Рамель . А, понимаю! Ты женился на Гертруде, на своем ангеле... который, подобно всем ангелам, превратился в... законную супругу?
Фердинанд . Во сто раз хуже! Гертруда, друг мой, это... госпожа де Граншан.
Рамель . Ого! Как же тебя угораздило попасть в такое осиное гнездо!
Фердинанд . Как вообще попадаешь во всякое осиное гнездо, - в надежде найти там мед.
Рамель . Положение весьма серьезно! В таком случае не скрывай от меня ничего.
Фердинанд . Гертруда де Мейляк, воспитанная в институте Сен-Дени , сначала полюбила меня, несомненно, из тщеславия; она радовалась, что нашла в моем лице богатого жениха, и сделала все возможное, чтобы привязать меня к себе, в надежде выйти за меня замуж.
Рамель . Обычная уловка всех сироток, склонных к интриганству.
Фердинанд . Но каким образом Гертруда в конце концов действительно полюбила меня? Такова уж природа этой страсти... да что я говорю - страсти? Для нее это первая, единственная и всепоглощающая любовь, любовь, которая властвует над всей жизнью и снедает ее. Когда в конце тысяча восемьсот шестнадцатого года Гертруда увидела, что я разорен, а она, как и ты, знала, что я - поэт, люблю роскошь и искусство, легкую и беспечную жизнь, - короче говоря, что я избалованное дитя... когда она узнала, что я разорен, она, ничего мне не сказав, приняла одно из тех возвышенных и постыдных решений, на которые отваживаются женщины под влиянием жгучей страсти, если они к тому же вынуждены таиться. Женщины во имя любви готовы на все, как готовы на все тираны ради сохранения власти; для женщин высшим законом является их любовь...
Рамель . Факты, дорогой мой! Ты выступаешь защитником, а я ведь прокурор.
Фердинанд . Пока я устраивал свою мать в Бретани, Гертруда познакомилась с генералом де Граншаном, который искал воспитательницу для сиротки дочери. Для нее этот старый, израненный в боях ветеран, которому стукнуло в то время пятьдесят восемь лет, был лишь денежным мешком. Вот она и вообразила, что скоро овдовеет, станет богатой, а тогда вернется к своей любви и к своему рабу. Она решила, что замужество ее пройдет как дурной сон, за которым последует радостное пробуждение. А сон этот длится уже двенадцать лет! Но ты ведь знаешь, как рассуждают женщины!
Рамель . У них свой кодекс законов.
Фердинанд . Гертруда невероятно ревнива. В награду за свою неверность мужу она требует от любовника полной верности, а так как, по ее словам, она страшно мучилась, то ей и захотелось...
Рамель . Иметь тебя под своим кровом, чтобы следить за каждым твоим шагом...
Фердинанд . Ей удалось, дорогой мой, вызвать меня сюда. И я уже четвертый год живу здесь, во флигельке около фабрики. А не уехал я отсюда на второй же день лишь только потому, что сразу же понял, что жить без Полины не могу.
Рамель . Но благодаря этой любви твое положение кажется мне, судейскому чиновнику, уж не таким плохим, как я предполагал.
Фердинанд . Не таким плохим? Да оно просто невыносимо. Ты не знаешь, каково оказаться между трех таких характеров. Полина очень смела, как и все невинные девушки, любящие идеальной любовью; они не способны видеть что-либо дурное в человеке, которого избрали в мужья. Гертруда крайне наблюдательна; нам удается скрываться лишь потому, что Полина трепещет, как бы не открылось мое настоящее имя. И этот страх дает ей силы притворяться. Но Полина только что отказала Годару.
Рамель . Годару? Знаю! Вид у него придурковатый, но это самый хитрый, самый пронырливый человек во всем департаменте. Он здесь?
Фердинанд . Обедает.
Рамель . Остерегайся его!
Фердинанд . Хорошо! Если эти две женщины, которые и без того не особенно долюбливают друг друга, узнают, что они соперницы, - дело может кончиться убийством, и, право, трудно сказать, кто из них первая схватит оружие: одна сильна своею непорочной, законной любовью; другая разъярится, увидев, как гибнут плоды долгого притворства, жертв, даже преступлений....
Входит Наполеон.
Рамель . Ты даже меня, прокурора, испугал. Нет, что и говорить, женщины сплошь да рядом обходятся дороже, чем они того стоят.
Наполеон . Дружочек! Папа и мама беспокоятся о тебе, они говорят, что надо отложить все дела, а Вернон что-то говорит о желудке.
Фердинанд . Ах ты, плут, - пришел подслушивать!
Наполеон . Мама шепнула мне на ухо: "Поди-ка, посмотри, чем занят твой дружочек".
Фердинанд . Ступай, бесенок! Беги, я сейчас приду. (Рамелю.) Видишь, она пользуется простодушным ребенком, как шпионом.
Наполеон уходит.
Рамель . Это сын генерала?
Фердинанд . Да.
Рамель . Ему двенадцать лет?
Фердинанд . Да.
Рамель . Больше тебе нечего мне сказать?
Фердинанд . Я и так уже сказал слишком много.
Рамель . Ну так иди обедать. Не говори о моем приезде, ни о том, кто я. Пусть пообедают спокойно. Ступай, друг мой, ступай.
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
Рамель один.
Рамель . Бедный малый! Если бы молодые люди изучили дела, которые прошли через мои руки за семь лет моей судебной практики, они убедились бы, что единственный возможный в жизни роман - это брак. С другой стороны, если бы страсть стала разумной, она перестала бы быть страстью, а превратилась бы в добродетель.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Рамель и Маргарита, потом Феликс.
Рамель, погруженный в раздумье, сидит в углу дивана, так что его заметишь не сразу. Маргарита вносит свечи и карты. Смеркается.
Маргарита . Четырех колод хватит, даже если придут господин кюре и господин мэр с помощником.
Входит Феликс и зажигает свечи в канделябрах.
Об заклад готова биться, что бедняжка Полина и на этот раз не выйдет замуж. Милая моя девочка! Если бы ее мать, покойница, знала, что не ее дочь тут хозяйка, - она бы в гробу перевернулась. Я только затем и не беру расчета, чтобы утешать ее, ходить за нею.
Феликс (в сторону) . Что это старуха там причитает? (Вслух.) На кого это вы ворчите, Маргарита? Уж, наверно, на барыню?
Маргарита . Нет, на барина.
Феликс . На генерала? Да что вы! Он ведь святой.
Маргарита . Святой, да слепой.
Феликс. Скажите лучше - ослепленный.
Маргарита . Вот это вы правильно сказали.
Феликс . У генерала только один недостаток: ревнив.
Маргарита . И вспыльчив.
Феликс . И вспыльчив - это одно и то же. Как только у него явится подозрение, он уже рубит сплеча. Поэтому-то он в свое время двух человек уложил сразу на месте. Что и говорить, такой нрав приходится тушить... ласками. Барыня его и тушит. Дело нехитрое! Вот она, ласкаясь, и нацепила ему, как норовистому коню, шоры: что по сторонам делается, он не видит, а она еще твердит: "Друг любезный, смотри только прямо перед собой". Вот оно как!
Маргарита . А, так вы, вроде меня, считаете, что женщина тридцати двух лет от роду может любить мужчину, которому под семьдесят, только с тем расчетом... У нее свои виды!
Рамель (в сторону) . А, слуги! Соглядатаи, которых мы сами же оплачиваем!
Феликс . Какие там виды? Никуда она не выезжает, у себя никого не принимает.
Маргарита . Ну, такая и на обухе рожь смолотит! Она у меня отняла ключи... А покойница барыня все мне доверяла! А знаете, почему отняла?
Феликс . Еще бы! Денежки копит!
Маргарита . Да, целых двенадцать лет копит и барышнины проценты и доходы с фабрики. Вот потому-то она и тянет со свадьбой милой моей девочки, а то, как та выйдет замуж, придется с ее капиталом распроститься.
Феликс . Да, ничего не поделаешь, таков уж закон.
Маргарита . Да я бы ей все простила, лишь бы только барышне жилось счастливо. Дня не бывает, чтобы я не застала бедняжку Полину в слезах, спрашиваешь, что с нею, а она: "Ничего, говорит, добрая моя Маргарита, ничего".
Феликс уходит.
Все ли я приготовила? Ломберный стол... свечи... карты... кресла... (Замечает Рамеля.) Боже милостивый! Чужой!
Рамель . Не пугайтесь, Маргарита.
Маргарита . Вы все слышали!
Рамель . Не бойтесь. Хранить тайны - моя обязанность. Я - прокурор.
Маргарита . Ой!
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Те же, Полина, Годар, Вернон, Наполеон, Фердинанд, Гертруда и генерал.
Гертруда (бросается к Маргарите и вырывает у нее из рук подушку) . Вы же отлично знаете, Маргарита, что мне неприятно, когда кто-нибудь, кроме меня, заботится о барине, к тому же только я одна умею уложить ему подушки.
Маргарита (в сторону) . Пошла кривляться!
Годар . Ба! Ба! И господин прокурор!
Генерал . Прокурор? У меня в доме?
Гертруда . Прокурор?
Генерал (Рамелю) . Сударь, чем я обязан?..
Рамель . Я просил моего друга... господина Фердинанда Map...
Фердинанд делает ему знак; у Гертруды и Полины вырывается испуганный жест.
Гертруда (в сторону) . Это его друг, Эжен Рамель.
Рамель . Фердинанда де Шарни, которому я сказал о причине моего приезда; я просил его не сообщать вам обо мне, чтобы вы спокойно пообедали.
Генерал . Фердинанд - ваш друг?
Рамель . Друг детства; мы с ним встретились тут, в аллее. Когда видишь товарища после одиннадцатилетней разлуки, кажется - век не наговориться, и я виною тому, что он опоздал к обеду.
Генерал . Однако, сударь, чем я обязан вашим посещением?
Рамель . Жану Нико, по прозвищу Шампань, вашему мастеру. Его обвиняют в убийстве.
Гертруда . Но, сударь, наш друг, доктор Вернон, установил, что жена Шампаня умерла естественной смертью.
Вернон . Да, да, от холеры, господин прокурор.
Рамель . Правосудие, граф, доверяет только своим экспертам и своим доказательствам. Напрасно вы опередили нас.
Феликс . Барыня, прикажете подавать кофей?
Гертруда . Погодите. (В сторону.) Как он изменился. Теперь он прокурор и стал совсем другим человеком. Мне страшно.
Генерал . Но почему преступление, якобы совершенное Шампанем, бывшим солдатом, за которого я охотно поручусь, привело вас в мой дом?
Рамель . Вы узнаете об этом, когда приедет судебный следователь.
Генерал . Благоволите присесть.
Фердинанд (Рамелю, указывая на Полину) . Вот она.
Рамель . Ради такой прелестной девушки можно и жизнью пожертвовать.
Гертруда (Рамелю) . Мы с вами не знакомы; вы меня никогда не видали... Сжальтесь надо мною, над ним...
Рамель . Положитесь на меня.
Генерал (видя, что Рамель разговаривает с Гертрудой) . Разве моей жене необходимо присутствовать на следствии?
Рамель . Именно необходимо. Я приехал сюда сам для того, чтобы графиню не успели предупредить, о чем ее будут спрашивать.
Генерал . Моя жена в чем-то замешана? Это оскорбление!
Вернон . Спокойствие, мой друг!
Феликс . Господин судебный следователь.
Генерал . Просите!
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Те же, следователь, Шампань и Бодрильон.
Следователь (раскланявшись) . Господин прокурор, вот господин Бодрильон, аптекарь.
Рамель . Господин Бодрильон не виделся с обвиняемым?
Следователь . Нет, его только что привели, и жандарм не покидал его ни на минуту.
Рамель . Сейчас мы узнаем истину; подведите сюда господина Бодрильона и обвиняемого.
Следователь . Подойдите, господин Бодрильон! (Шампаню.) И вы тоже.
Рамель . Господин Бодрильон, признаете вы в этом человеке то лицо, которое два дня тому назад купило у вас мышьяк?
Бодрильон . Да, он самый.
Шампань . Но ведь, господин Бодрильон, я же сказал вам, что покупаю мышьяк по приказанию барыни, чтобы травить мышей, которые завелись в доме.
Следователь . Слышите, сударыня? Он выставляет такую версию: будто бы вы сами послали его за ядом и будто он передал его вам в таком виде, в каком получил от господина Бодрильона.
Гертруда . Совершенно верно.
Рамель . Воспользовались ли вы уже этим мышьяком, сударыня?
Гертруда . Нет еще.
Следователь . Значит, вы можете нам предъявить пакетик, проданный господином Бодрильоном; на пакетике должна быть его печать, и если господин Бодрильон признает, что она цела и невредима, то тяжкие обвинения против вашего мастера частично отпадут. Нам останется только выслушать заключение врача, который производит вскрытие.
Гертруда . Пакет этот, сударь, все время лежал у меня в спальне, в секретере. (Уходит.)
Шампань . Ах, генерал, я спасен!
Генерал . Бедняга Шампань!
Рамель . Нам будет очень приятно, генерал, установить невиновность вашего мастера; в отличие от вас, военных, мы счастливы, когда терпим поражение.
Гертруда . Вот, господа.
Следователь, Бодрильон и Рамель рассматривают пакетик.
Бодрильон (надевает очки) . Пакетик не тронут, господа, совершенно не тронут; вот обе мои печати в целости и сохранности.
Следователь . Спрячьте его понадежнее, графиня. В последнее время суды только тем и занимаются, что разбирают дела об отравлениях.
Гертруда . Вы же видите, сударь, что он лежал у меня в секретере; ключ от секретера бывает или у меня, или у графа. (Уходит в свою комнату.)
Рамель (генералу) . Граф, мы не станем дожидаться заключения экспертов. Главное обвинение - и, согласитесь сами, чрезвычайно тяжкое (о нем говорит весь город) - отпало. А так как мы доверяем познаниям и честности доктора Вернона...
Гертруда возвращается.
Шампань, вы свободны.
Все выражают радость.
Но видите, друг мой, какие досадные подозрения могут возникнуть, когда между супругами нет согласия.
Шампань . Господин судейский, да спросите хоть у генерала - не сущий ли я агнец? Уж сварливей моей жены - да простит ей бог - на всем свете не сыскать было... Ангел бы и тот не выдержал. Пусть я ее и учил когда уму-разуму, зато я и наказан - никому не дай бог пережить такие минуты, какие я пережил по ее милости. Шуточное ли дело - обвинили человека в отравлении, отдали в руки правосудия, а я ни в чем не повинен. (Плачет.)
Генерал . Но ведь ты уже оправдан.
Наполеон . Папа, а из чего делается правосудие?
Генерал . Правосудие, господа, не должно допускать подобных ошибок.
Гертруда . В правосудии всегда есть нечто роковое. После вашего посещения все равно будут дурно говорить об этом бедняге.
Рамель . Сударыня, для невинных в правосудии нет ничего рокового. Вы сами видите: Шампань был немедленно освобожден... (Пристально смотрит на Гертруду.) Тот, кто живет безупречно, в ком нет иных страстей, кроме благородных и похвальных, тому нечего опасаться правосудия.
Гертруда . Сударь, вы не знаете здешних жителей. Через десять лет станут говорить, что Шампань отравил свою жену, что явились следователи и что если бы не наше покровительство...
Генерал . Перестань, перестань, Гертруда. Господа судейские исполнили свой долг.
Феликс накрывает для кофея столик в глубине сцены, налево.
Господа, позвольте предложить вам чашку кофея?
Следователь . Благодарю вас, генерал. Но ввиду важности дела мы выехали спешно, и жена ждет меня в Лувье к обеду. (Уходит на веранду и беседует там с доктором.)
Генерал (Рамелю) . А вы, сударь, - друг Фердинанда?..
Рамель . Ах, генерал, в его лице вы владеете подлинным сокровищем: это благороднейшее сердце, честнейший человек и превосходнейший характер, подобных которому мне не доводилось еще встречать.
Полина . Какой, однако, любезный этот прокурор!
Годар (в сторону) . А почему? Уж не потому ли, что хвалит Фердинанда? Ну, ну, ну!..
Гертруда (Рамелю) . Когда у вас выпадет свободная минута, сударь, приезжайте навестить господина де Шарни. (Генералу.) Не правда ли, друг мой? И нам это будет очень приятно.
Следователь (возвращается с веранды) . Господин де ла Грандьер, наш врач, признал, как и доктор Вернон, что смерть последовала от азиатской холеры. Мы просим у вас, графиня, и у вас, граф, извинения, что смутили покой вашего прелестного и мирного уголка.
Генерал провожает следователя.
Рамель (Гертруде на авансцене) . Берегитесь! Бог не поощряет столь безрассудных намерений, как ваши. Я обо всем догадался. Откажитесь от Фердинанда, предоставьте ему свободу и довольствуйтесь участью счастливой жены и счастливой матери. Дорожка, которую вы избрали, ведет к преступлению.
Гертруда . Отказаться от него! Нет, лучше умереть!