Царь в той державе был без лоску -
Небрит, небрежен, как и мы;
Стрельнет, коль надо, папироску, -
Ну, словом, свой, ну, словом, в доску, -
И этим бередил умы.Он был племянником при дяде,
Пред тем как злобный дар не пить
Порвал гнилую жизни нить -
В могилу дядю свел. Но пить
Наш царь не смел при дяде-гаде.Когда иные чужеземцы,
Инако мыслящие нам
(Кто – исповедуя ислам,
А кто – по глупости, как немцы),
К нам приезжали по делам -
С грехом, конечно, пополам
Домой обратно уезжали, -
Их поражал не шум, не гам
И не броженье по столам,
А то, что бывший царь наш – хам
И что его не уважали.И у него, конечно, дочка -
Уже на выданье – была
Хорошая – в нефрите почка,
Так как с рождения пила.
А царь старался, бедолага,
Добыть ей пьяницу в мужья:
Он пьянство почитал за благо, -
Нежней отцов не знаю я.Бутылку принесет, бывало:
"Дочурка! На, хоть ты хлебни!"
А та кричит: "С утра – ни-ни!" -
Она с утра не принимала,
Или комедию ломала, -
А что ломать – когда одни!"Пей, вербочка моя, ракитка,
Наследная прямая дочь!
Да знала б ты, какая пытка -
С народом вместе пить не мочь!Мне б зятя – даже не на зависть, -
Найди мне зятюшку, найди! -
Пусть он, как тот трусливый заяц,
Не похмеляется, мерзавец,
Пусть пьет с полудня, – выходи!Пойми мои отцовы муки,
Ведь я волнуюся не зря,
‹Что› эти трезвые гадюки
Всегда – тайком и втихаря!Я нажил все, я нажил грыжу,
Неся мой груз, мое дитя.
Ох, если я тебя увижу
С одним из этих! – так обижу!..
Убью, быть может, не хотя! -
Во как ‹я› трезвых ненавижу!"Как утро – вся держава в бане, -
Отпарка шла без выходных.
Любил наш царь всю пьянь на пьяни,
Всех наших доблестных ханыг.От трезвых он – как от проказы:
Как встретит – так бежит от них, -
Он втайне издавал приказы,
Все – в пользу бедных и хмельных.
На стенах лозунги висели -По центру, а не где-нибудь:
"Виват загулы и веселье!
Долой трезвеющую нудь!"Сугубо и давно не пьющих -
Кого куда, – кого – в острог.
Особо – принципы имущих.
Сам – в силу власти – пить не мог.Но трезвые сбирали силы,
Пока мы пили натощак, -
Но наши верные кутилы
Нам доносили – где и как.На митинг против перегара
Сберутся, – мы их хвать в кольцо -
И ну гурьбой дышать в лицо,
А то – брандспойт, а в нем водяра!Как хулиганили, орали -
Не произнесть в оригинале, -
Ну, трезвая шпана, – кошмар!
Но мы их все ‹же› разогнали
И отстояли перегар.А в это время трезвь сплотилась
Вокруг кого-то одного, -
Уже отважились на вылаз -
Секретно, тихо, делово.И шли они не на банкеты,
А на работу, – им на страх
У входа пьяные пикеты
Едва держались на ногах.А вечерами – по два, по три -
Уже решились выползать:
Сидит, не пьет – и нагло смотрит!
… Царю был очень нужен зять.Явился зять как по заказу -
Ну, я скажу вам, – о-го-го!
Он эту трезвую заразу
Стал истреблять везде и сразу,
А при дворе – первей всего.Ура! Их силы резко тают -
Уж к главарю мы тянем нить:
Увидят бритого – хватают
И – принудительно лечить!Сначала – доза алкоголя,
Но – чтоб не причинить вреда.
Сопротивленье – ерунда:
Пять суток – и сломалась воля, -
Сам медсестричку кличет: "Оля!.." -
Он наш – и раз и навсегда.Да он из ангелов из сущих, -
Кто ж он – зятек?… Ба! Вот те на!
Он – это сам глава непьющих,
Испробовавший вкус вина.‹Между 1970 и 1980›
* * *
По речке жизни плавал честный грека,
И утонул, а может – рак настиг.
При греке заложили человека -
И грека заложил за воротник.В нем добрая заложена основа -
Он оттого и начал поддавать, -
"Закладывать" – обычнейшее слово,
А в то же время значит – "предавать".Или еще пример такого рода:
Из-за происхождения взлетел, -
Он вышел из глубинки, из народа,
И возвращаться очень не хотел.Глотал упреки и зевал от скуки,
Что оторвался от народа – знал, -
Но "оторвался" – это по науке,
А по жаргону это – "убежал".‹Между 1970 и 1980›
* * *
Новые левые – мальчики бравые
С красными флагами буйной оравою,
Чем вас так манят серпы да молоты?
Может, подкурены вы и подколоты?!Слушаю полубезумных ораторов:
"Экспроприация экспроприаторов…"
Вижу портреты над клубами пара -
Мао, Дзержинский и Че Гевара.Не [разобраться], где левые, правые…
Знаю, что власть – это дело кровавое.
Что же, [валяйте] затычками в дырках,
Вам бы полгодика, только в Бутырках!Не суетитесь, мадам переводчица,
[Я не спою], мне сегодня не хочется!
И не надеюсь, что я переспорю их.
Могу подарить лишь учебник истории.‹1979›
* * *
Мог бы быть я при теще, при тесте,
Только их и в живых уже нет.
А Париж? Что Париж! Он на месте.
Он уже восхвалён и воспет.Он стоит как стоял, он и будет стоять,
Если только опять не начнут шутковать,
Ибо шутка в себе ох как много таит.
А пока что Париж как стоял, так стоит.‹1980›
* * *
Однако втягивать живот
Полезно, только больно.
Ну! Вот и все! Вот так-то вот!
И этого довольно.А ну! Сомкнуть ряды и рты!
А ну, втяните животы!
А у кого они пусты -
Ремни к последней дырке!
Ну как такое описать
Или еще отдать в печать?
Но, даже если разорвать, -
Осталось на копирке:‹Однако втягивать живот
Полезно, только больно.
Ну! Вот и все! Вот так-то вот!
И этого довольноВообще такие времена
Не попадают в письмена,
Но в этот век печать вольна -
Льет воду из колодца.
Товарищ мой (он чей-то зять)
Такое б мог порассказать
Для дела… Жгут в печи печать,
Но слово остается:‹Однако втягивать живот
Полезно, только больно.
Ну! Вот и все! Вот так-то вот!
И этого довольно‹1980›
* * *
‹В стае диких гусей был "второй".
Он всегда вырывался вперед,
Гуси дико орали: "Стань в строй!"
И опять продолжали полет.А однажды за Красной Горой,
Где тепло и уютно от тел,
[Понял] вдруг этот самый "второй",
Что вторым больше быть не хотел:Все равно – там и тут
Непременно убьют,
Потому что вторых узнают.А кругом гоготали: "Герой!
Всех нас выстрелы ждут вдалеке.
Да пойми ты, что каждый второй
Обречен в косяке!"Бой в Крыму: все в дыму, взят и Крым.
Дробь оставшихся не достает.
Каждый первый над каждым вторым
Непременные слезы прольет.Мечут дробью стволы, как икрой,
Поубавилось сторожевых,
Пал вожак, только каждый второй
В этом деле остался в живых.Это он, е-мое,
Стал на место свое,
Стал вперед, во главу, в острие.Если счетом считать – сто на сто! -
И крои не крои – тот же крой:
"Каждый первый" не скажет никто,
Только – "каждый второй".›… Все мощнее машу: взмах – и крик
Начался и застыл в кадыке!
Там, внизу, всех нас – первых, вторых -
Злые псы подбирали в реке.Может быть, оттого, пес побрал,
Я нарочно дразнил остальных,
Что во "первых" я с жизнью играл,
И летать не хотел во "вторых"…Впрочем, я – о гусях:
Гусь истек и иссяк -
Тот, который сбивал весь косяк.И кого из себя ты не строй -
На спасение шансы малы:
Хоть он первый, хоть двадцать второй -
Попадет под стволы.‹1980›
* * *
Общаюсь с тишиной я,
Боюсь глаза поднять,
Про самое смешное
Стараюсь вспоминать.Врачи чуть-чуть поахали:
"Как? Залпом? Восемьсот?…"
От смеха ли, от страха ли -
Всего меня трясет.Теперь я – капля в море,
Я – кадр в немом кино.
И двери на запоре -
А все-таки смешно.Воспоминанья кружатся
Как комариный рой,
А мне смешно до ужаса:
Мой ужас – геморрой.Виденья всё теснее -
Страшат величиной:
То с нею я – то с нею, -
Смешно, иначе – ной!Не сплю – здоровье бычее,
Витаю там и тут,
Смеюсь до неприличия,
И жду – сейчас войдут…Халат закончил опись
И взвился – бел, крылат.
"Да что же вы смеетесь?" -
Спросил меня халат.Но ухмыляюсь грязно я
И – с маху на кровать.
Природа смеха – разная, -
Мою вам не понять.Жизнь – алфавит: я где-то
Уже в "це-че-ше-ще", -
Уйду я в это лето
В малиновом плаще.Но придержусь рукою я
В конце за букву "я" -
‹Еще› побеспокою я! -
Сжимаю руку я.Со мной смеются складки
В малиновом плаще.
С покойных взятки гладки, -
Смеялся я – вообще.Смешно мне в голом виде лить
На голого ушат, -
А если вы обиделись -
То я не виноват.Палата – не помеха,
Похмелье – ерунда, -
И было мне до смеха -
Везде, на всё, всегда!Часы тихонько тикали -
Сюсюкали: сю-сю…
Вы – втихаря хихикали,
А я – давно вовсю!1980
* * *
Жан, Жак, Гийом, Густав -
Нормальные французы, -
Немного подлатав
Расползшиеся узы,Бесцветные, как моль,
Разинув рты без кляпа,
Орут: "Виват, Жан-Поль,
Наш драгоценный папа!"Настороже, как лось,
Наш папа, уши – чутки.
Откуда что взялось -
Флажки, плакаты, дудки?Страшась гореть в аду,
Поют на верхней ноте.
"А ну-ка, ниспаду
Я к ним на вертолете!""Есть риск! – предупредил
Пилот там, на экране, -
Ведь шлепнулся один
Не вовремя в Иране"."Смелее! В облака,
Брат мой, ведь я в сутане,
А смерть – она пока
Еще в Афганистане!" -И он разгладил шелк
Там, где помялась лента,
И вскоре снизошел
До нас, до президента.Есть папа, но была
Когда-то божья мама.
Впервые весела
Химера Нотр-Дама.Людским химер не мерь -
Висит язык, как жало.
Внутри ж ее теперь
Чего-то дребезжало.Ей был смешон и вид
Толпы – плащи да блузки…
Ан, папа говорит
Прекрасно по-французски.Поедет в Лувр, "Куполь"
И, может быть, в Сорбонну,
Ведь папа наш, Жан-Поль,
Сегодня рад любому.Но начеку был зав
Отделом протокола:
Химере не сказав
Ни слова никакого,Он вышел. Я не дам
Гроша теперь за папу.
Химеры Нотр-Дам,
Опять сосите лапу!‹1980›
* * *
Неужто здесь сошелся клином свет,
Верней, клинком ошибочных возмезди[й]…
И было мне неполных двадцать лет,
Когда меня зарезали в подъезде.Он скалился открыто – не хитро,
Он делал вид, что не намерен драться,
[И в‹д›руг] – ножом под нижнее ребро
И вон – не вынув, чтоб не зама[ра]ться.Да будет выть-то! Ты не виновата -
Обманут я улыбкой и добром.
Метнулся в подворотню луч заката
И спрятался за мусорным ведром…Еще спасибо, что стою не в луже,
И лезвие продвинулось чуть глубже,
И стукнула о кафель рукоять,
Но падаю – уже не устоять.‹1980›
ДВЕ ПРОСЬБЫ
М. Шемякину – другу и брату -
посвящен сей полуэкспромт
Мне снятся крысы, хоботы и черти. Я
Гоню их прочь, стеная и браня.
Но вместо них я вижу виночерпия -
Он шепчет: "Выход есть. К исходу дня -
Вина! И прекратится толкотня,
Виденья схлынут, сердце и предсердие
Отпустит, и расплавится броня!"
Я – снова я, и вы теперь мне верьте, – я
Немногого прошу взамен бессмертия -
Широкий тракт, холст, друга да коня;
Прошу покорно, голову склоня,
Побойтесь Бога, если не меня, -
Не плачьте вслед, во имя Милосердия!Чту Фауста ли, Дориана Грея ли,
Но чтобы душу дьяволу – ни-ни!
Зачем цыганки мне гадать затеяли?
День смерти уточнили мне они…
Ты эту дату, Боже, сохрани, -
Не отмечай в своем календаре, или
В последний миг возьми и измени,
Чтоб я не ждал, чтоб вороны не реяли
И чтобы агнцы жалобно не блеяли,
Чтоб люди не хихикали в тени, -
От них от всех, о Боже, охрани -
Скорее, ибо душу мне они
Сомненьями и страхами засеяли!Париж, 1 июня 1980 г.
* * *
Михаилу Шемякину -
чьим другом посчастливилось быть мне
Как зайдешь в бистро-столовку,
По пивку ударишь -
Вспоминай всегда про Вовку:
Где, мол, друг-товарищ!‹А› в лицо – трехстопным матом,
Можешь – хоть до драки, -
Про себя же помни: братом
Вовчик был Шемяке.Баба, как наседка, квохчет
(Не было печали!), -
Вспоминай! Быть может, Вовчик -
"Поминай как звали".М. Chemiakin – всегда, везде Шемякин, -
А посему французский не учи!..
Как хороши, как свежи были маки,
Из коих смерть схимичили врачи.…
Мишка! Милый! Брат мой Мишка!
Разрази нас гром! -
Поживем еще, братишка,
Po-gi-viom!1980
* * *
И снизу лед, и сверху – маюсь между, -
Пробить ли верх иль пробуравить низ?
Конечно – всплыть и не терять надежду,
А там – за дело в ожиданье виз.Лед надо мною, надломись и тресни!
Я весь в поту, как пахарь от сохи.
Вернусь к тебе, как корабли из песни,
Всё помня, даже старые стихи.Мне меньше полувека – сорок с лишним, -
Я жив, тобой и господом храним.
Мне есть что спеть, представ перед всевышним,
Мне есть чем оправдаться перед ним.1980
ПЕСНИ ДЛЯ ТЕАТРА И КИНО
"ДЕСЯТЬ ДНЕЙ, КОТОРЫЕ ПОТРЯСЛИ МИР"
* * *
В куски
Разлетелася корона,
Нет державы, нету трона, -
Жизнь, Россия и законы -
Всё к чертям!
И мы -
Словно загнанные в норы,
Словно пойманные воры, -
Только – кровь одна с позором
Пополам.И нам
Ни черта не разобраться,
С кем порвать и с кем остаться,
Кто за нас, кого бояться.
Где пути, куда податься -
Не понять!
Где дух? Где честь? Где стыд?!
Где свои, а где чужие,
Как до этого дожили,
Неужели на Россию
Нам плевать?!Позор
Всем, кому покой дороже,
Всем, кого сомненье гложет -
Может он или не может
Убивать!
Сигнал! -
И по-волчьи, и по-бычьи,
И – как коршун на добычу, -
Только воронов покличем
Пировать.Эй, вы!
Где былая ваша твердость?
Где былая наша гордость?
Отдыхать сегодня – подлость!
Пистолет сжимает твердая рука.
Конец! Всему конец!
Все разбилось, поломалось, -
Нам осталась только малость -
Только выстрелить в висок иль во врага.1965
* * *
Войны и голодухи натерпелися мы всласть,
Наслушались, наелись уверений, -
И шлепнули царя, а после – временную власть, -
Потому что кончилось их время.А если кто-то где-нибудь надеется на что,
Так мы тому заметим между прочим:
Обратно ваше время не вернется ни за что -
Мы как-нибудь об этом похлопочем.Навовсе не ко времени вся временная власть -
Отныне власть советская над всеми.
Которые тут временные – слазь!
А ну-ка слазь! Кончилось ваше время!1965
* * *
Всю Россию до границы
Царь наш кровью затопил,
А жену свою – царицу
Колька Гришке уступил.За нескладуху-неладуху -
Сочинителю по уху!
Сочинитель – это я,
А часового бить нельзя!1965
"ПОСЛЕДНИЙ ЖУЛИК"
* * *
Здравствуйте,
Наши добрые зрители,
Наши строгие критики!
Вы увидите фильм
Про последнего самого жулика.Жулики -
Это люди нечестные, -
Они делают пакости,
И за это их держат в домах,
Называемых тюрьмами.Тюрьмы -
Это крепкие здания,
Окна, двери – с решетками, -
На них лучше смотреть,
Лучше только смотреть на них.Этот фильм -
Не напутствие юношам,
А тем более девушкам, -
Это,
Это просто игра,
Вот такая игра.Жулики
Иногда нам встречаются, -
Правда, реже значительно,
Реже, чем при царе
Или, скажем, в Америке.Этот фильм
Не считайте решением:
Все в нем – шутка и вымысел, -
Это,
Это просто игра,
Вот такая игра.1966
* * *
Здесь сидел ты, Валет,
Тебе счастия нет,
Тебе карта всегда не в цвет.
Наши общие дни
Ты в душе сохрани
И за карты меня извини!На воле теперь вы меня забываете,
Вы порасползлись все по семьям в дома,
Мои товарищи, по старой памяти
Я с вами веду разговор по душам.1966
О ВКУСАХ НЕ СПОРЯТ
О вкусах не спорят: есть тысяча мнений -
Я этот закон на себе испытал, -
Ведь даже Эйнштейн, физический гений,
Весьма относительно все понимал.Оделся по моде, как требует век, -
Вы скажете сами:
"Да это же просто другой человек!"
А я – тот же самый.Вот уж действительно
Все относительно, -
Все-все, все.Набедренный пояс из шкуры пантеры, -
О да, неприлично, согласен, ей-ей,
Но так одевались все до нашей эры,
А до нашей эры – им было видней.Оделся по моде как в каменный век -
Вы скажете сами:
"Да это же просто другой человек!"
А я – тот же самый.Вот уж действительно
Все относительно, -
Все-все, все.Оденусь как рыцарь я после турнира -
Знакомые вряд ли узнают меня, -
И крикну, как Ричард я в драме Шекспира:
"Коня мне! Полцарства даю за коня!"Но вот усмехнется и скажет сквозь смех
Ценитель упрямый:
"Да это же просто другой человек!"
А я – тот же самый.Вот уж действительно
Все относительно, -
Все-все, все.Вот трость, канотье – я из нэпа, – похоже?
Не надо оваций – к чему лишний шум?
Ах, в этом костюме узнали, – ну что же,
Тогда я одену последний костюм.Долой канотье, вместо тросточки – стек, -
И шепчутся дамы:
"Да это же просто другой человек!"
А я – тот же самый.Будьте же бдительны:
Все относительно -
Все-все, все!1966
* * *