Работай от зари и до зари -
И ешь нехитрый кус, идущий впрок! -
И здрав извне пребудешь и внутри.
Да, всякий день пребудешь бодр и прям!
А ночью станешь спать, сурку сродни,–
И шастать прекратишь по докторам:
Ненадобны содеются они.
А смерть придет -
лишь свой преклонный век вини.
Сколь подвигов, из пищи таковой
Почерпав сил, вершил шотландский род!
Бойцы дрались, рискуя головой,
Весь день, покуда солнце не зайдет.
Сколь туго мы натягивали лук!
И нас никто не застигал врасплох:
Датчане гибли от шотландских рук,
Шотландский побеждал чертополох
И римского орла – свидетель Бог!
Семья поест, и примутся тогда
Судачить – языки развяжет эль:
Как прибывала полая вода -
Она для здешних пагубна земель,–
Каков хозяйству был от ней урон;
И как за Дженни увивался Джок;
Как принесла в подоле Марион,
У коей был неведомый дружок…
Чего не вспомнишь, в тесный сев кружок!
А после, в наступившей тишине,
Теснятся дети ближе к очагу:
Проказники, насытившись вполне,
Внимать готовы – ша, и ни гу-гу! -
Рассказам бабкиным о старине,
О ворожбе по сочетаньям звезд,
О колдовстве полночном при луне,
О навях, покидающих погост…
И мнится, даже пес поджал мохнатый хвост!
Вещает бабка: "Дьявол – он здоров
Нечистый сброд науськивать на нас!
Вишь, портят ведьмы нашенских коров,
И в засухе злодейский винен сглаз…"
Не смейтесь, о читатели! Скорбеть,
Внимая бабке, нужно бы, ей-ей:
Вы млады и насмешливы – но ведь
Приблизитесь и вы к закату дней,–
И дряхлость вас не сделает умней.
Пусть одряхлела бабка – все равно
Она еще не из последних прях:
По вечерам жужжит веретено
В старушечьих морщинистых руках.
Садится бабка и за ткацкий стан;
И, если внук на праздник приодет
В самою бабкой скроенный кафтан,
В очах ее лучится добрый свет.
Да, нынче бабка есть, а завтра – нет…
Ох, за день утомлен глава семьи!
Легко ль работать в пору зимних стуж?
И вдлинь своей излюбленой скамьи
Уже хозяйкин растянулся муж.
Но пес и кошки знают: их черед
Вот-вот придет – получат смачный шмат,
И лакомой похлебки всем нальет
Хозяин, – ибо добр и тороват.
Желать ли благ иных, иных наград?
А после будут слушать батраки
Наказ на завтра: как чинить забор,
Как отвозить на мельницу мешки -
Да чтоб не гнать коня во весь опор.
Проверить, сколь исправно заперт хлев
Хозяюшка поденщицам велит:
Пеструшка не корова – чистый лев!
Ну, чья скотина эдак вот шалит?
Все брык да брык – подойник и пролит!
А после – всех одолевает сон:
Зевнули даже пес и котофей.
Всяк честными трудами изнурен,
И всех зовет в объятия Морфей.
Коптит огарок, воткнутый в бутыль,
И сонно головнями свищет печь…
Заливши пламя и задув фитиль,
Сельчане отправляются прилечь,
Поспать – и встать заре грядущей встречь.
Мир дому твоему, о честный друг,
Кормилец добрый наш из года в год!
Пускай же твой усердно пашет плуг,
И сельский труд плоды свои дает
В обилии – как ныне, так и впредь.
Земля! оратаю твоих полей
Здоровую подай вседневно снедь,
И вволю пива пенного налей -
Чтоб жить шотландцам все дружней
и веселей!
Роберт Бернс (1759–1796)
Праздник Всех Святых
Для резвых фей, для их затей
Настала нынче ночь;
И при луне спешат оне
От Кэслз-Донэнз1 прочь.
А путь один – туда, в Колин!
Летите, скакуны,
Вперед! И вот – заветный Грот2,
Потоки, валуны…
И что за ночь!
Где меж излучистых брегов
Струится светлый Дун,
Где древле Брюс громил врагов,
Сельчане – стар и юн,
Сходились в доме близ воды -
Искать себе потех:
Рвать кочерыгу из гряды,
В печи калить орех -
Гадать всю ночь.
Пусть из холста, зато чиста
Одежка у девиц;
Сердца нежны, добры, верны,
И краше нету лиц.
А на лодыжках у парней -
"Любовные подвязки"3;
Один молчит, овцы смирней,
Другой – девицам сказки
Плетет всю ночь.
Сперва среди капустных гряд -
Упрятав лица в шапки,
Не глядя, – ищут наугад
Прямой и крупной хряпки4.
Умишком хил, от прочих Вилл
Отбился – ох и прост!
И кочерыжку подцепил -
Что поросячий хвост.
В такую ночь!..
Коль кочешок отменно чист,
Иль несуразно скрючен -
Какой несется гам и свист
Во мглу речных излучин!
И, хряпку испытав на вкус,
Кладут ее над дверью,
На поперечный толстый брус -
По древнему поверью,
В глухую ночь.
Девицам срок спешить на ток:
По колоски пора5;
Но хищный Роб подкрался, чтоб
Живей пошла игра.
И крепко Робова рука
Сгребла в потемках Нелли,
И очень скоро с колоска
Все зернышки слетели:
Шальная ночь.
Орехов бабкиных запас6
Пускается по кругу:
Который парень в этот час
Найдет свою подругу?
Иной орех, попав в очаг,
Лежит с другим на пару;
Иной же скачет на углях
И лопается с жару.
И длится ночь…
Джин два бросает в камелек,
Гадая о судьбе;
"Вот это я, а это Джок", -
Речет она себе.
Сдается, их не разлучить:
Калятся как один…
Но – пафф! Явил орешек прыть,
И Джок покинул Джин -
Испортил ночь.
А Вилл орех калил рядком
С орешком гордой Мэйли;
Серчала Мэйли: с дураком
Крутить амуры – ей ли?
Орешек Мэйли прыгнул вон,
Обжег хозяйке ногу;
И повод Виллом обретен
Облапить недотрогу
Хоть в эту ночь.
А Нелл и Роб сидят в углу,
И сладкий помнят грех;
С орехом, брошенный в золу,
Неразлучим орех,
И Нелли рада неспроста;
А Роб ее украдкой
Со смаком чмокает в уста,
Мечтая сделать сладкой
Всю эту ночь.
А Меррэн с давних мыслит пор
Одно лишь: "Эндрью Белл"…
Тайком идет она во двор,
И шаг весьма несмел.
К печи сушильной держит путь…
Черно в печи от сажи;
А надобно туда метнуть
Клубочек синей пряжи7
В такую ночь.
Метнула. Отирая пот,
Мотает вновь клубок.
Застряла нитка, не идет!
А зев печи глубок…
Ужели Белл? А может, бес?
Иль – угол кирпича?
Схватили нитку – жди словес!..
И Меррэн стрекача
Дала в ночи.
О крошке Дженни не шутя
Приносят бабке весть:
Просилось к зеркалу дитя,
Чтоб яблочка поесть8.
У бабки в горле дым завяз,
Роняет бабка трубку,
И прожигают искры враз
Новехонькую юбку:
Срамная ночь!
– Попробуй, внучка: съешь и глянь…
Не смыслишь ни бельмеса!
Увидишь, маленькая дрянь9,
Паскуднейшего беса!
И не успеешь молвить "ох" -
А он присушит глазом;
Умишко из таких дурех
Вытаскивает разом
Он в эту ночь…
– Годков пятнадцать было мне:
Про Шерамурский бой10
В ту пору в нашей стороне
Слыхал уже любой.
Все лето – ливни, холода;
Не вызревала рожь.
Но мы как надо и тогда
Отпраздновали все ж
Святую ночь.
– А верховодил Роб Мак-Грин11,
И весел был вначале:
У Эппи Сим остался сын
От Роба в Ахмакалле…
Но сеять семя конопли12
Роб вышел с глупой шуткой -
И много дней черней земли
Бродил, с гримасой жуткой,
И клял ту ночь.
Но чу! Ярится Джеми Флек,
Образчик забияки.
– Чихать на конопь! – он изрек: -
Плевать на ваши враки!
Старик хозяин из мешка
Достал ему толику:
Иди, мол, сей исподтишка -
Поменьше будет крику
Стоять в ночи.
Но Джеми, что хватило сил,
Нарушил тишину;
А за собою потащил
Не грабли – борону!
Бредет, ревет, не глядя вспять:
– Глядел на коноплю!
И та придет ее собрать,
Кого я полюблю -
На эту ночь!
Он даже пел для куража -
И вдруг утратил голос.
И на башке восстал, дрожа,
У Джеми каждый волос.
Мерзейший визг, и хрип, и храп
Услышал олух с тыла…
И обернулся – и ослаб,
И рухнул, видя рыла
Чертей в ночи!
Теперь орясина орет
За страх, а не за совесть!..
На помощь высыпал народ,
И начал Джеми повесть:
"За мной погнался Асмодей,
Чуть не попал в огонь я!.."
Но миг – и сквозь толпу людей
Протрюхала хавронья.
Да что за ночь?
В амбар бежит украдкой Мэг,
Не чая адской кары -
Невыгоден чертям набег
На здешние амбары,–
И наделяет пастушка
Орехами – затем,
Чтоб любопытным дал пинка,
Коль ей в амбаре Тэм
Подарит ночь.
И ловкий поворот ключа
В амбар открыл дорогу;
И Мэг, невнятно бормоча,
Себя вверяет Богу.
Метнулась крыса из угла -
И Мэг вскричала: "Боже!.."
И уж потом себя вела
Святой Агнессы строже
Всю эту ночь.
Шепнули Виллу в ухо: мол,
В стогу твоя подружка…
А там, внутри – ветвистый ствол,
Чтоб шла живее сушка.
Облапил дерево дурак -
И принял за старуху!
И двинул дерево кулак,
Насколь достало духу.
Дурная ночь…
А Лиззи, бойкая вдова,
Шаталась в одиночку,
И от испуга чуть жива
Осталась в эту ночку!
Прошла она и луг, и лог,
Не встретив привидений,
До речки на сумежье трех
Помещичьих владений13.
Сгущалась ночь…
И левый омочить рукав
Сбиралась бедолага…
Среди кустарников и трав
Журча, струилась влага,
Звенел недальний водоскат;
А в роще близ холма
Пичуга тенькала на лад
Приятственный весьма.
Какая ночь!
И в этот мирный уголок,
Луны затмивши лик,
Заблудший дьявол – иль телок -
Злокозненно проник!
Услышав дьявольское "му-у",
Сказала Лиззи "ой!"
И с плеском шлепнулась во тьму -
В речушку головой!
Вот это ночь!
На чистом камне очага
Три плошки встали в ряд14;
Но сей порядок – ночь долга! -
Стократно изменят.
И дряхлый Джон, полвека жен
Видавший лишь чужих,
Тройной промашкой раздражен,
Ругнулся и притих -
На всю-то ночь.
О сколько елось и пилось -
Не кроху, и не малость!
О сколько небылиц плелось,
Дабы прогнать усталость!
О сколько шуток и проказ!..
О сколько пылу в плясе!..
И, клюкнувши в последний раз,
Уходят восвояси
Все в эту ночь.
Святая ярмарка
Он подлость голую скрывал
Сочувствия нарядом,
Под коим прятался кинжал -
Поклепа смочен ядом;
Средь лицедеев наивящ,
И гнусен паче меры,
Он облекался в долгий плащ
Преистовейшей веры.
"Лицемерие à la Mode"
Алел воскресный летний день,
Я правил близкий путь -
Проверить, как взошел ячмень,
Да воздуха глотнуть.
Вставало солнце – и везде
Всяк волю дал веселью:
Зайчишка мчал по борозде,
И жаворонок трелью
Восславил день.
Беспечно я глядел вокруг,
Заботы свергнув с плеч -
И трех девиц увидел вдруг,
Несущихся навстречь.
Две были в траурных плащах,
Каких не жажду зреть я;
Но разодета в пух и прах
Бежала следом третья -
Воскресный день!
Двух первых счел я за сестер,
И соутробных тож;
Им черт навек улыбку стер
С костлявых кислых рож;
А сзади третья: прыг да скок,
Ни дать ни взять, ягненок!
Меня окликнул голосок
Девичий, чист и звонок:
– Эй! Добрый день!
– День добрый! – молвил я тотчас:
– Вы что, меня признали?
Я тоже где-то видел вас,
Но где – скажу едва ли…
Лучится взор, и брызжет смех:
– На мой алтарь ты смог
Метнуть немало правил тех,
Что заповедал Бог
В далекий день!
Ведь я Забава! Лба не хмурь,
Приятель, видя здесь
Еще Юродивую Дурь
И Ханжескую Спесь.
Я в Мохлин, к Ярмарке Святой
Намерена попасть;
Айда за мной! Над сей четой
Мы посмеемся всласть
В безумный день!
Я рек: – Отлично! По рукам!
Но в праздничном наряде
Желаю объявиться там
Потехи пущей ради!
И как чумной помчал домой,
Переменить рубаху;
И, словно в бой, пошел с гурьбой,
Тянувшейся по шляху
В урочный день.
Торопят фермеры коней,
Скрипят их колымаги;
И расфуфыренных парней
Дурачатся ватаги;
Девичьи стайки босиком
Бегут: щадят ботинки,
Надев шелка, набив битком
С провизией корзинки -
На долгий день.
Велся пожертвований сбор,
И я извлек полушку;
Но поп уставился в упор -
И шиллинг канул в кружку.
В поту, в пыли – мы все дошли
(До места, не до точки);
И всяк был рад пристроить зад
К скамейке, стулу, бочке -
Нелегкий день!
На случай ливня есть навес
Для знатного народа,
И две-три шлюхи с резвой Джесс1
Шатаются у входа.
А вон старухи, чьих речей
Убийственна отрава;
И вон кильмарнокских ткачей
Беснуется орава -
Изгадят день.
Та отмолить спешит грешки,
Презревши кутерьму;
А тот вопит, что башмаки
Замызгали ему;
А одесную село тут
Собранье постных ряшек -
И парни весело зовут
Ошую сесть милашек:
Долгонек день…
И муж поистине блажен2,
Коли девица, иже
Взяла его в любовный плен,
Усядется поближе!
И пусть везде, куда ни глянь -
Блюстители приличий,
Он движет потихоньку длань
На знойный бюст девичий:
О, дивный день!
Молчок, ни звука! Без помех
Должны услышать люди,
Какою мздой грозит за грех
Непогрешимый Муди3.
Когда б диавол, словно встарь,
Проник на землю Божью4,
И Муди, худшую из харь,
Узрел – то был бы дрожью
Трясом весь день.
Рыкает Муди, аки лев,
Не жравший третьи сутки;
Бездонный отверзает зев,
Пророчит кары жутки!
Взопрел свиной его пятак,
Но речи брызжут, жарки,
И опаляют сердце – как
Горчичные припарки:
Прегрозный день!
Но чу! Подъемлется судей
Присутствующих ропот:
– Се беспардонный прохиндей, -
Рек их судейский опыт.
Бесстрастный призывает Смит
Склонить немедля выи,
Но люд гурьбою прочь валит -
Пивца глотнуть впервые
За целый день.
О Смит, почто несете гиль
О долге и морали?
Изящен жест, возвышен стиль -
А смысл отколе брали?
Что Аристотель иль Сократ
До Рождества Христова
Провозглашали – вы стократ
Жевать готовы снова.
О дребедень!
А вот и зелье супротив
Отравы в душах nostrum:
Заводит Пиблз иной мотив
Перед собраньем пестрым.
О, сколь смирен и просветлен
Толкует он о Боге!
Но Здравый Смысл стремится вон
И мчится по дороге.
О, что за день…
И Миллер, чопорный извне,
Вещать выходит следом -
Хотя в душевной глубине
Считает веру бредом.
За проповедь сию приход
Получит парень разом,
Хотя порой наружу прет
Его несносный разум -
В такой-то день!
А старики бредут тайком
Под милый кров таверны,
Чтоб виски, либо же пивком
Очиститься от скверны.
Клокочет эль, хохочет хмель -
Но речи буйны, грубы:
О вере спорят… О, ужель
Друг другу выбьют зубы
В подобный день?
О хмель, заветных знаний клад,
Каким не учат в школах!
Не зря его урокам рад
И наихудший олух.
Отведай виски, иль вина,
Иль пития иного -
Не пожалеешь! Пьешь до дна -
И сердце петь готово
И ночь, и день.
И молодежь блаженство здесь
Нашла в беседе кроткой,
Даря душе и телу смесь
Воды медовой с водкой:
Кто расточает говорок,
А кто – внимает речи,
А кто условливает срок
Для следующей встречи
В желанный день.
Ого! Трубы Господней глас!
Он уши всем расквасил.
Крепитесь – грянул судный час:
Глаголет Черный Рассел.
Он держит речь – как держат меч,
Обречь желая смерти;
Он всем подряд пророчит ад -
И мнятся многим черти
Средь бела дня.
Се бездна, прорва, адея,
Где серный ропщет пламень;
Испепеляет пещь сия
Наикрепчайший камень!
Стряхнувши в ужасе дрему,
Иной решит: уж ведом
Сей ропот огненный ему -
Се пущен храп соседом,
Продрыхшим день.
Но ей-же Богу, мочи несть
Умножить список бредней…
О как мы мчали пить и есть,
Когда умолк последний!
Прочь от назойливых витий -
Туда, где хлещут в кружки
Потоки пенистых питий!
Кормите нас, подружки -
Окончен день!
Вошла сельчанка, мать семьи,
Дородна и горда;
И сыр, и хлеб у ней – свои;
А девушкам – беда…
Крестьяне спор ведут незлой:
Молитву скажет кто же? -
Покуда, шляпу сняв долой,
Старшой не молвит: "Боже"
И "даждь нам днесь…"
А коль у вас девицы нет -
Иль сыра у девицы,–
Не зарьтесь на чужой обед,
Уставьтесь в половицы!