Настоящее издание впервые в приближающемся к полноте объеме знакомит читателя с поэтическим творчеством художника Павла Яковлевича Зальцмана (1912–1985). Зальцману-поэту, прошедшему школу Павла Филонова и близкому к кругу ОБЭРИУ, удалось в своих произведениях объединить формальный эксперимент с непосредственностью поэтического высказывания и с уникальной экспрессией передать катастрофизм эпохи и трагедию творческой личности. Тексты подготовлены по материалам рукописного архива поэта и сопровождаются текстологическим и реальным комментарием.
Содержание:
Стихотворения 1
Поэмы 15
Шуточные стихотворения, стихотворения на случай, наброски 18
Экспромты 20
Песни 21
Приложение Стихотворения Якова Яковлевича Зальцмана 21
От составителя 22
Примечания 24
Примечания 32
Павел Яковлевич Зальцман
Сигналы Страшного суда
Стихотворения
Мы выделываем стих
Чрезвычайно прочно.
Вещи любят, чтобы их
Называли точно.
Павел Зальцман
1. "Тихо-тихо на лугу…"
Тихо-тихо на лугу,
Догорает ветерок.
Я бегу к тебе, бегу,
Пастушок.
Выходи же на ручей
Под горой
Поскорей. Поскорей,
Дорогой.
Стынет вечер голубой,
Гаснет свет.
Ах, увижусь ли с тобой,
Или нет…
30 ноября 1922
2. "Оружейник, точи…"
Оружейник, точи.
Наши стрелы – лучи,
Их огонь не убывает.
Наши стрелы быстрей,
Наши стрелы острей,
Наши стрелы убивают.Оружейник, точи.
Мы подымем мечи,
Нас хранят вороненые латы.
Мы набычим рога,
Мы летим на врага,
Мы украшены. Мы крылаты.Точно ливень из туч,
Точно огненный луч,
Мы ударим по вашим латам.
Мы летим, мы летим
Черным и золотым,
Мы летим раскаленным градом.
1923
Рыбница
3. "Под горой зеленая долина…"
Под горой зеленая долина,
В лозняке ручей неуследим.
С очерета черного овина
Стелется вечерний дым.Уплывает розовая глина,
Ускользает ветерок.
Аист подымается с овина
И улетает на восток.А за ним, скрипя и лая,
Сняться с места норовя,
Над колодцем тянется сухая,
Неживая шея журавля.Кто не хочет оставаться, -
Клонит голову к плечу,
Должен никогда не просыпаться.
Я снимаюсь и лечу.
10 октября 1924
Рыбница
4. "Река еще в тумане…"
Река еще в тумане.
Розовый восток.
Облачко над нами,
Как машущий платок.И машет и мелькает,
Как будто ветерок
Нас жадно провожает
Изгибами дорог.Взбегает на вершину,
Кружит платок и рвет:
– Не брошу, не устану…
Бросает. Отстает.
1924, Рыбница – 1946, Алма-Ата,
гостиница "Дом Советов"
5. Зима
Для маленькой Тани
Вот январь наступил,
Снег глубокий
Опушил, оснежил
Наши щеки.Речка бьется подо льдом.
Стынут мели.
Лица темным огнем
Заалели.Злыми пальцами мороз, -
Снег глубокий, -
Щиплет щеки, держит нос,
Щиплет щеки.Быстрый ветреный восход
Разгуляться не успеет,
И мутнеет небосвод.
И темнеет.Вот луна. Висит коса.
В наши уши
Ночь доносит голоса
Глуше. Глуше.
2 января 1925
Рыбница
6. Утро
Одинокий поезд мчится.
Рвется, рвется серый дым.
Утренний туман клубится
По просторам золотым.Ветер с нами вперегонку
Разгоняет облака,
Раздаются часто, звонко
Стук колес и звук гудка.Мимо нас простор широкий
Мчится вспаханных полей,
Вот, задернутый осокой,
В балке маленький ручей.Прокатился мост зеленый,
Пролетает стая луж.
Воет, воет поезд сонный,
Усыпляет стук колес.Промелькнула и деревня
Мимо. А за ней опять
Потянулася равнина
И широкой степи гладь.Одинокий поезд мчится.
Рвется, рвется серый дым.
Утренний туман клубится
По просторам золотым.
8 августа 1925
7. Осень ("Пальцы ветра, шумно шаря…")
Пальцы ветра, шумно шаря,
Плющ срывают с мокрых стен.
Шпага звякнула о шпору.
Дочитал. Встает с колен.Беглый стук копыт,
Звук ответный плит,
Листьями покрытых.
Это он спешит,
Черный конь летит,
И стихают плиты.Время спит. Неслышно тянется.
Так ползет в траве змея.
Кто уйдет и кто останется?
Кто умрет? Быть может, я.Слышен стук копыт.
Или кровь стучит?
Звук ясней и чаще.
Опоздавший спешит.
Конь как ветер летит,
Разрывая кольца чащи.Ветер воет иль ворон каркает?
Ветер листья кружит в ветвях.
Шпага вытерта желтым бархатом.
Тело сложено в кустах.Злобно дуб качается сгорбленный,
Ветер воет в победный рог.
Расползается знак бесформенный.
Капли крови сосет песок.
28 августа 1926
Ленинград
8. "В поту его холодный лоб…"
В поту его холодный лоб,
И убегает взгляд.
На этот раз не повезло -
Сейчас его казнят.Его ведут на эшафот
С рассвета до сих пор.
И он идет, давно идет,
Над ним висит топор.Он прислоняется к столбу.
Вокруг шумит народ.
Прилипли волосы ко лбу.
Сейчас он оботрет.
12 декабря 1926
Ленинград
9. Ночь ("Дым ли это снежный, туманы ли…")
Дым ли это снежный, туманы ли
Так окутали плечи башен?
Звезды пылью в небо прянули,
А под ними месяц повешен.Блестки снега с визгом и пением
По дворам и крышам мечутся,
Так что стены качаются, пьяные
Под лучами летящего месяца.От огня такого неверного,
Под лучами такого месяца
В эту ночь, на суку дерева черного
Кто-нибудь должен повеситься.
9 апреля 1927
Ленинград
10. Осень ("Саван сумерек клубится за окошком…")
Саван сумерек клубится за окошком,
Бледен неба северный наряд.
Только месяца мутнеющие рожки
В глубине топазами горят.Мы остались. Улетели птицы.
За окном, в тумане сентября,
Стая листьев медленно кружится,
Красным снегом по двору соря.Выгорает свет на половицах,
Тучи точат за слезой слезу.
Темнота зевает и ложится.
В высоте сосна, как волчий зуб.
Сентябрь 1927
Ленинград
11. "Ветер резкий плащ черный рвет…"
Ветер резкий плащ черный рвет.
Серой дымкой скрыта даль.
Море песню из всплесков поет,
В этой песне звенит печаль.Черный плащ донесло до воды,
Подымает его волна,
И, отмытая, возле дыр
Кровь теперь уже не видна.
1927
12–13. Заговор
I. "Дымный факел, догорая, плачет…"
Дымный факел, догорая, плачет,
Смоляная вниз ползет слеза.
Заговор скреплен и начат.
Бархат сумрака окутывает зал.Темный ход от каменной скамейки,
Осторожней делается шаг.
Пробегают золотые змейки
По клинкам грозящих шпаг.Слов огонь, неосторожно ярок,
Лижет ветки красного костра.
В глубине открытых арок
По углам ворочается страх.
II. "В темноте густой и липкой…"
В темноте густой и липкой
Двух дверей гнусавый плач.
Нас подбадривал улыбкой
Снисходительный палач.[Кто язык удержит за зубами!
Не хватило вытянутых жил.
Прозвучал служебный "амен" -
Человек напрасно жил.]
25 декабря 1927
Ленинград
14. "Плачет сумрак голосом шарманки…"
Плачет сумрак голосом шарманки.
Звон дождя о скуке говорит.
Извиваясь в глубине Фонтанки,
Сквозь туман мерцают фонари.Под ногами мокрые каменья,
Временами – скрип песка.
Сквозь туман дождливой тенью
Пробирается тоска.Воду режут отраженья ночи,
Окна щелкают зубами рож.
Фонарей огни в ответ хохочут.
Тело охлаждает дрожь.Плачет сумрак голосом шарманки.
Ряд стволов качнулся и поник.
Хорошо катиться по Фонтанке,
Головой ушедши в воротник.
23 января 1928
Ленинград
15. Побег
Мы избавимся от пыток -
По дороге мчится гул.
Торопитесь, твердые копыта,
Караул уснул.За мелькающим лесным забором
Скоро будут синие луга.
Солнце красит блекнущим загаром,
И полет туманит, как угар.Уносите кони, уносите,
Нас опутал лунных нитей дым.
Нить за нитью мчатся эти нити,
И от них летим мы и летим.
9 марта 1928
Ленинград
16. "Остров, остров, берег желтый…"
Остров, остров, берег желтый,
Месяц, месяц молодой,
Утром, крадучись, прошел ты
Низко-низко над водой.Белый парус далеко, -
Опадающий мешок.
Месяц цедит молоко
В тростниковый гребешок.
1928
17. "Вечер, догорающий победно…"
Вечер, догорающий победно,
Красный плащ над степью распростер.
Стадо туч под мутным солнцем медно,
И безмолвен выжженный простор.Зубьями камней овраг ощерен,
Шевелится высохший ковыль.
На огромный лошадиный череп
Оседает розовая пыль.Солнце через пыль кроваво гаснет,
Как в тумане тлеющий костер.
Догорая, этот вечер красный
Мутный плащ над степью распростер.В крыльях туч, темнея, гаснут перья,
Вянут листья красного куста.
Как в овраге лошадиный череп,
Голова разбита и пуста.
1928
18. Весна ("Окна стеклянной пеной…")
Окна стеклянной пеной
Бьются в сетях у стен,
Разломан ножами света
Холодный блеск их.
Как рыбы, уходят в тени
И в тине тонут, с тем,
Чтоб на внезапной леске
Метнуться занавеской.За дребезжаньем ведер,
За звяканьем подков,
За прыганьем подводы
По голышам булыжным
Взлетают, звоном выдернутые,
Грузила пятаков
И падают под сводами,
Холодные и влажные.И, каплями разбуженные,
Оживают плиты,
И уплывают лужи,
И розовы граниты.
9 апреля 1929
Ленинград. Загородный, 16
19. Вывеска
Со звоном плывут и тонут
В тени вороненые рыбы,
А от стекольной водицы
Взлетает битая птица.
1929
Загородный, 16
20. "Не вытянет стрела в глухие облака …"
Не вытянет стрела в глухие облака
Тугой и медный звон зеленой тетивы.
Молчат колокола. На мертвых языках
Качаются сползающие шлифованные тени.
Им петь нельзя, но звон их в грязной пене
И в плеске желтых волн Невы.Колет колокол железом,
Звон удара, бок проломан.
Разогнали. Он ползет.
Он сорвался с колокольни
Для последних похорон.
По каменьям грянул звон.Пепел тает. Ветер веет.
Пыль пылит. Нева невеет.
1929–30?
21–23. Дождь
I. Ночь ("Окутал дождь. Затопленный булыжник…")
Окутал дождь. Затопленный булыжник.
Мы заперты в бочонках тусклых улиц,
И в желтизне приподнятого неба
Отражена нахмуренность закут.
Мы наблюдаем с жадностью прохожих -
Они от нас скрываются, сутулясь.
Мы припадаем к выщербленным стенам.
Ночь выжата, и мы в ее соку.Раздавленные сыростью известки,
Недвижны покоробленные стены.
Привлекшие нас темнотою сваи
Едва шипят, как илистая пена,
И вдруг, пустой и глянцевой полоской,
За поворотом, как всегда бывает,
Сливаясь в цепь из булькающих капель,
Стекает вниз холодная вода.Но через дождь пока что серый скальпель
По горизонту ползшего рассвета
К ночной одежде, скомканной и спящей,
Метнулся с крыш и с кожею содрал.
Глаза открыл и ставнями заклекал
Промытый утром город. После этого
В пузырчатой и лопавшейся чаще
Сгорела и рассыпалась заря.
10 апреля 1929
Ленинград
II. "За подворотней дробный гул…"
За подворотней дробный гул
Тянул во двор, бросал за ворот
Удары капель, бил и гнул
И гнал в ворота, будто вора.Был всюду реющий удар
Над головой тяжел и буен,
Из полноводного пруда
Катились сумерки и струи.Они поили нас и, вниз
Стекая, освежали крыши.
И вот, обрызганнее листика,
Весь город делается выше.Но чердаки, уткнувшись в пыль
Углов, заплывших тьмою, ловят
Металла гулкие стопы
На каждом слове.
19 апреля 1929
Ленинград
III. "Последний ветер сорвался с мачт…"
Последний ветер сорвался с мачт
На душные крыши и с пылью, скомкав,
Нагнал газетных рваных клочьев
В сухие рты дверей и окон.Но капли повисли на прутьях оград,
Над ними дома светлы и плоски,
А доски ремонта оделись парадно
В лоскутья паркета свинцового блеска.Исчерчены улицы ржавчиной кислой,
Их стены росисты, как спайки труб,
Их ложа разрыты дождем и повисли
На балках тумана, плавучих, как рыбы.Ударами неба колеблется жесть их,
Брызги, как в ведрах, раздельны и жестки.
Они бросают звенящие жесты
За шиворот с крыш, со звоном и плеском.
19 апреля 1929
Ленинград
24. Май
Стекло растеклось весенней льдинкой.
Ветер распелся глубокой глоткой.
Пустота, – разведенная в ветре синька,
В жестяном ведерке пеною оботканная.И босые, в мыльном и лоханном запахе,
Синие асфальты, свежие, как в госпитале,
Метятся собаками на быстрых лапах
И убегают с лаем в хлопоты и ростепель.И солнце, солнце целый час,
Как в яму неба плечи вперло!
С его побелевшего плеча
Сочится пот в земное горло.
Май 1929
25. "Кусаешь ногти, морщишь брови…"
Кусаешь ногти, морщишь брови.
Губы сохнут, кусаешь их.
Сырая груда – улов слов,
Притоптанных и тишайших.Со скуки со слов этих шкуры слазят
На переплеты, пыль их,
А надо, чтоб, дрогнув зрачками глаз,
Задергались и завыли.Локтями влезши в железный стол,
Потеешь и трешь в нём плешины.
В воде серебрятся ожившие толпы,
Играют, смешны и смешаны.
1929
26. Баллада
К северу держит капитан,
Львы ниспадают в танцах.
В то утро ветер разнес туман
И чёрт принес испанцев.Сто сорок весел сыплет дождь,
Вздуваясь, лоснятся рожи.
Испанцы лезут на абордаж,
Британцы хотят того же.Крючок; у кливера острый нюх,
Испанская галера повернула к английской.
Борта трещат от оплеух,
В воде роятся искры.Людей бросают друг на друга
Дрогнувшие палубы,
Взрывает пену немая ругань
И пузырятся жалобы.Они, кипя, венчают веру
В спасительного бога,
А галеры трутся друг о друга,
Как два подпивших друга.Теснят англичан и валят,
Вбивают в щели, как паклю.
Сэр Герберт яростью налит,
Сулит недобитым петлю.Обидно быть побитым,
Но, провидя участь армады,
Он, кляня испанцев, грозит им:
"Мы еще вам покажем, гады!"
1929
27–29
I. "Впотьмах еще мигнул трухлявый пень…"
Впотьмах еще мигнул трухлявый пень,
И затенькал звон, и оседала пена.
Дождем взрывало первые ступени,
И стены в нём тонули постепенно.Скрипел комар за зеркалом. Вскипев,
Шипел и вторил самовар дождю.
Нам чудилось, что вечер налетевший
Куда-то осыпается, как дюна.И я заснул не сразу, и пред тем
Как плюхнулся в припухшую подушку,
Ко мне пришла нечаянная темка,
И я смотрел и с удивленьем слушал.Она вилась и липла у стола,
И лампа расплывалась лунным кругом.
В стекле была сплывавшая смола
И ветер, припирающий упруго.Пугая нас, стекала с потолка,
Потемки процарапывая сажей,
Вбиваясь в поры, медленно, как копоть,
Припаиваясь, как металл на стуже.Темнотою осветила ходы,
Несла через глубокие заборы,
Она пришла, чтоб с корнем вырвать сад
И вырыть недвусмысленные дыры.И, наполняя ледяной озноб,
Раздвинула минутные пределы -
Таким неотвратимым образом
Начало намечается до дела.
II. "Когда, придя к столу, я сел и стал…"
Когда, придя к столу, я сел и стал
Разламывать печенье или корку,
Я разобрал, что сломлен и устал,
А масло пахнет жестью и прогоркло.И, досидевши до конца и встав,
Накинулся на лестницу и еле
Дошел до верху, быстро отпер ставни.
Тогда-то мы очухались и сели.
III. "Дождь был один. Интимно рассказал…"
Дождь был один. Интимно рассказал,
Что он – большая серая собака.
Я тер лицо и липшие глаза,
Стеснявшиеся морщиться и плакать.Обструги досок, бледный керосин,
Колеблемое пламя керосина,
Опять окно и сонная косынка,
Измятая и пахнущая псиной.И жирный шум льняных и грустных струй,
В кустах речной, в окне простоволосый.
И ломкость рук, – мы ели землянику,
И озеро, – мы расплетали косы.
6 июля 1929
Луга – Ленинград. Загородный, 16