Сигналы Страшного суда. Поэтические произведения - Павел Зальцман 3 стр.


57. Детский сад в Бердянске

Скротуй забай
Зибавый перегай
Мизолы ветки
Слепили слепи
Миленю летю
Забили сети
И втыкали по метке
Зеленые букетки

1935

Ялта

58. Ветер. Дворик на горе. Суматох а во дворе

Несище плётом однорух
Столы подето вперепух
Крылами выслами петух
Согласно с зуслами старух
И вылимляно круглопёх
Разлаполит скорополох

1935

Ялта

59. Обезьяны

I.

Вокруг сгоревшей деревни негры прячутся в лесу. Других уносят паруса. Слёзы на руках выедают пятна. Но на пиру у короля мырилимо таварга, талалима бурага. Краварима турага и подарили водки. А охотники в лесу забираются под рытки.

II.

Скавыча великом на куглых кочьях, за втивь, за рым, красный глаз из корвой зламы, зелёмый сок на склот, шерсторый ским, язы лиза, зализывая ранку. И подняли глаза на кром леголых пальм, и брызнуло крылано стрекозиным дождем в ходки/, и выполз коготками по пескам, вырывывая склыни под озером. Собралась обезьянья мземь зевервло на звини грые, крыгли хвостами за глези взвигры, волосами рыжие миримы, завыргло гло в стебли блезни.

Злёмой зéврина задолголо, ревня/ под лопухом, ушибив лапу. Налетает черная палка и сбивает обезьяну на землю. Отнесли, продев через живот деревянную, занозами свесив, из глотки на землю капли, к огню, опаливши мясо на масле, очистив от костей. В челюстях, забившись в дырки. Глазами с гостя на гостя, запятнавши жиром кисти.

III.

Осталось двое маленьких завырков. Губами тёмно капли млемя, вылимляно свирикло кломи; царапая листья, проползают в глиняную осыпь и зовут напрасно.

Одного из той деревни негры нашли и съели, а другой уполз и вырос и, грозно выревев из черных брыл, выпоркло выдавив душу, бросает мертвую тушу ломаных костей из роговых когтей, и с мертвым братом вместе поет песню о мести и, грызя, колочит жарты, зарывая из сердца мертвых.

IV.

Сто ри дна. Не выехал из ночки, и мы, кудая, выуживаем тор. К до выехал, выродные, не преступи преступ. Выборные из негров в белом. Вот новая деревня, и вышел форс на выр. Вчер в речку девочка черпала вчeрни черепий блеск черепью, ополченные на воробьев, за руки льдо ноги выхидило, выехaло, выхло, волюбили, любил за руки и ноги вырванью. Она уносит платье, оставив в лодке брата.

V.

Свипервый кроль за высверки, за взорхи, разорванных за брало врыбых нaбыл и прoбыл чемородом. До дна одна в ряде, крыни крихно, дебл за долбу, за выбычу звычa выроднo, выехало, поднюхaло. Свириродно скруй, скрый, мы сегодня олоудо. Помолимся затарнандю.

VI.

В лесу в обугленной деревне прыгает обезьянья стая. А на пиру у короля ракарита мираля, шкуры мертвых обезьян кравараки папазьян.

Вот, вот ребенок в лодке лежит на тихой водке. Он был завернут в головной платок, перекидывал в ручках обезьянью косточку для забавы и разговаривал. Он пел свою песню.

Листья на берегу раздвинулись, к воде спустился зверь, прыгнул и выгрыз ему грудную полость и часть лица. Возблагодарим творца за мстительную справедливость.

Не может быть! Не может быть! Это был ребенок короля! Гуси-гуси га-га-га. И мы поем, пока в глотке не остыло жженье водки, и от начала до конца мы будем петь про мертвеца, и с мертвым братом вместе мы будем петь о мести.

1935

60. Щенки

Последний свет зари потух.
Шумит тростник. Зажглась звезда.
Ползет змея. Журчит вода.
Проходит ночь. Запел петух.

Ветер треплет красный флаг.
Птицы прыгают в ветвях.
Тихо выросли сады
Из тумана, из воды.

Камни бросились стремглав
Через листья, через травы,
И исчезли, миновав
Рвы, овраги и канавы.

Я им кричу, глотая воду.
Они летят за красный мыс.
Я утомился. Я присяду.
Я весь поник. Мой хвост повис.

В песке растаяла вода.
Трава в воде. Скользит змея.
Синеет дождь. Горит земля.
Передвигаются суда.

1936

61-65. Танки

"Облако муки…"

Облако муки.
Без движенья мельница
В ледяной воде.
И застыло колесо
Над зеленой глубиной.

"Слезы льют цветы…"

Слезы льют цветы.
Капли белых лепестков
В дождевой воде.
Я ни разу не жалел,
Как жалею в эту ночь.

("Син-кокинсю" 1205, Аривара Нарихира)

"Беспокойный сон…"

Беспокойный сон.
Ночью, раннею весной
Вдруг приснилось мне,
Что осыпались цветы
Всюду в золотых садах.

(Осикоти-но Мицунэ)

"Неужели никогда…"

Неужели никогда
Мы не встретимся с тобой
На короткий миг,
Как бамбуковый росток
В бухте Нанива?

(Хякунин иссю. Исэ)

"Провожают облака…"

Провожают облака.
След уносится волной.
Скоро ли сюда вернусь,
Не могу решить,
Как волна и облако.

(Хякунин иссю. Неизвестный)

1937

66. Мой друг – дурак

Мало, мало им того, что выкрадывают день. Удержи его, отстань. Мало им. Кому? Постой, уж очень ты не простой. Им того, что прожигают кишки. Пустяки. Крошки. Это даже только друг и спасибо за урок. Как друг? Друг ли? И рад за пазуху всыпать угли. Разлучить меня с водой! Тянет, тянет и уводит. Долго буду просыпаться с криком. Долго буду продираться в диком горном боку. По капле на скаку мелькнут строки. Всё это уроки!? Мерси боку!

Сухо на душе так, друг, твоя водица для питья не годится. Вот несется под дорогой дождевая. Спотыкаясь, – я и к этому привык, – я потерял поток, а что нашел? – Язык. Не найти ни тут, ни там, куда ни глазом, – слепо. Где же? Как и та – так же. Кто меня несет? Шаг. Кто ведет? – враг. Тише, тише, не так быстро. Но только сказал слово, катится без возврата по покатой дороге назад. Где же, где же поворот? Бесполезно, не болезнуй. Вот он, вот – выше. Но без возврата, всё дальше и тише. Устали ноги от твоей дороги. Не спеши, не спеши, утишь. Кто молит, – молит за чужое. Для чего же два рожденья?! Отдыха! Покоя!

Мой друг – дурак, – вот кто я.

25–26 июня 1938

Двор Ялтинской киностудии

67. Волшебный рог

Ein Knab’ auf schnellem Ro?
Springt auf der Kaisrin Schlo?.

Во двор к королеве в замок
Влетел нежданный всадник.
Конь перед ней пригнулся,
Мальчик ей поклонился.

О, как она была
Прелестна и мила!
Сверкнул из детских рук
Протянутый ей рог.

И тысячи огней
Роятся перед ней,
И из огней возник
Рубиновый цветник.

Клыком слона был рог,
Изогнут и велик,
Белее детских рук
Необычайный клык.

Вдоль рога звездный ряд -
Бубенчики горят.
Множество их вылито
Из звонкого золота.

Его послала фея,
О крестнице тоскуя,
В награду чистоте,
На службу красоте.

И мальчик говорит:
"Сейчас он крепко спит,
Но пальцы пробегут,
И рог мой оживет.

И колокольный лед
Сломавшись, зазвенит,
И капельки росы
Получат голоса.

Никто так не споет,
Как этот мертвый рот,
Его золотой язык
Убьет голоса живых".

Оставленный мальчиком рог
Хранит застывший звук,
Но когда королева его коснется,
Он раскроется и проснется.

Май 1939

68. Песня разбойников

Нет дыма тверже над землей
И пламя веселей,
Чем мы, когда встаем стеной
Из обугленных полей.

Вот режут голубой угар
Комки живых огней,
Мы вырастаем как пожар,
Мы веселим коней.

Язык огня летит разить
Из роковой руки.
Кто нам захочет возразить
На наши языки?

В ответ на темные слова
И на набатный гром
Летит пустая голова
Сметающим ядром.

А если кто оставил нас,
Подобран и зарыт, -
Он никому не портит сна,
Он рядом с нами спит.

Едва на утреннем огне
Заискрится роса,
Душа на облачном коне
Взлетает в небеса.

Май 1939

69. Ночные музыканты

Hier sind wir arme Narrn

Auf Platzen und auf Gassen.

Вот дураки.
Уже зажаты скрипки,
А он еще не подымал руки,
Немой и робкий.

Их голоса, слагаясь в хор,
Живут, как части.
Они ведут согласный спор,
Топчась на месте.

Один ощупывает грудь -
В ней дырки флейты.
Другой свернулся, чтобы дуть,
Сверкающий и желтый.

Тот, у кого висел язык,
Исходит звоном,
А самый круглый из пустых
Стал барабаном.

Вот девушка глядит в окно,
Внимая стонам.
Она мертва. Ей всё равно.
Она кивает всем им.

О, как волшебно извлекать
Из носа звуки,
Одному только не на чем играть,
У него пустые руки.

Ей щиплет сонные глаза
Их треск и копоть.
Когда на щеке висит слеза,
Ее приятно выпить.

Им удается побороть
Голодные вопли.
Но зачем, зачем им собирать
Соленые капли?!

Колышет ветром рукава,
Сверкают плечи.
Он не умеет воровать,
Он только плачет.

1939

Загородный, 16

70. Завоевание

I.

Губы сжала белая корка,
Это начало и очень жарко.
От чистой тени, разлитой лесом,
Я оторвался слепящим часом,
Но твердым шагом, с хвастливой осанкой,
Зигзаг за зигзагом иду тропинкой.
Шаги бесчисленно множат склоны,
Поток стал узкий и зеленый,
И каждому шагу всё больше невровень,
За острым камнем – высокий камень.

II.

Я вижу, что сил у желанья мало,
Так пусть поднимает чужая сила.
Когда я пойму, что вниз не вернуться,
Мне будет легче туда взбираться.
Где сыпет камни тяжелая робость,
Легко пролетает слепая радость.
Я прыгнул с высокого берега щели
На дальний, низкий, ведущий к цели.
Но тут меня охватила забота:
Я вспомнил, что что-то внизу забыто.

III.

Я не мог припомнить ни черт, ни имени,
Напрасно глядя вниз на камни.
Может быть, это встретится мне,
Или я вспомню об этом во сне.
Но, двинувши осыпь забрасывать снег,
Я вдруг заметил странный знак:
Из груды камней непроходимых
Едва приметна полоска дыма.
Я увидел скатерть из нашего дома
И за ней сидящих двух знакомых.

IV.

Один сказал: "Иди скорее,
За той стеной тебя ждут другие".
Не зная, кто там мог оказаться,
Я боялся надеяться и ошибиться.
Но там было пусто. Меня не ждали.
Как сжала тоска от дурацкой шутки!
А когда я вернулся, – и те пропали,
Только дым остался, сухой и редкий.
И мне не открыли их дороги
Ни солнечный круг, ни серп двурогий.

V.

Где надо жаться к пустой стене,
Другие лица явились мне,
Но, как и те, всего на миг,
И я ожидаю своих родных.
Меня торопит проклятый путь,
Не знаю, как мне их удержать.
Я считаю уступы бесцельных стен,
Я устал от прощальных перемен.
Уходят, уходят их голоса,
И тоска затемняет мои глаза.

Июль 1940

Сталино, гостиница

71. "Ослабевшая, упала…"

Ослабевшая, упала,
Бросив ветку, вишня.
Я томилась, ожидала,
В сад зеленый вышла.

Засияли, потеплели
Лунные ночи,
Чтоб не спали, чтоб летели
Сонные речи.

Если б им хватило силы
Подхватить, как крылья,
Мы слились бы и забыли
Пустоту усилий.

Июль 1940

Вокзал Октябрьской ж/д в Москве

72. Гипнотические фокусы

Проверьте скатерть на столе,
Под этой шляпой пусто.
Эта штука – пистолет,
А эта вещь – капуста.

Небосвод за пять минут
Виден стрелке плоским.
Я так рад на вас взглянуть,
Девушка из воска.

Теперь следите за рукой,
Я смешиваю кости.
Будьте, девушка, со мной,
Приходите в гости.

Дайте я вас помещу
В черную корзину,
Дайте я вас угощу
На одну персону.

А потом мы будем пить
Веселые напитки,
У меня есть кровать,
И ляжем спатки.

Июль 1940

Сталино, гостиница

73. "Бредят души из темных тел…"

Бредят души из темных тел,
Освободившись от важных дел.
Встряхните пальцы и бросьте
На клавиши, как кости.
Фикус нам являет фокус,
Троечный дупель представляет тревогу градом,
А дверь привешена к деревьям сада.
Живите осторожно -
Что человеку нужно?
Немножко водочки,
Немножко девочки.
Патефон развит над дачей.
Поздравляю вас с удачей.

Июль 1940

Сталино, гостиница

74. "Полинялая такая…"

Полинялая такая,
Обескровленная,
Завитая и пустая -
Чья ты, кто ты,
Дорогая?

Не побежденная,
Не убежденная,
Чужая,
Шуткой встреченная,
Минуткой меченная.

Глупая боль.
Жадная моль.
Полет. Мелькая.
Вот ты кто такая.

20 августа 1940 – 28 февраля 1955

Во сне

75. Дорога в Ура-Тюбе

Под горой на камне,
Выточенный утром,
Темно-красный пламень
Облаком окутан,
И за дымным оловом
Видно в узкие дверцы
Всё, что было жаловано
Ищущему сердцу.
Это вышитый закуток
Деревянных сеток
И висящая коса,
А в ней сердечная роса.

22 августа 1940

Дачный поезд из Бернгардовки в Ленинград

76. "Когда я был наездником…"

Когда я был наездником,
пятнадцать дней,
Я был завзятым звездником,
искателем огней.
И ременная ручка
моего хлыста
Торчала с каждой кочки
из зелени куста.
А вот уже вторая
неделя снега, -
Я снял с себя дороги
и сбросил ноги.

22 августа 1940

Дачный поезд из Бернгардовки в Ленинград

77. Псалом I

Сколько неизбежных снов
Выметает вечер,
Столько неизвестных слов
На языке у ночи.

Я устал благословлять
Счастливые обманы,
В стенки влипать и холодеть,
И зажимать ей карманы.

Всех карманов не зажмешь -
Она в жилетном носит нож.
Как быть? Что делать? Как спастись?
Услышь меня и отзовись!

Мне отвечает беззвучный голос:
"Бессмысленно не падет твой волос".
О, голос тайный, безголосый,
Ведь это важные вопросы!

22 августа 1940

Поезд из Бернгардовки в Ленинград

78. Псалом II

Какой-то странный человек
Был пастырем своих калек.
Он запускает их с горы,
Они катятся как шары,
Потом кладет их под горой
В мешок глубокий и сырой.
Там в сокровенной темноте
Они лежат уже не те.

22 августа 1940

Поезд из Бернгардовки в Ленинград

79. "Закрыв полой лукавый взор…"

Закрыв полой лукавый взор,
Мы темнотой смываем сор.
Пусть из текучей дряни
Окаменится строенье,
И пусть из ночи синей
Распустится освещенье.
В нашем труде нет мутной боли,
В нашей слезе нет капли соли,
У нас в глазах спокойный сон,
У нас в ушах веселый стон -
Стон укушенного,
Стон утешенного.
Мы из первых рук берем свечу,
Провожаем в спальню их чету.
Мы оставляем их вдвоем,
И мы не рыдаем, а поём.
Когда же один из них ушел, -
О, сколько яростных упреков! -
Пусть тот, кто что-нибудь украл,
Поднимет руку.
Из всех, кто был так близко от вас,
Нам дорог тот, кто вот что унес:
Ярость и злобу на доски
И немощь подняться того, кто плоский.
А мы заполняем пустую впадину,
И мы убиваем слепую гадину.

22 августа 1940

Дачный поезд из Бернгардовки в Ленинград

80. "Чем корзины полней высокими лбами…"

Чем корзины полней высокими лбами,
Тем горше взгляды глаз под ними.
Чем ближе угол, чем шире дверь,
Тем больше глубоких черных дыр.
И только чердачные полосы
Чешет гребень сосновых реек,
И только страшные возгласы
Заносят шаг правее.
Когда шипит комок из черной глотки,
Тот, кто бежит, – пришит.
Мы шлём привет спецам наводки,
Мы шлём привет.
Один из нас, семерых и рослых,
Когда в реке
Из твердых рук упали весла,
Был далеко.
Что было общего, что нас связало?
Стрекоза с зеленым рылом.

27 августа 1940

81. "За мной следил зеленоглазый гад…"

За мной следил зеленоглазый гад.
Красные веки содержали лужи воды болотной,
Зубы мысленно жевали мой обглоданный скелет.
А я? Что я делал? – Я был рад,
Что я такой беззаботный.

27 августа 1940

82. Железный мальчик

Став на собственные ноги,
Несмышленый мальчик
Был убит в универмаге.
Дело было мельче:
Он был пойман в переулке,
Уличенный в краже булки,
Где пришлось остановиться
По причине помочиться,
И из-за карманника
Получилась паника.
Да, на кучу мелочи -
Ничего нет легче -
Вот что можно получить,
Будучи ловче:
Веселый вечер с эскимо
И с папиросками,
Потом нардом, и в нём кино
С недопёсками.
Там шикарно в темноте,
Можно пощупать в тесноте,
Подержаться за буфера -
Развлекайся, детвора!
Выиграв американку,
Отвести ее в сторонку:
"Брось, Клавка, не виляй,
Лезем в дровяной сарай.
Тише, тише, шутки брось!
Эх, беда! Не довелось".
Публика протестовала:
"Этого недоставало!"

27 августа 1940

83. Псалом III

Если б свежая зелень пробила щели,
Мы бы меньше трепались и больше спали.
Под самую крышу перинных гор
Восходит кухонный теплый пар.
Мы замыкаемся под дождем,
Мы просыпаемся и не ждем,
И, раздвигая стебли пыли,
Выходят все, кого забыли.

Окно занавешено в пустоту,
Я щупаю ночную густоту:
Она закрыта, она надежна,
А то, что за нею, – темно и нежно.
Самый лучший из миров -
Глубокий колодец березовых дров
У нашей каменной стены,
А остальные не нужны.

Нам не нужно и не важно,
Кто разрывает, кто освещает, -
Действуйте осторожно!
Мы проклинаем веселый грех,
Мы обрекаем короткий смех,
И пусть нам поможет единый Бог,
Благословляем сонный вздох.

1940

Загородный, 16

Назад Дальше