таят холмов цветущих недра
В себе жилища давних дней.И беспорядочная куча
Стен, капителей и подпор
Венчает южный косогор,
Поросший туею плакучей.Лягушки стонут из болот.
Меж трав, на западе, далеко
Стоят ворота одиноко,
Зияя в мокрый небосвод.И бури в яростных порывах
Античных не щадят веков,
Круша людей, коней, быков
На сводах арок горделивых.На севере, невдалеке,
Ряды колонн, светильни, плиты,
Стен, лестниц лабиринт извитый -
Гудят под бурями в тоске.Руины храма, где повешен
Ряд лир на колышках златых,
Где танец нимф еще не стих
И вьется, радостен и бешен.Молчит обитель королей,
Сев одинокою вдовою
На правый берег, над водою,
Над хладной белизной лилей.Как царственные украшенья,
Мерцает, в водах отразясь,
На ней эмблем и знаков вязь,
Спасенная от разрушенья.С беседки, чуть из облаков
Проглянет месяц, - оживая,
Смеется статуя нагая,
Роняя пригоршни цветов.И сладострастно и лениво,
Присев, откинулась назад
Та, что к себе манила взгляд
Далекой эры нечестивой.
УЗНИК
У моря, у ласковых Сиртов,
Где мирно синеет вода,
Есть лес апельсинов и миртов,
Куда не заходят стада.Под древней древесною сенью,
Изваянный дивным резцом,
Смеется сатир в опьяненье
На камне высоком своем.А острые уши сторожки:
Их словно чуть-чуть повело.
Венчают задорные рожки
Его молодое чело.Ноздрями, раскрытыми жадно,
Впивать непрестанно он рад
Морской этот ветер прохладный,
Цветущих лесов аромат.Фалернскому , видно, во славу
Приподняты губы с углов,
Торчат под бородкой курчавой
Две шишечки, как у козлов.У мрамора Пентеликона
Тоскующий отрок сидит,
И искоса бог благосклонный
На узника сверху глядит.А он, молодой, белокрылый,
Слезами залиться готов,
Что ноги немеют без силы
И тело - в оковах цветов.Слеза по прелестным ланитам,
По золоту прядей течет,
И крыльям, широко раскрытым,
Напрасно мерещится взлет.Покуда под солнца лучами
Молчит целомудренно лес,
В глазах, увлажненных слезами,
Отважный огонь не исчез.Но вечер опустится мглистый,
И нимфы начнут торжество, -
Он весел под цепью душистой,
Пьянящею сердце его.
РИМСКИЙ СЕНАТОР
Жерому, художнику
Сам Цезарь - на полу в покое опустелом,
Под тогой складчатой величествен и строг,
И бронзовый Помпей, в крови, над трупом белым
В углу зеленых губ свой затаил смешок.Душа, в далекий путь отпущенная телом,
Лишь Брут с Свободою вонзил в него клинок,
Печальная, кружит над прахом онемелым,
Где смерти кроткой след красою бледной лег.На голом мраморе скамей один затерян,
Старик сенатор спит, и храп его так мерен,
Колышется живот, оплывший на скамью.
Молчаньем пробужден, вдруг сослепа, натужась,
Он хрипло возгласил, немой рождая ужас: -
За лавры Цезаря я голос подаю!
САНДАЛОВЫЙ КОСТЕР
Когда в далекий путь, величествен и странен,
Чрез Тихий океан пустился англичанин,
На дивном острове, где бриг пристал тогда,
Царица, девочка по имени Ти-да,
Браслет из раковин пришельцу отдавая,
Хотела с ним рабой плыть из родного края.
И целых тридцать дней слыхал любимый друг
Из бронзовой груди немолчный страстный стук
Среди циновок, там, в бамбуковой палатке.
Но все ж заранее, в тот самый месяц сладкий,
Ти-да, готовая к разлуке с давних пор,
Воздвигла для себя сандаловый костер.
А путник уловил, чуть бледный, над волнами
Тот странный аромат, что посылало пламя.
ПОСЛЕДНИЙ ОБРАЗ
Ни один волосок на ее голове, ни одна складка ее платья не шевелились.
Чарльз Диккенс
Поутру, в зимний день, прохладный и погожий,
Печальный мальчик сел в подъехавший возок,
Вот, джин свой проглотив, берет возница вожжи,
Зафыркал белый конь на бодрый ветерок.Ждет снова школяра все чуждое такое,
Где столько скуки, кар, решеток и чернил, -
И в детской памяти щемящею тоскою
Встал этот мрачный мир, что так ему немил.Он опустил стекло и выглянул в смятенье, -
Свое изгнание не может он понять.
И видит на крыльце в последнее мгновенье:
Вся в белом, высоко младенца держит мать.Прощальный щелкнул бич. Мать, расставаясь с сыном,
Бледна и молода, длит ласковый привет,
А грудь дыханием не дрогнет ни единым,
И в пристальных глазах так ровен синий свет.Ни складки ветерком на ней не шевелило,
И не играла кровь под нежной кожей щек,
На светлой голове, простоволосой, милой,
Не дрогнул ни один летучий волосок.Вовек не свидится с ней мальчик одинокий, -
Но так таинственен и прост возник тогда
Тот образ матери, что, кроткий и глубокий,
Во взоре сына жить останется всегда.
КОРИНФСКАЯ СВАДЬБА (LES NOCES CORINTHIENNES)
Фредерику Плесси .
О могила, о брачное ложе…
Софокл, "Антигона"
ПРОЛОГ
Дорога, ведущая от Коринфа к морю. Мраморный храм с фронтоном, на котором изображено рождение Афины. Источник, миртовая роща. В глубине - дом с расписанными стенами, сад, виноградник. Вдали, весь розовый Акрокоринф .
МУЗА
Перед поднятием занавеса музыка.
О дева-лирница, о юная Эллада!
Ты, чьим устам сладка была любовь и мед!
С тобой, искусница, смеяться было радо
И море ясное и светлый небосвод.Все дни твои текли безоблачно и мерно.
Когда осеребрит луна дорожный прах,
Ты думала под звон цикад ежевечерний
О смене месяцев и о людских трудах.Эллада, дочь морей и взморий золотистых,
В груди твоей и страсть и неги забытье.
А песнь твоей любви струится в звуках чистых:
Гармония волной нахлынула в нее.Я, та латинянка, кому в мечте заветной
Всегда являлась ты, сияя красотой,
Предпринимаю труд, прилежный и не тщетный -
Правдиво воскресить прекрасный образ твой.Другие пусть поют о той поре безбурной,
Когда от родника, пристанища богов,
Ты тихо шла домой с наполненною урной, -
В тоске моя душа, ей не до мирных слов.На грудь тебе кладу фиалок бледных связки,
То время воскрешу, когда жестокий бог,
Сорвав с твоей главы священные повязки,
Разбил твой светлый храм и мрамор белых ног.Навек ушел твой смех из сумрачного мира,
Ушла и грация с тобой и красота,
Напрасно ждет певца покинутая лира,
И землю ужасом объемлет темнота.Эллада, белая сестра, нарисовать бы
Хотела я тебя в красе последних дней,
Чтоб стали зрители моей "Коринфской свадьбы"
К земле приверженней и к любящим - нежней.
Занавес
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Рыбак
Гиппий
Дафна
Каллиста
Рабыня Фригия
Феогнид
Гермий
Кормилица Дафны
Колдунья
Артемида
Афродита
Хор юношей
Хор виноградарей
Хор виноградарей
Хор христиан
ПЕРВАЯ ЧАСТЬ
Анри Казалису
То же место. Но на фронтоне храма, среди искалеченных прекрасных изображений, на месте богини - монограмма Христа, намалеванная киноварью по мрамору.
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Рыбак Ольпий ( ставит на землю пустые корзины и садится, бессильный от усталости и старости, на разбитые ступени храма )
От моря к городу дорога далека,
И скоро устаешь. Да, доля нелегка -
Хлеб зарабатывать на этих рынках жадных.
И в водах, некогда обильных и отрадных,
Стада блестящих рыб уж начали редеть,
Былою тяжестью не наполняют сеть,
И под добычею не стонет челн веселый.
Нет, боги не хотят хранить мой труд тяжелый…
Скупы коринфянки, не лучше - повара,
И выручить успел от самого утра
Оболов только лишь тринадцать за улов я.
От женщин толка нет - одно лишь многословье!
( Поднимает свои корзины .)
Развратен род людской, и в наш жестокий век
Богами гневными оставлен человек.
СЦЕНА ВТОРАЯ
Рыбак, Гиппий
Гиппий ( на нем фессалийская шляпа, его серая туника препоясана на бедрах. Высокая обувь укреплена у щиколотки ремнями. В руке у него белый посох, походка быстрая )
Привет вам, сад и дом, приют той девы юной,
Что для меня цветет за пряжей тонкорунной.
Рыбак (ведь ты ж рыбак: корзина на руке,
И водорослей клок на мокром ивняке),
Скажи, не старого ль то Гермия ограда?
Он жив ли?
Рыбак
Да, мой сын, и соком винограда
Сосуды древние он полнит каждый год.
Гиппий
Пусть милостью богов приют его цветет.
Видал ли Дафну ты под кровлею отцовой?
Скажи, сладка ль ей жизнь? Ее чела младого
Не омрачают ли полеты легких Ор?
Рыбак
Невинная краса - ее святой убор.
Да, путник, счастливо живется ей на свете
По милости богов.
Гиппий
Отрадны вести эти.
О матери ее Каллисте рассказать
Не можешь ли, мой друг?
Рыбак
Страдает тяжко мать
И стонет от руки разгневанного бога.
Но говорить о том не подобает много
С прохожими. Одно скажу: еще могуч
Стрел Аполлоновых удар из грозных туч.
( Уходит .)
Гиппий
Да, это Дафна там, бредя своей тропинкой,
Сияя белизной, былинку за былинкой
Сбирает, тонкий стан и шею наклоня.
Смущенье странное наполнило меня.
Вот предо мной она, чудесней и желанней,
Чем в страстные часы моих ночных мечтаний!
Сверхчеловечески прекрасной выслал бог
Ее ко мне сюда, в скрещенье двух дорог.
( Прячется .)
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Гиппий, Дафна.
Дафна ( перед храмом )
В болезнях, говорят, полезны эти травы.
Вот рута. Между трав она всех выше славой.
Спасу от смерти ту, что жизнь дала мне. Дочь
Нарвет целебных трав, чтоб матери помочь.
Христос, божественный посланник всеблагого!
Коль верно, что богов твое изгнало слово
И даже Аполлон бессилен с этих пор , -
О скорбный Иисус, склони свой тихий взор,
Ведь царствие твое пришло, воздень же руки:
Пусть муки исцелит, кто сам изведал муки.
Господь, оставь ей жизнь. Ведь мать тебе вера
А мне отдай того, с кем я обручена.
Гиппий ( делая к ней несколько шагов )
О Дафна нежная! Одно мое желанье -
С тобой делить любовь и все существованье.
Навек мы связаны обетом давних дней.
И вот я здесь. Приди! Дай руки мне скорей!
Дафна
Да, я стою с тобой, а не с бесплотной тенью,
Тень возвестила бы о кораблекрушенье.
Мой путник дорогой, я знала, что опять
Тебя мне суждено, любимый, увидать.
Надежда преданной груди не покидала.
Но к матери пойдем. Печально и устало
Она мотает шерсть. Желанный гость у нас,
При ней о странствиях ты поведешь рассказ.
Ее гнетет недуг, всю печень ей снедая.
Гиппий