Освобожденный Эдем - Столяров Андрей Михайлович 9 стр.


Надо сказать, конструирование утопий возникло вместе с осознанием истории как процесса. Одним из первых образов будущего было уже идеализированное государство Платона, управляемое, по мысли автора, не политиками, почти всегда преследующими сиюминутную цель, а философами, прозревающими онтологическую ценность "высоких смыслов". Громадный христианский проект, начавший возникать на рубеже нашей эры, предложил свой образ будущего в виде Царства Божьего, основанного на справедливости и любви - разумеется, в том виде, как их представляла себе европейская теософия. А последующие проекты, как правило, генетически связанные с христианским: "Утопия" Томаса Мора, "Город солнца" Томмазо Кампанеллы, "Христианополис" Иоахима Флорского и более поздние, детализировали этот на первых порах довольно схоластический образ и породили многочисленные попытки инсталлирования его в реальности: фаланстеры, общины, коммуны, религиозные секты, которые можно рассматривать как неосуществленные локусы подобного будущего.

Здесь любопытно то, что, едва зародившись, утопия сразу же властно потребовала воплощения в жизнь. Уже Платон (как, впрочем, и Сен-Симон через две тысячи лет после него) пытался заинтересовать своими идеями тогдашних правителей. Тени грядущего начали будоражить умы. В этом, кстати, и проявляется одно из главных достоинств метода конструирования. Сам образ будущего, каким бы далеким и умозрительным он на первый взгляд ни казался, уже несомненно воздействует на реальность и обладает поэтому громадной созидающей силой. Образ будущего открывает психологически внятную социальную перспективу, устраняет атавистический страх человека и общества перед неизвестностью, создает "точку схождения" спонтанных векторов настоящего и тем самым конвергирует разнонаправленную активность эпохи. "Коллективное бессознательное" не пребывает отныне в разрушительной смысловой пустоте; напротив, оно устремлено ко вполне очевидному и привлекательному горизонту.

Тусклая повседневность, как правило, замкнутая в себе, вдруг озаряется трансцендентными смыслами.

Однако, здесь же обнаруживает себя и главный технологический дефект конструирования. Образ будущего в этом случае действительно представляет собой некий общественный идеал: возгонку реальности, произведенную температурой мысли или художественного прозрения. Это - марево, эманация бытия, и как всякая эманация он абсолютно неуловим. Он не может быть воплощен в вещественных формах. Говоря проще, будущее, нарисованное утопистами, с реальностью совместить нельзя.

Поэтому социальные инсталляции живут очень недолго. Фаланстеры и коммуны, создаваемые последователями Сен-Симона, Оуэна, Фурье, распадались почти сразу же после своего образования. Фашизм, несмотря на первоначальные головокружительные успехи, продержался немногим более десяти лет. Социализм (советского типа) - 74 года. А либерализм западного формата, если считать моментом его инсталляции возникновение в Европе и США гражданского общества в начале 1970-х годов, пока - еще меньше. Механика возникновения будущего неумолима. Все, что не соответствует внутренним законам истории, будет ими деформировано или уничтожено. Образ будущего не может быть схоластическим, произвольным, выдуманным "из головы"; он должен находиться "внутри" определенных цивилизационных параметров.

Только тогда конструирование будущего станет возможным.

Посмотри в глаза чудовищ

Итак, реальное будущее возникает как инсталляция крупных цивилизационных трендов, которые, переустраивая настоящее, образуют собой новый ландшафт истории. Однако мощный цивилизационный тренд - это процесс всегда многоуровневый, многозначный, вариативный, овеществление его в настоящем может происходить самыми разными способами и потому реальное будущее, которое он создает, существует не в одном-единственном варианте, как иногда кажется при взгляде "отсюда", а в виде нескольких более-менее равноправных между собою версий.

Каждая такая версия будущего лежит, разумеется, внутри новых цивилизационных параметров, создаваемых трендами, и вместе с тем эти версии (аттракторы на языке синергетики) достаточно сильно отличаются друг от друга. По субъективной ориентации здесь можно выделить благоприятную версию - тот образ будущего, который нас устраивает больше всего, и, соответственно, неблагоприятную версию - будущее, которого мы не хотели бы ни при каких обстоятельствах. Примерами здесь могут послужить шведский социализм - благоприятная версия сознательного социалистического мироустройства, и социализм советский - неблагоприятная версия того же самого будущего. Как видим, версии могут расходиться очень существенно.

Вместе с тем, отличаясь друг от друга различными характеристиками, все версии будущего одновременно имеют и некое общее содержание. Это так называемое неизбежное будущее - та часть будущего, которая объективизирована самим ходом истории. Неизбежное будущее составляет, вероятно, значительный объем любой версии и возникает независимо от нашего желания или нежелания. А благоприятная или неблагоприятная версии будущего "сдвинуты" относительно неизбежного будущего на те решения, которые будут приняты в настоящем. Этим современный подход отличается как от известной схемы классического марксизма, где неизбежное и реальное будущее всегда совпадают, так и от подхода к истории как к спонтанному, ничем не регулируемому процессу, многократно проходящему через "воронки", в которых реальное будущее также редуцируется до неизбежного.

Разницу между неизбежной составляющей будущего и той его версией, которая в итоге будет осуществлена, можно пояснить следующим примером. Атомная бомба представляла собой в истории человечества технологический абсолют. Появление ее было предопределено всей логикой развития техносферы. Если уж открыта ядерная реакция, освобождающая колоссальную энергию вещества, значит рано или поздно она будет приспособлена для военных целей. С этим ничего нельзя было сделать. Однако атомная война, то есть глобальный конфликт с применением ядерного оружия, представляла собой лишь возможную версию катастрофического грядущего и осуществлена не была, пусть человечество и балансировало некоторое время на грани. Реальное будущее - то настоящее, в котором мы сейчас пребываем, - удалось сдвинуть в благоприятную для нас область цивилизационного диапазона.

Точно также и элементы социализма, понимаемого не как догма, а как социальное воплощение справедливости, неизбежно присутствуют в самых либеральных режимах. Без "механики справедливости", пусть даже чисто формальной, не может обойтись сейчас ни одно государство.

Конечно, это пока лишь очень приблизительная картина возникновения будущего. Необходим специальный инструментарий, который позволил бы нам влиять на метаморфоз текущей реальности. Необходима связная совокупность действий по перестройке нынешних структур бытия в принципиально иные. Тем более, что, согласно синергетическим представлениям о развитии, переход к конкретной версии будущего (к новому аттрактору, новой исторической целостности) в момент ветвления (бифуркации) не является изначально заданным. Он зависит от множества случайных факторов. К тому же мы не в состоянии гарантировать полноту базиса, образованного локусами. И еще меньше - линейную зависимость их проявления. То есть, один и тот же локус (компьютерная сеть, например) может быть связан сразу с несколькими цивилизационными трендами и наоборот - один тренд может рассматриваться как продукт целого набора локусов.

Принцип аспектной неопределенности указывает, что будущее системы неоднозначно.

Однако социомеханика, лежащая в основе данного метода (механика локусов, трендов, версий будущего, цивилизационных фаз и фазовых переходов) дает надежду на то, что теперь этот процесс удастся, хотя бы частично, технологизировать. Есть надежда на то, что его удастся в какой-то мере взять под контроль и от мистических социальных прозрений, как правило деструктивных, перейти к реальному управлению будущим. Во всяком случае, избавиться от примитивного детерминизма, от фатализма и волюнтаризма, присущих нашему представлению о грядущем.

Пока эти надежды не слишком оправдываются. "Человеческая цивилизация похожа на корабль, построенный без плана. Постройка удалась на диво. Цивилизация создала мощные двигатели и освоила недра своего корабля - неравномерно, правда, но это-то поправимо. Однако у корабля нет кормчего. Цивилизации недостает знания, которое позволило бы выбрать определенный курс… вместо того чтобы дрейфовать в потоках случайных открытий… По всей вероятности, мы просто осуществляем то, что возможно уже сейчас. Наука впутана в игру с Природой, и хотя она выигрывает одну партию за другой, но до такой степени позволяет втянуть себя в последствия выигрышей, так эксплуатирует каждый из них, что вместо стратегии применяет тактику… Парадокс состоит в том, что чем больше будет в грядущем этих успехов, этих выигрышей, тем затруднительней станет ситуация, поскольку - как мы уже показали - не всегда можно будет эксплуатировать все, что мы приобретаем… Речь идет о том, чтобы цивилизация обрела свободу стратегического маневрирования в своем развитии, чтобы она могла определять свои пути".

Слова, сказанные полвека назад, верны и сейчас.

Добавить к ним можно лишь следующее.

До сих пор в европейском сознании боролись два взгляда на будущее. Согласно первому, будущее - это прекрасно, это новый счастливый мир, где будут решены все проблемы. Приход будущего надо приветствовать. Согласно второму, будущее - это ужасно, это мир кошмарный, безжалостный, где человечество будет истерзано жестокими чудесами. Прихода будущего следует опасаться.

Правильным оказалось и то, и другое.

И, вероятно, настало время отказаться от крайностей. Не стоит возлагать на будущее слишком много надежд, которые все равно не оправдываются, но и не стоит, подобно детям, шарахаться от теней, блуждающих в тумане неопределенности.

Следует, наконец, безбоязненно "посмотреть в глаза чудовищ".

Возможно, в их желтых неподвижных зрачках мы увидим будущее.

3. ВРЕМЯ ВНЕ ВРЕМЕН

История полна войн, про которые

было совершенно точно известно,

что они никогда не начнутся.

Энох Пауэлл

На "Титанике"

Трагедии мирового масштаба разворачиваются по-разному. Нередко они начинаются с малозначительных, практически незаметных событий, на которые обыденное сознание просто не обращает внимания. И только позже, когда будущие историки, роясь в архивах, проводят анализ причин, вызвавших глобальную катастрофу, становится ясным, что эти малозначительные события и послужили источником всех последующих пертурбаций.

Когда с генуэзского корабля, вернувшегося в 1347 году в Италию из зараженной чумой крымской Каффы (нынешняя Феодосия), сбежали на берег несколько корабельных крыс - явление совершенно обычное даже для наших дней - никто, разумеется, и представить себе не мог, что вместе с ними в Италию пришла "черная смерть" и что уже в ближайшие годы она снимет жатву со всей Европы. Около 25 миллионов жизней, почти половину тогдашнего населения, унесет эта внезапная эпидемия, добравшаяся на севере до Англии и Норвегии, на западе - до Португалии и Испании, откуда полутора веками позже двинутся первые корабли на завоевание мира, а на востоке - до самого центра Московского государства. Великие города Италии будут стоять пустыми, в Лондоне за короткий срок погибнет более половины его жителей, а по Риму будут бродить толпы босых, полуголых, кающихся грешников, "флагеллантов", стегающих себя кожаными плетьми и взывающих к Господу и Святой Деве об избавлении.

Точно также, в октябре 1917 года, когда одна из множества политических партий тогдашней революционной России вооруженным путем захватила власть в Петрограде, никто даже не подозревал, к каким последствиям приведет этот, как многим тогда казалось, незначительный эпизод. Предполагалось, что большевики продержатся всего несколько дней, несколько недель, в крайнем случае - несколько месяцев, после чего неизбежно уйдут и в стране восстановятся закон и порядок. Однако вопреки всем прогнозам, сделанным, кстати, людьми весьма умными и образованными, советская власть просуществовала почти три четверти века, победив сначала в опустошительной гражданской войне, пылавшей от Пскова до Владивостока, а затем осуществив грандиозный социальный эксперимент, приведший к возникновению "империи" СССР, появлению административно-государственной экономики, и сознательному уничтожению в лагерях миллионов людей.

Однако история предлагает нам и другие примеры - когда признаки надвигающейся катастрофы заметны буквально каждому, когда они очевидны настолько, что о них невозможно не знать, и когда, тем не менее, мировая трагедия разворачивается с какой-то дьявольской неотвратимостью.

Более восьми месяцев длилась "странная война" между Англией и Францией, с одной стороны, и фашистской Германией, рвущейся к мировому господству, - с другой. К тому времени были уже захвачены Чехословакия, Польша, Дания и Норвегия, уже Генеральным штабом Третьего рейха замысливалась операция "Морской лев", предполагающая вторжение в Великобританию, гарь мировой войны уже застилала небо Европы, а между тем солдаты французской армии и британских экспедиционных сил на линии Мажино пили шампанское, доставляемое им из тыла, слушали пластинки на патефонах, как будто даже не задумываясь о том, что их ждет. Они считали себя в безопасности. Иллюзия закончилась в мае 1940 года. Немецкие войска нанесли удар в обход линии Мажино - через Бельгию, Голландию, Люксембург, 14 июня без боя был сдан Париж, а 22 июня - знаменательная для Россия дата - на небольшой поляне в Компьенском лесу было подписано соглашение о капитуляции Франции.

Нынешняя ситуация в мире напоминает именно об этом катастрофическом поражении. После 11 сентября 2001 года евро-американская "линия Мажино" (технологическая мощь Европы и Соединенных Штатов, высокоточное оружие нового поколения, войска быстрого реагирования, готовые действовать в любой точке земного шара), за которой Европа и США после крушения СССР чувствовали себя в безопасности, оказалась не то чтобы прорванной стремительной лобовой атакой, но - обойденной оттуда, откуда нападения просто не ждали. Выяснилось, что она вовсе не прикрывает Западную цивилизацию несокрушимой стеной, и удар террористов по зданиям Всемирного торгового центра в Нью-Йорке продемонстрировал это со всей очевидностью.

Мир вступил в новую фазу глобального противостояния. Сейчас, за порогом третьего тысячелетия, начинает разворачиваться трагедия, которая по масштабам своим может превзойти все до сих пор известное человечеству. Признаки ее уже налицо. Дым от пожаров в Нью-Йорке застилает не только Европу и США, но и самые отдаленные регионы планеты. Вероятно, ни одна страна в мире не может считать себя в стороне от разгорающегося конфликта, и никакое правительство, насколько бы оно ни было озабочено своими внутренними проблемами, не может строить политику, в том числе и экономическую, без учета этой новой реальности.

И вместе с тем, если судить по интегральной реакции мирового сообщества, возникает странное ощущение танцев на поверхности оползня. Никто как будто даже не подозревает об истинных размерах надвигающейся катастрофы. Никто как будто не видит, что сроки мирового обвала уже близки.

Это - слепота пассажиров гибнущего "Титаника", и она может иметь те же самые роковые последствия.

Напомним некоторые общеизвестные факты.

Первая мировая война, длившаяся четыре с небольшим года, закончилась поражением Тройственного союза (стран Австро-Германского блока, стремившегося к переделу Европы), крушением Российской империи, Австро-Венгерской империи, Османской империи и установлением неравновесного мира, который несмотря на все усилия Лиги наций, продержался немногим более двадцати лет. Эта война охватила около 40 стран и привела к гибели 9,5 миллионов людей.

Вторая мировая война, длившаяся ровно шесть лет, закончилась поражением стран фашистской оси, крушением Британской империи, Японской империи, империи "тысячелетнего" Рейха, и практически без перерыва перешла в следующую фазу мирового противостояния. Она охватила уже 61 государство и привела к гибели только в результате прямых военных потерь 27 миллионов людей.

Третья мировая война, начатая Фултонской речью Черчилля 5 марта 1946 года, длилась примерно сорок пять лет и закончилась распадом "империи" СССР и крушением мировой системы социализма. Эта война не случайно получила название "холодной": она велась, большей частью, на территории третьих стран - в форме ограниченных военных конфликтов. Тем или иным образом в ней участвовали почти все страны мира, а количество жертв, в том числе и от применения биологического оружия, еще требует беспристрастной оценки.

Теперь, всего лишь после десятилетнего перерыва, разгорается новый глобальный конфликт, и его с полным основанием можно квалифицировать как Четвертую мировую войну. В эту войну вовлечены с одной стороны громадный Исламский мир, объединяющий более 40 стран с населением в 700–800 млн. человек, а с другой - индустриально "продвинутое" ядро христианского мира: по крайней мере, 10–15 высоко развитых стран с населением в 650–700 млн. Конечно, трудно пока предсказать все перипетии этого только еще разворачивающегося сюжета, однако, если следовать формальной исторической логике, высвеченной предыдущей эпохой, он должен привести к распаду Западной цивилизации - новой "империи зла" в глазах подавляющего большинства стран и народов.

Войны являются мощными движителями истории. Каждая большая война неизбежно порождала реальность, принципиально отличающуюся от довоенной. Фактически, она порождала будущее. Четвертая мировая война, видимо, не составит здесь исключения. Она тоже породит новое бытие, контуры которого уже немного просматриваются.

Назад Дальше